2 июня 1429 г. по юлианскому календарю (13 июня – по григорианскому) Карл VII наделил Жанну гербом, видимо – в память об освобождении Орлеана. Этот герб никогда в прошлом не принадлежал д'Аркам, герб которых выглядел совсем иначе (он был символичным, «говорящим»).
Этьен Вейлль-Рейналь в своей книге «Двойная тайна Жанны Девственницы» на с. 60 и 61 приводит исторические данные, касающиеся королевской грамоты, наделившей Жанну гербом. В той же книге он воспроизведен на вклейке (№ 5), с. 16 — 17. Прежде он был воспроизведен на с. 33 книги Жерара Песма «Жанна д'Арк не была сожжена» (Париж, 1960).
Вот текст грамоты: «Во второй день июня 1429 г. названный господин король, прознав про подвиги Жанны Девственницы и победы, одержанные во славу Господа, наделил, находясь в городе Шиноне, гербом названную Жанну, во украшение ее штандарта и ее самой, по нижеследующему образцу, вверив герцогу Алансонскому и названной Жанне осаду Жаржо».
Отметим, что тут ни слова не было сказано о семействе д'Арк и об этой фамилии. Гербом наделялась только лично Жанна.
Жан Жакоби в своем исследовании «Знатность и герб Жанны д'Арк» на с. 11 приводит письмо короля Англии и статью 58 руанского «дела», в которых приводится описание данного герба: «Щит с лазурным полем, в котором две золотые лилии и серебряный меч с золотым эфесом острием вверх, увенчанный золотой короной». Этот старинный текст точно воспроизводит все элементы данного герба.
Некоторые авторы в этой короне усмотрели королевский венец, символизирующий таким образом деяние Жанны, возвратившей Карлу VII ту королевскую власть, которая у него оспаривалась. Другим было угодно усматривать в мече темную полосу незаконнорожденности, которая свидетельствовала о королевском происхождении владелицы герба, рожденной в прелюбодеянии братом Карла VI Луи Орлеанским и королевой Изабо Баварской. По их мнению, все это доказывает, что Жанна была сестрой – или сводной сестрой – Карла VII.
Нашлись и такие, кто справедливо утверждает, что меч никогда не символизировал «черной полосы»; но они же усмотрели в этой короне венец, типичный для престолонаследников Франции. Жанна никоим образом не могла обладать в гербе венцом престолонаследницы, а уж тем более передавать его Карлу VII в виде королевской короны. То была бы сущая бессмыслица. Более того, корона французских дофинов – замкнутая, как, впрочем, и королевская, а корона в гербе Жанны открытая. Тогда некоторые авторы выдвинули гипотезу о короне «детей Франции». Среди них – Пьер де Сермуаз в его книге «Миссии Жанны Девственницы». Но корона, увенчивающая меч в гербе нашей героини, не соответствует традиционному образцу, которым наделялись упомянутые «дети Франции».
Напротив, это именно такая корона, которую классическая геральдика помещает в гербах «принцев крови». Отсылаем наших почтенных коллег, занимающихся этим вопросом, к «Начальному трактату о гербе» Альфонса Лабитта, с.162, и к труду Пьера Жубера «Лилии и львы, введение в искусство герба» (Париж, 1947, предисловие Арно де Корби, члена Французского общества геральдики и науки о печатях), а именно к главе «Внешние украшения, тэмбр».
Такое сопоставление оказывается плодотворным и дает возможность решить интересующую нас задачу.
Из него следует, что в глазах Карла VII и его гербовых судей Жанна не обладала рангом престолонаследницы, а также «дочери Франции». Ее положение было только положением принцессы крови. Тем самым подразумевалось, что она таки была дочерью Луи Орлеанского – но никоим образом не Карла VI и Изабо Баварской, ибо в этом случае она считалась бы «дочерью Францию». Но в таком случае кто же был тогда матерью Жанны? Мы вновь вынуждены назвать Изабо – официальную любовницу Луи Орлеанского.
Могут опять же возразить: Жан Дюнуа, сын Луи Орлеанского и Марьетт д'Энгьен, прозванный Бастардом Орлеанским, гордо носил это прозвище. В третьем лице о нем говорили: «Монсеньор Бастард», и в гербе у него «на лазурном фоне были три золотых цветка лилии, цветка Франции, с серебряной гербовой связкой из трех подвесок, каковые принадлежат Орлеанскому роду, с красным жезлом, концы которого не достают краев щита, каковой принадлежит Дюнуа, Бастарду Орлеанскому». Он стал графом де Лонгвиллем, графом де Дюнуа, королевским наместником королевства Франции, и его «темная полоса в гербе» (короткий красный жезл) была убрана, когда он получил от Карла VII королевскую грамоту, наделившую его титулом законного принца, великого камергера Короны.
Но в таком случае почему же тогдашние гербовые судьи, столь дотошные в области геральдики, не объявили о подлинном происхождении Жанны, как они сделали это для ее сводного брата Дюнуа? Да потому, что «официальная» мать Жана Дюнуа была известна всем и это не создавало никаких политических проблем. Феодалы в средние века не отрекались от своих побочных детей, напротив!
Но признать, что Жанна – дочь Луи Орлеанского и королевы Изабо, законной супруги Карла VI, признать незаконнорожденность этого ребенка, явившегося на свет в результате прелюбодеяния, значило бы утверждать то же самое о ее сводном брате Карле VII, что было провозглашено уже его собственной матерью в Трактате, заключенном в Труа. Но в статье V «Правил, определяющих условия получения французской короны», оговорено, что суверен должен быть рожден в праведном, законном браке, в результате брака его родителей. Вот почему за Жанной признали лишь статус принцессы крови; и вот почему король Англии на ее процессе велел предъявить ей упрек в том, что она использовала и носила «превосходнейший герб Франции». Уж он-то не заблуждался насчет характера герба, которым была наделена Орлеанская Девственница.
Пожалуй, небесполезно будет отметить, что в сентябре 1429 г. король Карл VII пожаловал Жилю де Лавалю барону де Рэ, маршалу Франции, дополнение к его гербу, носившее самый почетный характер. До этого в семейном гербе изображался «на золотом фоне черный крест». Король добавил туда «кайму, усыпанную лилиями».
После того как Жиль де Рэ был приговорен к смерти в 1440 г., это пожалование не было отменено, и его дочь Мари наделила своего мужа Прежана де Коэтиви обязанностью «принять имя, герб и титулы баронии и сеньории де Рэ», вменив то же самое в необходимость наследникам, рожденным от этого брака, то есть герб «с черным крестом па золотом фоне и с каймой, усыпанной лилиями».
Вот как выглядят родословные связи Жиля де Рэ с французской королевской династией:
Ги II де Монморанси-Лаваль женился на Мари де Краон баронессе де Рэ. От этого брака родились: Жиль де Лаваль барон де Рэ (женившийся на Катрин де Туар), Ренэ де Лаваль барон де ля Сюз и Жанна де Лаваль, вышедшая замуж за Луи II Бурбонского, графа Вандомского и кузена Карла VII. Так Жиль де Лаваль барон де Рэ и Луи II Бурбонский стали свояками, а Катрин де Туар и Карл VII стали кузенами через свойство.
Как мы видели, наделение лилиями могло истолковываться как особая честь. Удостаивался ее не каждый. Дело в том, что обычно забывается, что Жиль де Рэ был свояком Луи II Бурбонского, графа Вандомского. Таким образом, через свойство он стал кузеном Карла VII, поскольку его сестра )Канна де Лаваль была супругой этого Луи II де Бурбон-Вандома, кузена короля и прямого потомка Людовика Святого.
Тем не менее не исключено, что герб, созданный гербовыми судьями для Девственницы, содержит в себе настоящую, хотя и не явно выраженную «темную полосу незаконнорожденности», эзотерически выраженную напоминанием о мече из Фьербуа, унаследованном от Луи Орлеанского, и венчающей его короной «принцев крови», помимо прямого значения этих изображений.
Впервые игра в тарок, породившая впоследствии наши игральные карты, появилась во Франции в царствование Карла VI. Было это во дворце Сен-Поль, где король проживал с Одеттой де Шандивер. Набор тароков состоит из 22 так называемых ведущих карт и 56 так называемых второстепенных карт. Эти последние подразделяются на четыре разряда: динарии, жезлы, кубки и мечи, соответствующие нашим трефам, бубнам, червям и пикам. В каждом разряде есть король, королева, кавалер, валет и 10 значений, начиная с 10 до 1, туза.
Но в разряде мечей туз тарок Карла VI изображен в виде руки, держащей меч в вертикальном положении, причем острие меча вдето в корону. По обеим сторонам короны – две ветви неизвестного растения, выходящие из этого круга, ниспадают вдоль лезвия меча (подобно цветкам лилии в гербе Жанны) наряду с каплями или слезами, истекающими из этой короны.
Эта карта – туз меча – обладает в тароках вполне определенным значением, бесспорно окрашенным сексуальной и эротической символикой: половые сношения, беременность, переплетение, взаимопроникновение и пр. В обычных колодах карт соответствующая карта – то есть пиковый туз — означает «забава», то есть сексуальное приключение, прелюбодеяние, блуд и т.д.
Если припомнить, что в колоде карт «Девственница» пиковая королева (или королева меча) называется «Девственницей», то невозможно не установить связи между этим тузом меча, означающим особенно заметную беременность, и гербом Жанны, который, бесспорно, воспроизводит его. Видимо, здесь оказалась деликатно выраженной та «темная полоса в гербе», отыскать которую более или менее явно стремились в этом загадочном гербе историки. Дело в том, что сексуальный символизм этой карты – туза меча очевиден. Меч изображает фаллос, проникающий в корону, символизирующую женский половой орган. Специалисты по символике, вот уже два века изучающие «Игру в тарок» Карла VI (XV в.), воспроизведенную в «Марсельской игре в тарок» (XVII в.), никогда не расходились в своих выводах, и эта символика отразилась на карте, производной от этой игры: пиковом тузе.
Пусть нас не удивляет чрезмерно откровенный характер этих символов. Наши средневековые предки не были чересчур стыдливыми! Надо ли напоминать о том, что пространство в гербе, отведенное девушкам, изображалось ромбом, в то время как вдовам полагался безупречно круглый диск? Таков был намек на анатомические различия между девственницей и женщиной.
Таким образом, вместо классической полосы, чересчур недвусмысленно говорящей о незаконнорожденности как следствии прелюбодеяния, что не могло не вызывать вопросов, гербовые судьи Карла VII использовали символическую композицию, расшифровка которой была бы непосильной задачей для большинства людей. Не будем забывать о том, что геральдика, наука, о которой широкая публика нашего времени не имеет ни малейшего представления, была хорошо знакома тогдашней знати, а также любому образованному человеку, даже разночинцу.