Хабаров – на прииск землиц

Никто не помнил, откуда взялся в Сибири Ерофей Хабаров, и в старых канцелярских архивах ничего о том не сохранилось. Знали только – от него самого, что он из крестьян, родом из-под Устюга Великого. Была у него там как будто семья, но он бросил ее — бежал по бедности искать счастья в Сибири и в 1638 году построился на необжитой земле неподалеку от места впадения Куты в Лену.

Хозяйство размахнулось обширное. Распахал шестьдесят десятин земли, построил мельницу – сам посеет, сам пожнет и сам же смелет свой хлеб – работы не боялся, с детства привык. Но главным богатством была соляная варница. За солью добытчики охотились словно за золотом – в самые отдаленные земли пускались.

Вот и воевода Петр Головин отряжает письменного голову Еналея Бахтеярова «на низ Илима реки, к соляным росолным ключам, и тех ключей велено им досмотреть накрепко, из каких место те ключи текут, из твердого камени или из мелково, и не понимает ли того места вешная вода и мочно ли на том месте варница устроить. А осмотря тех росолных ключей и взяв росолу для опыту, велеть описать имянно».

Богател Хабаров, однако, недолго. Видно, Головин счел слишком малой десятую часть жатвы, что по уговору Хабаров ему отдавал – востребовал вдвое больше, а потом, без всякого права на то, забрал всю землю, весь хлеб и соляную варницу, а самого хозяина засадил в Якутском остроге в тюрьму. Сколько он пробыл в застенке – теперь неизвестно, а вышел в 1645 году таким же нищим, если не более, как явился в эти края.

Хабаров вновь ожил, как только в Якутске сел воеводой Дмитрий Францбеков.

Встретились они в марте 1649 года в Илимском остроге, и Хабаров, решивший попытать счастья с другой руки и прослышавший об успешном, хотя и трудном походе Пояркова, стал просить нового воеводу снарядить сильный отряд в даурские земли.

Скорее потому, что Францбеков оказался человеком падким к наживе, а вовсе не потому, что радел о царской казне, согласился он послать отряд казаков для прииску новых землиц. Верно понял Хабаров Францбекова: не упустит тот случая загрести жар чужими руками. Недаром же при новом воеводе с еще большей силой развелось лихоимство и казнокрадство. И сам Францбеков слыл первым из всех якутских воров – спешил урвать для себя, словно бы чувствовал, что недолго воеводить осталось.

Немного же нашлось охотников идти в дальние земли вместе с Хабаровым – всего около семидесяти человек. Францбеков, предвидя предстоящую выгоду, выдал в долг военное казенное снаряжение – оружие и несколько пушек, вдобавок и денег отсчитал каждому – из собственных, правда, под проценты, от которых дыхание перехватывало. Снабдил отряд щедрый воевода и хлебом в нужном количестве, понятное дело, не из своих, а из государевых закромов.

А в остроге тем временем зрело недовольство в народе, понеслись в Москву челобитные и, хоть далеко до нее, над воеводой быстро сгущались тучи. Хабаров, чувствуя недалекие перемены, очень спешил и осенью 1649 года вместе с отрядом покинул Якутск.

Дорога была только одна – по воде, и Хабаров двинулся по Олёкме и Лене на юг – как можно ближе к верховьям притоков Амура, а там уж – где по воде, а где и волоком дойти до Амура.

Трудно идти против течения быстрой Олёкмы. То и дело путь преграждали бурливые, неустанно вскипающие пороги. В борьбе со своенравной рекой люди выбивались из сил, случалось, и падали в изнеможении, но все-таки вперед продвигались. Когда их застали первые предзимние холода, Хабаров остановил отряд где-то у Тунаира, правого притока Олёкмы.

Здесь они срубили острожец, отсиделись немного, а в январе построили нарты, погрузились на них и по глубоким снегам двинулись через горы Станового хребта. Уж не раз, наверное, вспоминались теперь им трудные пороги Олёкмы – в этих крутых, студеных горах, обдуваемых злыми ветрами.

Лишь по весне 1650 года добрался отряд до Урки, первого на его пути притока Амура. Дауры, на собственном опыте познавшие, что ничего хорошего от пришельцев ждать не приходится, покинули город, окруженный рвом и частоколом с крепостными башнями, где правил даурский князь Лавкай. Пошли дальше казаки, взяв с собой найденный в городе хлеб, и снова повстречали большие селения с домами добротными, крепкими и вновь – совершенно пустыми.

Неожиданно появился со свитой Лавкай. Хабаров сразу же предложил уплатить ясак, за что пообещал царскую защиту и покровительство. Князь объяснил, что ему надо подумать – и только его и видели. Хабаров собрался было двигаться дальше, но смекнул, что с таким маломощным отрядом, даже и с пушками, целой страной не овладеть, оставил в Лавкаевом городе около полусотни казаков, а сам вышел в обратный путь и в последних числах мая – обратная дорога не в пример легче была – вернулся в Якутск. С подкреплением, как он полагал, по Амуру удастся дальше пройти.

Казалось бы, совершенной неудачей завершился для Хабарова первый поход – вернулся без какой-либо добычи, и народов не покорил, но успех все же был, и немалый. Он привез с собой чертеж Даурской земли – первую, пусть и нехитрую, карту этого края. В его отписках, составленных во время похода, рассказывалось о богатствах Даурии – о щедрых ее землях, о пушном звере и об изобилии рыбном в Амуре. Разочарованный было Францбеков сумел оценить добытые свзедения и хабаровский чертеж, вместе с пространной отпиской, незамедлительно отправил в Москву.

Хабаров меж тем время не собирался терять. Слухи, ходившие и прежде о несметных богатствах Даурской земли, он всячески подкреплял как человек, видевший все своими глазами. Даже то, чего не было вовсе, а не только чего не видел – все равно подтверждал, желая увлечь за собой возможно больше народу.

Труды его не пропали. На этот раз с ним снарядилось сто десять охочих людей, да Францбеков дал 27 служилых с тремя пушками, с запасом свинца и пороха. Вместе с теми, кто и раньше ходил на Амур, набралось около 160 человек, с коими Хабаров в середине лета 1650 года и выступил из Якутска.

Осенью, пройдя уже хорошо знакомой дорогой, он дошел до Амура и соединился с оставленным в прошлом году гарнизоном.

Казаки, остававшиеся на Амуре, пережили тревожное время. То и дело нападавшие дауры, желавшие вернуться в собственный город, держали их в постоянной тревоге. Но что могли сделать всадники, вооруженные палицей да луком со стрелами, против ружей и пушки казаков, засевших за толстыми стенами? Ну а теперь у Хабарова был и вовсе сильный отряд.

Летом он двинулся вниз по Амуру на ладьях, что сами построили. Завидев город или селение, подходили ближе, выбивали оттуда людей, если они еще оставались, облагали ясаком, брали заложников. Иногда встречались и сожженные города – жители оставляли и сами поджигали жилища, бросали несжатые поля. Страшная слава обгоняла пришельцев...

За Даурией, ниже по Амуру, пошли земли ачанов. Эти люди сражались храбро, отчаянно, умели хитро затаиться и внезапно напасть, вести уклончивые переговоры и притворяться покорными. И решительный, не знавший сомнений Хабаров не ведал временами, как ему поступать...

Как-то раз, ниже устья Зеи, в среднем уже амурском течении, взял он без сопротивления город и селение, расположившееся неподалеку, и вынудил жителей признать себя царскими подданными. Здесь Хабаров рассчитывал получить богатый ясак, ачаны принесли соболей до обидного мало, а остальную часть пообещали выплатить осенью. И вроде бы мирные, впервые за все время похода, начали складываться отношения, но хозяева внезапно покинули город. В великой ярости Хабаров его спалил...

И вновь Амур несет тяжело груженные струги с казаками. Постепенно все шире раздвигаются берега. Другие земли открываются, иные люди обитают в них. Сначала – страна дючеров, потом – чогулей, родственных южнее живущим маньчжурам, а после устья Буреи, с северо-востока несущей воды в Амур, как кончились земли чогулей, пошла страна, где обитали нанайцы.

Уже был конец сентября, когда Хабаров решил остановиться в большом нанайском селении. Близилась зима, и часть отряда он отправил вверх по Амуру, в места, особливо богатые рыбой. Бот тут нанайцы, соединившись с дючерами, и напали внезапно.

Казаков, однако, врасплох не застали – те мигом схватились за ружья, открыли частую пальбу, и нападавшие, потеряв более сотни убитыми, вынуждены были бежать. Хорошо осмотревшись, Хабаров решил укрепить селение и здесь зимовать. Близились холода, времени искать новое место зимовки с каждым прожитым днем становилось все меньше и меньше, да и стоило ли покидать уже насиженное место ради другого неизвестного...

А в это время, далеко от тех мест, где осел на зиму Хабаров с отрядом, разворачивались события важные и интересные. Еще летом 1651 года вдогонку Хабарову воевода отправил отряд служилых людей с обещанными боеприпасами. Казаков повели Терентий Ермолин и Артемий Филинов. Уже на Тунгире они повстречали человека Хабарова с грамотой, в которой тот просил возможно быстрее идти на помощь.

Отряд и так шел предельно быстро, но, видимо, груз был слишком велик, раз Ермолин споро строит зимовье и оставляет в нем часть снаряжения с небольшим отрядом казаков для охранения, а сам спешно идет на Амур. Мастеровые вытесали струги, отряд погрузился и двинулся вниз по реке. Они не знали, где может стоять Хабаров со своими людьми, и потому зорко вглядывались в берега, надеясь увидеть хоть какой-нибудь след. Но все напрасно.

Только взяв языков, проведали они «про Ярофея и про войско все». И те языки на расспросе сказали про Ярофея и про войско, что-де тот Ярофей нашу землю Даурскую проплыл... Понял Ермолин, что до ледостава навряд ли нагонит Хабарова – далеко впереди где-то он, спустился по Амуру, наткнулся на развалины какого-то брошенного городка и решил остановиться в нем на зимовку.

Утихли морозные вьюги, с гулким грохотом вскрылся лед на Амуре, а о Хабарове по-прежнему ни слуху ни духу. И Ермолин, человек разумный, осторожный, предусмотрительный, отправляет большой отряд – почти в тридцать человек – во главе со служилым Иваном Антоновым Нагибой в разведку – искать Хабарова. Белено им было идти со всей осторожностью, к берегу понапрасну не подходить, в драки с местным народом не ввязываться, а на островах – вдруг наткнется – оставлять письма Хабарову. Нагиба ушел.

А Ермолин, отправившись следом, вскоре неожиданно встретил Хабарова!

Но вот что удивило и обеспокоило Ермолина: Нагибы с Хабаровым не оказалось! Ерофей знал о нем – слышал от языков, да и письмо однажды нашел на острове, неподалеку от устья Сунгари, но так и не встретился. Ермолин хотел было пуститься вдогонку, но Хабаров его не пустил – люди Ермолина ему самому нужны были, а Нагиба – что ж, бог с ним. Не пропадет. А если и пропадет – значит, судьба. Так порешил дело Хабаров.

Но они не пропали. С превеликими трудностями, преодолевая холод и голод, отражая бесчисленные нападения местного люда, прошли они весь Амур, вышли в Охотское море – прежним путем возвращаться уже не было сил – и, раздвигая льдины шестами, попытались пробиться к северо-западу.

Много дней легкие струги не мог ли прорваться сквозь льды, вот уже берег неподалеку, да только цепко льды ухватили...

На одиннадцатый день лед двинулся, продавил с треском борта, открыв путь тяжелой, черной воде...

«И мы, холопи государевы, на берег пометались душою да телом, хлеб, и свинец, и порох потонул, и платье все потонуло, и стали без всего...»

Двинулись далее берегом, питаясь чем бог послал – били моржей и нерпу, людей в тех местах не боящихся, собирали ягоды да коренья, через глухую тайгу вышли к какой-то речушке, построили «суднишко», снова спустились к морю – а оно уж было без льдов вблизи берега, прошли морем немного, потом четыре недели брели по тайге и встали зимовать во встреченном эвенкийском селении.

Вот ведь сколько пришлось испытать Ивану Нагибе и людям его! Все перетерпели и преодолели все. Во второй раз после Пояркова прошли русские служилые люди по всему Амуру – от истоков до устья, и по морю тоже прошли. И притом, несмотря на лишения, на бесконечные схватки, бои, не потеряли ни одного человека!

Летом Нагиба добрался до Якутска и оставил отписку о том, что случилось с ними, и обратился с разными просьбами к воеводе, чтобы помог казакам обжиться на новом месте: «А мы здеся я Ивашко с товарищи... наги и босы...» Через сто лет молодой академик Миллер в Якутском архиве найдет ту отписку, оценит ее значение и перепишет, дивясь мужеству русских...

Но пора нам вернуться к Хабарову. Весной 1652 года ачаны, которых громил Хабаров, послали за помощью к маньчжурским князьям. Большое войско собралось у стен города, где засели казаки, и многие из осаждавших вооружены были огнестрельным оружием. Бой разгорелся долгий, горячий, и нападавшие потерпели в нем полное поражение.

Эта победа, хотя и решительная, остудила воинственный пыл Хабарова. К тому же удалось узнать, что ниже по Амуру маньчжурские князья собирают огромное войско. Дождавшись, когда сойдет лед на реке, погрузил он добычу на струги и в апреле тронулся против течения.

Около устья Зеи в приглянувшемся месте он надумал поставить острог, но часть казаков во главе с Кость кой Ивановым, Поляковым да Чечигиным, взбунтовалась, недовольная крутым нравом Хабарова, не терпящим и не сносящим ни единого поперечного слова. Захватив свинца и пороха, снова пошли они вниз по Амуру, занимаясь подлинным грабежом и разбоем, выбивая дауров, дючеров, сжигая беззащитные селения их... А потом, как будто насытившись, спустились до Гиляцкой земли и поставили острог, надеясь покрепче осесть и обложить ясаком тех, до кого еще не добрались.

Иванов не учел, что Хабаров не станет терпеть самоуправства ушедших, что может достать длинной рукой. Жили казаки в своем остроге вольготно и весело, ни о чем худом для себя не помышляя, а в сентябре перед ними объявился Хабаров.

Первым делом он обстрелял бунтарей, а потом, после острастки, пообещал сохранить жизнь и добычу, если они сложат оружие. Хоть и не хотелось тем уступать, да и не очень-то верили они обещаниям, но уж больно неравные силы были... Пришлось.

Всю добычу, конечно, Хабаров забрал, а ослушников приказал нещадно бить батогами, отчего многие богу душу отдали.

В этих краях, в Гиляцкой земле, Хабаров встретил новую зиму, а весной 1653 года вернулся на Зею, обосновался и принялся высылать отряды вверх и вниз по Амуру для сбора ясака.

В то время он и думать не мог, как раскатилась слава о его завоеваниях в Даурской земле и о ее несметных богатствах. Из Якутска в Москву шли депеши, из которых ясным делалось, что без воинской силы не удержать в повиновении столь обширную землю. Было решено в Москве, в Сибирском приказе, основать новое – Даурское воеводство, а покамест для подготовки всех дел из приказа был послан московский дворянин Дмитрий Зиновьев. С отрядом в 150 казаков пришел он на Зею, роздал царские награды – золотые червонцы, отдал служилым людям двести новгородок, охочим – семьсот московок, а потом предъявил царский указ Хабарову, предписывающий ему, Зиновьеву, «всю Даурскую землю досмотреть и его, Хабарова, ведать». И тут же, не откладывая столь важного дела, оттрепал Хабарова за бороду и по наветам обиженных и недовольных устроил дознание.

Суров, скор на руку был Ерофей Хабаров, и людей вокруг, ждущих своего часа, чтобы припомнить обиды, было много. В челобитных, что получал Зиновьев, о разных притеснениях говорилось, и о том, что Хабаров «делу не радел, а радел своими нажиткам» тоже. Зиновьев, в раздумьях не особенно мучаясь, арестовал его, забрал добро и повез силой в Москву – там разберутся.

А в Москве, в Сибирском приказе, присудили возвратить Хабарову вещи. Он осмелел еще более, написал царю челобитную, где все припомнил – и хлеб, бог весть когда отнятый Головиным, и пожалованные червонцы, которые отчего-то так и не дошли до него, что он «четыре земли привел под государеву руку», что не так просто все это было, а «кровь свою проливал и раны терпел» — и царь за те лишения пожаловал его в боярские дети и назначил управителем приленских деревень от Усть-Кути до Чечуйского волока.

Однако в Даурские земли его не пустили, хоть очень просился – «для городовых и острожных поставок и для поселения и хлебныя пахоты». Видно, сил в нем много еще оставалось, раз рассчитывал взяться за такую работу.

А потом – пропал. С тех пор ничего о нем не известно.

Добавить комментарий