Потанин – на жестоких перекрестках

С каждой минутой обстановка накалялась все более, Потанин не мог не чувствовать это, но и изменить что-либо не представлялось возможным. Монастырь Шара-Сумэ, расположенный на южном склоне Алтая, — резиденцию воинственного жреца Цагангэгэна, все равно не удалось бы обойти стороной. Да и велик был соблазн познакомиться по пути с архитектурой буддийского храма...

Китайское селение, расположенное неподалеку от храма, казалось вымершим, брошенным. Маленькая русская экспедиция всего из восьми человек, миновала селение и двинулась к шаткому мостку, перекинутому через ров, окружающий монастырь. Но на мост им не дали ступить. Из ворот монастыря выкатилась толпа и, возбуждаемая монахами, принялась забрасывать чужеземцев комьями глины. В переговоры монахи не желали вступать. Они требовали, чтобы русские уходили туда, откуда пришли.

Потанин сделал рукой знак, и все развернули лошадей в обратную сторону. Григорий Николаевич украдкой наблюдал за женой, Александрой Викторовной. Она держалась невозмутимо.

Все так бы и кончилось – относительным миром, если бы Потанин вот в эти минуты не захотел поближе рассмотреть кумирни монастыря. Не следовало, конечно, ему этого делать... Люди набросились на всадников, начали стаскивать их с лошадей, избивать. «Не стрелять!» — только и успел крикнуть Потанин. Он увидел, как двоих его товарищей тащили по земле, пиная ногами, развернул было лошадь, пытаясь увести за собой остальных, но был тут же настигнут, пленен, обезоружен и посажен в полутемную монастырскую келью.

Как же неудачно складывалось путешествие...

В самом начале пути в глубины северо-западной Монголии, в страну, о которой практически ничего не было известно, кроме того, что она лежала меж хребтами Тянь-Шаня и Танну-Ола, — в самом начале долгого и трудного пути он вместе со своими товарищами оказывается в плену...

Отворилась дверь, вошел лама. Следом появился служитель с бараньей тушей в руках. Немногословно лама пояснил, что завтра русских будут судить за надругательство над святыней. Потанин молча пожал плечами. Что-либо объяснять сейчас просто бессмысленно. Дверь за ламой плотно закрылась. Заканчивался июль 1876 года.

В эти минуты Потанин не мог не вспомнить три года, проведенные в омской тюрьме в ожидании приговора Московского отделения сената. Омский суд объявил свой приговор: пять лет каторги.

Потанин закрыл глаза, прислонился к прохладной стене. Хуже, чем было, теперь никогда уж не будет... Долгая дорога почти через всю Сибирь в далекую крепость Свеаборг в арестантские роты с каторжным отделением, где ему и предстояло отбывать наказание.

За что? За то, что открыто боролся со злом. За то, что отстаивал идею автономной Сибири и был активным членом «Сибирских патриотов» — кружка томской молодежи. Не понимали они тогда, что не за автономию Сибири надо бороться, а за решительное и безоговорочное свержение царского самодержавия. Россия – одна, и разве может быть свободной Сибирь в то время, как другие ее земли, окраины страдают от жесточайшего гнета...

Тяжкие времена для него тогда наступили. Так хорошо научная работа пошла, и вот теперь все предстоит перечеркнуть и забыть. Три года ожидания минуло – три года за тюремной решеткой и еще пять лет на каторге пережить предстояло... Восемь лет жуткой, мрачной в своей безнадежности жизни...

Видимо, от отца унаследовал он характер, не дающий мириться со злом. Будучи хорунжим Сибирского казачьего войска, отец не скрывал своих взглядов и за столкновение с начальством был посажен в тюрьму с разжалованием в рядовые. В довершение бед – новый удар. Мать умерла, и не будь на свете добрых людей, неизвестно, как бы повернулась жизнь у Григория.

А он с детства мечтал путешествовать. В восемь лет прочел «Робинзона Крузо» и потерял покой, мысленно пускаясь в дальние, полные приключений странствия. Судьба, как известно, чаще всего благоволит к тем, кто устремленно движется к цели. К Потанину поэтому тоже по-своему благоволила. И хотя жизнь его была тяжела, исполнена мучений, лишений, в главном он добился осуществления: стал выдающимся исследователем, путешественником, много сделавшим во славу Отечества.

После окончания Омского кадетского корпуса, куда его определил бывший командир отца, полковник Эллизен, Григорий Потанин, произведенный в офицеры, получил назначение в Семипалатинск, в казачий полк. Много пришлось ему поездить тогда. Но для него это были не просто служебные поездки, а путешествия, во время которых он собирал гербарий, этнографический материал. Он выписывал «3аписки» Географического общества, изучал ботанику по книгам, покупаемым на скромное офицерское жалованье. И к тому времени, когда случай свел его в Омске с Петром Петровичем Семеновым, возвращавшимся из экспедиции на Тянь-Шань, Потанин обладал довольно обширным знанием ботаники, чем Семенова немало и удивил.

Петр Петрович всегда всем помогал. Особенно, если видел, что человек одарен и искренне, без расчетов любит науку. Он убедил молодого казачьего офицера, что тому необходимо учиться, и он, Семенов, обещает поддержку. Сославшись на болезнь, Потанин подал в отставку.

А денег на дорогу в Петербург не смог наскрести. В Барнауле удалось пристроиться к каравану, идущему с золотом в Петербург. Взяли его бесплатно, охотно: дорога опасная, и бывший офицер, умеющий обращаться с оружием, лишним не станет.

В университет он поступил в двадцать четыре года, однако проучился лишь два первых курса: пошли студенческие волнения, университет закрыли, и Потанин остался не у дел, совершенно не представляя, что предпринять без денег в такой ситуации. Выручил все тот же Семенов, рекомендовавший Потанина в экспедицию Струве, собирающуюся в южную Сибирь для астрономического определения географических координат российских пограничных пунктов. И Потанин двинулся в долину Черного Иртыша, на озеро 3айсан-нор и в Тарабагатайские горы. В своей первой экспедиции он множил гербарий, записывал киргизские песни, легенды, пословицы. Сбывается помаленечку то, о чем безудержно мечтаешь...

В Омске он уже более не оставался. Томск, лежащий на Главном Сибирском тракте, стал средоточием культуры в Сибири, здесь были гражданские учебные заведения, издавалась газета. Потанину не пришлось долго искать работу: он занял скромное место преподавателя естественной истории в гимназии. Он один. Ему много не надо. Но вот здесь-то он и увлекся кружком «сибирских патриотов».

И вот все позади! Все испытания, каторга – все! Он ведет свой караван, свою экспедицию в глубины Монголии, в ее северо-западную часть. На тридцатый день пути, после того как экспедиция вышла из 3айсана, русского пограничного города, достигли они стен монастыря Шара-Сумэ.

...К вечеру следующего дня заточения путешественникам зачитали акт обвинения. Ничего удивительного, все как и следовало ожидать. Их обвиняли в святотатстве, в затеянной свалке с местными жителями. И отпускали, разрешали идти дальше лишь при условии, что двинутся они пикетной дорогой. В противном же случае оружие русским не будет возвращено.

Их направляли дорогой, где легко будет следить за каждым их шагом, и в сторону от тех мест на южном Алтае, ради которых они отправились в путь.

Григорий Николаевич колебался недолго. Он нашел проводника-киргиза и безоружный вышел на дорогу.

Они шли через горные перевалы и пересекали холмистые террасы, покрытые гранитными валунами, оставленными некогда ледниками, проходили через иссушенные, безводные местности и преодолевали быстрые, шумные речки. Оставались позади дремлющие ледники и подвижные осыпи, с которых, грозя шумным обвалом, катились мелкие камни. Потанин, не довольствуясь тем, что встречалось в дороге, совершал частые экскурсии в стороны от основного пути, описывая строение гор, собирая образцы разноцветных гранитов, черного базальта, темно-серого, тускло поблескивающего порфирита. Это –была первая геологическая и геоморфологическая съемка Монголии в ее северо-западной части.

В Кобдо, одном из главных торговых центров Монголии, они провели короткую зиму, приводили в порядок коллекции, наблюдали быт этого города, служившего перевалочным пунктом на пути торговых караванов, несущих из Пекина знаменитые на весь мир китайские шелка, фарфоровую посуду, табак, чай. Из России сюда приходили караваны с сахаром, изделиями из чугуна и железа, имевшими в Китае большой спрос, — котлами, ведрами, ножами, ножницами и всякими прочими разностями. Во всем городе никто постоянно не жил: приезжали на торговлю купцы и, сделав свои дела, уезжали. Отслужив недолгую службу, исчезали чиновники. Китайские гарнизоны приходили и уходили, оставляя место другим. Изредка только на улице можно было увидеть женщину, а детей и вовсе не было. Странный такой город, непохожий ни на какие другие... Потанин наблюдает его жизнь и подробно описывает. Обычаи китайцев, их праздники, жертвоприношения, на которые обычно европейцы не допускались. Эта экспедиция собрала ценный геологический и этнографический материал и благополучно закончилась в Хами, самом восточном городе Китайского Туркестана.

Потом были еще две экспедиции, в которых удалось завершить исследование избранной части Монголии, собрать полнее гербарии, поскольку прежде, во время первой экспедиции, в некоторых местах шли поздней осенью, когда о сборе растений не могло быть и речи. И, кроме того, удалось проследить связь между пересохшими озерами, описать новые области.

Монгольские экспедиции сделали известным Потанина. Его отчеты, изданные в Петербурге Географическим обществом, представляли собой четырехтомный, объемистый труд, поражавший обилием собранного материала и его разнообразием. Автор, оказывается, исследователь, соединивший в себе несколько разных научных школ: он и ботаник, и геолог, и этнограф. Он же историк и экономист, зоолог, картограф. Данные, им полученные, позволили уточнить старые карты, закрасить на них «белые пятна», проставить высоты, соответствующие истинным, прояснить географические координаты многих пунктов. Ценнейший научный материал представляли коллекции — гербарии, собрания млекопитающих, рыб, птиц, моллюсков, пресмыкающихся, насекомых. Мир не изученной ранее области Монголии предстал во всей своей полноте.

Но и о людях он много нового сумел рассказать. Потанин впервые описал несколько народностей, ранее вовсе неизвестных или известных только понаслышке. Два отдельных тома включали народные легенды, сказки, эпосы – все, что удалось услышать из народного устного творчества, было подробно записано и стало достоянием науки.

А впереди его ждали новые дороги. Новые находки и поиски. Есть люди, которым суждено, пока они живы и пока в них есть силы, ходить по земле. Григорий Николаевич Потанин один из этих, немногих людей. Счастье они находят в дороге.

Географическое общество отправляло Потанина в его первую китайскую экспедицию. Шел 1884 год. Овеянный славой Пржевальский затерялся где-то в Тибете, в четвертой своей экспедиции. Потанину же предписывалось продвигаться такими маршрутами, которые дополнили бы работу Пржевальского. Экспедиция Пржевальского должна была исследовать как можно больше пространства, Потанин же, двигаясь в населенной части провинции Ганьсу, должен был описывать природу нагорной Азии и ее переходы к теплым долинам китайских равнин.

Потанин вместе со спутниками прибыл в Батавию на русском фрегате «Минин».

Большой переход из Кронштадта через Индийский океан успешно закончился на острове Ява, фрегат ушел, а Потанин дожидался корвета «Скобелев», который и должен доставить экспедицию в китайский порт Чи-Фу.

Первого апреля 1884 года русская экспедиция высадилась на китайскую землю. Через два месяца, закончив полное снаряжение, наняв ходких лошадей и выносливых мулов, путешественники вышли из Пекина и двинулись по Императорской дороге через Великую Китайскую равнину.

Дорога вела мимо небольших селений и оживленных городов, мимо караванов, окутанных клубами пыли, мимо бесчисленных нищих в рубищах, тянувших навстречу руки, вымаливая подаяние.

Через семь дней пути Потанин повернул караван на запад, к синевшим на горизонте горам, и вскоре достиг ответвления Великой Китайской стены, построенной еще в 211 году до нашей эры. Потом за спиной путников остались старинные монастыри с живописными кумирнями, большой древний город Куку-хото, Хуанхэ, величественно несущая желтые воды. Они вышли в долину Ордос, лежащую в ее гигантской излучине.

Потанин здесь много работал. Наблюдал подвижные пески, описывал образование барханов, зарисовывая их со всей тщательностью, обращая особенное внимание на форму, крутизну склонов. Ему удалось проследить некоторые закономерности и найти объяснение. И, конечно же, по своему обыкновению прислушивается к легендам, преданиям местных людей, которые могли бы дополнить картину жизни пустыни.

Пример Ордоса он использовал для того, чтобы выйти на крупные теоретические вопросы образования песчаных форм и перебросить от них мост к пустыням Средней Азии.

Потом он исследовал страну тангутов, населявших Тибетское нагорье, народ своеобразный и самобытный, так мало похожий на иные народы Азии. Замечательные охотники, они вели и кочевой, и оседлый образ жизни и никому не позволяли поработить себя.

Удивительно обилен был материал, собранный Потаниным в тибетско-китайской экспедиции. Возвращались они через Центральную Монголию, минуя город Кяхту.

Поселившись в Иркутске, Григорий Николаевич вступил в должность правителя дел Восточно-Сибирского отдела Географического общества, писал отчет о своей экспедиции, организовывал географический музей. Александра Викторовна была все время рядом с мужем, помогала обрабатывать обширнейший материал, собранный в пути, сама писала этнографические очерки и печатала их в новой газете, выходящей в Иркутске. Позже, когда Потанины перебрались уже в Петербург, отчет Григория Николаевича был издан Географическим обществом и принес ему известность.

А вскоре и новая экспедиция: в восточные окраины Тибета и китайскую провинцию Сычуань, — начавшаяся в Кяхте осенью 1892 года. Дорога по почтовому тракту в некоем подобии кибитки, похожей на ящик или на тесную бочку. Камни и рытвины, попадавшиеся едва ли не при каждом новом обороте колеса, заставляли нескладный экипаж вздрагивать, будто живое существо, бившееся в предсмертных судорогах. Потанин с тревогой поглядывал на жену и видел, что она терпит из последних сил, то и дело прикладывая руку к сердцу.

С неимоверным трудом добрались до Пекина, где врач в русском посольстве, осмотрев Александру Викторовну, настоятельно советовал ей оставить всякие мысли о возможности дальнейшего путешествия. Она молча кивала, лишь бы убедить врача в своем послушании, а сама думала лишь об одном: как же Григорий Николаевич останется один, без нее? Он же совершенно не может заботиться о себе...

Григорий Николаевич ей уступил...

Месяц продолжался их путь в жесткой телеге до древней столицы Китая Сиань-Фу. И еще более тысячи километров Александру Викторовну несли на носилках через горы Цзин-линь-шаня, пока экспедиция не достигла столицы провинции Сычуань. Неожиданный по силе припадок случился с ней уже на самой границе с Тибетом. На какое-то время она потеряла сознание, а потом лишилась речи. Врача в обозримых окрестностях не было, да и быть не могло...

Когда ей стало получше, Александра Викторовна попросила мужа оставить ее на въезжем тангутском дворе, где и случилось несчастье, но уж теперь-то, конечно, этого было делать нельзя. Григорий Николаевич решил прервать экспедицию и повернуть на Пекин. После первого же перехода с ней произошел новый припадок, парализовало ноги, отнялся язык... Потанин, перетерпевший всякое в жизни, в полном отчаянии...

Она умерла в пути, в лодке, когда экспедиция спускал ась вниз по Янцзы. Но они еще не расстались: огромный путь до Пекина, потом до Урги, как в то время называли Улан-Батор, и до русской границы несли ее тело. Не хотел Потанин оставлять ее одинокой. И только в Кяхте предал земле.

Несколько лет он не допускал мысли о новой экспедиции. И лишь в 1899 году набрался сил, чтобы пуститься в последнее путешествие. Он обследовал область хребта Большой Хинган – малоизвестную, со множеством «белых пятен», лежащую между Маньчжурией и Монголией. Вот теперь он поставил точку.

А итоги его многотрудной жизни подводили другие. Академик Владимир Афанасьевич Обручев, ходивший вместе с Потаниным, оставил такие строки: «Действительное научное исследование Внутренней Азии началось именно с путешествий Потанина, Пржевальского и Певцова... Маршруты их то сближаются и даже скрещиваются, то далеко расходятся; есть местности, где побывали все трое, но гораздо больше местностей, где прошли только двое или один из них... До путешествий Потанина, Пржевальского и Певцова этой основной канвы, необходимой для более детальной современной работы, еще не было, а были только обрывки ее, клочки, часто не вязавшиеся друг с другом, вопреки усилиям таких мастеров, как Риттер, Гумбольдт, Рихтгофею).

Умер Григорий Николаевич в Томске, прожив 85 лет. И так много в эти его годы вместилось...

Добавить комментарий