Война была империалистической. Однако для воздействия на массы правящие классы скрывали свои подлинные цели, кричали об «обороне отечества». Империалисты Антанты уверяли, что ведут «войну, которая покончит с войнами», твердили, что стремятся спасти европейскую культуру от немецкого милитаризма.
Империалисты Германии, в свою очередь, распространялись о том, будто защищают «свободу» Европы от царизма сражаются за то, чтобы европейцы не превратились в колониальных рабов Англии. Буржуазия в своих реакционных целях подогревала идеологию национальных движений ушедшего времени. Так, например, французские империалисты усердно ратовали за «освобождение» Эльзаса и Лотарингии, буржуазия Италии – итальянского меньшинства в Австрии, оправдывая таким образом свое участие в войне, которая велась для усиления национального гнета, для порабощения новых стран и народов.
Германия и ее союзники в ходе войны захватили территорию ряда стран. Империалисты Антанты, сами угнетавшие и грабившие сотни миллионов людей в колониях, пытались тем не менее изображать себя освободителями народов, родина которых была оккупирована немцами. Империалистические разведки со свойственным для них цинизмом широко использовали то обстоятельство, что немало людей стало жертвами этой изощренной пропаганды. Успехи секретной службы Антанты в огромной, часто решающей степени зависели от того, что ей удавалось эксплуатировать в своих интересах ненависть народов малых стран к германским оккупантам.
В годы первой мировой войны огромные ресурсы были предоставлены в распоряжение разведки – от технических новинок и до сторожевых собак; на разведывательную работу мобилизовали и математические кафедры университетов и легионы почтовых голубей.
Война привела к невиданному росту вооруженных сил. Уже не десятки и даже не сотни тысяч, а миллионы и десятки миллионов солдат сражались друг против друга в армиях Антанты и Германии с ее союзниками. Еще более быстрыми темпами росла численность армий, занятых в тайной войне. Разведки главных воюющих держав разрослись в десятки, иногда в сотни раз. Антанта, по некоторым (впрочем, преувеличенным) сведениям, имела свыше 500 разведывательных бюро в одной Голландии. В Бельгии действовало более 2 тыс. английских агентов. Не было единого центра, который мог бы дать отчет о количестве агентов, работавших на каждый из воюющих блоков. Немцы одно время верили, что где-то имеется карта, на которую нанесены места действий всех шпионов Антанты. Немецкая разведка даже пыталась через одного англичанина добыть эту никогда не существовавшую карту. В целом соотношение сил между разведками соответствовало общему соотношению сил враждебных коалиций. К концу войны, когда Германия стала все более приближаться к поражению, заметно выявилось и превосходство разведывательных служб главных государств Антанты.
По мере расширения той или иной разведки отдельные ее небольшие секции превращались в разветвленные шпионские организации, насаждавшие агентуру в тысячах городов, деревень и железнодорожных станций. По своей структуре эти организации, если речь шла не о войсковой или морской разведке, часто очень походили друг на друга. Во главе небольшой ячейки стоял резидент (он же и «почтовый ящик»). К этому тщательно законспирированному лицу, обычно жителю данной страны или реже – нейтрального государства, стекалась информация, которую он тем или иным путем передавал особым курьерам – сборщикам полученной «добычи». Нередко самому резиденту поручали вербовку агентов: в его интересах было тщательно проверить собственных людей. Ведь агенты не знали друг друга, всем им был известен лишь резидент, который тем самым подвергался опасности быть схваченным после ареста любого из своих подчиненных. Каждый из агентов имел свой номер или кличку, часто менявшуюся, чтобы сбить с толку противника.
Иногда такая организация становилась двух- или трехступенчатой. Главный резидент был связан с несколькими разведчиками, а те, в свою очередь, служили резидентами и «почтовыми ящиками» для агентов второй ступени и т. д. Однако немалое число разведчиков работали независимо, передавая информацию специально посылаемому к ним разъездному агенту, или же, если они по своей официальной профессии могли это делать, сами доставляли свои сведения «заказчику», обычно где-нибудь в нейтральной стране.
Во время первой мировой войны чрезвычайно расширился круг вопросов, по которым разведки хотели бы получать информацию. К чисто военным прибавилось огромное количество политических, экономических, социально-психологических, технических и других проблем, решение которых было важно для успешного ведения войны. К их числу могли относиться взаимоотношения различных ведомств враждебного государства и темпы замены выходившей из строя части вагонного парка железных дорог, морской код и нормы выдачи продуктов по продовольственным карточкам, планы создания нового вида снарядов и настроения населения какой-либо местности, часто очень удаленной от театра военных действий. Порой многие сведения, которые добывали шпионы, нужны были лишь как «материал» для работы других разведчиков (данные о том или ином заводе для того, чтобы новый важный агент мог изобразить опытного мастера этого завода, новые инструкции военной полиции – с целью избежать опасных ловушек, в которые могут попасться шпионы, не зная этих инструкций, и т. п.).
Крайняя пестрота объектов, которые нужно было разведывать, увеличила и многообразие личин, под которыми должны были действовать разведчики. Шпион скрывался под маской человека любой профессии, национальности. Это были люди самого различного возраста. Австриец барон фон Шлуга поселился в Париже еще накануне франко-прусской войны 1870—1871 гг. Никто из его бесчисленных светских знакомых не подозревал, что он немало способствовал поражению французской армии при Седане и потом десятилетиями снабжал информацией немецкую военную разведку. В 1914 г. барону было уже 68 лет, но это не мешало ему отправлять с курьером из Парижа или из Бордо через Швейцарию в Берлин донесения, которые высоко ценил начальник немецкого Генерального штаба Фалькенгейн. Барон фон Шлуга так и остался не разоблаченным, он ушел в отставку по возрасту незадолго до смерти, в 1917 г. Агентами могли оказаться наряду с лощеным аристократом старый нищий на улице, широко известная артистка и бухгалтер завода местный врач или заезжий коммивояжер.
Среди агентов было множество любителей торговать «гнилым товаром» в надежде на то, что его оплатят прежде, чем сумеют проверить. Немало было шпионов-двойников, поставлявших материал обеим воюющим сторонам. Иногда двойники были мнимыми двойниками, т. е. агентами одной из разведок, снабжавшими ложными данными разведку противника. Нередко, впрочем, эта последняя догадывалась, что с ней ведут игру и продолжала получать фальшивые сведения только с целью понять, во что враги попытаются заставить ее поверить. Некоторые шпионы-двойники «честно» работали на обе стороны. Другие стремились сбыть подложные известия обеим сторонам причем поскольку дело касалось одной из «сторон» — Aнтанты, продать свои сведения нескольким разведкам одновременно (например французам, англичанам и американцам). Существовала даже своеобразная шпионская «биржа» в нейтральных странах. Французский агент вместо того, чтобы рисковать, добывая нужную ему информацию, просто использовал сведения, которыми располагал о Франции. Эти сведения он передавал немецкому шпиону в обмен на информацию о Германии.
На службу в буржуазную разведку людей привлекали различные мотивы. Иногда националистические чувства и ненависть к оккупантам, желание сделать карьеру, склонность к авантюризму, но чаще всего – деньги, надежда на богатую наживу от занятия, как считалось, прибыльным ремеслом шпиона
Конечно, разведке приходилось тщательно проверять информацию, исходящую сплошь и рядом из более чем сомнительных источников. Это производилось прежде всего путем сопоставления со всеми имеющимися сведениями по данному и смежным вопросам, полученными самыми различными путями (войсковая наземная, воздушная и морская разведки; дипломатические источники; допрос пленных и дезертиров; просмотр бумаг, найденных на убитых вражеских солдатах; материалы, собранные почтовой цензурой; изучение периодической печати страны-противника, особенно провинциальной; подслушивание телефонных разговоров; перехват и расшифровка радиодонесений и многое другое). К тому же нередко сравнительно маловажное известие, какая-нибудь незначительная мелочь вставленная в рамку других известий, приобретали большое значение.
Проверка часто усложнялась тем, что порой ложное известие, исходящее от того или иного агента (будь то по его собственному намерению или потому, что он был обманут противником), входило в общую систему дезинформации по определенному вопросу, разработанную вражеской разведкой. Например, целая серия ложных приготовлений к наступлению на одном участке фронта, когда в действительности оно планировалось совсем в другом районе. Немцы на западном фронте неоднократно использовали для маскировки прогон к месту мнимого будущего наступления пустых воинских эшелонов и грузовых составов. Германское командование полагало, что антантовские шпионы, наблюдавшие за железнодорожными перевозками, обязательно заметят усиленное движение воинских составов и даже подсчитают примерное количество якобы перебрасываемых войск (из простого расчета: один воинский эшелон – один батальон). Рассчитывали, что вражеские лазутчики не сообразят, что эшелоны идут пустыми. В одних случаях этот маневр удавался, в других – его разгадывали с самого начала.
Иногда дезинформация оказывалась настолько удачной, что вводила в заблуждение не только противника, но и собственное командование. Это происходило потому, что почти каждая из стран имела по нескольку соперничавших между собой разведывательных органов.
Значительно разнообразнее стали виды связи, применявшиеся шпионами: шифрованные письма и детские воздушные шары, прифронтовая ветряная мельница, вращение крыльев которой являлось своеобразным кодом, и доставка известии самолетами (тогда еще новинкой военной техники), по-особому вспаханные участки крестьянского поля, снаряд, внутри которого вместо взрывчатых веществ содержалось донесение, или невинные с виду объявления в газетах нейтральных стран и тысячи других аналогичных способов, не похожих друг на друга. Чем более оригинальным, необычным был способ, тем меньше шансов, что его обнаружат. Новые симпатические чернила доставляли германским агентам в Англию, пропитывая этой жидкостью обычную одежду, которую привозил в чемодане специально нанятый курьер – житель нейтральной страны. Сведения пересылали переснятыми на микроскопическую пленку, которая подкладывалась к оборотной стороне почтовой марки, наклеивавшейся на открытку.
Применение получило и радио — другая техническая новинка. Заработали тайные радиопередатчики. В ответ контрразведчики создали целую сеть радиопеленгационных станции для обнаружения этих передатчиков. Особенно прославился во время войны построенный англичанами радиопередатчик в Бар-ле-Дюке. Это был небольшой клочок бельгийской земли, окруженный со всех сторон голландскими владениями. Немцы не могли захватить его, не нарушив голландского нейтралитета. Однако раздосадованные потоком шифрованной информации, передававшейся в эфир радиостанцией, которую можно было видеть невооруженным глазом с территории Бельгии, оккупированной немцами они сумели нанести удар по противнику. По требованию немцев голландские власти запретили завозить в Бар-ле-Дюк бензин, на котором работала станция. Тогда бензин начали доставлять контрабандным путем. Голландские и бельгийские женщины стали носить бидоны с горючим, пряча их под подолом юбки. Но с германской стороны последовал новый удар: немцы подкупили нескольких работников радиостанции, и те стали передавать ложные сообщения. Ее сведениям перестали доверять.
С помощью радиопередач союзники, узнавшие германские коды, передавали фальшивые приказы немецким подводным лодкам, которые, не ведая, что действуют по указке противника, двигались на верную гибель. В то же время радиопереговоры между торговыми кораблями, на которые были пересажены радисты с английских линкоров, создавали у немцев, перехватывавших эти беседы в эфире, ложное представление о местонахождении британских эскадр.
Огромное увеличение разведывательной службы в собственном смысле этого слова вызвало неменьший рост контрразведки. Вся почтовая и телеграфная корреспонденция, особенно шедшая за рубеж, стала подвергаться тщательной военной цензуре. Так, в Лондоне просматривали письма на 60 языках. Цензорам пришлось разгадывать зашифрованные донесения на 31 языке. Подозрительные письма и газеты стали подвергать химической обработке, чтобы определить, не содержат ли они тайнописи. Эксперты изучали вызывавшие подозрения письма и с другой стороны – не является ли явный безобидный текст шифром, скрывающим шпионское донесение. Под строгий контроль были поставлены границы с нейтральными странами. Прифронтовая полоса была разбита на небольшие участки, за каждым из которых наблюдала специальная группа офицеров контрразведки. Там, где можно было положиться на лояльность гражданского населения, из его среды вербовали людей, которые должны были сообщать контрразведке о всех подозрительных или просто незнакомых лицах. В районах, где военные власти не могли рассчитывать на сотрудничество местных жителей, — особенно на оккупированных территориях – вводились жесткие ограничения для передвижения. Чтобы покинуть свое местожительство даже на короткий срок, жители занятой немцами Бельгии должны были получать специальные пропуска в полиции. Образцы этих пропусков, чтобы затруднить их подделку, часто менялись.
Огромная, громоздкая система полицейской слежки была создана во всех воюющих странах.
Разведки пытались засылать своих людей в контрразведывательные органы врага, хотя и сравнительно редко достигли здесь успеха.
Шпионаж в узком смысле слова дополнялся войсковой разведкой (данные, полученные от траншейных наблюдений, разведки боем, посылки патрулей. артиллерийского наблюдения, воздушной разведки, опроса пленных, дезертиров, местных жителей, захвата почты противника и т. д.), не говоря уже о материалах, которые доставляла цензура, о сведениях, поступавших по дипломатическим и другим каналам. В разведке работали специалисты по прессе, цензуре, секретной связи, переводчики, дешифровальщики, химики, эксперты по множеству различных вопросов.
Для доставки донесений антантовские разведки постоянно прибегали к помощи почтовых голубей. До 1914 г. Бельгия славилась почтовыми голубями. Перед отступлением бельгийская контрразведка приказала уничтожить более 30 тыс. голубей, принадлежавших к наиболее ценным породам, чтобы они не достались немцам. Голуби оказались не только быстрыми, но чрезвычайно надежными порученцами. Бывали случаи, когда смертельно раненные неприятелем пернатые курьеры часами ползли по земле и все же успевали добраться до родной голубятни. Не раз торговые и военные суда, торпедированные подводными лодками или по другим причинам терпевшие аварию, посылали с голубями сигнал бедствия и вовремя получали помощь. Окруженный немцами командир форта Во отправил с последним имевшимся у него голубем донесение с просьбой о помощи. Нередко разведчики, пробиравшиеся в тыл врага или прыгавшие с парашютом, первым делом находили надежное укрытие своим голубям. Клетку с крылатыми помощниками обычно привязывали где-нибудь на вершине ветвистого дерева. В этом случае приходилось ночью незаметно взбираться на деревья и приносить пищу голубям. К концу войны одни англичане имели на Западном фронте «штат» в 6 тыс. голубей. Во Франции даже поставили памятник героям голубиной почты, и многих из них наградили орденами!
Так как за голубями следили, их пытались... маскировать под других птиц. Англичане подстрелили на Западном фронте голубя, окрашенного под попугая.
Широко использовали для передачи донесений и служебных собак. Немецкая овчарка «Фриц», не раз переносившая шпионские донесения через линию фронта, причинила немало хлопот союзной разведке. «Фрица» надо было поймать живьем. Успеха удалось достигнуть, лишь воспользовавшись услугами суки по кличке «Рози», которую подсадили на пути четвероногого почтальона.
Для заброски шпионов стали широко использовать подводные лодки (особенно в Средиземном море) и самолеты.
Арсенал средств, с помощью которых доставлялись донесения, расширялся с каждым годом. Сотни способов раскрывались контрразведками, но на смену приходили новые. Один немецкий разведчик надрезал брюхо живой рыбы, вкладывал письмо и пускал ее в реку. Рыбу вылавливали около немецких позиций. Другой германский шпион, находившийся во французском городе Бельфоре, применял такой способ. Разведчик садился в поезд, который шел в нейтральную Швейцариюи занимал отдельный столик в вагоне-ресторане. Пообедав, он сходил с поезда, приближавшегося к границе. На первой швейцарской станции место шпиона за столиком сразу занимал другой разведчик. Во время еды он проливал как бы случайно немного вина на скатерть и, прикрыв это место салфеткой, продолжал есть. Первый шпион писал симпатическими чернилами сообщение. Второй проявлял его вином и, быстро прочитав, ждал, пока появившиеся на скатерти буквы снова не исчезали. Донесения прятали в повязках на ранах под париками, в пеленках грудных детей, в карандашах, в шнурках башмаков.
Оперную певицу арестовали при переезде франко-швейцарской границы из-за... несоблюдения моды. Чрезмерно накрахмаленная юбка показалась подозрительной таможенникам. На ней, действительно, симпатическими чернилами было написано разведывательное донесение. Случались и курьезы. Французская цензура задержала письмо, присланное из Голландии на имя одной дамы полусвета – белокурой актрисы Евы М. – в ее виллу «Алкивиад». Письмо имело вид шифрованного текста, тем более что оно начиналось обращением: «Ваше преосвященство...». На деле это было мудреное письмо ученика одного аббата, участника диких оргий разврата на вилле «Алкивиад». Контрразведки все это не касалось...
Передача сведений по радио не получила большого развития. При тогдашнем уровне техники очень трудно было держать тайный радиопередатчик на территории противника. Тем не менее в тылу германских войск на Западном фронте в доме бельгийского священника аббата Пинта был установлен такой передатчик. Иногда линия передачи информации была довольно сложной. Французская контрразведка ломала голову над тем, каким образом немецкое командование получало сведения о выходе транспортных судов из Марселя. Хотя офицерам сообщали о дате выхода и маршруте только накануне отъезда, немцы менее чем через сутки давали по радио соответствующие распоряжения своим подводным лодкам, оперировавшим в Средиземном море. Решили первоначально, что информация доставлялась с помощью шифрованных писем, но расследование выявило малую правдоподобность такого пути. Оставались шифрованные телеграммы, которые имели право посылать своим правительствам только иностранные дипломаты. Было отдано распоряжение задерживать на несколько дней на телеграфе все депеши, поступавшие от иностранных посольств и консульств.
Одновременно было установлено наблюдение за одним из подозрительных консулов в Марселе. Выяснилось, что он регулярно встречается в кафе е каким-то человеком. Слежка за этим последним привела к иностранке, которую застали при разговоре с ним. Было быстро выявлено: что это немецкая шпионка. После ареста она призналась, что получала сведения от одного офицера парохода «Севастополь», являвшегося ее любовником. Как раз незадолго до ареста разведчицы «Севастополь» вышел в море. Пароходу по радио приказали изменить маршрут, но гроза помешала принятию корабельной станцией этого приказа. «Севастополь» был потоплен, не спасся ни один из 500 человек, находившихся на его борту.
Приемы разведывательной работы менялись, в ходе войны. Воюющие страны далеко не сразу закупорили каналы, через которые была возможна массовая утечка информации. Французский разведчик Лаказ, действовавший осенью 1914 г. на территории, где сходились границы Франции, Германии и нейтральной Швейцарии, неожиданно напал на настоящую «золотую жилу». Как ему стало известно, каменщик-итальянец Витторио Каваньетто подрабатывал на жизнь таким оригинальным способом. Он обходил пограничные французские деревни, где было много жителей-эльзасцев, родственники которых служили в немецкой армии, и собирал письма для отправки в Германию. После этого итальянец переходил швейцарскую границу и передавал одному содержателю бара письменную корреспонденцию, которую тот отправлял адресатам. Ту же дорогу, но в обратном направлении, совершали письма германских солдат.
Местные французские власти, действуя на основании приказа, запрещавшего всякие сношения с неприятелем, положили было конец деятельности предприимчивого почтальона. Лаказ решил нарушить приказ: ведь авторы писем из Франции, будучи гражданскими лицами, не могли сообщить особо важной информации, тогда как сумка с первыми 250 письмами от германских солдат содержала чрезвычайно ценные сведения. Все эти письма носили печати и отметки полевой почты, в которых указывался номер дивизии, корпуса и армии. Аккуратные отправители писем, давая обратный адрес, сообщали дополнительные ценные подробности. В этой системе был один недостаток: большинство эльзасцев служили в 14-м германском армейском корпусе, а французская разведка жаждала сведений и о других соединениях. Постепенно положение стало исправляться, так как многие солдаты-эльзасцы после ранения попадали в различные воинские части.
Германская цензура спохватилась лишь летом 1915 г. Номера дивизий и полков, обратные адреса стали появляться все реже, а потом исчезли вовсе. Однако Лаказ к этому времени завел специальную карточку на каждого солдата, переписывавшегося с родственниками. На карточку заносились все добытые о нем сведения — часть, в которой он служил, имена родных и знакомых и так далее. В результате даже открытка, подписанная одним именем без фамилии, но адресованная какой-либо уже внесенной в картотеку семье, была часто достаточной для того, чтобы определить, где в данный момент расположена та или иная германская воинская часть. Секрет «обработки» солдатской корреспонденции, в конечном счете, был разгадан даже местными жителями; письма из Германии окончательно перестали приходить незадолго до начала сражении под Верденом в 1916 г.
Наряду с изменением методов в зависимости от обстоятельств менялась и структура разведывательных организаций. Например, тот же Лаказ, который после ряда столкновений со швейцарскими властями предпочитал находиться постоянно в разъезде, установил своеобразную систему связи со своими резидентами. Заранее устанавливались место и час свидания. А дату встречи резидент узнавал из открытки, которую он получал незадолго до указанного дня и которая внешне выглядела просто как безобидное письмо от родных. Если же агенту почему-либо надо было спешно передать важные новости, он давал в одной из местных газет заранее согласованное объявление. На следующий день Лаказ мог прочитать объявление и послать открытку, назначая внеочередное свидание. Конечно, к различным агентам Лаказ являлся под различными псевдонимами, что также уменьшало опасность провала.