Кто убил Наполеона? Гамбург (октябрь 1961 года)

Стен Форсхувуд с трудом уместился в кресле: как всегда, ему некуда было деть свои длинные ноги. Он ждет вылета последнего самолета из Гамбурга в Гётеборг. Он смертельно устал, но слишком возбужден, чтобы заснуть во время короткого перелета. У него был долгий и очень успешный день. В черном кожаном портфеле у него на коленях самый большой приз, какой ему до сих пор удалось выиграть.

Сегодня, после телефонного звонка, раздавшегося в 8 часов утра, он первым же самолетом вылетел в Гамбург. Звонивший представился по-французски Клиффордом Фреем, владельцем текстильной фабрики из Мюнхвиллена в Швейцарии. Говорит ли он со Стеном Форсхувудом, автором статьи об отравлении Наполеона? — Да. — Он, Фрей, — владелец пряди волос, принадлежавшей Абраму Новерра. Фрей был бы рад уступить Форсхувуду несколько волосков для продолжения расследования. Сегодня во второй половине дня Фрей будет в Гамбурге. Не мог бы Форсхувуд встретиться с ним в ресторане аэропорта, скажем, в половине седьмого?

Форсхувуд, не колеблясь, соглашается. Прядь, принадлежавшая Абраму Новерра, — это то, что нужно. Именно он, как записал Маршан, сбрил волосы с головы Наполеона на другой день после смерти. Новерра покинул Святую Елену на «Кэмеле» вместе с Маршаном и другими и вернулся в родную Швейцарию. Из всех волос, какие Форсхувуд может найти, эта прядь лучше всего подходит для следующего этапа расследования — сегментного анализа.

Договорившись о встрече, Форсхувуд сразу заказал билет до Гамбурга и отменил все планы на этот день: встреча с этим незнакомцем могла стать самым важным шагом в жизни шведа.

Только тогда Форсхувуд спохватывается, что они не условились, как опознают друг друга.

Уезжая, он говорит жене, что постарается вернуться вечерним самолетом, но добавляет: «Не жди, ложись спать».

В назначенный час Стен ждет в ресторане аэропорта. Пока он видит только дородную немецкую даму с мужем, изрядно набравшимся пива, и компанию датчан, направляющуюся домой после весело проведенного дня на Репербане, в гамбургском квартале удовольствий. Он садится так, чтобы видеть вход в ресторан, и, ожидая, думает об Абраме Новерра, двухметровом силаче, которого Наполеон не называл иначе как своим «швейцарским медведем» с того дня 1814 года, когда по дороге на остров Эльба тот один сдержал толпу роялистов-фанатиков, с яростью бросившихся к карете Наполеона.

Но вот в ресторан входит крепкий, высокий, коротко подстриженный, с загаром альпийского лыжника человек и начинает присматриваться к посетителям: это Клиффорд Фрей. Он спешит — ему шесть часов ехать до дома — и отклоняет приглашение Форсхувуда отужинать с ним. Они переходят прямо к делу.

Фрей достает из портфеля конверт и протягивает его Форсху- вуду. На конверте адрес отправителя — Абрам Новерра, Ла Вьолетт у Лозанны, 8 сентября 1838 года; получатель — господин Монс Рисс, Сент-Галл, Швейцария. Внутри конверта со штампом «Лозанна, 9 сентября 1838 года» письмо и маленький пакетик. Письмо подписано «Ж.Абрам Новерра», рука та же, что на конверте. Среди строк есть и такие: «С удовольствием посылаю вам, господин Монс, несколько волосков императора Наполеона, которые я снял с его головы после его смерти, 6 мая 1821 года». На маленьком пакетике надпись той же рукой: «Волосы бессмертного императора Наполеона». Сами волосы прикреплены к кусочку картона с помощью завязанного сложным узелком шнурка, запечатанного воском.

— То, что нужно, — говорит Форсхувуд. — Вы сыграете важную роль в доказательстве моей правоты.

По просьбе шведа Фрей рассказывает, как он стал обладателем этой реликвии. Когда-то некая мадам Монс-ин-Гофф, вдова внука «господина Монса» — адресата Новерра, продала ее отцу Фрея, офицеру швейцарской армии, который завещал прядь сыну.

— Я уступаю вам волосы за тысячу долларов, — говорит Фрей.

Форсхувуд оглушен. Его расследование уже и так стоит ему не только времени, но и денег. Подумав, он объясняет Фрею: если они со Смитом смогут по нескольким волоскам доказать, что Наполеон был отравлен, цена всей пряди резко возрастет. Фрей соглашается с доводами Форсхувуда, но выдвигает ряд условий: из пряди, содержащей 50 волосков, он разрешает взять для анализа не больше 20, узелок шнурка не должен быть поврежден. Если волоски будет трудно вытянуть через узелок, они могут быть отрезаны с каждой его стороны. Сам Фрей получает результаты тестирования и оставшиеся волосы с конвертами и письмом Новерра. Результаты анализа должны быть в срочном порядке опубликованы в солидном научном журнале. Форсхувуд не может не улыбнуться — сразу видно делового человека, к тому же швейцарца Но что ему до мотивов Фрея — Форсхувуд соглашается, ему важно заполучить волосы.

По пути в Гётеборг он может расслабиться в удовлетворении от того, что ему удалось. Он был рад, что волосы Наполеона у него в портфеле. Он был еще больше рад тому, что ему удалось прорвать «французскую блокаду», как он позже выразится. Прошлой весной он обнаружил, что французские эксперты не помогут ему, ибо опасаются: его версия, если она подтвердится, поставит под сомнение многие их любимые теории и возникнет слишком много вопросов о том, кто же из окружения Наполеона предал его.

Именно французская блокада заставила Форсхувуда поспешить с публикацией первых результатов исследования. Статья с детальным описанием проведенного Смитом анализа единственного волоска, полученного Форсхувудом в Париже, появилась 14 октября в британском научном журнале «Нейчер» за подписью Смита, Андерса Вассена — шведского токсиколога — и Форсхувуда. Имя жертвы — Наполеон — было названо.

Отзывы не заставили себя ждать: французские наполеоноведы указывали, что анализа одного волоска недостаточно, что мышьяк мог попасть в организм из атмосферы, что волосы, возможно, и не принадлежали Наполеону и т. д. и т. п. Форсхувуд отмахнулся от их нападок — они не были для него неожиданностью. Он надеялся на реакцию иного рода. И это случилось раньше, чем можно было рассчитывать: Клиффорд Фрей позвонил всего через две недели после выхода статьи.

Наполеон, размышлял Форсхувуд, совершенно изменил его жизнь. Он теперь планирует кампании в прессе и встречается с незнакомцами в аэропортах — как это далеко от лабораторной работы, которой он посвятил столько дней своей жизни. Но у него все основания быть довольным собой. Может быть, он и любитель, но играет хорошо. Французская блокада не остановила его. Игра начинает ему нравиться. Наполеон поглощает все его время, но швед не жалеет: ради таких дней стоит прожить жизнь.

Следующий шаг — переправить волосы в Глазго Смиту для сегментного анализа. Получится хронологический график попадания мышьяка в организм Наполеона в последние месяцы его жизни. Теория Форсхувуда будет опровергнута или подтверждена.

Добавить комментарий