Чтобы приблизиться к разгадке, нужно, отбросив вымыслы и фантазии, обратиться к немногим известным, точно установленным и могущим быть легко проверенными фактам, к сохранившимся, не вызывающим сомнения подлинным документам, исходившим от непосредственных участников событий.
18 сентября 1698 г. губернатор острова Сен-Маргерит в Средиземном море вступил в должность губернатора Бастилии. Привезенный им арестованный, ранее содержавшийся в тюрьме на Сен-Маргерит, носил на лице черную бархатную маску; о том, кто этот арестованный и в чем заключалось его преступление, власти хранили строгое молчание.
Комендант Дю Жюнка, один из подчиненных губернатору должностных лиц Бастилии, 18 сентября 1698 г. сделал в своем дневнике запись о прибытии губернатора Сен-Мара с таинственным узником, который был ранее заключенным в государственной тюрьме в Пинероле. Это небольшое селение у подножия Альп в Северной Италии перешло к Франции по договору 1631 г. Учитывая выгодное стратегическое положение Пинероля, Ришелье приказал построить там крепость, включая цитадель и отделенную от нее высокой стеной тюрьму.
С 1665 г. по приказу военного министра Лувуа тюрьма находилась в полном распоряжении Сен-Мара. В дневнике отмечается, что имя заключенного остается неизвестным. Вначале он был помещен в первой камере башни Базиньер, а через несколько часов после этого препровожден в третью камеру башни Бертодьер, которая заранее, за несколько дней до этого, была хорошо обставлена по приказу Сен-Мара. Узник ел вместе с губернатором, слуга передавал им блюда из соседней комнаты. Перед едой губернатор тщательно запирал двери камеры. Сен-Мар спал в одном помещении с заключенным.
Сохранилось письмо губернатора, где он описывает чрезвычайные предосторожности, которые принимались им на случай своей болезни, для того чтобы офицеры и солдаты, приносившие заключенному еду, не увидели его лица. Совершенно ясно, что с узником обращались весьма внимательно, хотя сведения об исключительной почтительности, с которой относился губернатор к «маске», О роскоши, которой он якобы был окружен в своей камере, не находят каких-либо подтверждений в документах и поэтому, вероятно, относятся к области мифов.
Выдержки из дневника Дю Жюнка были опубликованы более чем полстолетия спустя, в 1769 г., священником при Бастилии Р.П.Грифе. Он уверял, что воспоминания о необычайном заключенном десятилетиями жили среди офицеров и солдат Бастилии. Утверждалось, что впоследствии были уничтожены все вещи, связанные с пребыванием «маски» в Бастилии, спешно побелены и покрашены стены и переложен пол в камере, в которой он находился, с целью ликвидировать любые возможные следы. Показания Грифе подтверждаются заметками майора Шевалье, занимавшего пост одного из главных чиновников Бастилии с 1749 по 1787 г. Этот исполнительный и трудолюбивый служака, который среди заметок исторического характера переписал записи Дю Жюнка в регистрационных книгах, сообщает, что таинственный узник, во время нахождения в Бастилии не болевший, однажды почувствовал себя нездоровым и через несколько часов умер. Он был похоронен 20 ноября 1703 г.
Не стоит придавать особого значения показаниям Грифе и Шевалье (вероятно, они связаны между собой), кроме тех, в которых сообщаются вполне определенные факты. Оба эти свидетеля писали, когда легенда о «маске» получила уже широкую известность и могла повлиять на их рассказы.
Обращаясь снова к подлинным документам, нетрудно убедиться, что легенда игнорировала одно важное обстоятельство. Строгость заключения постепенно ослабевала. Как показывают регистрационные записи, 6 марта 1701 г. «маску» перевели во вторую камеру башни Бертодьер, и, что особенно интересно, в камере он находился не один. В ней еще за несколько месяцев до того был помещен молодой слуга Тирмон обвиненный в тяжелом уголовном преступлении. (Тирмон 14 декабря 1701 г. был переведен в другую тюрьму и умер в 1708 г., до этого лишившись рассудка.) Эти факты интересны не только тем, что они исключают идентификацию этого Тирмона с «маской, (были и такие попытки), но и доказывают, что человека, знакомого с «маской», вскоре поместили в другую тюрьму, где не могла соблюдаться такая секретность, как в Бастилии.
Более того после Тирмона у «маски» появился другой сосед по камере – 60-летний Жан Александр де Маранвиль (псевдоним – Рикарвиль), который попал в Бастилию за критические замечания по адресу правительства. В 1708 г. Маранвиля перевели из Бастилии в Шарантон, в так называемую «открытую тюрьму», где заключенные имели право поддерживать связь друг с другом и с внешним миром. Умер Маранвиль в следующем году, 1709-м. Трудно совместить несомненный факт соблюдения строгой секретности в отношении «маски» и нахождение его в одной камере с арестованными, которым впоследствии сама администрация создала возможность разгласить сведения, полученные от таинственного узника. Вдобавок в этом не было никакой нужды – камер в Бастилии было в тот период значительно больше, чем заключенных. И заключенные, как правило, содержались в одиночных камерах. Так, в ту же, вторую камеру башни Бертодьер, которую одно время занимал «маска», с 22 февраля 1703 г. был помещен аббат Гонзель, обвинявшийся в шпионаже.
Любопытно отметить, что уже в заметках Шевалье есть место, видимо, дающее ключ к идентификации «маски». Он указывает, что тот был похоронен под фамилией Марширг. О смерти узника есть, как уже отмечалось, и запись в дневнике Дю Жюнка, опубликованная в XIX в. В ней также указывается, что заключенный умер внезапно. Но тут же сообщается, что незнакомцу в регистрационном списке умерших было дано какое-то чужое имя, после чего на полях заметки было добавлено, что, как он (Дю Жюнка) узнал позднее, неизвестный был занесен в реестр умерших заключенных под именем де Маршьеля. Был обнаружен, наконец, и сам реестр, в нем значилось: «19 (ноября 1703 г.) Маршиоли, приблизительно 45 лет, умер в Бастилии». Далее шли сведения о похоронах на следующий день и о присутствовавших при погребении тела официальных лицах. В этой второй части записи обращает на себя внимание небрежность: имя врача Бастилии, наблюдавшего за похоронами, написано совершенно по-разному в самом тексте и в подписях, скреплявших этот документ (Relge и Reilhe). Таким образом, тюремный писарь не отличался особым вниманием (или грамотностью), даже когда вписывал в документы фамилии немногих и хорошо знакомых ему чиновников Бастилии. Тем более вольно мог он обращаться с совершенно неизвестным для него, впервые называемым именем заключенного.
Итак, Маршиоли. Это имя, возникшее от чтения документов, разысканных в XIX в., серьезно подкрепляет теорию, родившуюся за сто лет до этого. Уже в 1770 г. один библиофил, барон Хейс, в письме в «Журналь энциклопедик» отождествил «маску» С графом Маттиоли, и эта точка зрения была потом подтверждена многими исследователями. Против были эффектность истории, рассказанной Вольтером, и ее дальнейшая популяризация у Дюма.
Эта версия защищалась в опубликованной в 1825 г. монографии Делора и еще в некоторых работах. Среди них особое место принадлежит книге М.Топена «Человек в железной маске» (Париж, 1870 г.), в которой впервые был опубликован ряд важных документов, в том числе письма Сен-Мара. «Кандидатура» Маттиоли получила преобладание в конце XIX – начале ХХ в. Ее активным сторонником был, в частности, известный французский историк Ф.Функ-Брентано, который привел много численные доводы в пользу этой гипотезы в своих неоднократно переиздававшихся исследованиях, посвященных «железной маске», а также истории Бастилии. Он утверждал, что тождество «маски» с мантуанцем доказано с «математической точностью». Доводы Функ-Брентано воспроизводились и в работах большинства нефранцузских авторов, которые писали о «маске», например, в книгах В.Брекинга или историка Бастилии Ф.М.Кирхейзена. (Позднее, в 30-х годах, версия о Маттиоли стала подвергаться критике. Но об этом ниже.)
Кто же такой был граф Маттиоли и что послужило причиной его таинственного заключения? Для ответа на этот вопрос нам придется обратиться к борьбе французской и австрийской дипломатии и разведок в Италии.
...13 марта 1678 г., когда часы на башне Компаниле возвестили наступление полночи, на опустевшей площади Святого Марка в Венеции встретилось четверо мужчин. Богатство костюмов говорило, что все они знатные и влиятельные люди, а низко надвинутые широкополые шляпы и маски из черного шелка могли свидетельствовать о желании сохранять инкогнито, если бы не происходивший карнавал, во время которого венецианцы – от дожа до последнего гондольера – показывались на улицах с закрытыми лицами. После кратких приветствий вся четверка поспешно направилась ко дворцу дожа, около которого темнели величественные бронзовые и мраморные статуи, слабо освещенные луной. Никто не потревожил оживленной беседы, участниками которой были мантуанский герцог Карл IV, его министр граф Маттиоли, посол Людовика XIV аббат д'Эстрад и его главный разведчик Джулиани.
Граф Эрколе Маттиоли родился в 1640 г. Уже в молодости Маттиоли удалось приобрести благосклонность Карла III герцога Мантуанского, а потом и его наследника Карла IV. Последний был типичным итальянским князьком той эпохи, думавшим только о своих удовольствиях. Карл IV на несколько лет вперед запродал государственные доходы откупщикам и проводил время в Венеции, растрачивая полученные деньги. При нем находился и государственный секретарь Маттиоли.
Все это вполне соответствовало планам Людовика XIV. Еще с 1632 г. французы находились в Пинероле (где, как мы уже знаем, помещалась и одна из французских государственных тюрем). Людовик хотел пополнить свои итальянские владения за счет Казаля, входившего в состав Мантуанского княжества. Город был нужен из-за его выгодного географического положения. Овладев им, французы могли бы эффективнее оказывать давление на Пьемонт, что, в свою очередь, было весьма важно и для борьбы за Италию, и для дипломатических комбинаций Людовика в других частях Европы. И он решил купить Казаль.
У Людовика в Венеции был предприимчивый посол – аббат д'Эстрад. По его поручению один издатель газеты, некий Джулиани, бывший на деле французским разведчиком, окружил Маттиоли своими шпионами. Собранные сведения оказались благоприятными. Джулиани быстро договорился с Маттиоли об уступке Казаля. 12 января 1678 г. Людовик, оказывая особую честь Маттиоли, написал ему собственноручно благодарственное письмо. А еще через два месяца во время венецианского карнавала д'Эстрад и герцог Мантуанский встретились, будто случайно, на площади и уточнили все условия соглашения. Обычно вездесущие венецианские разведчики, которые не спускали глаз с посла Людовика XIV, прозевали эту встречу, столь опасную для интересов республики...
В декабре 1678 г. Маттиоли в Париже подписал договор. Карл IV получал взамен Казаля 100 тыс. экю. Не был забыт и государственный секретарь. Во время частной аудиенции Людовик XIV подарил ему ценный бриллиант и приказал выдать 100 двойных луидоров. Людовик платил Маттиоли не только за проведение самого трактата, но и за соблюдение тайны, ибо «король-солнце» надеялся в этом случае; как и в ряде других, поставить Европу перед свершившимся фактом. Иначе противники Людовика, конечно, не согласились бы на такое, ничем не компенсированное им усиление французских позиций.
Но тайна не была сохранена. Не прошло и двух месяцев после поездки Маттиоли во Францию, как о договоре уже знали и в Вене, и в Мадриде, и в Турине (столице Пьемонта), и в Венеции. А вскоре перестало быть секретом не только само соглашение, но и то, каким путем его содержание стало известно во всех заинтересованных европейских столицах. Получив деньги с Людовика XIV, Маттиоли немедля запродал сведения о договоре всем противникам французского короля. (Одни испанцы заплатили за раскрытие секрета солидный куш – 4 тыс. пистолей, как сообщал Джулиани его шпион священник Рандоки.) А герцогиня Савойская сочла выгодным для себя раскрыть Людовику двойную игру мантуанца.
Гнев короля против одурачившего его итальянца еще более усилился, когда благодаря интригам Вены по дороге в Венецию, где находился Карл IV, был арестован тайный посланец Людовика, ехавший для обмена ратификационными грамотами.
Д'Эстрад был не только взбешен, но и опасался за свою карьеру. Он предложил похитить коварного итальянца. Это было важно сделать не только для мести изменнику, но и для того, чтобы вырвать из рук Маттиоли секретную переписку, компрометировавшую французское правительство. Кроме того, расторопный Джулиани, сумевший завести дружбу с приближенными Карла IV, сообщал, что герцог после исчезновения Маттиоли явно будет склонен возобновить переговоры о продаже Казаля.
После некоторых колебаний Людовик XIV согласился на предложение д'Эстрада, к этому времени переведенного послом в Турин, но особо приказал, чтобы похищение было совершено без малейшей огласки. Оставалось осуществить одобренный королем план.
Д'Эстрад, делая вид, что ему ничего не известно об интригах Маттиоли, предложил мантуанцу поехать совместно в Париж для получения новых наград от благодарного французского короля. Маттиоли попался в ловушку. Вскоре после того, как карета д'Эстрада пересекла французскую границу, ее окружил отряд драгун, а еще через несколько часов Маттиоли уже находился в крепости Пинероль, начальником которой был Сен-Мар. Это произошло 2 мая 1679 г. Следует добавить, что в то время в Италии существовал обычай надевать маску на заключенных (так часто поступали, например, в Венеции).
В Пинероле Маттиоли после недолгого отпирательства под угрозой пытки сознался, что тайная переписка с Парижем спрятана в доме его отца в Падуе. Джулиани, которого снабдили письмом от Маттиоли, написанным под диктовку тюремщиков, поспешил в Падую. Отец нового пинерольского узника, который, конечно, еще ничего не знал об участи сына, поспешил выполнить его просьбу и передать секретные бумаги Джулиани. А французский разведчик немедля отправился в Венецию, откуда с дипломатической почтой эти документы были сразу же отосланы в Париж.
При предположении, что «маской» был Маттиоли, многое находит свое объяснение. У Людовика были серьезные основания для того, чтобы скрывать совершенное им вопиющее нарушение международного права – похищение министра иностранного государства. Но шли десятилетия, эпизод уходил в далекую историю, и необходимость в соблюдении строгой секретности постепенно ослабевала. И вот мы видим, что власти Бастилии идут даже на то, чтобы помещать «маску» с другими заключенными, которые потом могли разгласить полученные ими сведения. Даже сама бархатная маска могла служить не соблюдению тайны, а смягчению тюремного режима. В маске узник мог выходить из камеры, что не допускалось правилами в отношении государственных преступников.
Но всего этого, конечно, еще далеко не достаточно для полной уверенности, что «маска» — Маттиоли. Есть, однако, и дополнительные доказательства. Сохранилась депеша Людовика XIV к д'Эстраду, где король одобрял идею похищения мантуанца и предписывал доставить Маттиоли в Пинероль. Имеется и отчет начальника отряда, которому было поручено выполнить этот приказ. В отчете, написанном для военного министра Лувуа, подчеркивалось, что дело было осуществлено в глубокой тайне и что имени арестованного не знали даже офицеры, помогавшие задержать итальянца и препроводить его в тюрьму. Наконец, имеется изданная в Италии в 1682 г. по свежим следам события брошюра «Благоразумие, восторжествовавшее в Казале», в которой подтверждается, что Маттиоли был схвачен и доставлен в Пинероль (таким образом, полной тайны соблюсти все же не удалось).
Мы знаем из записей Дю Жюнка, что «маска» находился в Пинероле под наблюдением Сен-Мара. Там содержалось тогда (в 1681 г.) всего пять государственных преступников. Трое умерли до того, как «маска» был доставлен в Бастилию, дата смерти четвертого – неизвестна. Пятым был «маска», скончавшийся в 1703 г. в Бастилии. В тюремном реестре умерших «маска» назван, как уже отмечалось, «Маршиоли», но если читать по-итальянски, то получится «Маркиоли». А сам Сен-Мар в ряде документов писал «Мартиоли» — это уже совсем близко.
Через несколько десятилетий после смерти Маттиоли, когда вопрос о «маске» вызвал общее любопытство, всесильная фаворитка Людовика ХV маркиза Помпадур настояла перед королем, чтобы он приказал произвести расследование. Позднее Людовик ХV сказал, что «маской» был «министр одного итальянского князя». Фрейлина королевы Марии-Антуанетты сообщает в своих мемуарах, что по просьбе жены Людовик XVI расспросил о «маске» одного из приближенных, хорошо помнившего начало века. Тот указал, что «маской» являйся один опасный итальянский интриган, подданный князя Мантуи. Этого итальянца доставили сначала в Пинероль, а потом в Бастилию.
Как будто доказательств вполне достаточно. И все-таки... И все-таки почти любое из них можно поставить под сомнение, каждый документ трактовать по-разному, считать авторов этих документов не знающими правды. Ведь можно допустить, что была сознательно выдвинута ложная версия для сокрытия истины. Тем более, что не очень понятны все же мотивы соблюдения строгой секретности, если «маской» был Маттиоли. О его аресте было известно. Никаких протестов со стороны единственного лица, которое могло протестовать, — Карла IV – ждать не приходилось. Ведь он, кроме всего прочего, так же, как и Людовик XIV, был обманут Маттиоли (Карл IV, напротив, явно желал, чтобы Маттиоли не вышел из французской тюрьмы).
Словом, арест Маттиоли не был секретом и вдобавок не мог повлечь за собой неприятных последствий для Людовика XIV, кроме разговоров, которые и так велись вне зависимости от того, насколько строго соблюдалась тайна пребывания узника в различных государственных тюрьмах Франции. С другой стороны, может быть, мы требуем слишком многого от Людовика, пытаясь отыскать строгую логику в его поведении, которым часто управляли каприз, минутное настроение. А однажды отданный монархом приказ мог исполняться десятилетиями без того, чтобы кто-либо осмелился беспокоить «короля-солнце» мелким и к тому же неприятным делом. (Впрочем, как правило, Людовик был очень внимателен к таким «мелочам».)
Довольно рано возникла версия, что все посвященные в тайну умерли в начале ХVIII в. Существовало также мнение будто тайна «железной маски» передавалась только царствующим королем наследнику престола. В таком случае, однако, эта тайна должна была умереть вместе с Людовиком XIV, ибо он не мог сообщить ее своему малолетнему преемнику Людовику XIV и вряд ли доверил регенту – герцогу Орлеанскому. Или если все же допустить, что старый король открыл тайну герцогу Орлеанскому, то Людовику XVI уж явно было не до того чтобы делиться ею со своим братом и наследником – Людовиком XVIII, когда они оба – только в разных экипажах – бежали из революционного Парижа. Людовик XVI был задержан, а его брату удалось скрыться за границу. В момент бегства, добавим, был еще жив сын Людовика XVI, который умер десяти лет от роду. Так что Людовик XVI и не предполагал, когда последний раз виделся с братом, что тот станет его преемником. Поэтому, вопреки утверждениям некоторых современников, Людовик XVIII уже никак не мог знать тайну «маски». Вообще вся эта история не выглядит правдоподобной, особенно учитывая, что, как мы знаем, Людовик XV и Людовик XVI по просьбе окружающих наводили, справки о «маске». Вряд ли у них были причины заниматься мистификацией.
За последние десятилетия исследователями выдвинуто несколько новых кандидатов на роль «маски», также сыгравших ту или иную роль в тайной войне. Среди них – незаконный сын английского короля Карла II Жак де ла Клош и некий Эсташ Доже, о котором следует сказать несколько подробнее. Но для этого надо снова вернуться далеко назад – в Пинероль, куда 2 мая 1679 г. был помещен Маттиоли.
Обращает на себя внимание, что военный министр Лувуа – начальник Сен-Мара – и этот последний нисколько не делали тайны в своей служебной переписке из заключения Маттиоли в крепость. 7 сентября 1680 г. Сен-Мар в незашифрованном письме к Лувуа сообщал о целом ряде столкновений, которые он имел с итальянцем, называя его по фамилии. Напротив, о лицах, содержание которых в крепости хотели сохранить в секрете, не только писали шифром, но и избегали употребления подлинных фамилий, используя взамен вымышленные имена или просто говоря о заключенном, «доставленном» из такого-то места, в таком-то году или по повелению такого-то лица. Маттиоли был едва ли не наименее таинственным из государственных преступников, об аресте которого в 1682 г. была опубликована книга и, как показали новейшие исследования, даже писали в тогдашних голландских газетах.
В 1679 г., когда в Пинероль был доставлен Маттиоли там содержалось еще шестеро государственных преступников. Мантуанец, следовательно, был седьмым. В 1680 г. умер один из семи – бывший министр Фуке, а в 1681 г. был освобожден другой заключенный, Лозен, один из представителей высшей французской аристократии. К моменту оrьезда Сен-Мара в 1681 г. из Пинероля в Экзиль (что, кстати, являлось значительным продвижением по службе), следовательно, оставалось пятеро заключенных. Это были: 1) Маттиоли; 2) «слуга» Эсташ Доже; 3) бывший камердинер Фуке – Ла Ривьер, который после смерти арестованного министра был оставлен в заключении; 4) «шпион» Дюбрей. Дюбрей уже побывал в тюрьме в Бордо. Выйдя на свободу, он перебрался в Базель и попытался стать агентом-двойником, продававшим информацию одновременно и командующему французскими войсками на Рейне графу Монклеру, и неприятельскому генералу Монтекукулли. Раскрывший игру Дюбрея французский генерал-интендант Лагранж послал своего шпиона наблюдать за Дюбреем в Базеле с тем, чтобы арестовать его, как только он вступит на французскую территорию. Когда Дюбрей вернулся во Францию, ему удалось один раз ускользнуть от преследователей, но в апреле 1676 г. он был арестован, помещен в крепость Брисаш и в июне того же года привезен в Пинероль. С ним было предписано обходиться без церемоний и, если он будет делать глупости, — считать сумасшедшим. Дюбрей действительно постепенно сходил с ума и, кажется, совсем лишился рассудка, когда к нему подсадили еще одного заключенного — пятого в нашем списке; 5) монах, вероятно, к этому времени сошедший с ума. В числе этой пятерки, несомненно, находился «человек в маске»; когда впоследствии он был перемещен в Бастилию, Дю Жюнка отметил в своем дневнике, что Сен-Мар привез с собой «своего старого заключенного, которого он ранее держал в Пинероле».
При отъезде Сен-Мара на новое место, в Экзиль, Лувуа предписал ему взять с собой двух заключенных из нижней башни, «имеющих достаточно важное значение, чтобы оставить их только в ваших руках». Эти двое арестантов, видимо, только и занимали военного министра. В отношении остальных Лувуа проявлял настолько мало интереса, что забыл, кто они, и даже наводил у Сен-Мара справки на сей счет. Нам неизвестно, кто были двое, увезенные Сен-Маром в расположенную в каких-нибудь десятках лье от Пинероля крепость Экзиль (одна из башен которой служила тюрьмой). Ранее думали, что в их числе был Маттиоли. Однако примерно сто лет назад французский ученый М. Топен (сам сторонник кандидатуры Маттиоли) разыскал письмо Сен-Мара к аббату д'Эстраду, который, как мы помним, принимал деятельное участие в аресте итальянца. Из этого письма от 25 июня 1681 г. ясно следует, что Маттиоли и еще два других узника остались в Пинероле. Из одного последующего письма Лувуа явствует, что в их числе находился ДюбреЙ. Значит увезены были Доже и Ла Ривьер.
Мы не можем в точности установить, входил ли заключенный в маске в состав «тройки», оставленной в Пинероле, или «двойки», увезенной в Экзиль. Фраза Дю Жюнка, что Сен-Мар привез весте с собой в Бастилию «своего старого заключенного, которого он ранее держал в Пинероле», ничего не говорит о том, находился ли этот узник постоянно под надзором Сен-Мара после отъезда тюремщика из Пинероля и до того, как он принял обязанности губернатора Бастилии. Однако логика как будто подсказывает, что человек в «маске» должен был быть в числе «двойки». Ведь Сен-Мар взял заключенных, которых не считалось целесообразным доверить надзору нового коменданта тюрьмы, вероятно, чтобы не посвящать еще одно лицо в тайну этих арестантов. Кроме того, именно к этим двум государственным преступникам было приковано внимание Лувуа. Но в то же время (вопреки мнению новейших исследователей истории «маски») нельзя отрицать, что в переписке Лувуа с Сен-Маром встречаются презрительные упоминания об узниках, перевезенных в Экзиль. Сен-Мару были разрешены довольно продолжительные отлучки из Экзиля что также не вяжется с заботой о сохранении тайны «маски».
Через пять с половиной лет после переезда Сен-Мара в Экзиль, в конце 1686 г. или в начале 1687 -го, один из двух узников, доставленных из Пинероля, скончался. Это был заключенный, «страдавший водянкой». Об этом 5 января 1687 г. Сен-Мар уведомил Лувуа. Остался один заключенный. Мы знаем, что в отношении него принимались особые меры предосторожности. Во время отлучек Сен-Мара замещавшему его офицеру было категорически запрещено говорить с арестантом. А вскоре Сен-Мара – очередное повышение по службе – перевели на новое место, комендантом крепости на острове Сен-Маргерит, неподалеку от города Канна, сохранившейся и поныне, и предписали перевезти вместе с ним оставшегося заключенного. Узник был в это время – в апреле 1687 г. – болен, и его целых 12 дней переносили в новую темницу на наглухо закрытых носилках, отчего он едва не задохнулся. Привезенного узника, как сообщал 8 января 1688 г. Сен-Мар в письме к Лувуа, поместили в комфортабельное помещение и держали там под крепкой стражей. Между прочим, в этом же письме Сен-Мар писал, что заключенного принимают за герцога де Бофора или за «сына покойного Кромвеля» (явно отсюда идет версия о «маске» как англичанине). Отметим также, что в Сен-Маргерит Сен-Мар прибыл только с одним узником, потом там появилось еще несколько арестантов. Ни их число, ни их имена, ни причины ареста неизвестны. Среди них были протестантские пасторы, подвергавшиеся гонениям после отмены в 1685 г. Нантского эдикта (изданного еще Генрихом IV и гарантировавшего права гугенотов). Один пастор что-то писал всюду – на стенах, на белье, царапал на посуде. Отсюда, вероятно, возник рассказ о серебряном блюде.
В 1691 г. умер Лувуа. Пост военного министра был передан Людовиком сыну Лувуа – Барбезье. 13 августа того же годa в первом своем письме к Сен-Мару Барбезье предписал ему соблюдать прежние предосторожности в отношении заключенною (только один узник интересовал и нового министра). В письме упоминалось, что этот заключенный находится под надзором Сен-Мара в течение 20 лет. Не дает ли это указание ключа к установлению личности томившегося в крепости человека? (Если, конечно, не считать неверной эту цифру, указанную на случай перехвата письма, чтобы те, в чьи руки оно попало, не могли по дате ареста определить подлинное имя узника.)
Вернемся опять к нашей «пятерке» 1681 г. Монах был доставлен в Пинероль, по всей видимости, 7 апреля 1674 г., Дюбрей – в июне 1676 г., Маттиоли – в мае 1679 г., Лa Ривьер – вообще до 1680 г. был не заключенным, а слугой заключенного. Наконец, Эсташ Доже был заключен в Пинероле с 1669 г., иначе говоря, только он мог находиться к 1691 г. под надзором Сен-Мара уже в течение 20 лет, остальные же заключенные – много меньше. Из них монах – 17 лет, Дюбрей – 15, а Маттиоли – 12 лет; 12 и 20 – слишком большая разница, чтобы допустить возможность ошибки со стороны Барбезье.
Уже по одному этому в письме явно говорится не о Маттиоли. Кроме того, в этом письме упоминается о том, что Сен-Мар постоянно охранял узника. Сен-Мар же, как мы знаем, уехал в 1681 г. из Пинероля – всего через два года с лишним после ареста Маттиоли, — а итальянец остался в крепости. Однако имеется и более веское доказательство. Даже в 1693 r. Маттиоли еще находился в Пинероле. Это явствует из переписки Барбезье с комендантом тамошней тюрьмы Лапрадом. Из ответного письма Барбезье к коменданту от 27 декабря 1693 г. явствует, что Маттиоли имел при себе камердинера. Отметив пока это обстоятельство, пойдем дальше. Упомянутое выше письмо – последнее, в котором фигурирует имя Маттиоли. Некоторые историки на основании этого делали заключение, что мантуанец скончался через короткий срок в Пинероле, тем более, что в письме Лапрада шла речь о просмотре каких-то вещей заключенного, очевидно, после его смерти. Но это слишком поспешный вывод. Из, возможно, случайною неупоминания имени нельзя заключать о кончине итальянца, а осмотр ею вещей был, вероятно, просто очередным обыском.
Однако вскоре кто-то из прежней «тройки» заключенных действительно умер. 11 января 1694 г. Барбезье известил Сен-Мара о новости, полученной от Лапрада: о смерти «самого старого» из узников бывшего коменданта Пинероля. Между прочим, Барбезье писал, что комендант тюрьмы в Пинероле Лапрад не знает фамилии умершего арестованного, наибольшее время просидевшего в заключении, и просит Сен-Мара шифром сообщить это имя в Париж. Трудно представить более веское доказательство, насколько вообще мало интересовали военного министра арестанты, оставленные в 1681 г. Сен-Маром в Пинероле. А еще через полтора месяца – 26 февраля 1694 г. – Барбезье уведомил Сен-Мара о приказе короля перевести государственных преступников, содержащихся в Пинероле, в крепость Сен-Маргерит. Сколько было этих заключенных? Из дальнейшей переписки выясняется, что трое. В том числе двое оставшихся в живых – из «тройки» узников, оставленных в 1681 г. Сен-Маром в Пинероле. Было установлено также имя третьего. Это некто д'Эрз, заключенный в тюрьму в Пинероле с августа 1687 г. (единственный «новичок» после 1681 г.). Д'Эрз находился еще в 1700 г. на острове Сен-Маргерит, уже после отъезда Сен-Мара в Бастилию, и по одному этому не мог быть «маской».
Итак, к моменту, когда все выжившие из «пятерки» узники 1681 г. снова в 1694 г. были заключены в одну тюрьму на острове Сен-Маргерит, их число сократилось до трех. Но нам неизвестно, кто умер и кто остался в живых.
Положение становится еще более запутанным вследствие весьма неясного по смыслу письма Барбезье к Сен-Мару от 20 марта 1694 г. Военный министр писал, что из трех присылаемых узников «по меньшей мере один имеет более важное значение», чем заключенные, уже находившиеся в Сен-Маргерит. Барбезье здесь явно противоречит своему отцу Лувуа, который в 1681 г. считал, что Сен-Мар увез из Пинероля в Экзиль двух наиболее важных из содержавшихся там государственных преступников.
Неясность еще более возрастает от того, что, как показывает последовавшая переписка, из Пинероля на деле доставили не троих, а четверых заключенных. Может быть, четвертым был какой-то арестант, доставленный в Пинероль незадолго о перевода всех содержавшихся там государственных преступников на остров Сен-Маргерит. (Пинероль находился под угрозой неприятеля и позднее был уступлен Пьемонту.) Перевод заключенных в новую тюрьму состоялся в апреле 1694 г., так что у коменданта Пинероля не было времени получить новые инструкции из Парижа относительно четвертого арестанта.
В апреле 1694 г. под охраной Сен-Мара находились: 1) один из узников, увезенных в 1681 г. из Пинероля; 2) какое-то число протестантских пасторов и еще некий шевалье Тезю (или Чезю), которого Сен-Мар нашел в Сен-Маргерите, заняв там пост коменданта, и о котором нам ничего неизвестно; 3) четверо арестантов, недавно прибывших из Пинероля, в том числе двое из «пятерки» 1681 г. (возможно, Дюбрей и Маттиоли, последний со слугой).
В конце апреля 1694 г. какой-то арестант умер, но был ли это один из «пятерки» 1681 года? Барбезье, получив известие о смерти этого заключенного, сразу же в письме от 10 мая 1694 г. поспешил сообщить Сен-Мару, что одобряет распоряжение коменданта крепости Сен-Маргерит о содержании под стражей и в изоляции слуги скончавшегося заключенного. Как мы помним, слуга безусловно был у Маттиоли.
Имел ли слугу кто-либо еще из арестантов? Это маловероятно. Заключенным разрешалось держать слуг явно в вид редкого исключения.
Такое дозволение получили бывший министр Фуке, аристократ Лозен и бывший министр граф Маттиоли. Вряд ли право иметь слугу получили «шпион» Дюбрей, сумасшедший монах, протестантские пасторы, Ла Ривьер, сам бывший лакей, и «слуга» Эсташ Доже, который, как мы увидим ниже, также исполнял роль камердинера Фуке. Кроме того, пасторы, очевидно, не были отнесены к числу государственных преступников, которые только одни были подведомственны военному министру Барбезье. 27 июля 1697 г. Барбезье писал о четыре государственных преступниках, содержащихся в Сен-Маргерит, т. е. явно о заключенном, взятом в 1681 г. Сен-Маром в Экзиль, И трех из «четверки», доставленной в апреле 1694 г.
Итак, умерший в конце апреля 1694 г. государственный преступник, имевший слугу, не мог быть ни одним из пасторов, ни четвертым заключенным из Пинероля, ни, естественно, д'Эрзом (поскольку тот был жив в 1700 г.), ни, вероятно кем-либо из «пятерки» ,1681 года – за исключением Маттиоли. Напомним, что после апреля 1694 г. имя Маттиоли совершенно исчезает из официальной переписки. Отметим также еще одно обстоятельство: с «маской» должны были общаться только Сен-Мар и его помощники, что исключает возможность наличия у узника слуги.
Итак, в конце апреля 1694 г. из «пятерки» 1681 года осталось в живых двое. Но мы опять не можем точно установить, кто же остался в живых,
В письме от 17 ноября 1697 г. Барбезье особо предупреждал Сен-Мара о необходимости сохранять строгие меры предосторожности в отношении его «старого заключенного». Но из этого выражения неясно, идет ли речь о взятом в 1681 г, Сен-Маром с собой арестанте или об одном из оставленных Пинероле и лишь позднее переведенных на остров Сен -Маргерит. 15 июня 1698 г. Барбезье предварительно уведомил Сен-Мара, что ему предстоит по воле короля занять пост губернатора Бастилии и взять с собой его «старого заключенного». А 19 июля 1698 г. Сен-Мару было направлено уж официальное предписание министра известить Дю Жюнка о подготовке заранее помещения для этого арестанта. «Старый заключенный» стало обычным наименованием «маски»; под этим прозвищем, как мы знаем, Дю Жюнка и отметил факт доставки его в Бастилию 18 сентября 1698 г. Через полтора месяца, 3 ноября 1698 г., министр королевского двора официально известил Сен-Мара о «королевской милости» в отношении нового узника Бастилии. Губернатор мог теперь разрешать, когда сочтет это нужным, пускать к «маске» духовника. 3 октября 1698 г. в издававшейся в Голландии «Газетт д’Амстердам» было напечатано любопытное сообщение: «Господин де Сен-Мар занял пост губернатора Бастилии, куда он поместил привезенного им с собой заключенного, другого же он оставил в Пьер-ан-Саз, когда проезжал Лион». Речь, вероятно, как мы убедимся ниже, шла о Дюбрее. (Кстати сказать, только при переезде в Бастилию Сен-Мар приказал надеть на заключенного маску из черного бархата. Нет сведений, что он носил ее ранее, по крайней мере постоянно, иначе он просто не мог бы бриться.)
Кто же все-таки был доставлен 18 сентября 1698 г. в Бастилию из «пятерки» 1681 года? Историк Функ-Брентано наиболее авторитетный защитник кандидатуры Маттиоли, считал, что презрительное упоминание о двух заключенных, содержащееся в одном из писем Лувуа, относилось к Эсташу Доже и Дюбрею и что именно их Сен-Мар перевел в Экзиль. Но это утверждение ничем не доказано. Оно не объясняет интерес, который проявлял Лувуа именно к двум заключенным; переведенным в Экзиль, и, главное, Функ-Брентано явно ошибся в отношении Дюбрея – имеется доказательство того, что тот в 1682 г. еще находился в Пинероле. А низкое происхождение еще не доказательство, что Людовик XIV не мог считать этих лиц опасными для него, если они владели важными тайнами.
Одни исследователи полагают, что в Экзиле в конце 1686 г. или в начале 1687 г. умер Ла Ривьер, другие – что сумасшедший монах. Но ведь известно лишь, что это был заключенный, «страдавший водянкой». Эти же имена называются, когда говорится о заключенном, скончавшемся в конце 1693 г. или в начале 1694 г. в Пинероле. И опять без реальных доказательств. Функ-Брентано считал, что в апреле 1694 г. на острове Сен-Маргерит умер один из протестантских священников, но не смог, конечно, обосновать свое мнение.
Подытожим теперь для ясности доводы «за» и «против» кандидатуры Маттиоли. В пользу версии, что «маской» был мантyaнeц, говорят следующие факты:
во-первых, он был одним из «пятерки» 1681 года;
во-вторых, он был наиболее важный по своему положению из,1 заключенных, составлявших эту «пятерку»;
в-третьих, при пересылке четырех заключенных из Пинероля в 1694 г. Барбезье отмечал, что «по меньшей мере один» из них более важен, чем те, которые уже содержались в крепости острова Сен-Маргерит;
в-четвертых, после доставки Маттиоли в 1694 г. в крепость Сен-Маргерит впервые появляется (в 1697 г.) выражение «старый заключенный» Сен-Мара;
в-пятых, сходство имени Маттиоли с тем именем под которым «заключенный в маске» был занесен в реестр умерши в Бастилии. (Правда, Маттиоли было бы тогда 63 года, а не 45 лет, как записано в реестре.)
Против кандидатуры Маттиоли можно привести не менее веские доводы:
во-первых, его арест не являлся секретом;
во-вторых, он не был взят в Экзиль в числе двух заключенных, которых Лувуа считал имеющими «достаточно важное» значение и которыми интересовался больше чем Маттиоли;
в-третьих, Барбезье в 1691 г. предписывал Сен-Мару особо стеречь арестанта, который был у него под надзором 20 лет (это явно не Маттиоли);
в-четвертых, после 1693 г. имя Маттиоли исчезает из официальной переписки; неясно, какие могли быть основания начиная с 1697 г. именовать итальянца «старым заключенным», когда ранее открыто называлась фамилия бывшего мантуанского министра;
Наконец, в-пятых, умершим в апреле 1694 г. узником, который имел слугу, мог, вероятно, быть только Маттиоли (это порождает, впрочем, новый вопрос – зачем было оставлять в строгом заключении этого слугу).
Выдвигалась идея, что «маска» — это сумасшедший монах, что именно он в 1681 г. вместе с Доже был отправлен в Экзиль и что не он умер в конце 1686 – начале 1687 г. (скончавшийся узник просил составить завещание, а монаху нечего было оставлять в наследство). Однако последующие исследования доказали, что дело почти наверняка идет об одном монахе, арестованном в 1674 г. за участие в придворных интригах, в разных мошеннических проделках, в которых были замешаны и фаворитки короля. Кроме того, Сен-Мар н раз сообщал, что монах сошел с ума. Лувуа не проявлял к нему ни малейшего интереса. Дюбрея, кажется, еще никто не предлагал кандидатом на роль «маски». Ла Ривьер явно отпадает, как мы увидим ниже. Остается Доже.
Начнем с того, что этот странный «слуга» — единственный из четырех, который особенно интересовал Лувуа, — это уж немало. У Фуке было двое слуг. Один из них умер в 1674 г. Остался Ла Ривьер, который тогда не считался арестантом. В помощь к нему Сен-Мар решил приставить заключенного Эсташа Доже. Лувуа одобрил эту идею, но со странным условием: чтобы Доже не видел никого, кроме Фуке (и, естественно, Ла Ривьера). Министру это условие казалось почему то очень важным, и он не поленился неоднократно повторять свое предписание в письмах к Сен-Мару, особенно подчеркивая ни в коем случае не следует допускать, чтобы Лозен имевший позволение приходить к Фуке, встречался с Доже. Не означает ли, что они были знакомы ранее? Более того, Лувуа пошел уже на совершенно непонятный шаг. Он написал письмо непосредственно заключенному Фуке, содержание которого он запрещал тому сообщать Сен-Мару. В этом письме Лувуа требовал от Фуке, чтобы он воспрепятствовал возможной у него встрече между Доже и Лозеном. Ответ Фуке Лувуа сообщил Людовику XIV. Зачем нужны были все эти предосторожности в отношении простого слуги? И не потому после смерти фуке Ла Ривьер был оставлен в тюрьме, что ему были известны какие-то тайны скончавшегося министра и Эсташа Доже? (В 1669 г., когда Ла Ривьер еще не был знаком с Доже, Лувуа писал Сен-Мару, что слугу Фуке можно освободить, если он того захочет, но до этого все же продержать семь или восемь месяцев в тюрьме, чтобы он не сумел вовремя передать на волю какое-либо поручение от своего господина.)
После смерти Фуке Сен-Мар получил от Лувуа приказание объявить Лозену ложное известие об освобождении Ла Ривьера и Доже. Лувуа добавлял, что такова воля короля. Обоих бывших слуг Фуке предписывалось держать совместно в строгой изоляции. Вероятно, именно о них говорится впоследствии в переписке Лувуа, где упоминаются какие-то два лица, точенные в «нижней башне» крепости Пинероля. Оба они явно знали какую-то общую тайну. В корреспонденции Лувуа и Сен-Мара содержатся какие-то глухие указания о применении Эсташем Доже «ядов» или «симпатических чернил» (некоторые растворы можно было использовать и для той, и для другой цели). Несомненно, что Лувуа очень интересовался Эсташем Доже с момента ареста того в 1669 г. и до 1681 г., а Ла Ривьер знал секреты Доже. Поэтому есть серьезное снование считать, что именно Доже и Ла Ривьера взял собой Сен-Мар по поручению Лувуа, переезжая в Экзиль.
Кто же из этих двоих умер в Экзиле в 1687 г.? Это, вероятнее всего, мог быть Ла Ривьер. Ведь об оставшемся в живых заключенном Барбезье писал в 1691 г., что он был под стражей у Сен-Мара в течение 20 лет. Доже находился под надзором Сен-Мара 22 года (с 1669 г.), а Ла Ривьер был заключенным только 7 лет, хотя и до этого служил камердинером у находившегося в тюрьме Фуке. Интересен еще один, не упоминавшийся до сих пор штрих в письме Барбезье от 13 августа 1691 г. Военный министр предписывал Сен-Мару хранить молчание о том, что сделал его узник. Но Ла Ривьер явно ничего не сделал. А Доже был за что-то арестован в 1669 г. и подвергнут строжайшему одиночному заключению, не говоря уже о каких-то действиях накануне смерти Фуке. Поэтому, вероятно всего, речь идет о Доже. Следовательно, тогда Ла Ривьер умер в конце 1686 г. или в начале 1687 Г., а оставшимся в живых был Эсташ Доже. Если верно, что Ла Ривьер и Доже были увезены в 1681 г. в Экзиль, то в Пинероле остались Маттиоли, Дюбрей и монах. В конце 1693 г. или в начал 1694 г. умер «самый старый» заключенный Сен-Мара. «Саамый старый» из оставшихся — монах, доставленный в Пинероль 1674 г. В таком случае к началу апреля 1694 г. остались живы Доже, Маттиоли и Дюбрей. В конце апреля 1694 г. умер заключенный, имевший слугу. Возможно, это был Маттиоли, менее вероятно – Доже. В 1697 г. Барбезье пишет Сен-Мару о «старом заключенном». Это, конечно, не Дюбрей, которым ни разу не интересовались Лувуа и Барбезье. «Старым заключенным» мог быть либо Маттиоли, либо Доже. Причем Доже был несомненно более «старым».
Зачем было его держать в тюрьме? Доже, возможно, знал секреты Фуке, которые он мог разгласить. Еще были живы Лозен, который считал, что Доже исчез, жена и дети Фуке, бывшему министру были известны многие факты из быт двора, особенно из личной жизни матери короля Анны Австрийской, которые Людовик XIV стремился предать забвению. Это было одной из причин, почему Фуке около 20 лет просидел в строгом заключении. Он мог рассказать известны ему тайны Эсташу Доже, а тот поплатился за знание опасны секретов еще двумя десятилетиями тюрьмы с маской на лиц.
Но говорят, что «маску» в Бастилии помещали вместе другими заключенными, а это плохо вяжется со стремлением сохранить тайну. Однако более тщательный анализ документов записей Дю Жюнка – показывает, что смысл их далеко не ясен. Возможно, Дю Жюнка имел в виду, что «маску» содержали не в одной камере, а в одной башне (на каждом этаже которой находилось по одной камере) с другими заключенными. Аргумент же, что «маска» был похоронен под именем «Маршьеля», также оказывается далеко не таким безусловным, как это могло показаться первоначально. Дело в том, что существо вал обычай при похоронах государственных преступников указывать ложные имена (и возраст – отсюда ссылка, что умершему заключенному было 45 лет). Кроме того, все ж «Маршьель» и даже «Маршиоли» — это еще не Маттиоли. Вместе с тем в истории с «маской» прилагались такие усилия для сохранения тайны, что, быть может, Сен-Мар сознательно пытался направить внимание на хорошо известного Маттиоли, умершего еще в 1694 г., чтобы скрыть, кем был заключенный в маске. Можно допустить — заметание следов удалось настолько хорошо, что при Людовике XV уже никто не знал истины, и любопытствующей мадам Помпадур король мог лишь сообщить, что «маска» — министр одного итальянского князя. Наполеон I, добавим между прочим, не поверил этому. В связи с легендой об отправлении сына «маски» на Корсику Наполеон приказал произвести розыски в архивах Франции и за границей. Они не дали никаких результатов, несмотря на само собой разумеющееся рвение чиновников, старавшихся получше выполнить императорский приказ.
Почему, однако, Сен-Мару было желательно в таком случае, скрывая истину, намекать рядом деталей (вроде записи в регистрационной книге Бастилии), что «маска» — это Маттиоли, а не Доже? Так поступить Сен-Мара – если он действительно так поступил – могло побудить лишь знание того, что под «маской» скрывалось лицо арестанта, а под кличкой «Эсташ Доже» — его подлинные имя и фамилия.