В Лонгвуд-хаузе начинается нескончаемый день.
На заре Наполеон вызывает слугу. Он так и не смог уснуть. Человек, который когда-то мог приказать себе заснуть в любое время, даже часа на два утром перед началом сражения, проработав ночь над планом военных действий, перестал быть хозяином собственного сна.
Всю ночь он ходил от одной походной кровати к другой — они стоят в двух небольших смежных комнатах. Из соседней комнатенки, где он спит, приходит слуга с черным кофе. «Пусти божий свет», — говорит Наполеон. Слуга открывает ставни. Император облачается в халат и присаживается к маленькому круглому столу.
Слабый утренний свет освещает унылое спартанское жилище. Комната напоминает бивуак, теплую нотку вносят лишь несколько картин, развешанных по стенам Маршаном: портреты Жозефины, Марии-Луизы, маленького римского короля. Покои Наполеона расположены в угловой части деревянного с лепной штукатуркой бледно-желтого здания о двадцати трех комнатах. Это и есть Лонгвуд-хауз.
Почти все офицеры живут в другом конце дома. Слуги, которых значительно больше, чем господ, теснятся на чердаке. Всего в Лонгвуде обитает более 50 человек. Зданию около 70 лет, и все эти годы к нему делались пристройки. Из амбара с конюшней, чем он был вначале, дом постепенно превратился в летнюю резиденцию вице-губернатора. Перед приездом Наполеона со свитой англичане добавили еще одно крыло и приспособили под жилье бывший амбар.
Расположение Лонгвуда нельзя назвать удачным. В то время как над соседними долинами сияет солнце, на возвышенном плато, где стоит Лонгвуд, почти целый год льют дожди. Из-за отсутствия погребов влага остается в доме, одежда и стены быстро покрываются плесенью. Наспех положенная крыша пристройки пропускает воду. Но самое неприятное здесь — обилие крыс, как, впрочем, и везде на острове. Слышно, как они бегают по перекрытиям, проникают в помещения, где хранится продовольствие, приводят в ужас детей. Пришлось отказаться от курятника, так как крысы поедали яйца. Слуги пытаются забивать дыры жестью, а иногда устраивают настоящую охоту на крыс с собаками. Но крысы упорно возвращаются. Французы хотели было потравить их мышьяком, но вынуждены были отказаться, так как дохлых крыс было невозможно извлечь из-под стен и перегородок.
После кофе начинается процедура бритья. Один из слуг держит зеркало, другой подает инструменты. Наполеон бреется сам еще со времени, когда стал первым консулом и за ним начали охотиться разного рода убийцы. Он моется по пояс, а слуга растирает ему спину и грудь одеколоном: «защита от многих болезней», — говорит он своим приближенным. Показывая свою безволосую грудь и выпирающие грудные мышцы (Наполеон начал быстро полнеть), он шутливо говорит Лас Казу: «Это не от нашего пола».
Маршан помогает ему одеться. Обычно он носит короткие панталоны и охотничий зеленый сюртук с бархатным воротом и обшлагами, неизменную треуголку, серебряный знак Почетного легиона на груди, в карманы прячет миниатюрную походную подзорную трубу, табакерку и запас лакричных леденцов, которые жует почти постоянно. Из дома он выходит через дверь, ведущую из спальни прямо в сад, за которым в свободное время ухаживает Маршан. Из сада Наполеон может обозреть тот маленький мирок, где он заточен.
Лонгвуд расположен на возвышенном и лишенном растительности плато в 8 километрах по извилистой горной дороге от порта Джеймстаун. Несмотря на постоянные дожди, земля не плодоносит. Жесткая трава покрывает почву лишь местами, а редкие камедные деревья гнутся под постоянно дующими юго-восточными ветрами. Для европейца климат Южной Атлантики с перевернутыми временами года то слишком влажный, то слишком жаркий. Это пустынное, продуваемое ветрами место окружено зубчатыми пиками вулканического происхождения. На одном из них устроен сторожевой пост, и пушечный выстрел оповещает о восходе и заходе солнца или дает знать о появлении корабля на горизонте.
Куда бы ни бросил взгляд Наполеон — везде несущие стражу военные. Они расположены концентрическими кругами. Прямо перед ним — лагерь Дэнвуд с пятью сотнями солдат 53-го полка. Часовые в красных мундирах стоят так, чтобы видеть друг друга, вдоль всей каменной шестикилометровой стены, окружающей Лонгвуд и примыкающую к нему территорию. Дозорные с вершины каждого из окружающих холмов сообщают сигнальными флажками о том, что делает пленник: «Генерал Буонапарте прогуливается, но остается внутри линии часовых»; «Генерал вышел за линию часовых, но его сопровождают». Если бы дозорный сообщил: «Генерала не видно», то на командном пункте, которому подчиняются все воинские части на острове, был бы немедленно поднят голубой сигнальный флаг и повсюду начались поиски исчезнувшего.
Англичане привезли сюда почти 3 тысячи солдат. Все дороги на острове охраняются. Любой прохожий после 9 часов вечера задерживается. Четыре бухты, откуда можно сесть на судно, превращены в крепость. Островные батареи способны отразить любую атаку со стороны океана. На море, которое виднеется между укрепленными горными вершинами, Наполеон видит корабли английского флота, охраняющие территориальные воды: пять военных судов на широте Джеймстауна, одно из них плавает постоянно по ветру, другое — против ветра. Шесть бригов крейсируют вокруг острова день и ночь. За кордоном часовых, за укрепленными фортами, за патрульными кораблями раскинулся самый неумолимый, самый беспощадный тюремщик Наполеона — серый бескрайний океан.
Возникают ли у Наполеона мысли о побеге с этого скалистого клочка суши? Продумывает ли этот гениальный военный стратег, как можно преодолеть цепь часовых, укрепления, корабли и сам океан? На первый взгляд, проблема неразрешима, но разве когда-нибудь Наполеон отступал перед несбыточной мечтой? Но о чем бы он ни думал, в одиночестве прогуливаясь ранним утром по саду, никто из узников не вспоминает, чтобы в эти первые недели заточения в Лонгвуде кто-либо говорил о планах возможного побега. Наполеон рассчитывает прежде всего на изменение курса европейской политики. Некоторые надежды на возвращение в Париж он связывает с наследницей английского престола и своей поклонницей принцессой Шарлоттой. Если она взойдет на .трон, с его изгнанием будет покончено.
Если не произойдет чего-либо непредвиденного, говорит Лас Казу Наполеон, он видит две возможности, при которых мог бы вернуться к власти:
— Я могу понадобиться либо монархам для подавления восставших против них народов, либо народам, поднявшимся против их монархов. Ибо в беспощадной борьбе настоящего с прошлым я — арбитр и естественный посредник... Я хотел быть высшим судией... Но судьба распорядилась иначе...
Когда острова достигает слух о том, что один из маршалов империи, Бертран Клозель, возглавил восстание против Бурбонов и Лас Каз уже грезит возвращением Наполеона к власти, тот только бросает:
— Вы думаете, он настолько глуп, чтобы уступить мне место? У меня много сторонников, но и у него в случае успеха будет не меньше... к тому же последний всегда прав: прошлое забывают ради настоящего.
Ближайшая задача Наполеона — не позволить миру, над которым он когда-то господствовал, забыть себя. Для этого надо перехитрить цензуру, а ей подвергалась любая корреспонденция узников. Это не составляло особого труда, но надо сказать, что даже спустя несколько лет после возвращения из ссылки изгнанники предпочитали не раскрывать тайны уловок, к которым они прибегали. Наполеон редко покидает Лонгвуд и ни разу не посетит Джеймстаун. Его приближенные, напротив, часто отправляются в порт целой кавалькадой. На улицах и в лавках на берегу моря они встречают моряков проходящих судов, узнают новости. Маленький корсиканец Сиприани, мрачный, мужественный, живущий при Наполеоне с юных лет, выполняет в Лонгвуде его личные поручения. Сиприани — глаза и уши Наполеона. Они часто уединяются, и никто не знает, о чем они говорят.
В Европу регулярно доходят письма, избежавшие цензуры. Столь же регулярно прибывает не подвергавшаяся цензуре корреспонденция с материка. Слуга Сен-Дени, обладатель превосходного почерка, переписывает послания, их контрабандой переправит либо местный торговец, либо моряк за несколько золотых монет или вознаграждение, которое получит при вручении. Не вся корреспонденция с острова доходит до адресатов. 40 лет спустя в одном ирландском поместье найдется табакерка, переданная английскому моряку с проходившего судна; в ней обнаруживается двойное дно и там — письмо Наполеона, содержащее инструкции по воспитанию малолетнего римского короля. Этими тайными посланиями, рассказами тех, кто посещает его на острове, Наполеон постоянно напоминает о себе и готовит почву для возможного возвращения в Европу.
Иногда рано утром император совершает верховую прогулку. Ему разрешается пересекать цепь часовых и свободно передвигаться по равнине Лонгвуда, заезжать в соседние долины, которые кажутся такими плодородными в сравнении с его голым плато. Но за пределами этой зоны его должен сопровождать английский офицер, и Наполеон отказывается смириться с этим. Иногда он спешивается и заходит в какой-нибудь дом. Так, однажды он знакомится с очаровательной семнадцатилетней девушкой, дочерью земледельца Мэри Элис Робинсон. Он назовет ее Нимфой долины и нанесет ей с десяток визитов. Слухи об этом также дойдут до Европы. Но эти монотонные прогулки по ограниченному маршруту вскоре утомят императора, чьи долгие верховые переходы вошли в легенду. Ему все реже седлают коня, и он все чаще довольствуется прогулками по саду, ходит по дорожкам, фальшиво напевая оперные арии или болтая с одним из своих офицеров. В дождливую погоду, а она здесь случается часто, он читает книги, увезенные Маршаном из библиотеки Мальмезона, или пришедшие из Европы, или одолженные у англичан. Он изучает трехмесячной давности лондонские газеты, полученные либо от губернатора, либо от случайного проезжего. Наполеон — жадный и быстрый читатель. Вокруг его ложа громоздятся книги, которые он бросает по мере прочтения, многие снабжены его хлесткими примечаниями.
Днем после верховой прогулки Наполеон принимает ванну. Это целая процедура. В деревянной, обитой цинком самодельной купели он может оставаться часами, читая или беседуя. Маршан носит из кухни и подливает горячую воду, так как Наполеон любит обжигающую ванну. В такие моменты Наполеон часто приглашает доктора О'Миру, но не для медицинских консультаций; здоровье его, за исключением крайне редких и коротких недомоганий, продолжает оставаться отменным. К тому же Наполеон не доверяет рецептам врачей. Он уважает хирургов, энергично поддерживал в свое время вакцинацию во Франции, но настойчиво отказывается от лекарств, уверяя, что они приносят «больше вреда, чем добра». Когда ему представляют какого-нибудь врача, он не преминет спросить: «Сколько больных вы угробили за время вашей карьеры?» Но О'Мира нужен ему потому, что он в курсе всех местных сплетен. Этот живущий в Лонгвуд-хаузе морской врач 33 лет — единственный, кто одинаково вхож в оба враждебных лагеря Святой Елены. Сидя у купели, он на хорошем итальянском рассказывает Наполеону, что происходит за линией английских часовых. Его положение более чем двойственно: с одной стороны, он сообщает Наполеону о всех островных событиях, с другой — доносит губернатору о том, что творится в Лонгвуде, и, наконец, к полному неведению обеих сторон, посылает частные письма своему начальству в Лондон.
Как правило, к 11 часам накрывается обед — либо в комнате императора, либо, если позволяет погода, в саду. Среди блюд, которые император по своей привычке поглощает за четверть часа, — обжигающий куриный бульон (лучшее терапевтическое средство, согласно Наполеону), два мясных блюда и одно овощное. Еду на кухне Лонгвуда готовят два французских повара, но они не подают ее. За столом прислуживают Маршан и два его доверенных помощника — Сен-Дени (по прозвищу Али) и Абрам Новер- ра. Наполеон ограничивается одним или двумя бокалами разбавленного водой вина из своих личных запасов. Это довольно известное южноафриканское вино из лозы, возделываемой в местечке Констанция близ Кейптауна. Те, кто разделяет трапезу императора, пьют «ординарное вино». Почти все продовольствие доставляется Вильямом Бэлкомбом, отцом Бетси, которого адмирал Кокбэрн назначил «поставщиком» Лонгвуда. Распоряжение продуктами в доме возложено на мажордома Сиприани и графа Монтолона.
Назначение Бэлкомба поставщиком успокаивает Наполеона. Ведь, как он знает, англичане хотели бы его смерти, и подозревает, что они могут постараться претворить свои мечты в реальность. Он считает, что они вполне способны его отравить. Доктор и фармацевты всегда советовали ему остерегаться вина и кофе, но здесь он может не тревожиться. «С этой стороны никаких опасений не возникает: продовольствие поставляется Бэлкомбом, а О'Мира и Поплтон (английский офицер, живущий в Лонгвуде) — достойные люди, не способные на злодейство». Часто рискуя жизнью на поле боя, Наполеон больше не думает о своей безопасности; за время своего правления он пережил, по его словам, «более 30 настоящих заговоров, не говоря уже о тех, что остались нераскрытыми». Большая часть из них замышлялась графом д'Артуа, братом Людовика XVIII.
Наполеон рассказывал, что единственная мера предосторожности, которой он всегда следовал, — до последней минуты скрывать, куда он едет и каким маршрутом. В Лонгвуде Наполеон чувствует себя в относительной безопасности. Графу Монтолону он говорит:
— В Америке я был бы убит агентом графа д'Артуа, не прожив и полугода. Там меня ждало либо забвение, либо смерть... Я все-таки предпочитаю Святую Елену.
Наполеон настаивает на том, чтобы обедать в компании офицеров, но их беспрерывные ссоры выводят его из себя: «Вас всего горстка на краю света: ваше утешение — во взаимной любви». Но его не слушают. Причина ссор — бездеятельность. Наполеон тщательно распределяет немногочисленные обязанности среди подчиненных, но у них все равно остается слишком много времени, которое тратится на придворные дрязги и интриги. Только Лас Каз, старший по возрасту, занят по-настоящему, записывая диктовку Наполеона.
Тихий Бертран, оттесненный Монтолоном, чувствует себя глубоко несчастным. Мрачный и неразговорчивый, он старается проводить больше времени в семье. Бертран рядом с Наполеоном со времен Египта. В Париже он был удостоен титула гофмаршала, следовательно, и здесь он должен бы быть первым лицом при дворе. Но по настоянию своей белокурой жены Фанни, которая по неясным мотивам старается держаться подальше от Наполеона, он поселился вне Лонгвуд-хауза. Уязвленный Наполеон доверил управление домом графу Монтолону, элегантному придворному, присоединившемуся к императору лишь в самые последние недели перед отъездом из Франции. В то время как Фанни Бертран избегает Лонгвуда, Альбина де Монтолон постоянно там, всегда в хорошем настроении, всегда услужлива. Шепотком передают, что эта кокетливая брюнетка с согласия мужа проторила дорогу к постели Наполеона.
— Не правда ли, она очаровательна? — спрашивает Наполеон у Бетси, а та, в раздумье, не отвечает.
Гаспар Гурго — самый угрюмый из всех. Лас Каз занят работой и сыном, Бертран и Монтолон — женами и детьми. У Гурго нет никого и ничего. Высокого роста, смуглолицый и молодой — ему лишь 32 года, он не знает, на что расходовать свою энергию и чувства. Он гордится, что спас Наполеону жизнь в России. На острове случаев проявить героизм больше не представляется, если не считать одного случая в Бриарах, о котором с юмором поведала Бетси Бэлкомб: заслоняя Наполеона от бодливой коровы, Гурго выхватил шпагу с криком: «Второй раз я спасаю императору жизнь!» На попечении Гурго в Лонгвуде конюшня с десятком лошадей. Но всю работу выполняют конюхи, и у Гурго много свободного времени и энергии. Он в ярости скачет по плато Лонгвуда, воображает, что влюблен в пятнадцатилетнюю блондинку Лауру Уилкс, дочь бывшего губернатора, но ему редко удается увидеть ее и еще реже поухаживать. Чаще всего он ссорится с Монтолоном, бежит жаловаться Наполеону, потом дуется. Как никто другой, Гурго постоянно томится и скучает безнадежно. Об этом свидетельствует каждая запись в его «Интимном дневнике»: «Вторник, 25, — скука, скука. Среда, 26, — тоже. Четверг, 27, — тоже. Пятница, 28, — тоже. Суббота, 29, — тоже. Воскресенье, 30, — Великая скука!»
После обеда Наполеон диктует в бильярдной одному из своих приближенных, как правило, Лac Казу, но случается, что и Маршану или Сен-Дени. Наполеон пытается отдаться тому, что всегда было его главной страстью, — работе. Но дни былой активности великого человека, составлявшие когда-то 16—20 часов, не сравнимы с теперешними, которые не занимают и четверти того времени. В диктовках он объясняет и оправдывает свой жизненный путь, по ходу дела комментирует походы Цезаря, размышляет на такие разнообразные темы, как реформа образования или ирригация долины Нила. Диктуя с большой скоростью, он не прекращает ходить взад и вперед по комнате, останавливаясь на несколько мгновений, чтобы повернуть большой глобус, где отмечены маршруты его кампаний: от них почти полпланеты до маленькой, затерянной в Южной Атлантике скалы. Иногда через специально проделанное отверстие в ставнях он в подзорную трубу наблюдает за строевыми упражнениями английских солдат.
— Пишите! — приказывает он резким тоном офицеру, одетому в мундир с высоким воротником, которому из-за висящей на боку шпаги так неудобно сидеть за письменным столом.
Позже, пополудни, Наполеон облачается в мундир и принимает посетителей, которых довольно много в первое время его отшельничества. Это, как правило, возвращающиеся на родину чиновники английской колониальной службы, чьи суда заходят на Святую Елену, и они в восторге оттого, что хотя бы на мгновение в их жизнь войдет самая знаменитая личность эпохи. Император, таким образом, использует любую оказию, чтобы дать знать о себе в Европе. Многие из визитеров сразу по приезде домой опубликуют свои впечатления, и Наполеон учитывает это. Чтобы никто не усомнился в том, что он остается — еще и навсегда — императором, он требует соблюдения придворного этикета, как в Тюильри. Посетитель просит Бертрана об аудиенции, получает письменный пропуск, в бильярдном зале его ожидают два офицера в расшитой золотом форме, как правило, Монтолон и Гурго. Слуга в зеленой с золотом ливрее открывает двери салона для карточной игры и громким голосом объявляет имя гостя. Наполеон принимает его, стоя у камина со шляпой в согнутбй руке. Лас Каз выполняет обязанности переводчика. Наполеон остается стоять все время беседы, даже если она длится час или больше, а он болен или утомлен: он вынуждает визитера стоять в присутствии императора. По обыкновению Наполеон расспрашивает посетителя о его прошлом и его занятиях. О чем бы ни шла речь, Наполеон всегда демонстрирует свои поразительные познания. Но главное, он играет роль человека, знающего, что он — больше чем простой смертный, что он — прирожденный правитель: император.
14 января 1816 года капитан Джон Тидд, командующий корветом «Леверетт», доставляет в Лонгвуд газеты. При прощании Фанни Бертран вручает ему в память о визите медальон с волосами Наполеона.
Придворный этикет не так строг для незнатных посетителей или тех, кто, подобно Бэлкомбам, считается друзьями Наполеона Для Бетси его не существует вовсе. Раз в неделю Бэлкомбы обязательно приезжают в Лонгвуд, и Бетси может увидеться с тем, кого она, и только она, называет «старым товарищем ее игр» «Наполеон теперь в более подавленном настроении, чем в Бриарах, но его былая готовность к игре и проказам иногда возвращается». Они играют в бильярд, Бетси рассказывает: «Он привел меня в салон, где только что был установлен бильярдный стол. Вспоминаю, что в то время я считала бильярд слишком детской игрой — чем-то вроде шариков, только побольше, — чтобы в нее играли взрослые. Император хотел научить меня некоторым приемам, но я их плохо усваивала и старалась намеренно ударить шаром по его руке, вместо того, чтобы попытаться, следуя его инструкциям, сыграть карамболем или попасть в лузу... Больше всего мне нравилось, когда он вскрикивал».
Как-то Бетси застает императора страдающим от боли: ему только что удалили зуб. Ей немного стыдно, что старый вояка жалуется на такую пустячную боль. Она просит подарить ей вырванный зуб, чтобы вмонтировать его в сережку: «Он рассмеялся, несмотря на боль, и заметил, что я никогда не должна терять зуб мудрости. К нему вернулось хорошее настроение — он всегда был очень горд, когда ему удавался остроумный каламбур».
Иногда, к великому удовольствию Бетси, Наполеон пытается говорить с ней по-английски. Еще с путешествия на «Нортумберленде» он время от времени берет уроки у Лас Каза. Он читает лондонские газеты, но его устная речь, по мнению Бетси, «никуда не годится». При одной из первых таких попыток Наполеон решил пошутить над ее отцом, высмеивая английскую привычку к спиртному. «Если бы Бэлкомб здесь, — сказал он, — он выпить бы одну, две, три, а пять бутылок и возвратиться бы в Бриары напиться». Наполеон интересуется, что проходит Бетси на уроках. «Он любил выудить из меня какие-то крохи знаний, которые были, надо сознаться, обрывочными. Тем не менее я любила читать, обладала довольно хорошей памятью и мне удавалось надолго завладеть его вниманием. «А теперь, мадемуазель Бетсии,— говорил он, — я надеюсь, вы быть послушная девочка и хорошо выучила урок». Он говорил это, чтобы уязвить меня, хорошо зная, как мне хочется слыть взрослой».
Но не всегда Наполеон был расположен к забаве. «Однажды я подлетела к Сен-Дени, — вспоминает Бетси, — спросить разрешения увидеть Наполеона, но осеклась, когда слуга сурово ответил мне, что император наблюдает в подзорную трубу за приближением корабля «Конкверор» под флагом адмирала Плэмпина. «Он у мадам Бертран, — пояснил Сен-Дени, — но сегодня ему не до шуток, мадемуазель». Но я все-таки направилась к коттеджу Бертранов и сама опечалилась при виде Наполеона. Хоть я и была совсем молодым существом, но не могла не поразиться выражению глубочайшей меланхолии, написанному на лице императора... Он стоял рядом с генералом Бертраном, обратив полный тоски взор в сторону корабля, который был еще только точкой на горизонте».
Вспоминая об этих днях, Бетси заметит: «Беззаботность молодости или же сознание, что я пользуюсь особым расположением Наполеона, не раз побуждали меня затронуть деликатные, если не вовсе запретные темы. Так, я расспрашивала императора о жестоких поступках, которые ставят ему в вину: о казни плененных турок в Яффе, об отравлении больных в госпитале Сен-Жан-д'Акр...» Наполеон подробно аргументирует свой взгляд на эти события, и Бетси придет к заключению, что «они были одними из многих и достойных сожаления плодов безграничного честолюбия, сочетавшегося со столь же безграничной властью». Как-то Бетси напевает песенку о печальном конце герцога Энгиенского. Разобрав, о ком поется в песенке, Наполеон спрашивает, что знает Бетси об этом деле. «Я ответила, что его считают убийцей знаменитого принца. Он подтвердил, что приказал казнить герцога, потому что тот стоял во главе заговора и организовал высадку во Франции подкупленных Бурбонами солдат, которые должны были его убить. Он считал, что поступил как политик, ибо, осудив на смерть одного заговорщика, отбивал у других охоту заниматься тем же».
К 4 часам Гурго готовит карету в шесть лошадей для вечерней прогулки. Наполеон садится в нее с Фанни Бертран или Альбиной де Монтолон, иногда с офицерами или посетителями. Он приказывает кучерам, братьям Аршамбо, на большой скорости преодолевать виражи при спуске с холма. Бетси вспоминает: «Эти поездки доставляли Бонапарту какое-то болезненное удовольствие. Он предупреждал, повергая меня в ужас, что лошади сейчас понесут и мы окажемся в пропасти, где потом и косточек не соберут». В действительности ему хотелось, чтобы Бетси научилась подавлять страх. «Император неоднократно советовал отцу, чтобы он постарался исправить мой характер, пока я молода, и не только не потакал детским необузданным страхам, но и вовремя меня останавливал».
Если Бертраны дома, Наполеон просит кучера остановиться перед их коттеджем Хатс-гейт. Он входит и затевает игру с их тремя детьми. Однажды во время такой прогулки Наполеон обнаруживает в зеленой долине позади коттеджа Бертранов родник под тремя плакучими ивами. Это место называют Долина Герани. Отныне каждый день слуги будут приносить воду из этого родника, которую Наполеон предпочитает другим напиткам. Он просит Бертрана: «Если после смерти мое тело останется в руках врагов, я желаю быть похороненным здесь».
Пушечный выстрел сторожевого поста оповещает, что солнце зашло. Как только ложится тьма, подвижная петля часовых стягивается вокруг Лонгвуд-хауза, а узники возвращаются в дом и собираются в салоне для карточной игры, где уже горят свечи. Мужчины — в мундирах, женщины — в декольтированных вечерних платьях. Играют в пике или реверси, или же в шахматы. Наполеон предлагает собирать выигрыши в общую кассу, чтобы откупить рабов, но, как и его намерение освободить Тоби, это предложение повисает в воздухе.
Ужинают обычно в 8 часов. Вечерняя трапеза — повод еще для одного придворного ритуала. Этикет тот же, что и в Тюильри. Несколько нелепый в зеленой с золотом куртке и черных шелковых панталонах, Сиприани открывает двери столовой, делает глубокий поклон и объявляет: «Ужин Его Величества подан!» Наполеон предлагает руку даме, как правило, Альбине де Монтолон — с тех пор, как Бертраны стали жить вне Лонгвуда. За ними следуют офицеры, и каждый занимает место в порядке старшинства, что служит дополнительным предлогом для выяснения отношений.
Императорский двор давно лишен власти, она осталась в Париже, в Тюильри, но офицеры ведут еще более ожесточенные битвы за тень своего былого величия. Особенно часто бранится Гурго, давая выход своему плохому настроению. Он пишет в дневнике, что «даст под зад» Лас Казу, если этот коротышка посмеет еще раз не пропустить его вперед себя. По поводу Монтолона он замечает: «Я поспорил с моим коллегой относительно наших мест за столом. Я ни в чем не собираюсь уступать ему, и вскоре мы будем драться на дуэли».Ужин подается на серебряных и фарфоровых Севрской мануфактуры блюдах со сценами из наполеоновских военных походов; Маршану удалось вывезти их из Парижа. На некоторое время пленники могут забыть о часовых под окнами, об океане, обступающем их со всех сторон, и вернуться к счастливым временам Тюильри. Но иллюзия исчезает, когда комнату перебегает крыса. От многочисленных канделябров воздух становится горячим. Сен-Дени и Новерра прислуживают только Наполеону. Среди прислуги — и английские моряки в ливреях французского императорского двора. Смехотворный карнавал. Обильное меню включает суп. две горячие закуски, жаркое, два овощных блюда и десерт. Вопросы пропитания — предмет нескончаемых раздоров между изгнанниками и английскими властями. Французы жалуются на низкое качество продуктов, особенно мяса и вина. Англичане недовольны тем, что роскошные трапезы в Лонгвуде истощают не только ежедневный бюджет содержания французской колонии, но и ресурсы острова.
На Святой Елене действительно хронически не хватает продовольствия. Англичане и французы правы каждые по-своему. Мясо и вина, импортируемые из Южной Африки, редки и дороги, а после долгого морского пути теряют в качестве. Колонисты и английские военные не так привередливы, как французы, которые еще недавно чревоугодничали в Париже. Ужин может длиться до 40 минут, до мгновения, когда Наполеон резко поднимется и покинет столовую.
После ужина немногочисленная императорская свита возвращается в салом и убивает время до отхода ко сну. Как можно догадаться, вечерние развлечения в Лонгвуде скудны. Снова играют в карты или слушают, как Альбина де Монтолон, аккомпанируя сама себе, поет любимые итальянские арии Наполеона. Иногда император пускается в воспоминания о самых примечательных эпизодах своей жизни. Он вновь проводит свои сражения, особенно последнее, которое не должен был проиграть и которое почти выиграл. Ватерлоо превратилось в навязчивую, почти маниакальную идею.
— Какой роман — моя жизнь! — восклицает Наполеон. Иногда он посылает слугу за книгой и читает вслух романы, пьесы, стихи. Особенно он любит кельтского поэта Оссиана и роман «Поль и Вирджиния», действие которого происходит в Индийском океане. «Идемте в театр», — обычно говорит он, приступая к чтению какой-либо пьесы. Часто Наполеон прерывает чтение, чтобы сделать критические замечания. Финал «Британика» Расина, по его мнению, слишком скомкан, так что зритель не успевает догадаться, что главный персонаж будет отравлен. Наполеон — неважный чтец, с монотонным голосом, нарушающим мелодию стиха. Он навевает дремоту. Но если кого-либо поймает на этом, ему (ей) придется тут же сменить Наполеона в качестве чтеца.
Гурго отметит в дневнике: «Наполеон попросил «Заиру» (пьеса Вольтера) и читал ее до полуночи. Мы все мучились от скуки и желания спать».
Никто ни при каких обстоятельствах не смеет покинуть салон раньше Наполеона. Наконец он бросает взгляд на часы:
Который час? Ба, это не имеет значения. Пошли спать.
Он уходит в свои покои, иногда просит кого-нибудь из офицеров почитать ему. Как только он засыпает, Маршан гасит лампу, зажигает ночник и отправляется в свою каморку. Другой слуга остается в смежной комнатке, чтобы не пропустить утреннего звонка Наполеона, с которого начинается новый день в Лонгвуд-хаузе.