Мария Магдалина: Иисус и смерть Крестителя

Хотя только отъявленные скептики осмелятся отрицать, что чудеса время от времени случаются — следует ска­зать, довольно редко, — даже многие простодушные жи­тели Римской империи выражали сомнение в силе Иисуса Христа. Как в Еврейском, так и в Талмуде Вавилонском недвусмысленно говорится об Иисусе как о «египетском колдуне, которого следует побить камнями, поскольку он практикует магию, подбивает евреев молиться чужим богам и является лжепророком, сбивающим Израиль с пу­ти истинного».

В этом свете знаменателен тот факт, что Иисус предстал перед Понтием Пилатом как «злодей», а это в те времена было точным термином обвинения и колдовстве, это же обвинение предъявляли впоследст­вии христианам в Риме. Приговоренные Нероном к страш­ной казни через сожжение живьем были осуждены за «ненависть к расе человеческой», что Мортон Смит счи­тает обвинением «в колдовстве».

Из текстов таких апологетов, как Юстин Мартир (100—65 до н. э.), можно сделать вывод, что чудеса Иису­са были фокусами или, может быть, галлюцинациями, имевшими место только при физическом присутствии Иисуса, — египетские маги славились своими феноменальными способностями к гипнозу. О реальном харак­тере чудес есть много и других намеков, которые лишают людей иллюзий на этот счет: Иисус мог обеспечить ог­ромное изобилие пищи, что является широко известным трюком, который упомянут в древнем папирусе о магии; он вызывает бурю — даже христиане верят, что это можно сделать с помощью магического талисмана (и, разумеется, способность вызвать бурю всегда приписывали ведьмам, как в «Макбете»); а когда Иисус проклял смоковницу, он просто продолжил освященную временем традицию порочной практики магов, «уничтожающих», «сжигаю­щих» или «иссушающих» живое.

Хотя верующему католику и неприятно это услышать, но Церковь поддерживает многовековую атавистиче­скую традицию магов, заключающуюся в превращении одного вещества в другое (простого хлеба и вина в плоть и кровь Христа — поразительная форма очевидного кан нибализма и вампиризма), использовании реликвий, приносящих благословение и чудесное исцеление, крово­точащих и плачущих статуй.

В Евангелии от Иоанна Иисус посылает Святого Духа в своих учеников, что исполняет дуновением в них: Цельс сообщает о египетских магах, которые изгоняют демонов и исцеляют с помощью дуновения. Среди наиболее не­приемлемых для сегодняшнего дня высказываний Иису­са есть такие: «Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку — домашние его». Христианские апологеты ут­верждают, что это просто пророчество об обстоятельс твах, которые будут в будущем, когда религия вызовет раскол даже в одной семье. Но даже в том случае, если он готовил свою паству к столь суровому будущему, почему он был доволен этим? Выглядит фраза так, будто он хвас­тает грядущей волной домашней ненависти. Довольно любопытные слова из уст носителя мира и для авторов Евангелий, которые включили их в канонический текст. Как ни печально, но более вероятно, учитывая и другие многочисленные примеры, что смысл этой фразы абсолютно прямой, — он сказал то, что хотел сказать. Воз буждение ненависти было хорошо известной особенно стью магов, которые не только изгоняли демонов, но и могли подстрекать своих злобных существ делать свое дело в качестве слуг дьявола. (Эти существа упомянуты также в «Пистис София», что отражает сложившийся в те времена образ Иисуса как мага.)

Знаменательно, что изгнание демона силой другого демона было общей практикой среди египетских колду­нов I века: философ Порфирий записал свою хвалу богу Серапису как «повелителю демонов, который заклина­ниями изгоняет их». Здесь снова прослеживаются верования и практика египетских магов и связь с Сераписом, спутником царицы магии Исиды, роль которой в миссии Иисуса исполняла черная «богиня» Магдалина.

Естественно, люди боялись такой власти над демона­ми, испытывали огромный страх перед магами. Как отме­чает Мортон Смит, «то была магия самая черная из воз­можных, поэтому неудивительно, что в Евангелиях рас­сказ о подобной практике Иисуса сведен к минимуму». Он не «посылает» легион демонов в свиней, он всего лишь «разрешает» демонам войти в них и уничтожить.

Другим малоприятным деянием Иисуса было прокля­тие смоковницы, которая осмелилась не иметь плодов, когда он был голоден. В раздражении он воскликнул: «Да не будет же впредь от тебя плода навек». И смоковница тотчас засохла, поразив учеников скоростью возмездия. Когда Иисуса спросили, как такое могло случиться, он ответил: «Истинно говорю вам, если будете иметь веру и не усомнитесь, не только сделаете то, что сделано со смоковницей, но еще и горе сей скажете: поднимись и ввергнись в море, — будет; и все, что ни попросите в молитве с верой, получите». Но зачем эта демонстра­ция злобы, когда — предположительно — его сил было до­статочно, чтобы благословить смоковницу, и она внезапно отяготилась бы плодами для утоления голода не только Иисуса, но и других путешествующих? Хочется выразить симпатию Дж. Р. Акерлею, который в письме к историку оккультизма Фрэнсису Кингу, взывал: «Вглядитесь в него пристальнее, ну не поганый ли человечишка? Разве мож­но простить ему бесплодную смоковницу?» Не удиви­тельно, что теологи пытались успокоить то возмущение, которое вызывает этот эпизод, давая неубедительное толкование его как символа системы, пытающейся унич­тожить Иисуса, хотя только после исключительных по сложности интеллектуальных вывертов можно прийти к какому-то смыслу при таком толковании.

Был ли Иисус на самом деле странствующим египет­ским колдуном, обманывавшим массы чудесами? Про­фессор Смит полагает, что большая часть данных об этом была уничтожена, когда верующие «не только писали тексты, но занимались организацией Церкви», которая впоследствии была использована для «расправы с теми, кто был не согласен». Тем не менее остается фактом то обстоятельство, что многие последовали за Иисусом бла­годаря «театральному эффекту» сотворения чудес — и, несомненно, самым большим чудом во всей этой исто­рии было воскресение Спасителя из мертвых в гробнице. Хотя, как мы уже видели, это высшее чудо было неотъемле­мой частью биографии каждого умирающего и воскреса­ющего бога — особенно Осириса, черного бога культуры, одержимой физическим бессмертием, — в его отношении тоже возникло подозрение в акте черной магии-некро­мантии. В невразумительном проклятии раввинов III века говорится: «Горе тому, кто сделает себя живым Именем Бога», то есть подразумевается, что произнесение тайно­го имени Бога, чтобы вдохнуть жизнь в чей-то труп, счи­талось самым ужасным из всех заклинаний.

Судя по тому, что сказано в Евангелиях, Иуда за трид­цать сребреников продал на самом деле описание ритуа­ла воскрешения Аазаря в Вифании, что рассматривалось не только отвратительным примером некромантии, но и угрозой разрушения Храма. Согласно Евангелию от Иоанна, «первосвященники планировали убить Лазаря, а также Иисуса», потому что толпы собирались, «чтобы лицезреть воскресшего Аазаря». В других Евангелиях предательство Иуды следует сразу за помазанием, вы­полненным Магдалиной. Как бы там ни было, нечто, случившееся в Вифании, было столь отвратительным, что, в конечном итоге, привело к выдаче Иисуса врагам его. Десмонд Стюарт пишет: «...данные о Вифании пока­зывают, что Иисус практиковал мистерии, подобные тем, что прошел Ауций Апулея в культе Исиды».

Посвященный в мистерии Исиды герой «Золотого осла» писал об изменившем его жизнь опыте: «Я уже по­дошел к вратам смерти и поставил ногу на порог Прозер­пины, но мне было дозволено вернуться, пройдя через все элементы. В полночь я видел солнце, сияющее как в пол­день; я попал в присутствие богов подземного мира и бо­гов мира верхнего, стоял рядом и молился им».

Для человека извне — и, несомненно, для авторов Евангелий — должно было казаться, что Лазарь-Иоанн умер на самом деле и был воскрешен магической силой Иисуса. Не зная мистерий Исиды, наблюдатель со сторо­ны и даже многие из учеников не могут осознать то, что они видят или слышат, а именно — только символичес­кую смерть. Соответственно, должны были распростра­ниться слухи, что Иисус некромант (особенно в том слу­чае, если для ритуала он использовал настоящую гробницу). Для культуры, которая питает острое отвра­щение ко всему, связанному с физическими смертными останками, такие действия немедленно ставили его вне закона.

Если смерть Лазаря была символической, то не было ли распятие инсценированным действом? В этой истории есть некоторые странности: распятие произошло в от­сутствие толп народа и на некотором расстоянии от тех немногих, кто присутствовал. Иисус умер очень быстро для молодого человека, а распятие должно было длиться много часов, даже дней, он же умер через несколько часов и не получил даже обычного «удара милосердия», когда ломают ноги, чтобы распятый быстрее умер. Возможно, губка с уксусом, которую ему поднесли на кресте, содер­жала какой-то наркотик, под действием которого он впал в коматозное состояние, временную смерть, достаточно долгую, чтобы очнуться уже в гробнице. Если это так, то это могли организовать только римляне-охранники или даже сам Пилат. Возможно, распятие было задумано как высший ритуал посвящения, испытание болью, которая временно освободит его душу для встречи с богами, точно так же, как шаманы используют боль и наркотические вещества для посещения другого мира и познания великих тайн — намеренное введение в состояние, подобное смер­ти. Может быть, Магдалина со своими деньгами и высо­ким статусом подкупила римских воинов, чтобы распятие состоялось на условиях самого Иисуса.

Возможно и другое: он был казнен, и его тело украли ученики, а вся история с воскресением была придумана, чтобы позорный конец в руках ненавистных римлян вы­глядел более благородным, подобно тому, как некоторые французские преступники и коллаборационисты во вре­мя Второй мировой войны внезапно оказались героями Сопротивления в позднейших рассказах. Следует пом­нить, что Евангелия были написаны через несколько де­сятилетий после событий, и к этому времени уже было отмечено отсутствие обещанного Второго Пришествия во славе, которое, как твердо верили первые ученики Иисуса, должно было состояться при их жизни. Мессия, который умер позорной смертью и не вернулся, как обе­щал, был превращен в бога-жертву, который воскрес из мертвых после обычных двух дней в гробнице и после свершения нескольких чудес в преображенном виде воз­несся на небеса. Это физическое «вознесение» на небеса стало также судьбой Девы Марии, хотя есть несколько интересных предположений о местонахождении ее гробницы. Возможно, даже авторы Евангелий поразились бы, что их лихо закрученный сюжет все еще остается дог­мой в мудром XXI веке и сомнение в том, что это дейст­вительно произошло, считается богохульством.

В этой книге не рассматривается то, что реально случи­лось с Иисусом на кресте: умер ли он, как утверждается в общепринятой истории, послал на смерть кого-то вместо себя, как считают некоторые группы из Братства Сиона, или впал в подобную смерти кому, от которой впоследст­вии очнулся. Однако ясно, что произошло нечто драматическое, что заставило его расстаться с Марией Магдали­ной, поскольку согласно французской легенде она бежала в протекающей лодке сразу после распятия — предполо­жительно, вследствие враждебности Симона Петра. При­чиной бегства, возможно, была и не смерть Иисуса: ее отъ­езд мог быть вызван разрывом между ними...

События в гробнице и вокруг нее тоже весьма туман­ные. Даже некоторые его последователи считали, что ученики украли его тело, заявив при этом, что он воскрес из мертвых. Миф о воскресении — хорошо известный большинству людей того времени как часть истории Таммуза, Осириса и Диониса — был состряпан на скорую руку в качестве благопристойного прикрытия, посколь­ку еврейский мессия не должен был быть казнен как за­урядный преступник. Воскресение должно было облаго­родить эту унизительную трагедию, дать Иисусу статус Царя, поскольку Иисус в стиле мистерий Осириса воз­рождался, а все мертвые фараоны становились «Осири­сами». История о встрече Иисуса с двумя учениками по дороге в Эммаус была взята из древнего мифа, который послужил основой для гимна Исиде Луция, героя романа Апулея «Золотой осел».

По мере того, как события вокруг Иисуса обрастали все большим количеством чудес — или, в зависимости от точки зрения, становились все более фантастическими, — возникло подозрение, что такое обилие чудес является показателем коллективной защитной позиции авторов Евангелий и ранних христиан. Выглядит так, будто они говорили: «Ваш учитель или бог может быть могущест­вен, но ни один человек не может сотворить столько чу­дес, как наш». А соперником был, как нам кажется, не Серапис и даже не любимый римлянами Митра, но фигура, стоящая гораздо ближе к Иисусу, — человек, значимость которого постоянно проявляется в этом исследовании. Этим тревожащим соперником был, конечно, возлюб­ленный Леонардо Иоанн Креститель, любопытный персонаж, в отношении которого Братство Сиона провозг­ласило себя его «меченосцами».

Но почему этот столь страшный соперник-аскет — ко­торый появляется на сцене только для того, чтобы упасть Иисусу в ноги перед тем, как крестить его, — имел столь большую власть над сердцами и умами еретиков? Иоанн в своем верблюжьем плаще, питающийся сушеными куз­нечиками и медом в пустыне, из которой он вышел, что­бы призвать людей «покаяться и креститься», выглядит не столь уж харизматичной личностью, чтобы склонить на свою сторону таких закаленных циников, как Леонар­до, или грубых рыцарей-тамплиеров, которые не только воспринимали его всерьез, но обожали. Но, как мы уви­дим, Евангелия Нового Завета представляют собой не единственный источник, из которого мы черпаем инфор­мацию о Крестителе, хотя в широко известных Евангели­ях от Матфея, Марка, Луки и Иоанна достаточно дан­ных, чтобы возникли подозрения, что не все было столь уж гладко в отношениях между Иисусом и Крестителем, что Иоанн не был просто предтечей Мессии.

Довольно странным выглядит то обстоятельство, что Иоанн, бесславно потерявший голову по приказу Иро­да в ответ на просьбу своей падчерицы Саломеи после признания и крещения Иисуса, никогда и нигде не упо­минается в качестве первой христианской жертвы. Более того, он непостижимым образом вообще не выглядит христианином. Из всех святых он стоит особняком, зага­дочно изолированным в особой категории, к которой принадлежит он один. Нам не сообщается о каких-либо его отношениях с Иисусом перед крещением или с кем-либо из его учеников — включая Магдалину, — хотя было бы странно, если бы он не знал о них. Иоанн не только крестил тысячи людей, но и всегда был тесно связан с Марией в умах еретиков. Почему? В чем заключается секрет Крестителя?

Добавить комментарий