Алексей Ильич Чириков происходил из небогатого дворянского рода, уже, видимо, растратившего свои физические силы на предшествующие поколения. Быть может, поэтому Чириков был всегда худ, невысок и ко всему обладал слабым здоровьем. Но зато сила духа его границ не ведала. Характером он обладал стойким, не знающим сомнений в минуту опасности.
Отец его, Илья Родионович, служил где-то под Киевом, но имел под Москвой деревню в двадцать крестьянских дворов и сына своего по каким-то семейным соображениям воспитывал в Москве, у брата Ивана, жившего у Пречистенских ворот, в приходе у церкви Покрова Богородицы.
В двенадцать лет усидчивого в учении и любознательного мальчика определили в Школу математических и навигацких наук, где преподавал в то время Леонтий Филиппович Магницкий, чья «Арифметика» стала первым учебником Михайлы Ломоносова. А всего через год Чирикова вместе с другими, наиболее проявившими себя учениками перевели в Санкт-Петербург, в Морскую академию, незадолго до того созданную. Тут и определилась вся его дальнейшая судьба. Ходить отныне ему по морям и открывать для России новые земли.
Редкостные успехи делал Чириков в Академии. Видно было, что не от одной только прилежности преуспевал он в математике, навигации, астрономии, географии, геодезии, в военных науках и в деталях познавал корабельную архитектуру, а оттого, что это все увлекало его. Учение шло в точном соответствии с наказом Петра: «Учиться навигации зимою, а летом ходить на море на воинских кораблях и обучаться чтоб возможно было оным потом морскими офицерами быть», и офицеры из стен Академии выходили отменные. Чириков же и вовсе, окончив ее, перескочил через чин, минуя мичмана, и был назначен в Балтийский флот. И не раз еще получал он чин, перешагивая очередной, предшествующий.
А еще через год, после экзамена, учиненного в Адмиралтейств-коллегии, молодого офицера – было ему всего девятнадцать; призвали в Академию – преподавать навигацию. О жизни его в то время сведений как будто бы не сохранилось, известно только, что преподавателем он был строгим, хотя и любимым, требовательным и превосходно свое дело знающим. Однако же, судя по всему, без флота сильно скучал.
Труба его пропела, когда стала готовиться Северная экспедиция, снаряженная по завету Петра для изучения и описания дальневосточных окраин России и для выяснения – соединяется ли где-нибудь Америка с Азией. Уже более 230 лет минуло с той поры, как Колумб привел каравеллы в Америку, а на тот вопрос не может ответить никто... Под толстым слоем пыли, среди пожелтевших бумаг лежат всеми забытые скаски Семена Дежнева – он один мог бы ответить, да уж вон сколько нет на свете его...
Долгую, холодную дорогу надлежало экспедиции преодолеть. В конце января 1725 года обоз из 25 саней двинулся с адмиралтейского двора в путь длиною почти в десять тысяч верст. Основной отряд экспедиции – все грузы Беринг, глава экспедиции, поручил одному из двоих своих помощников – Алексею Ильичу Чирикову. И было тому всего двадцать два года от роду.
Сам Беринг вместе со вторым помощником и соотечественником Мартыном Шпанбергом и с инструкцией, написанной самим Петром, почившим за несколько дней до того, потому и полученной уже из рук Екатерины, отправился налегке, при первых февральских морозах. Чирикова он нагнал уже в Вологде, и дальше двигались вместе.
Потом они прошли Великий Устюг, Тюмень и благополучно прибыли в Тобольск, главный город Сибири. Но только в середине мая, с трудом преодолев всякие хозяйственные сложности, наймя работных людей и с великими заботами раздобыв несколько лодок и четыре плоскодонных дощаника, экспедиция пустилась по Иртышу, вниз по течению.
Зимовали они в Илимске. Весь путь до этого города Чириков проводил попутные изыскания, обстоятельно наблюдал, точно определив необходимые координаты, случившееся затмение Луны. Он был единственным человеком в экспедиции, который занимался этими делами не по необходимости, а просто из обычной своей любознательности.
Только в середине июня 1726 года достигли Якутска. Здесь дорога кончалась. Далее предстояло переправляться через реки, преодолевать горы, прорубаться через леса и продираться через трясины. Лишь на вьючных лошадях да на себе можно было перетащить грузы к Охотску.
Шпанберг на тринадцати дощаниках пошел вверх по Лене – с предписанием Беринга по реке сколько можно подняться, сам он с небольшим отрядом тронулся в середине августа, а Чирикову покамест предписывалось двинуться на Охотск в марте следующего года. На что рассчитывал Беринг, трудно сказать: в марте в тех краях зимние морозы еще не отпускают, да и лошадям по глубоким снегам не пройти. Не говоря уж о том, что прокормиться им нечем.
С превеликим трудом капитан Беринг достиг Охотска – люди от него в дороге бежали, трое погибли. Про отряд Шпанберга он долгое время не знал ничего, посылал навстречу людей, но они исчезали бесследно. Лишь во второй половине декабря поспело письмо, но не от Шпанберга, а от Чирикова. Он сообщал, что люди Шпанберга волокут грузы по льду Юдомы: лодки вмерзли, высвободить их из ледового плена не представлялось возможным. Пушки, необходимые в предстоящем по морю походе, ядра и прочие снасти, якоря – все пришлось оставить под охраной восьми человек. Но только после того, как ценой неимоверных трудностей и великих потерь ему удалось-таки дойти до Охотска, стали известны подробности.
Продвигаясь по пояс в снегу, голодные люди пытались спасти остатки своего снаряжения. Резали седла, ремни и варили, пытаясь заглушить голод, ели павших лошадей – и уже не чаяли дожить до Охотска... Жесткий, временами даже жестокий, Шпанберг разделил меж людьми то, что в его личных запасах имелось: «Я свой провиант – муку пшеничную, крупу, мясо, горох – все разделил людям и равно с ними такую ж нужду имел». Думается, это его и спасло. Иначе бы не выжить ему одному на той снежной, морозной дороге...
Чириков быстро и счастливо преодолел дорогу в Охотск. Никто из служилых людей от него не бежал и никто не погиб.
В конце августа 1727 года Беринг вывел в море старое, подштопанное судно, поручив его судьбу Чирикову, и новую – небольшую, но ладную «Фортуну», над которой принял командование сам. Только теперь, спустя столько времени, пройдя через столько мучений, экспедиция начинала путь по морям, следуя предназначениям Петра.
На Камчатке они построили новое судно – бот, нарекли его «Св. архангелом Гавриилом» и через три с половиной года после того, как экспедиция покинула Петербург – 13 июля 1728 года двинулись по течению реки Камчатки вниз – в океан.
Были штормы, были туманы – шли на север вдоль берега, часто и надолго теряя его из вида. 13 августа «Гавриил» ходко шел под гротом и фоком, наполненными свежим, попутным ветром. По небу неслись рваные облака. К четырем часам дня над океаном сгустился влажный туман, ветер усилился. Беринг вел судно не на запад, к берегам Чукотки, как то предписывала инструкция, а на северо-восток, уже почти двое суток они не видели берега – и не потому, что туман того не давал, а потому, что берег был теперь далеко.
В этот день случилось событие, определившее судьбу экспедиции. В восемь вечера, уже можно считать, относительно недалеко от мыса, который обогнул раньше Дежнев, но и не зная об этом – Беринг пригласил Шпанберга с Чириковым в свою каюту – держать совет. Он устал от неопределенности, от непрестанного выжидания, да и рисковать ему не хотелось. Он надеялся, что помощники поддержат его в намерении на север более не идти. Он очень на это рассчитывал.
Прочитав вслух царскую инструкцию, капитан напомнил помощникам о том, что рассказывали чукчи: «А земля наша почти отсюда поворотилась налево и пошла далеко... Нос никакой в море от земли нашей не протянулся, все наша ровная земля...» Все как есть сходится с тем, что сейчас перед ними, говорил капитан, значит, Азию с Америкой разделяет пролив. Зачем же в таком случае дальше «иттить»?
Беринг не спрашивал офицеров – согласны ли они с его мнением – он требовал подтверждения в письменном виде. Ежели что – все заодно были. Если не прав в чем – значит, и все не правы.
Первым ответил Чириков, в тот же вечер:
«И следуя оному приказу, мнение свое покорно предлагаю. Понеже известия не имеем, до которого градуса ширины из Северного моря подле восточного берега Азии... и по оному не можем достоверно знать о разделении морем Азии с Америкой, ежели не дойдем до устья Колымы или до льдов (как и велел царь Петр)... Того ради надлежит нам непременно, по силе данного вашему благородию... подле земли иттить (ежели не воспрепятствуют льды или не отыдет берег на запад, к устью реки Колымы) до мест, показанных в означенном... указе».
Мнение Чирикова было однозначным: плавание необходимо продолжить. Нет у них пока прямых доказательств тому, что существует пролив.
А что же Шпанберг? Он ответил на следующее утро. Он выразил сомнение, что невозможно подняться до 66-го градуса, и предлагал: «...мы тогда в божие имя возвратися вовремя искать гавани и сохранения в реке Камчатке, откуда мы вышли, для сохранения судна и людей». Осторожен Шпанберг. Даже и странно, что так осторожен. И вот еще что более странно: именно 66-й градус «Св. Гавриил» прошел! Уже сутки назад прошел! Как же это моряк, считавшийся опытным, мог так просчитаться...
Ну а сам Беринг? Что он решает? Ведь последнее слово за ним...
«Исследовав я поданных мнений, положил свою резолюцию... по моему мнению лутче возвратитца назад и искать гавани на Камчатке к перезимованию». Все. «Лутче возвратитца назад».
Они прошли самое узкое место пролива, о том не ведая. Азиатский берег лежал по левому борту всего в десяти милях от них, но был под покровом тумана. Будь ясный день, они бы увидели и Америку. Жаль, не послушал в тот день Беринг Чирикова...
Оставим возвратный путь в Петербург. Беринг пришел в Адмиралтейств-коллегию без уверенности, что выполнил предначертание государя и главное назначение экспедиции, но с надеждой, что, может быть, удастся убедить членов коллегии в том, что пролив все же открыт. А ему ответили: «...тако о несоединении материков заподлинно утвердиться сумнительно и ненадежно». И подчеркнули – напрасно он, Беринг, не послушал совета Чирикова и не пошел до полной уверенности до более высоких широт либо до встречи с тяжелыми льдами, которые бы засвидетельствовали: впереди океан.
О самом же Алексее Ильиче Адмиралтейств-коллегия составила такое мнение: «Будучи в оной экспедиции також и в других где он употреблен был в командах... показал себя тщательным и исправным, как надлежит искусному морскому офицеру». Беринг-то, впрочем, и сам знал это отлично.
И все же, видимо, в Беринге неудовлетворение глубоко угнездилось. Он предлагает Анне Иоанновне снарядить новую экспедицию для поиска пути от Камчатки к Америке и из Охотска – в Японию, а также для обследования российских берегов к востоку от устья Оби. Вопрос для развития русских торговых связей на Востоке решался наиважнейший и в Адмиралтейств-коллегии обсуждался при строжайшем секрете.
Чирикова в это время в Петербурге не было. Уже довольно долго он обретался в Казани, наблюдая заготовку леса для постройки судов. Незадолго до того его назначили капитаном придворной яхты, он этим почетным назначением тяготился, все стремился вырваться подальше от двора, а тут, кстати, и казанское дело подвернулось.
Коллегия его вытребовала в Петербург, ознакомила с планами Беринга, попросила высказаться о них поподробнее. Чириков как думал, так и сказал: экспедиционные суда надобно строить не на Камчатке, как предлагал Беринг, где мало лесу, строевого же и вовсе нет, а в Охотске. Кроме того, он точно определил, где именно, в каком направлении следует искать Американский берег, и впоследствии это полностью подтвердилось. Сделал он ряд других замечаний, коллегией к поправке принятых. Так что именно Чириков скорректировал план экспедиции. И именно с ним обязывала коллегия считаться Беринга: «И на тех судах на одном вам капитану-командору, а на другом – капитану Чирикову следовать, не разлучаясь обоим, и в том следовании искать американских берегов и островов с крайнею прилежностью и старанием чинить вам, господину капитану-командору, с общего согласия с капитаном Чириковым по науке морской...» Яснее не скажешь.
Так случилось, что они разлучились-таки, правда случайно, в ненастье, и эта разлука обернулась для Беринга гибелью...
Великая Северная экспедиция вышла в путь в марте 1733 года. Около 500 человек, включая крупнейших ученых, отправились через всю Россию к востоку. Многие ехали с семьями – кто знает, когда доведется вернуться... Чириков взял с собой жену и дочь.
Отношения с Берингом обострились – капитан-командор пренебрегал мнением главного помощника и довел его до того, что Чириков вынужден был просить о своем отстранении от дальнейшего участия в экспедиции. Чириков раздражался медлительностью Беринга, его нерешительностью, все оттягивающей выход в море уже готового судна, просился осмотреть на бригантине «Михаил» землю, лежащую против Чукотского носа. А Беринг, насупившись, упрямо твердил: «Этого сделать нельзя».
Плохо жилось Алексею Ильичу. У него уже трое детей, назначенного жалованья катастрофически не хватает, дороговизна в Якутске несусветная, и семья никак не может свести концы с концами. Шпанберг открыто вытягивает взятки, отнимает силой чужое, тихий Беринг честен, но случая, чтобы преумножить содержимое кошелька, тоже ни в коем разе не упускает.
4 июня 1741 года в ясный солнечный день «Св. Павел», ведомый капитаном Чириковым, и «Св. Петр» под командой капитана-командора Беринга выбрали якоря и вышли в океан из Авачинской бухты. Беринг следовал сзади. Через шесть дней плавания корабли разлучились, Беринг пытался трое суток искать пропавшего Чирикова, но безуспешно и повернул на восток, потом взял курс на север.
17 июля с борта «Св. Петра» на расстоянии двадцати миль по правому борту открылась земля. Это был западный берег Америки. Команда ликовала, а капитан-командор, озабоченный будущностью экспедиции и неизвестными возможностями на случай предстоящей зимовки, угрюмо молчал. Никто из них не знал, что американский берег на полтора дня раньше увидел Чириков.
Потеряв капитана-командора, Чириков повел «Св. Павла» сначала на восток, а потом взял севернее. Вскоре моряки стали замечать стаи чаек, уток, обычно далеко от земли не удалявшихся. Встречались тюлени, плывущие деревья, что тоже неоспоримо указывало на близость земли. Еще через три дня перед ними синеватой зубчатой стеной из океана поднялся берег. С волнением Чириков пишет: «Признаваем без сумнения, что оная часть Америки...»
Чужой берег встретил мореплавателей сурово и неприютно. Сначала жестокий шторм не давал возможности подойти близко и стать на якорь, потом не могли найти подходящей бухты. Два дня «Св. Павел» шел вдоль американского берега, и почти непрерывно с борта велись наблюдения. А потом случилась трагедия. Пятнадцать моряков под командой флотского мастера Авраама Дементьева пошли на шлюпке разведывать новую землю – узнать, какие травы на ней растут, имеются ли драгоценные камни и нет ли земли, в которой можно чаять быть богатой руде.
Они не вернулись, и судьба их осталась страшной загадкой.
Меж тем подходили к концу запасы продовольствия, почти не осталось пресной воды, и 27 июля Чириков взял курс на Камчатку. И на этом пути сделал еще открытие: Алеутские острова. Дело свершилось.
Плавание изнурило его. Алексей Ильич почти постоянно ощущал общую слабость, но мыслей о новом плавании к американскому берегу не оставлял. Весной 1742 года, совсем уж больной, он все же повел корабль на северо-восток – знакомой дорогой. Но силы свои переоценил и ослаб настолько, что едва мог передвигаться по палубе.
На обратном пути они заметили остров, который назвали именем Св. Иулиана. Кто знал, что здесь, на этой бесприютной, холодной земле, уже полгода покоится Беринг.
Только через несколько месяцев, уже в Якутске, Чириков узнал о гибели командора.
Тяжелое бремя легло на плечи Чирикова: руководство экспедицией ему пришлось взять на себя. То и дело приходилось схватываться со Шпанбергом, корыстолюбие которого не знало пределов, а честолюбивые помыслы толкали на прямую, открытую вражду с Чириковым, чьи приказы он отказывался выполнять. Еще и прежде не раз за меченный в жестокостях, Шпанберг теперь позволял себе зверские выходки и как-го едва ли не до смерти затоптал морского солдата Федора Буракова. Чириков по складу своего характера не мог такое спокойно сносить. Отношения со Шпанбергом, и без того накаленные, обострились предельно... Только и утешало, что экспедиции удалось сделать великое дело.
Результаты были огромные. Открыт западный берег Америки южнее Аляски и определено расстояние, разделяющее два континента. Открыт целый ряд Алеутских, а также и других островов, примыкающих к Америке, составлена карта Курильских островов. Другие отряды экспедиции составили карты северного побережья России и многих рек, несущих воды в Северное море – Ледовитый океан. Экспедиция, замышлявшаяся как Вторая Камчатская, стала Великой северной, небывалой по размаху и свершенным открытиям.
Чириков чувствовал, что угасает. В 1746 году ему разрешили вернуться в Петербург и на следующий год произвели в капитаны-командоры. Однако же цинга, измотавшая его в экспедиции, а кроме нее, и чахотка неумолимо истощали силы, не оставляя надежды на выздоровление...
Он умер в первых числах декабря 1748 года, оставив семью в долгах, с которыми так и не смог рассчитаться. Еще и через пятнадцать лет дети Алексея Ильича послали челобитную в Сенат «о невзыскании с них за службы отца... имеющегося на них просителях по дворянскому банку долга 4000 рублей, которых оне не только по бедности своей заплатить, но и дневной пищи не имеют».
Не думал Чириков о себе. Потому и не нажил ничего.