Айнумосири и интересы двух держав

Близ моря Ламы. – «Бородатые дауры» или «мохнатые курильцы»? – «Государя над собой не знают...» – Айнумосири и интересы двух держав. – Конец terгa incognita. – Букет добродетелей айнов. – Сикотан, «лучшее место»... – На неразделенной земле.

К середине XVII в. русские землепроходцы вышли к «великому морю Ламе» – на тихоокеанское побережье Азии. Среди приискивавших «новых землиц» встречался всякий люд — и ненадежный, случайный элемент, но немало и самоотверженных, незаурядных личностей.

Где мирно, а где с боями, со времен покорения Ермаком кучумовой Сибири, продвигались они «на встречь солнца», последовательно укрепляясь в землях «братских людей» (бурятов) и якутов, приводили к шерти (присяге) разрозненные роды тунгусов (эвенков)... А в 1639 г. отряд пятидесятника Ивана Юрьевича Москвитина, с невероятными трудностями и лишениями одолев бурные реки и горные волоки, достиг Охотского моря.

Все эти походы сопровождались сбором с местного населения ясака в пользу «государя и царя всеа Русии», что и считалось в те времена присоединением к государству. Понятно, подобные мероприятия далеко не всегда и не везде проходили гладко. Отряд Москвитина вступал в схватки с ламутами (эвенами), кочевавшими вдоль кряжей Джугджура. Плененные в одной из стычек «князец» с несколькими сородичами и поведали казакам впервые об удивительных бородатых людях, живущих южнее Амура («по правую сторону») – на острове, как позднее уточнили казаки.

Посланный Москвитиным с подробным донесением в Якутск казак его отряда Нехороший Иван Колобов изрядно задержался в пути. Сохранились записи, сделанные с его слов, о тех местах, откуда он прибыл. В частности, такая: «...и тех де гиляков до их приходу побили человек с пять сот на усть Уды реки, пришед в стругах бородатые люди доуры... А бой де у них топорки, а сами были все в куяках збруйных. А русских де людей те бородатые люди называют себе братьями».

Из-за задержки Колобова первое известие об айнах в числе прочих сведений принес в Якутск казак из отряда Василия Пояркова, Микула Тимофеев, хотя поярковцы достигли Охотского моря на 4 года позже москвитинцев.

Кроме того, Колобов, пересказывая поведанное ламутами, явно смешал сведения о двух разных народах – назвал «бородатых людей» даурами. Дауры обитали вверх по Амуру, обликом они типичные монголоиды и, конечно, никакими сколько-нибудь приметными бородами отличаться не могли. Входили ли в прямые контакты дауры с нивхами (гиляками) в тот период, сказать трудно. А войны айнов с нивхами в прошлом случались. Об этом повествуют и нивхские, и айнские легенды. Между прочим, есть среди них одна — о крупном сражении близ Мукара энтрум (по-айнски – «мыс топора»). «Куяки збруйные», т. е. доспехи, сплетенные из веревок, ремней или сшитые из ткани и усиленные деревянными либо металлическими пластинами, уже встречались нам (в описании айнов, принадлежащем перу Дж. де Анжелиса).

Сведения же Микулы Тимофеева совершенно однозначны – он рассказывает о куях – айнах.

Загадочна фраза Колобова о том, что «бородатые люди» называют русских братьями. То ли это результат неверного перевода слов ламутского вождя, то ли плененные ламуты прибегли к хитрости, чтобы отвлечь русских от своего края, направить в землю айнов. То ли, наконец, айны к тому времени что-то знали о русских, так похожих на них внешностью...

Последнее предположение показалось бы маловероятным, если бы не документы XVIII в., ставшие известными у нас недавно. В них есть указания на то, что участники похода И. Ю. Москвитина в 1640—1641 гг. побывали на Курилах. Следы русских мореходов на одном из островов гряды обнаружил и уже упоминавшийся нами голландец де Фриз, заплывший сюда в 1643 г. В вахтенном журнале его корабля записано, что у подножия вулкана Тятя он видел врытый в землю Т-образный столб, какие обычно останавливали поморы на Северном Ледовитом океане.

В 60-е годы XVII в. вдоль Курил плавал русский мореход Тарас Стадухин. Сообщая об этом плавании, колымский казак Никифор Малгин обмолвился: дескать, он еще за несколько лет до того посетил с «90 человеками» острова, населенные бородатыми людьми, которые «носят долгое платье и называют русских братьями». Снова эта загадочная фраза...

В 50-е годы XVII в. в Приамурье прибыл отряд Ерофея Хабарова. В это время в Китае власть захватила маньчжурская династия. Военные суда маньчжур начинают бороздить Амур. В 1658 г. маньчжуры напали на казаков, вынудив их отступить к устью реки. На некоторое время 180 человек во главе с Артемием Петриловским словно исчезают. Где укрывались они от врага – неизвестно, но есть серьезное подозрение, что на Сахалине.

Найденные уже в советское время архивные материалы свидетельствуют, что в 1652—1656 гг. посланные атаманами Степаном Поляковым и Онуфрием Кузнецом казаки побывали на Сахалине и собрали ясак с жителей. В ясачных записях фигурируют стойбища северо-запада острова.

К концу XVII в. в Нерчинске уверенно говорили о том, что в середине столетия русские люди (имеются в виду беглые) не раз ходили из устья Амура на соседние острова. К этому же времени относятся первые сведения среди русских о народе чижем (японцах).

В дальнейшем, поскольку среднюю часть Амура блокировали мальчжуры, освоение русскими Крайнего Востока шло по северному пути. Пройдя Камчатку, знаменитый землепроходец Владимир Атласов в 1697 г. доставил сведения о Курилах и живших там айнах. Сам он у них не был, а сообщал со слов своих сподвижников. «Казаки, — отмечал Атласов, — приписывали курилам великую храбрость в бою и выхваляли их паче всех народов». В 1711 г. казачий атаман Данила Анциферов и есаул Иван Козыревский, отплыв из устья реки Камчатка, двинулись на юг, «за переливы». На первых от «матерой земли» островах они встретили как камчадалов (ительменов), ушедших сюда после волнений 1706 г. на Камчатке, так и «курилов» — людей с глазами широкими, волосатых, с густыми и длинными бородами. Выяснилось, что никакой власти над собой «курилы» не знают да и, к неудовольствию казаков, знать не хотят; что дальше к югу тянется длинная гряда таких же диких скалистых островов, населенных «курилами» же, а если плыть и плыть, на полдень правя, будет чужая земля Матсмай (т. е. Хоккайдо). На попытки казаков склонить айнов под государеву руку «курилы», «собравшись в многолюдстве, стали... вооружены и к битве готовы; казаки же за малолюдством и за оскудением пороху в бой с ними вступить не осмелились... И с тем возвратились казаки сентября 18 дня в Большерецкий острог». В 1713 г. Козыревский вторично отправился на байдарах к Курильским островам. Встретив там «народ самовластный», он начал военные действия, «имел три упорных боя... Курильцы были зело жестоки и наступали в куяках, имея сабли, копья и луки со стрелами». Покорив второй остров и обложив ясаком жителей, Козыревский вернулся на Камчатку.

По японским сведениям, вскоре завязались торговые отношения русских с курильскими айнами. Обращает на себя внимание ассортимент товаров с той и другой стороны. Если русские привозили сушеного лосося, китовое мясо и другие местные продукты, то айны предлагали металлические изделия, ткани, шелковые халаты, фарфоровую и фаянсовую посуду, рис. Весьма необычная ситуация. Как видно, оторванные от собственных торгово-промышленных центров, русские землепроходцы вполне освоили промыслы аборигенов, а недостаток в необходимых предметах обихода восполняли из Японии через транзитную меновую торговлю с курильцами.

Интересно и то, как велась эта торговля. С приближением русских судов айны покидали свои селения и скрывались в сопках, казаки же оставляли привезенное на берегу и отплывали подальше. Курильцы забирали товары, оставляя взамен свои или японские продукты и изделия.

В 1749 г. казак Шергин открыл школу на острове Шумшу и стал обучать детей курильцев русской грамоте. В 1755 г. русские привезли с Камчатки на Шумшу и Парамушир рогатый скот и семена овощей.

В общем в XVIII в. русские уже уверенно осваивали курилы. Камчатские казаки собирали ясак на всей гряде, в том числе на самых южных, смежных с Хоккайдо островах – Итурупе, Кунашире, Шикотане, а на Симушире, Урупе и Итурупе во второй половине указанного столетия были русские поселения. «Остров Итуруп уже в 1768 году начал осваиваться Россией», — констатирует японский автор Синтаро Накамура. На нем была промысловая стоянка, где долгое время проживал «русский по имени Идзюё». Староста этой деревни придерживался русских обычаев, был православным, воздвиг близ селения высокий крест, у которого айны молились по утрам и вечерам. В это же время накануне прибытия сюда первых японцев на соседнем к югу острове Уруп жили несколько десятков русских промышленников, занимавшихся охотой на морских бобров (каланов).

Первым русским ученым, давшим описание айнов, стал С. П. Крашенинников, человек высокообразованный, член Петербургской Академии наук. В 1737 г. он посетил Камчатку. Его записи рисуют айнов, еще не задетых русским и японским влиянием.

Айны Северных Курил издавна смешивались с камчадалами (ительменами), образовав особый переходный тип. Видимо, часть их селилась на «матерой земле». Правда, советский археолог Т. М. Дикова пришла к иному выводу: «Отдельные имеющиеся в исследованных памятниках элементы айнской культуры... должны быть объяснены как результат лишь айнского влияния на эту в сущности древнеительменскую культуру... Эпизодически появлявшиеся в этих местах хорошие мореходы «курильцы» (айны) не смогли оказать большого влияния на культуру коренных обитателей... Нет оснований говорить о границе обитания айнов на юге Камчатки. Лучше поставить вопрос о границе их влияния». Здесь хотелось бы внести уточнение. Д. Н. Анучин обратил внимание на свидетельства С. П. Крашенинникова, указав, что хотя жители первого острова (Шумшу) «непрямые курилы, но камчатского поколения», они «и собой видняе, и волосом черняе, и телом мохнаты», издревле вступали в «сродство» с айнами Курил, вследствие чего «знатно от предков своих видом переменились». В докладе В. Атласова о его походе весной 1697 г. на Камчатку говорится, что казаки имели ожесточенные сражения с «курилами», захватывая их остроги. Происходило это в юго-западной части полуострова, южнее реки Ича. На юге Камчатки сохранились топонимы айнского происхождения. И. Козыревский отмечал, что курильцы третьего острова, Онекотана, «с большерецкими камчадалами торгуют и женятся».

Северокурильские айны, тесно общавшиеся с населением Камчатки, приобрели ряд черт, характерных для северных народов. «Курилы» носили глухие парки из шкуры морского зверя или птиц. «Они снимают целиком, вместе с перьями, кожу с птицы, называемой этопирика, обращают перьями внутрь, делают оторочку из кожи черной собаки и шьют из нее платье», — сообщал О. Рюноскэ. Северные курильцы умели делать, подобно чукчам, эксимосам и алеутам, байдары – лодки, деревянные остовы которых обтягивались кожей. Этими и другими чертами материальной культуры они существенно отличались от своих сородичей, живших на юге Курил и на Хоккайдо.

Но с другой стороны, у жителей отдельных островов существовали достаточно тесные связи, как торгово-хозяйственные, так и родственные, поскольку они периодически совершали плавания вдоль гряды в поисках охотничьих и рыболовных угодий. Такие кочевания из мест стационарных поселений на временные стоянки, порой за сотни километров, являлись характерной чертой курильцев.

Через хоккайдских айнов курильцы получали от японцев «сорочинское зерно» (рис), левкашенную (лаковую) посуду, сабли. Отличительной особенностью «курилов» была прихотливая, искусная татуировка. «Губы у мужчин на средине токмо, а у женщин все вычернены, вкруг расшиты узорами, — писал С. П. Крашенинников. – Сверх того и руки расшивают оне почти по локоть, в чем несколько сходствуют с чукчами и тунгузами». Известно также, что курильцы знали ткачество одежды (из волокон крапивы) и «чирелов» (циновок).

Колоритно описывается у С. П. Крашенинникова праздничный ритуал островитян: «Приятное, сказывают, позорище (зрелище), когда бывает между живущими по разным островам свидание. Приезжие с байдар своих, а жители из юрт с великими обрядами сходятся; обе стороны одеты бывают в военное платье и с оружием, махая саблями и копьями, натягивая друг против друга луки так, как бы быть сущему сражению, а притом все пляшут. Сошедшись вместе, оказывают всякие знаки радости: обнимают, лобызают и плачут от радости...» Этот обряд дает также представление о том, сколь значима была для айнов воинская подготовка.

Меньше известно о жителях Средних и Южных Курил. Как те, так и другие знали «ядовитое зелие», которое северяне покупали у жителей Южных Курил «для напоения ядом стрел своих». Яд столь силен, что сивучи и киты, будучи ранены стрелой, с ревом выбрасываются на сушу и «погибают бедственно».

«Курилы» островов Итуруп и Уруп никакого правительства не признают, подчеркивает С. П. Крашенинников, — лишь то, которое «сами между собой имеют». Точно так же и жители Кунашира (ближайшего к Хоккайдо острова) «государя над собой никакого не знают».

В более позднем описании, принадлежащем казачьему сотнику Ивану Черному, есть сведения о религии курильцев. Они поклонялись горячим серным ключам: «...бывающие там сошлые и тамошние мохнатые курильцы... приносят жертву и мечут в тот ключ каменья и деланные нарочно в запас из талового дерева стружки со своими клеймами, наговаривая всякий раз для себя, что кому прилично, призывая дьявола, причем чинят и шаманство...» Стружки из талового дерева (т. е. тальника, ивы) – это инау, приносимые в жертву божеству серного ключа. Упоминание же о «клеймах», которыми их метили, — не единственное свидетельство употребления айнами мнемонических или пиктографических знаков, предшественников письменности.

В дальнейшем айны Северных Курил частично мигрировали на более удаленные от Камчатки острова, оставшиеся же испытали большое воздействие русской культуры: были крещены, получили русские фамилии и имена, научились строить бревенчатые избы и дощатые лодки.

Русские люди не только заселили Северные Курилы, но и не раз проникали на самый юг. Еще в ходе экспедиции русского мореплавателя М. Шпанберга (1738—1739 гг.) многие айны были крещены. В 1795 г. иркутский, мещанин Василий Звездочетов, идя по проторенному предшественниками маршруту, привел на Уруп артель промысловиков из 36 человек и основал здесь долговременное поселение. Уруп, третий е юга остров Большой Курильской гряды, славился лежбищами каланов, ценных пушных зверей. К 1806 г., когда Уруп посетили мореплаватели Н. А. Хвостов и Г. Н. Давыдов, Звездочетов и пятеро его товарищей уже умерли, а остальные промысловики покинули остров, но спустя 20 лет поселение возродилось.

Когда в 1811 г. капитан В. М. Головнин совершал плавание вдоль гряды, на четырнадцатом с севера острове Ушишир русские моряки встретили крещеных айнов, говоривших по-айнски, а один из них даже знал русское письмо. На Итурупе Головнин взял переводчика – крещеного айна Алексея, который хорошо владел русским и японским языками. Здесь от старых жителей Головнин узнал, что на острове живут «русские курильцы», т. е. крещеные и принятые в русское подданство айны.

Первая официальная экспедиция японцев за пределы Хоккайдо состоялась в 80-е годы XVIII в., хотя в 1754 г. была открыта японская стоянка на Кунашире. Когда один из главных участников экспедиции, офицер Могами Токунаи, в 1786 г. прибыл на Итуруп (второй с юга остров), «многие айны еще не видели японцев».

Позже, когда на Южных Курилах создал ась напряженная обстановка, вызванная стремлением Японии перехватить у России инициативу в освоении дальневосточных земель, русские перебрались с Итурупа на Уруп. Дело в том, что в восточной части Хоккайдо сосредоточились крупные силы самураев, в то время как русские военные гарнизоны располагались только на Камчатке.

В 1798 г. японский военный отряд, уничтожив все свидетельства пребывания на Итурупе русских, установил здесь, на холме Рикоппу, столб с надписью: «Эторофу – владение великой Японии». Чуть позже надпись отредактировали следующим образом: «Остров издревле принадлежит велцкой Японии». Началась японизация местных айнов. Последние, пишет С. Накамура, «меняли свои имена на японские, сбривали усы и волосы на голове». Однако японское влияние в этот период распространялось только на Кунашир, Итуруп и Малую гряду. В 1801 г. бакуфу попыталось вытеснить русских с Урупа, где буквально на их глазах был поставлен столб с надписью, аналогичной вышеприведенной. В начале XIX в. Курилороссия обезлюдела, но впоследствии Российско-Американская компания вновь заселила ее.

Так на айнских землях столкнулись политические и экономические интересы двух держав. Надо добавить, что активизация русских на дальневосточных островах, встревожившая правительство Японии, побудила его начать экспансию на север, которая в значительной степени была запоздалой.

Южные курильцы, близкородственные хоккайдским эдзо, хорошо знали историю покорения своих соплеменников японцами и жестокие методы, какими действовали пришельцы. Не было ничего ужаснее для них, нежели перспектива обрести ту же участь. Английский исследователь Н. Сноу, посетив в конце XIX в. айнские земли, отмечал: «В характере айну... содержится какая-то странная смесь мужества и робости. Они не колеблясь нападают на медведя и в то же время чувствуют смертельный, непобедимый страх перед японцами». Далее он сообщает, что даже обитатели Северных Курил, хотя они и не были под властью японцев, тем не менее смертельно их боятся, и приводит случаи о поспешном бегстве айнов с острова на остров при слухах о приближении японцев.

Такое отношение сформировалось из-за совершенной беззащитности айнов перед властью японских предпринимателей и администраторов. Японская кабала была исключительно тягостной, поскольку даже в XIX в. айны находились фактически на положении рабов, с которыми обращались подчеркнуто безжалостно. В японской системе «исправления нравов» полное бесправие туземцев сочетал ось с постоянным унижением их этнического достоинства. Мелочная, доведенная до абсурда регламентация жизни, начисто лишая самостоятельности, была направлена на то, чтобы парализовать волю айна.

И все же аборигены крайнего северо-востока Хоккайдо и Южных Курил не единожды восставали против утеснителей. Японская летопись сообщает: «В 6 году Тэммэи (1786 г.)... был большой голод вследствие неурожая. Поэтому и сумма риса, отправляемого в страны эдзосцев, была уменьшена... Кроме того, заведовавшие исполнением дел на местах переводчики и надсмотрщики совершали много дурных и подлых дел: они жестоко обращались со стариками и детьми и насиловали эдзоских женщин. Если эдзосцы начинали жаловаться... они еще вдобавок получали наказание ... Здесь производились прямо ужасные вещи...» Свыше 200 айнов Кунашира напали на склады и суда, «вооружились и, стреляя отравленными стрелами, произвели нападение». Был убит чиновник Мацумаэского клана и более 70 служащих-японцев. Волнения перекинулись на Хоккайдо, в местность Аккэси. На подавление прибыло 30 с лишним военных судов. В летописи говорится о казни 37 «вожаков».

В 1788 г. на Кунашире произошло еще одно восстание. Начальник карательной экспедиции приказал отрубить его участникам головы и, засолив в бочках, отправить на Хоккайдо в доказательство своего усердия. Следующее восстание имело место в 1789 г., руководил им айнский вождь Мамэкири.

Обеспокоенное донесениями о частых бунтах в княжестве Мацумаэ, бакуфу прислало комиссию. Правительственные чиновники, констатировав бесчеловечное обхождение с туземцами, рекомендовали «пересмотреть законы об убийствах айнов на основании старых предписаний княжества Мацумаэ, отменить жестокие указы, назначить в каждый район врачей, излечить сифилис, обучать японской грамоте, земледелию, предоставлять рыболовные снасти, постепенно приучать к обычаям нашей страны...». Однако вскоре после водворения на Хоккайдо управляющего бакуфу опять заволновались айны северо-востока этого острова и Южных Курил. В частности, Икитои, вождь местности Аккэси, не подчинившись новым властям, увел сородичей на Уруп, за пределы японского влияния, ближе к русским.

За период японского владычества на Южных Курилах, хотя оно и было кратким, численность коренного населения резко сократилась. По японским данным, в 1775 г., когда на Итурупе впервые появились японцы, там жило около 1500 айнов, в 1801 г. – 1118, а в 1811 г. остался 851 человек. Таким образом, за 37 лет число туземцев сократилось почти вдвое.

Конечно же при сборе ясака преследовались цели обогащения. Вдобавок сборщики думали зачастую не столько о государственной казне, сколько о собственной корысти; многие из них слыли лихоимцами. А. С. Полонский, а вслед за ним Д. Н. Анучин приводят факты злоупотреблений на Курилах, равно как и свидетельства нежелания курильцев выплачивать ясак.

Конфликт начался уже с первой встречи казаков с жителями ближайших к Камчатке островов. Как мы уже знаем, туземцы наотрез отказались от уплаты дани и выказали готовность к бою. Было бы странным, исторически необъяснимым и унизительным для суверенного народа безропотно выложить ценный мех пришельцам, которых он видел впервые и которым ровным счетом ничего не задолжал.

И разумеется, склонять курильцев «под государеву высокую руку» приходилось вооруженной силой, в борьбе, во время которой лилась кровь. Сборщики применяли нехитрые, но действенные приемы: высаживаясь на острова, взимали у тех жителей, которых удавалось застать, ясак и за них, и за беглых. При отказе же платить захватывали аманатов (заложников), увозили на Камчатку и держали в тюрьме до тех пор, пока не получали требуемое. А размеры этого требуемого часто зависели всецело от произвола и алчности вооруженных огнестрельным оружием казаков. «Многим курильцам, — читаем у Анучина, — пришлось платить по нескольку ясаков... К этому присоединились еще притеснения и своеволия самих сборщиков, старавшихся кроме казенной пользы и о своей собственной... Курильцы второго острова начали мало-помалу перебегать на дальние острова...» Так образовалась категория «сошлых» (т. е. беглых) курильцев.

Камчатские власти принимали меры для возращения «сошлых» и погашения недоимок. Сознавая, сколь невыгодно для экономических интересов и политического престижа России бегство туземцев на юг, русская администрация воспрещала применять насилие. В инструкции Большерецкой канцелярии, приведенной у Анучина, повелевалось «не чинить обиду... усиленно и нагло ничего у мохнатых не вымогать и ни под каким видом не брать; а во время призыва в ясак никому ничего не торговать и никаких непорядочных поступков не оказывать... грубиянства и блудного насилия не оказывать». Надо отдать должное камчатским воеводам: они хорошо знали повадки своих подчиненных. К сожалению, благие пожелания подобных наставлений нередко оставались на бумаге. Так, экспедицию 1766 г. на Средние и Южные Курилы возглавил уже упоминавшийся выше казачий сотник И. Черный (ему и был выдан этот документ), который слыл, по сообщению Анучина, «человеком далеко не благонадежным, коварного и свирепого характера». Помимо грубого насилия он вторгся на территорию традиционного айнского заказника («промыслищ») каланов на Урупе, чем вызвал негодование курильцев. Из-за этого они ушли с острова.

В 1770 г. произошел новый инцидент. Придя на судне якутского купца Протодьяконова, русские промышленники ограбили и «промыслища», и дома айнов, убили местного тоёна (родового старейшину) и еще одного курильца. В ответ айны начали преследовать русских, убили 10 промышленников, затем еще 4 человек, следующей весной – 8 русских.

Отнюдь не безоблачными были отношения с туземцами у обитателей Курилороссии. «Грубое обращение 3вездочетова с курильцами заставило их вскоре выселиться на 19-й остров», т. е. на Итуруп.

Таковы известные факты истории.

Русские власти пытались выйти из кризиса в отношениях с островитянами. Еще в середине XVIII в. старшину двух первых островов Николая Сторожева (по всей видимости, родом с Курил) посылали на юг, к «мохнатым», т. е. независимым айнам. Вернувшись, он сообщил, что будет «легко с ними подружиться и привести в подданство, но только бы они уверены были, что от них не будут брать аманатов...». Иными словами, айны были готовы к сотрудничеству с русскими, соглашались и платить ясак. Но, высоко ценя свободу и достоинство, главным условием они ставили отказ от грубого насилия. Известно также, что за самоуправство и нарушение инструкции Большерецкой канцелярии сотник И. Черный и другие лихоимцы понесли наказание от камчатских властей, учинивших разбор дела. В 1779 г. Екатерина II издала указ, в котором говорилось: «...мохнатых курильцев оставить свободными и никакого сбора с них не требовать, да и впредь обитающих там народов к тому не принуждать, но стараться дружественным обхождением и ласковостью... продолжать заведенное уже с ними знакомство». Отмена ясака на Курилах «для чаемых выгод в промыслах и торговле» и сам дух высочайшего повеления были продиктованы в первую очередь внешнеполитическими соображениями. Но вопреки указу ясак на Курилах взимался даже в XIX в.

И все же когда айны Курил вставали перед выбором – принять российское подданство или, отходя на юг с приближением русских, отдаваться в японское, они, как правило, предпочитали первое. Дело в том, что русская администрация мало вмешивал ась в жизнь аборигенов. В крепостнической России айны не знали крепостной зависимости, их не сгоняли с насиженных мест, как это было на Хоккайдо, им не запрещали заниматься исконными промыслами – охотой, добычей морских животных и рыболовством, у них не отбирали огнестрельного оружия и снастей, как в Японии и на юге Курил. Кроме того, аборигенам не навязывали насильственными мерами чуждых хозяйственных и социально-политических форм. Курильцев не охватывали воинской повинностью, военно-караульной службой, не использовали на тяжелых работах по сооружению дорог и оборонительных объектов, не низводили до положения рабов, не превращали в лакеев. Русские церковники, крестившие айнов и их детей, смотрели сквозь пальцы на сохранение у коренного населения языческих культов. Русские не только вносили свое в жизнь курильцев, но и охотно перенимали у них многие рациональные промысловые приемы.

Таким образом, русская культура на Курилах внедрялась более мягко, нежели японская, без резкой и коренной ломки традиционного уклада островитян. Русские внесли в быт курильцев много прогрессивного: айны осваивали земледелие, скотоводство, эффективные приемы рыболовства и обработки рыбы, обучались грамоте, обретали гигиенические навыки, получали новые пищевые продукты и т. д. Отсюда – в целом дружественное отношение к русским.

Прямые контакты русских с айнами Сахалина начались позже, чем на Курилах, но развивались аналогично, в тесной связи с географическими открытиями российских путешественников и исследователей.

К началу XIX в. Охотское побережье, Камчатка и Курилы уже уверенно осваивались Россией. Сахалин же продолжал оставаться своего рода terгa incognita. Не было даже единого мнения, остров это или полуостров. Но с 1799 г., когда была образована Российско-Американская компания, в ее ведение были переданы русские владения на Тихом океане, включая Сахалин и Курилы.

В 1805 г. у сахалинских берегов побывала кругосветная экспедиция И. Ф. Крузенштерна. Знакомство известного мореплавателя с островитянами было кратким, однако вдохновило его на такие строки: «Характеристическую особенность... айнов составляет их сердечная доброта, выраженная как в чертах их лица, так и во всех их речах и поступках... Между ними нельзя было услыхать ни резкого разговора, ни чрезмерного смеха, а тем более ссор или драки. К нам они были в высшей степени услужливы и гостеприимны, и не только не напрашивались на подарки, но даже предлагаемые им брали как бы с некоторым сомнением. Все эти относительно редкие качества... произвели на меня такое впечатление, что я считаю айнов лучшим из всех народов, с которыми мне когда-либо приходилось встречаться». И еще раз, в другом месте: «...я народ сей почитаю лучшим из всех прочих, которые доныне мне известны».

Надо отметить, что не менее похвальные отзывы давали об айнах почти все, кто с ними общался. Французский мореплаватель Ж. Ф. Лаперуз писал, что был поражен воспитанностью, благопристойностью и умом айнов. Смело можно сказать, добавлял он, что их развитие стоит никак не ниже развития «низшего класса европейского населения» Исследователь Сахалина А. Брылкин отмечал кротость, миролюбие, общительность, смышленость и добросердечие айнов. «Очень мирный и симпатичный народ, радушны и услужливы, честны, бескорыстны» — так характеризовал их П. Ю. Шмидт. «Более мирного и скромного населения, какое мы встречали в южной части Сахалина, быть не может», — заявлял Н. В. Рудановский. «По натуре они добры и честны, имеют естественную дисциплинированность и роды церемонии и вежливости, — сообщал О. Рюноскэ. — Они почитают стариков, любят и ласкают детей, соединенными силами они помогают сородичам и бедным. Подобные прекрасные нравы у них существуют». «Общий голос таков, — резюмировал многие отзывы А. П. Чехов, который тоже встречался с айнами на Сахалине, — что это народ кроткий, скромный, добродушный, доверчивый, сообщительный, вежливый, уважающий собственность, на охоте смелый и… даже интеллигентный. Бескорыстие, откровенность, вера в дружбу и щедрость составляют их обычные качества. Они правдивы и не терпят обманов»

Но вернемся к истории. В 1806 г флотский офицер Н. А. Хвостов, выполняя приказ, подплыл на корабле «Юнона» к южному берегу Сахалина и высадился в заливе Анива. В большом айнском селении в присутствии жителей он водрузил русский флаг, объявив остров принадлежностью России. Айнскому вождю Хвостов вручил медаль и документ, гласивший: «В знак принятия острова Сахалина и жителей оного под всемилостивейшее покровительство Российского императора Александра Первого старшине селения на западном берегу губы Инива пожалована серебряная медаль на Владимирской ленте; всякое другое приходящее судно, как Российское, так и иностранное, просим старшину сего признавать за российского подданного. Подписано – Российского флота лейтенант Хвостов. У сего приложена герба фамилии моей печать».

Весной 1807 г. «Юнона» вновь вошла в залив Анива. На этот раз вместе с Н. А. Хвостовым прибыл его сподвижник лейтенант Г. И. Давыдов. Этот офицер посвятил много времени наблюдению жизни айнов, составил небольшой словарь их языка.

Однако неблагоприятная политическая ситуация долго не позволяла России закрепиться на присоединенной территории.

Только энергичные действия русского исследователя Дальнего Востока Г. И. Невельского, окончательно и навсегда закрепившего права России на Сахалин и Приамурье, предотвратили захват острова Японией. Действуя по собственной инициативе, он основал первые военные посты на Южном Сахалине, положив начало освоению русскими этого уголка земли.

Еще во второй половине XVIII в., дойдя до самых южных пределов Курильской гряды, русские промышленники стремились наладить мирные контакты с японцами. Оторванные от отечественных тылов, они остро нуждались в торговле. Интересно, что им активно помогали племенные старейшины айнов. Так, «9 июня 1778 года несколько десятков русских с острова Уруп прибыли на двух судах к побережью Нокамапу... в восточной части Эдзо, — сообщает С. Накамура. – Их сопровождало судно вождя айнов на Кунашире Цукиноэ. Русские пришли не воевать, а для встречи с японцами». Они привезли официальное письмо с Камчатки с предложением торговли. Японцы, взяв на год отсрочку решения вопроса, в конце концов ответили отказом. Положение изменилось только в середине XIX в., когда прекратилась самоизоляция Японии.

В 1855 г. в городе Симода был заключен первый русско-японский договор. На переговорах японские дипломаты, добиваясь межгосударственного разграничения по Сахалину, утверждали, что все айны якобы являются переселенцами с Эдзо и потому суть японские подданные; стало быть, их территория должна отойти к Японии. Такая трактовка была отвергнута российской дипломатией. По Симодскому трактату, большая часть Курильских островов закреплял ась за Россией, Сахалин же остался неразделенным, в совместном владении России и Японии. В 1875 г. был заключен новый русско-японский договор, на этот раз в Петербурге. Япония, признав права России на Сахалин, получила взамен все Курильские острова.

Часть курильцев не захотели остаться на территории, перешедшей к Японии. Известно, что в 1876 г. около 100 жителей Курил на русских судах выехали на Камчатку. Однако, как установил В. О. Шубин, в основном это были алеуты – бывшие служащие Российско-Американской компании, ликвидированной в 1867 г. Большинство айнов, следовательно, не решились расстаться с родиной. Однако то, что произошло с приходом новых хозяев, повергло их в ужас. Были сорваны с обжитых мест и увезены на остров Сикотан (Шикотан) айнов, где их определили на жительство в бухте Сакотан. Японский антрополог И. Коганеи выяснил, что на этом острове поселились выходцы с Шумшу, Парамушира, Онекотана, Маканруша, Харумкотана, Шиашкотана, Росшуа и из других мест.

Сикотан в переводе с айнского значит «лучшее место». Разве знали далекие предки, давшие это название, какая злая ирония таится в нем? Сколько их потомков уйдут здесь в могилы безвременно? В 1891 г. на Шикотане жили 59 айнов, включая женщин и детей. К концу XIX в., писал Д. Н. Позднеев, из 97 насильственно переселенных курильцев умерли 63. Родились 32 человека, из них 18 умерли. Нетрудно подсчитать, что выжили 48 человек. К 1941 г., по японским данным, большинство жителей резервации ушли из жизни. Поскольку о страшной участи шикотанцев прознала японская и зарубежная общественность, резервацию ликвидировали. Уцелевшую горстку – не более 20 человек, больных и обнищавших, — вывезли на Хоккайдо. В 70-х годах имелись данные о 17 курильских айнах Хоккайдо, хотя неясно, сколько из них были выходцами с Шикотана.

Так в ХХ в. с лица земли исчезла целая ветвь народа – курильская группа айнов, некогда многочисленная, адаптированная к суровым условиям архипелага.

Причины быстрого вымирания айнов на Курилах, в частности на Шикотане, достаточно ясны. При всех естественных богатствах этот остров не мог обеспечить крупный человеческий коллектив на той культурной стадии, когда люди прямо зависят от окружающей среды. Характерной этноэкологической чертой курильцев было расселение мелкими группами по островам в соответствии с количеством естественных ресурсов. Притом часть островов оставалась незаселенной и использовалась аборигенами как промысловые угодья щадящего режима. Эта модель была полностью разрушена. Не забудем также, что помимо айнов на Шикотане жило много японцев.

При переселении на Шикотан курильцев лишили огнестрельного оружия и запретили им выходить без разрешения на промысел в море. У них отняли и рыболовные снасти, и другие орудия труда. «Все их собаки, — читаем у Д. Н. Позднеева, — были убиты, а лодки оставлены... Курильцев поставили на работы и поощряли их обрабатывать участки земли... Им было назначено известное количество рису и были командированы доктор и учитель...» По сведениям Н. Сноу, «несмотря на эту перемену – перемену к лучшему, как можно было бы думать, — айну были очень несчастны. Переход от почти исключительно животной пищи на рис, немного овощей и рыбу не соответствовал их организму, и многие из них умерли в течение первого же года».

Английский путешественник стал свидетелем несправедливостей, чинимых японскими администраторами. Айны рассказывали ему, что без разрешения чиновников они не смеют ни покидать селения, ни ездить на лодке, ни убивать тюленей, ни вообще делать что-либо. Они страшились лишний раз попадаться на глаза властям.

В 1885 г. в журнале местного управления Шикотана были записаны жалобы курильцев. «Со времени переселения сюда с острова Сюмусю, — поведали они, — мы все один за другим заболеваем, и число смертей чрезвычайно велико... На Сюмусю в самое холодное время мы ловили разного рода рыбу подо льдом и ели ее. Поэтому там не только не было у нас такой смертности, но даже больных в году бывало столько, что их можно пересчитать по пальцам». Теперь же, добавляли айны, серьезно и тяжелобольными становятся практически все. Японская газета «Емиури симбун», описывая в 1893 г. критическое положение айнов Шикотана, констатировала, что японские власти обращаются с ними «позорнейшим образом».

Резкое нарушение экологии курильских айнов, как в смысле взаимодействия их со средой обитания, так и в смысле традиционного хозяйственного уклада и его отлаженных механизмов, плюс бесчеловечное обращение, плюс болезни вследствие тяжелых условий жизни и инфекций быстро вершили страшное дело. Постепенно гряда обезлюдела. По японским сведениям, в 1891 г. единственными населенными островами здесь были Эторофу (Итуруп), Кунасири (Кунашир) и Сикотан (Шикотан). В течение многих лет гряда Цисима планомерно покрывалась гарнизонами, военно-морскими, а затем и военно-воздушными базами, занималась танковыми и пехотными частями, оснащалась мощными оборонительными сооружениями.

Но если участь шикотанцев, т. е. остатков северных обрусевших курильцев, в общих чертах известна благодаря той огласке, которую получили порядки в резервации, то сведений о дальнейшей судьбе южнокурильских айнов, в значительной степени японизированных, практически нет. Обращает на• себя внимание отсутствие информации о кунаширских и итурупских туземцах примерно со времени перехода Курил под власть Японии. В 1912 г. Б. Пилсудский, полагая, что всего айнов осталось 20 тыс., включал 13 населенные ими территории лишь Сахалин, Хоккайдо и Шикотан.

А как развивались события айнской истории на Сахалине? В период «совместного владения» русская администрация основное внимание уделяла северу острова, отдав южную часть произволу японских капиталистов. А те, сознавая, что их пребывание не будет длительным, интенсивно эксплуатировали богатства Южного Сахалина. Большинство айнов, опутанные долгами и кабальными договорами, оказались вынужденными бросать традиционные занятия. Их благосостояние теперь зависело от ежегодно наезжавших с Хоккайдо фактических хозяев побережья, в руках которых были орудия лова, продукты, можно сказать, сама жизнь аборигенов. Существовали разные способы экономического закабаления айнов, но промышленники не останавливались и перед внеэкономическим принуждением. «Мена японцев с айнами, — отмечал один из первых российских военных администраторов острова, майор Н. В Буссе, — не может назваться торговлею, а есть только спекуляция японского начальства на Сахалине, основанная на силе». Он же писал: «Айны говорят, что у них бывает ежегодно голод потому, что летом японцы их сгоняют на работы... А платы же за летнюю работу дают только по одному халату, по две малых чашки рису и две папуши табаку да бочонок водки». Из этой записи видны жестокие методы ограбления островитян: принуждение силой, нищенская оплата труда и спаивание.

Надо добавить, что такая система эксплуатации, к сожалению, продолжалась и после «уступки» японцами Сахалина русским. Более того, она постоянно усиливалась, так как из года в год росли уловы рыбы у берегов острова. Один из ученых-путешественников, И. С. Поляков, побывав на Сахалине уже после полного закрепления его за Россией, свидетельствовал: «Как прежние, так и нынешние отношения иноплеменных и заезжих рыбаков к туземцам остались те же самые: айны и их труд порабощены; все айны без исключения обязаны работать на японцев. Для этого рыбаки выдают рабам-работникам свои снасти, причем все лучшее в улове отбирается... Собственные снасти айнам иметь запрещается... Реки при устьях перегораживаются, так что рыба в верховья проникнуть не может, поэтому невозможно удаляться туда и айнам... С отъездом японцев в свои края айны остаются без достаточного запаса сухой рыбы для себя и для собак; к концу зимы и по весне у них наступает почти голодовка».

Наживаясь на богатствах Сахалина, японские предприниматели обрекали айнов на обнищание, голод, культурную деградацию. В айнских селениях часто свирепствовали эпидемические и другие болезни. К концу «совместного владения» Сахалином айны, попавшие словно бы между молотом и наковальней, подходили к своей последней черте. Как и на Курилах, им грозили вымирание и истребление.

Добавить комментарий