Выдвинувший это объяснение крупный французский историк Ж. Монгредьен, автор большой работы о «железной маске» (1952 г.) писал: «Вы поднимаете маску и под ней находите заключенного, не имеющего ни биографии, ни лица». Правда, еще в 1932 г. французский историк Дювивье опубликовал книгу «Железная маска», где объявляет, что после поисков в архивах он обнаружил однофамильца Доже – некоего Эсташа Доже де Кавуа, родившегося в 1637 г.
Это был аристократ, офицер гвардии, высказывавшийся очень вольно на религиозные темы. Мазарини заставил его уйти в отставку, и он остался без средств существованию. Один из братьев этого Эсташа Доже являлся соперником Лувуа, был арестован и потом освобожден вопреки мнению министра. Однако мы совершенно не знаем, что делал Эсташ Доже де Кавуа после 1665 г. К тому же Лувуа в 1669 г. писал о «слуге» Эсташе Доже. Не видно причин, из-за которых министру нужно было скрывать, кем являлся арестованный.
Не служит ли, однако, фамилия Доже псевдонимом, скрывающим какое-либо хорошо известное лицо? Надо обратить внимание на одно обстоятельство, которое помнили Вольтер и Дюма, но которое потом как-то отодвинули в тень ученые, занимавшиеся вопросом о «маске». Зачем было надевать маску на итальянца Маттиоли, которого все равно почти никто не знал во Франции и, во всяком случае, не мог узнать в государственной тюрьме? Лицо человека в маске должно было быть достаточно известно, иначе теряет смысл маска. Версия Вольтера – Дюма вполне объясняет, почему заключенного спрятали под маской. Большинство других теорий не дают ответа на этот напрашивающийся вопрос.
В этой связи высказывалось даже сомнение, следует ли считать рассказ Вольтера просто мистификацией. Писатель в молодости сам просидел год в Бастилии. Это было в 1717 г., и Вольтер разговаривал с тюремщиками, которые сторожили «маску», скончавшегося всего за 13 лет до этого. Конечно, тюремная администрация могла быть не посвященной в секрет. Но она, возможно, питалась слухами, основанными на фактах.
Итак, разгадка «маски», по всей вероятности, возможна, если выяснить, кто такой Доже. Но этого как раз так и не удается достигнуть. Известно, что в 1669 г. он был арестован. 19 июля этого года военный министр писал Сен-Мару, что в Пинероль будет доставлен задержанный вблизи Дюнкерка важный преступник-слуга по имени Эсташ Доже. «Чрезвычайно важно, — указывал при этом военный министр, — чтобы он не имел возможности передать письменно или любым другим способом ни одной живой душе то, что ему известно. Я сообщаю Вам об этом заранее, дабы Вы могли подготовить ему надежное помещение, под окнами которого никто бы не проходил мимо и которое имело бы запирающиеся двойные двери, чтобы Ваши часовые, стоящие за ними, были лишены возможности услышать, что он (заключенный) говорит. Вы должны лично доставлять ему раз в день все необходимое и ни под каким предлогом не слушать того, что он пожелает Вам открыть. Вы должны угрожать ему смертью, если он заговорит с Вами по любому вопросу, помимо его повседневных нужд».
Нам неизвестно, за что был арестован Доже. Однако об этом можно все же догадываться. Как раз в это время велись переговоры между Людовиком и Карлом II, который в обмен на французские субсидии, позволившие ему избавиться от опеки парламента, готов был сохранить нейтралитет или даже поддержать Францию в предстоявшей войне с Голландией. Переговоры велись официально министрами и неофициально – через тайных агентов. Активной участницей этих секретных переговоров была сестра Карла II, вышедшая замуж за младшего брата Людовика XIV. В переписке Карла мелькает какая-то фигура итальянца (а может быть, человека из Италии), подлинного имени которого не знала даже сестра короля. Его одно время пытались отождествить с неким аббатом Преньяни.
Этот прелат, совмещавший роль тайного агента с функциями астролога, предсказания которого постоянно опровергались ходом событий, человек беспутного нрава, вряд ли был тем самым «итальянцем». Существовало мнение, что Преньяни и Доже – одно лицо. Но еще в 1912 г. удалось установить, что Преньяни с 1674 г. вплоть до смерти в 1679 г. жил в Риме, тогда как Доже наверняка находился в тюрьме. Но, быть может, Эсташ Доже скрывался под видом «слуги» Преньяни и фигурировал в качестве «итальянца»? В пользу этого предположения говорит один факт. Имеется подписанный Карлом II пограничный паспорт на имя Преньяни. Паспорт датирован 15 июля 1669 г. На другой день Преньяни покинул Англию и еще через день – 17 июля – прибыл в Кале. А 19 июля, как уже указывалось, Лувуа написал письмо Сен-Мару о направлении к нему арестованного поблизости от Дюнкерка (в 15 милях от Кале) «слуги» по имени Эсташ Доже и о содержании его в строжайшем заключении. Таким образом, можно предположить, что Доже знал какие-то дипломатические секреты, сохранить которые оба монарха хотели любой ценой (например обязательство английского короля перейти в католичество, которое, стань оно известным, могло стоить Карлу II короны).
Однако и при этой гипотезе не очень объяснима секретность, в которой содержали Доже, и маска, которую носил заключенный. Кроме того, опять-таки любая тайна, связанная с подготовкой Дуврского договора в 1669 г., должна была потерять значение после смерти Карла II в 1685 г. и особенно после переворота 1688 г. и воцарения Вильгельма III. А «маску» продолжали упорно держать в тюрьме и даже перевели в Бастилию! И уж совсем непонятно, зачем было приставлять Доже слугой к Фуке?
В 1934 г. историк П.Вернардо опубликовал книгу «Врач королевы», утверждая, что хирург Анны Австрийской П.Гондине при вскрытии тела умершего короля обнаружил, что он не мог иметь потомства и, следовательно, не был отцом Людовика XIV. Об этой опасной тайне лекарь сообщил своему племяннику – судье, а тот (непонятно зачем) – начальнику полиции Ла Рейни. Остальное ясно без слов.
Однако вскоре же исследователями было установлено, что Гондине только в 1644 г. стал врачом королевы и не мог участвовать во вскрытии умершего за год до этого Людовика XIII. А судья мирно скончался в своем родном городе в декабре 1680 г., оставив завещание, которое и поныне сохраняется в местном архиве...
Недаром после такого фиаско отдельные историки обратились к старой версии, обновив ее рядом домыслов. Доже – согласно этой версии – какой-то дворянин, возможно, незаконный сын или внук Генриха IV (и, следовательно, брат или племянник Людовика XIII), который по поручению Ришелье стал любовником Анны Австрийской и отцом Людовика XIV. Эта версия отвечает на вопрос, почему от «маски» просто не избавились с помощью яда или каким-либо другим способом. Однако гипотеза совсем не объясняет других известных нам фактов о «маске» И «слуге» Эсташе Доже. Между прочим, принимая эту гипотезу, следует считать, что заключенный умер в возрасте старше 80 лет. Поэтому сторонники этой версии играют на уже известном нам двусмысленном выражении, не раз встречающемся в переписке Сен-Мара, который писал о «маске» как о «старом заключенном». «Старый» здесь может означать и «преклонный возраст» и, напротив, являться лишь констатацией того, что «маска» — заключенный, давно находящийся на «попечении» Сен-Мара. В 1965 г., французский академик М.Паньоль выпустил книгу «Железная маска», которую он потом дополнил статьями в журналах. Однако в распоряжении Паньоля не было никаких документов, неизвестных его предшественникам, особенно Монгредьену. Писатель лишь сделал новую попытку раскрыть тайну путем анализа, казалось бы, досконально изученных материалов.
Паньоль вполне согласен с Монгредьеном, что «маска» — это Эсташ Доже, и даже приводит соображения, опровергающие новейшие доводы сторонников Маттиоли. Последние, в частности, оперируют тем, что Дю Жюнка писал о заключенном, которого Сен-Мар держал под стражей в Пинероле, а не в Экзиле, куда тюремщик отбыл без Маттиоли. На этот аргумент Паньоль отвечает, что Дю Жюнка, возможно, и не знал о пограничной крепости Экзиль или тем более о том, что она была превращена в тюрьму для государственных преступников по секретному приказу. А то, что Сен-Мар уехал без Маттиоли, говорит против отождествления мантуанца и «маски».
Сообщение Вольтера о «маске», а также рассказы о нем других лиц, заключенных в Бастилии в первой половине XVIII в., раскрывают некоторые черточки в поведении узника, которые подтверждаются секретной корреспонденцией Сен-Мара и Лувуа. Например, Вольтер передает, что «маска» не раз жаловался на несправедливость судьбы. Об этом же доносил Сен-Мар военному министру еще в декабре 1673 г.
Впервые имя Доже возникло в деловой переписке Лувуа и его подчиненных 19 июля 1669 г. Именно этим числом датировано письмо Лувуа Сен-Мару, содержавшее предписание подготовить темницу для узника, который будет препровожден в Пинероль. В письме Лувуа называл Доже «несчастным» И вскользь добавлял, что он «всего лишь слуга». Это нарочито брошенное как бы мимоходом замечание давало понять СенМару, какой линии ему следует держаться. Вместе с тем другие указания, содержавшиеся в письме, не оставляли сомнения, что речь шла о человеке, крайне интересовавшем и короля, и военного министра. Действительно, зачем иначе было готовить помещение для арестованного, когда у Сен-Мара под стражей находился всего один заключенный – Фуке и было достаточно свободных казематов? Речь шла, следовательно, о камере, обеспечивавшей возможность соблюдения особых мер предосторожности, о которых, как уже отмечалось выше, подробно говорилось в письме Лувуа.
Когда министр писал свое письмо, Доже, по всей вероятности, находился на свободе. «Слуга» был осужден на бессрочное одиночное заключение еще до его ареста. Об этом говорит сопоставление следующих фактов. Королевское lettre de cachet об аресте Доже было подписано 26 июля, через неделю после письма Лувуа к Сен-Мару. А Доже был схвачен еще позднее, в начале августа. «Слугу» доставили в Пинероль 24 августа, дорога должна была занять примерно десять дней. Из всех предписаний Лувуа вытекает, что вряд ли Доже подвергали длительному допросу. Это приводит к выводу, что «слуга» должен был быть арестован в начале августа.
Такой вывод влечет за собой и другой – подготовка к аресту началась заблаговременно, и Лувуа было заранее известно, когда и в каком месте появится Доже, где его будет возможно заключить под стражу. Очевидно, этим местом был город Дюнкерк или его окрестности. Иначе трудно объяснить, почему именно губернатору этого города – капитану де Воруа – было поручено руководить перевозкой в Пинероль. Вместе с тем местоположение Дюнкерка наводит на мысль, что «слуга» прибыл из-за границы скорее всего из Англии.
Еще до того, как «слуга» был доставлен в Пинероль, туда прибыли два королевских приказа, посланных вслед за письмом Лувуа от 19 июля. Оба приказа датированы 26 июля. В одном из них, адресованном маркизу де Пьенну начальнику гарнизона Пинероля предписывалось оказать Сен-Мару всяческую помощь. Приказ на имя Сен-Мара уведомлял его о предписании, которое было направлено де Пьенну. Вместе с тем Сен-Мару указывалось, чтобы он обратился за помощью к начальнику гарнизона, если при осуществлении мер в отношении Доже тюремщик встретится с «какими-либо трудностями». Возникает вопрос: что это за «трудности»? Ведь Сен-Мар имел в подчинении не менее 70 солдат и офицеров и помимо Доже всего одного заключенного (Фуке). Зачем ему могла потребоваться помощь шести рот, иначе говоря – 600 солдат, де Пьенна? Ответ может быть только один: король и Лувуа явно опасались возможности нападения на Пинероль с целью освобождения Доже и для отражения такой атаки считали нужным предоставить, в распоряжение Сен-Мара внушительную военную силу.
Можно считать, что «слуга» был вовлечен в какой-то важный заговор участники, которого стремились освободить арестованного (или, наоборот, его убить, чтобы избавиться от опасного свидетеля). Однако это предположение слабо согласуется с тем, что крайние меры предосторожности, предписанные Парижем, в результате постоянных напоминаний правительства соблюдались в течение 35 лет, вплоть до смерти «маски». Исследователи до сих пор проходили мимо имеющихся сведений о расходах на содержание этого заключенного. Оказывается, на это отпускались очень большие суммы. Лувуа не раз указывал, что Сен-Мар может кормить «слугу» всем, что захочет заключенный. Странное разрешение, если учесть, что существовали строгие нормы выдачи пищи арестантам. Сохранилось письмо короля, в котором он выражал беспокойство по поводу возможности бегства «слуги». Письмо Лувуа от 26 марта 1670 г. показывает что у министра был тайный шпион в тюрьме доносивший с кем и о чем говорит Доже.
Обращает на себя внимание, что Сен-Мара при переезде из тюрьмы сопровождали несколько его подчиненных в том числе майор Росарж и священник Жиро, причем происходило это не по их желанию, а по приказу короля. Не выглядит ли это как стремление окружить загадочного узника раз и навсегда отобранной охраной и не посвящать в секрет новых людей?
Не следует некритически подходить к переписке между Лувуа и Сен-Маром, чем ранее грешили исследователи. Основная ее часть, вернее – девять десятых писем Сен-Мара, пропала. Так, мы ничего не знаем о жизни узника в течение более чем двух первых лет заключения в Пинероле, а ведь Лувуа неизменно требовал присылки подробных отчетов о нем каждые два-три месяца. Более чем вероятно, что пропажа бумаг из архива Лувуа была неслучайной, что исчезли письма, содержавшие какие-то секретные известия, а осталась лишь та часть корреспонденции в которой либо таких сведений не было, либо они были так зашифрованы что их мог понять только Лувуа. Весьма возможно, что подобной чистке подверглись не только бумаги Лувуа. Нельзя не учитывать также, что современники были хорошо осведомлены о существовании «черного кабинета» для перлюстрации писем и поэтому из-за осторожности не касались в корреспонденции вопросов, составлявших государственную тайну. (Об этом прямо пишет, например, герцог Сен-Симон в своих знаменитых мемуарах, относящихся к концу XVII – началу XVIII в. Нельзя не отметить, между прочим, что бумаги самого Сен-Симона после его смерти также были конфискованы по приказу короля дело происходило уже в 1760 г., в царствование Людовика XV.)
Людовик XIV не раз обнаруживал склонность фальсифицировать имевшуюся документацию по тому или иному вопросу, если это отвечало его интересам. Не останавливался «король-солнце» и перед тайными расправами. Стоит напомнить, что современники считали подозрительной внезапную смерть Лувуа и строили догадки, не был ли он после того, как впал в немилость, отравлен по предписанию короля. Людовик, правда, назначил преемником Лувуа его 22-летнего сына Барбезье, но когда тот через десять лет умер (быть может, тоже насильственной смертью), король даже не скрывал своей радости. Так что в случае, если бы у Людовика был действительно брат, ставивший под сомнение его права на престол, король не поколебался бы ни на минуту, отдавая приказ о расправе с возможным претендентом на трон.
Имеются доказательства, что нередко государственных преступников держали в тюрьмах под фальшивыми именами – отсюда «Маршиоли» в тюремном реестре, чтобы навести на мысль о Маттиоли. Быть может, псевдоним Эсташ Доже сознательно взят, чтобы считали арестованного около Дюнкерка «слугу» неким Эсташем Доже де Кавуа (которого, как указывалось, тоже одно время выдвигали на роль «маски»). О заключении в тюрьму этого гвардейского лейтенанта за убийство 15-летнего пажа и другие преступления было широко известно в придворных кругах. Как явствует из сохранившегося письма Эсташа Доже де Кавуа от 28 января 1678 г., он подвергался аресту «более десяти лет назад», то есть до 1669 г., когда был схвачен «слуга». Отсюда мог возникнуть псевдоним «слуги». Если это так, то и назначение Эсташа Доже слугой к Фуке могло служить средством этой маскировки. Допустимо, впрочем, и предположение, что это была милость к заключенному, избавление его от одиночного заточения. Если бы Фуке и узнал, кем является Доже, — не беда. Людовик XIV твердо решил, что бывший министр финансов не выйдет живым из темницы. Интересно письмо Лувуа Фуке от 23 ноября 1678 г., где осужденному предписывалось не допускать встречи нового слуги с герцогом Лозеном. Итак, или Лозен знал Доже, или тот напоминал кого-то знакомого герцогу, или наконец «слуга» мог сообщить ему нечто такое, что надо было сохранять в тайне от герцога, впоследствии помилованного королем. Даже через девять лет после ареста Доже Лувуа все еще боялся что «слуга» может раскрыть какую-то важную тайну.
Любопытно отметить непонятные колебания относительно строгости заключения фуке. Летом 1679 г. режим в отношении Фуке (и Лозена) был заметно ослаблен, в тюрьму приехала семья бывшего министра, все думали, что вскоре его освободят. Потом, в начале 1680 г., положение резко изменилось к худшему после прибытия важного курьера из Парижа. Этот курьер был ранее направлен Сен-Маром в столицу с какими-то особенно секретными сведениями, которые нельзя было, как писал Лувуа, доверить бумаге. Родных Фуке стали допускать к нему значительно реже. 23 марта 1680 г. бывший министр неожиданно умер. Была ли естественной эта смерть? Ранее предполагали, что Доже содержался в тюрьме, так как знал секреты фуке или то, что он был отравлен по приказу короля. Но допустимо и другое предположение, что Фуке отравили, так как ему стала известна тайна Доже. Тело Фуке не было выдано родным – это лишь усилило подозрение, что он умер от яда. Некоторые исследователи старались вычитать из переписки Сен-Мара намек на то, что Фуке был отравлен Доже. Но и в этом случае Доже мог получить яд только от Сен-Мара, у которого, кстати, он действительно имелся. Может быть, слух об участии Доже в таком преступлении был сознательно пущен по приказу Лувуа.
Почему, однако, тайна не была разгадана в XVIII в., когда по приказу Людовика XV, а затем Людовика XVI были произведены новые расследования? Негативный результат розысков является следствием того, что уже никто не знал тайны «маски» либо сознательного желания опровергнуть легенду, ставившую под сомнение права царствовавших монархов на престол. Имеются какие-то глухие сведения о том, будто Людовик XVI говорил что обещал хранить тайну «маски».
Логическим выводом из всей этой цепи предположении и догадок будет то, что «маска» был действительно старшим братом Людовика XIV. А избавиться от брата посредством яда или тайной казни (подобно тому, как поступили, например, с рядом аристократических заговорщиков в 1674 г.) набожный «король-солнце» не решился – он помнил, что братоубийце Каину было уготовано место в аду. Допустимо предположить что «маска» воспитывался в Англии (отзвуком этого могли быть упорно ходившие слухи, что «маска» был незаконным сыном Карла II – герцогом Монмоутом, сыном Кромвеля, «английским лордом» и т. д.). Его заманили в 1669 г. во Францию с помощью аббата Преньяни, причем заранее обрекли на вечное заточение. Не следует забывать, что все это – лишь возможный вывод из мало чем подкрепленных, и даже не всегда убедительных гипотез. Словом, изучение истории «маски» сделав полный круг вернулось ныне к версии, которую с таким блеском отстаивали Вольтер и Дюма.
Еще в XIX в. в числе претендентов на роль «маски» фигурировал и Фуке, но его кандидатура была решительно отвергнута господствовавшими тогда «маттиолистами». В 1969 г. французский журналист П.Ж.Аррез опубликовал книгу «Железная маска. Наконец разгаданная тайна», где постарался, опираясь на уже известные документы, подкрепить новыми доводами старую гипотезу, что «маской» являлся осужденный сюринтендант финансов.
Согласно теории Арреза, Сен-Мар не только был, но и оставался все время тюремщиком только одного заключенного – Фуке, все остальные не имели никакого значения. Исключением являлся «маска» — это одновременно и «старый заключенный» Сен-Мара и какое-то значительное лицо. Поскольку несомненно что герцог Лозен был освобожден, если считать, что Фуке умер в 1680 г., ни один заключенный, содержащийся в Пинероле не удовлетворяет этому двойному требованию. Аррез полагает что возможное и единственное математически точное решение: в 1680 г. умер Доже, а Фуке занял его место в одиночке которая с самого начала на деле сооружалась не для какого-то слуги а именно для такой подмены. Ничто не противоречит этому решению, по крайней мере, нет никаких письменных документов, удостоверяющих смерть и погребение Фуке нет акта вскрытия тела. Поэтому, хотя с точки зрения закона фуке был мертв уже в 1673 г. (в этот год его жена была признана наследницей сюринтенданта), нет официальных данных о его физической смерти в 1680 г. Забитый гроб с телом Фуке был выдан его сыну 17 апреля 1680 г., через 25 дней после смерти. К этому времени нельзя было уже и думать об открытии гроба. Известно, что погребение тела фуке состоялось в церкви Сен-Клер, потом гроб перевезли в Париж и перезахоронили на семейном кладбище в монастыре на улице Св. Антония. Однако это захоронение было произведено только 28 марта 1681 г., т. е. через год после смерти, и в течение этого срока никто не мог установить, что это было именно тело фуке.
Анализ переписки Лувуа и Сен-Мара показывает, что в момент смерти фуке 23 марта в Пинероле не было его детей и он не умер, как считают, на руках старшего сына графа де Во. Из письма Лувуа от 8 апреля 1680 г. следует, что графу де Во посчастливилось с согласия Сен-Мара увезти бумаги отца. Аррез умозаключает из переписки Лувуа, что тот разрешил графу де Во взять бумаги отца и вместе с тем рекомендовал Сен-Мару запереть бумаги Фуке – очевидно, новые, которые «покойник» продолжал писать. Из переписки явствует, что Сен-Мар нашел какие-то бумаги в карманах одежды Фуке уже 4 мая 1680 г., т. е. через 42 дня после официальной даты его смерти. Иначе говоря, вероятно, во все эти дни мнимо умерший продолжал, писать, и из его бумаг составился целый пакет, пересланный Лувуа.
Фуке был «самым старым заключенным Сен-Мара», как называют «маску» в переписке. К 1703 г. ему должно было быть 89 лет, но подобных случаев долголетия было не так уж мало среди современников Фуке, придворных, представителей дворянской знати и высшего чиновничества. (Аррез приводит такие примеры.) Мать Фуке дожила даже до 91 года. Стоит добавить, что отвергавший кандидатуру Маттиоли Вольтер помещает сведения о противоречивых слухах относительно смерти фуке сразу после рассказа о «железной маске» — очевидно, потому, что он считал обоих одним и тем же лицом. Напомним слова Вольтера, что «маску» арестовали в 1661 г. – как Фуке.
Теперь о том, какие секреты мог узнать герцог Лозен (попавший к слову сказать, в Пинероль из-за столкновения с Лувуа) от Фуке. Это явно не были придворные тайны – Лозен был другом семьи Фуке до 1661 г. и еще тогда мог узнать от нее эти тайны. Его арестовали только через десять лет, в 1671 г., и он был поэтому относительно лучше, чем сюринтендант, осведомлен о том, что творилось В придворных сферах. Фуке мог ему сообщить лишь о секретах, связанных с заключением в Пинероле, особенно о непонятном персональном письме к нему Лувуа от 23 ноября 1678 г. относительно того, не рассказывал ли ему что-либо Доже о своем прошлом, и запрещения держать того в помещении, когда в него входил герцог или кто-либо другой. Не сообщил ли Фуке о том, что Доже при смерти и что он опасается попасть в одиночку взамен слуги? Как бы то ни было, Лозен ничего не поведал о тайнах Фуке и даже заведомо ложно рассказывал, что, вероятно, его друга освободили незадолго до смерти. Вероятно, это молчание было платой за освобождение самого Лозена (как раз в марте 1680 г. он вел особую переписку с Лувуа). Герцог был превращен в свидетеля, подтвердившего официальную версию о смерти Фуке.
Впечатляющим, правда, является подробное обоснование Аррезом тезиса, что после смерти Мазарини и падения Фуке едва ли не все центральные посты в государственном аппарате были захвачены Кольбером и Лувуа, их многочисленными родственниками и клиентами, которые представляли, по сути дела, единый клан, связанный круговой порукой. Все лица, имевшие отношение к судьбе «маски», были неизменно представителями или доверенными людьми этого клана. В свою очередь, Сен-Мар, избранный в 1665 г. тюремщиком для осужденного Фуке и щедро награжденный за верность деньгами и землями, в качестве помощников взял себе в Пинероль своего кузена де Бленвильера, своих племянников Луи и Гильома де Формануар (отца Пальто, от которого черпал свои сведения о «маске» Вольтер), которым поручалось исполнять роль курьеров при отсылке особо важных донесений в Париж а также майора Росаржа, через 39 лет засвидетельствовавшего смерть «Маршиали» в Бастилии. Более того, возможно поставить вопрос вообще, насколько был осведомлен Людовик XIV о переписке, которую вел его военный министр Лувуа с Сен-Маром. Правда, Лувуа неизменно ссылался на «волю короля», но это ведь была обычная форма, в которую министры облекали свои приказы подчиненным. Даже бумаги, подписанные Людовиком XIV, вовсе не обязательно исходили от него – известно, что имелись секретари, в обязанность которых входило имитировать королевскую подпись на документах. Все это бросает дополнительный свет на старую загадку. Более того, эти аргументы не свидетельствуют что Лувуа и Кольбер страшились возвращения к власти Фуке (его огромные богатства перешли в руки их родни), что они рассматривали этого давно поверженного соперника, проведшего уже два десятилетия в тюремном заключении в качестве опасного противника. Ничто не доказывает, что 65-летний сюринтендант, после долгих лет заточения растерявший своих сторонников, якобы мог стать вождем лагеря, который бы противостоял Кольберу и Лувуа. Если бы это было действительно так, то Кольбер и Лувуа, по словам Арреза, макиавеллисты, настаивавшие во время процесса Фуке, чтобы его приговорили к повешению, конечно, нашли бы с помощью Сен-Мара средство отделаться от врага, а не разыгрывать комедию с его мнимой смертью и превращением в «маску». Тем менее у министров, а после смерти Кольбера и Лувуа – у их преемников было резона продолжать разыгрывать эту комедию после официальной» смерти Фуке еще на протяжении более 23 лет, когда сам узник уже давно должен был превратиться в дряхлого старца. Мы уже говорили и о том, насколько неубедительно утверждение Арреза, что Людовик XIV был простой марионеткой, «королевским манекеном» Лувуа и Кольбера, а после смерти своих знаменитых министров игрушкой в руках их, родственников, в том числе совсем еще юного Барбезье. (М.Паньоль считает, напротив, что Лувуа и Барбезье были отравлены Людовиком.)
К названию своей книги «Железная маска» Аррез добавил подзаголовок «Наконец разгаданная тайна». Вернее было бы сказать, что эта книга сделала старую тайну еще более непроницаемой, так как доводы Арреза против реальной кандидатуры на роль «маски» — Эсташа Доже нельзя сбрасывать со счетов. Аррез, как и некоторые его предшественники, прежде всего М.Паньоль, подчеркивает, что до нас дошла очень небольшая часть переписки Сен-Мара с его начальством и что уничтожена была сознательно та часть корреспонденции, которая могла дать ключ к разгадке тайны. Тем более, что Сен-Мар сам не раз отмечал, что в дополнение к официальным донесениям он отправляет с доверенными курьерами еще и частные письма – все они исчезли. Вместе с тем Аррез встал на путь домыслов насчет содержания утерянных писем и устных предписаний. Это вряд ли путь, ведущий к цели. Ведь, встав на него, можно, например, допустить что в какой-то момент Сен-Мару был доставлен еще один узник о котором было приказано не упоминать ни единым словом в официальной пере писке, и, опираясь на такую гипотезу, дать новую трактовку всей известной корреспонденции (а также по-новому представить размещение заключенных по камерам тюрьмы Пинероля, чем усердно занимался Аррез). Конечно, это произвольное предположение, но оно в одном ряду с догадкой, что Лувуа и Сен-Мар в своей переписки только и думали, чтобы сбить со следа будущих исследователей истории «маски». Подобный домысел нетрудно обосновать, используя «метод» Арреза, при котором «удобные» показания безоговорочно принимаются на веру, а все не укладывающиеся в схему свидетельства объявляются следствием сознательной дезинформации.
Доводы приводимые Аррезом в пользу своей теории, не доказывают самую малость, что Фуке действительно не умер 23 марта 1680 г. Французский писатель Ж.Бордонов в книге «Фуке — виновный или жертва» (Париж, 1976) писал: «Какие бы неясные обстоятельства ни сопровождали смерть Фуке, противоречит всякой логике, что, после того как, продержав его 14 лет в заключении в Пинероле, ему разрешили еду, игру в карты и прогулки совместно с Лозеном, а затем свидание с семьей кому-то вздумалось принудить его исчезнуть. Это заставляет полагать что Фуке умер в 1680 г., до того, как будет доказано противное».
Впрочем, «мода» на кандидатуру Фуке видимо уже прошла. В 1978 году дальний потомок Сен-Мара П.М.Дижол выпустил исследование, в котором утверждается что «маской» был некий Набо, чернокожий паж Марии-Терезы жены Людовика XIV, вызвавший неудовольствие короля. Его сначала отправили пажом к жене губернатора Дюнкерка и изменили имя («Набо стал Доже»), а потом отправили в Пинероль, где он, между прочим был одно время в услужении у Фуке.
В Пинероле ныне существует Постоянный центр изучения «железной маски», который на двух заседаниях – в сентябре 1974 и октябре 1976 г., — заслушав доводы как Дижоля, так и Арреза с его единомышленниками, высказался в пользу кандидатуры темнокожего пажа королевы...
Таким образом, новейшие попытки разгадать тайну «маски» должны идти по пути выяснения загадки Доже а это снова открывает двери для любых произвольных предположений как это было в прошлом веке, когда путем всяческих домыслов набрали не одну дюжину претендентов.
История «железной маски» как в капле воды отразила режим бесправия, произвола и беззакония, которые были неразрывно связаны с внешней и внутренней политикой абсолютистской монархии. Устрашающие королевские Iettres de cachets – тайные (а порой и безымянные) приказы об арестах, содержание десятилетиями люде и в тюрьмах без предъявления обвинения и даже без признания самого факта ареста, возведение в высший закон монаршего каприза, желаний короля и его фаворитов, ради которых неугодный человек превращался в беспощадно преследуемого «государственного преступника», — все это были повседневные явления во Франции до Великой французской буржуазной революции конца XVIII в. И не мудрено, что загадочный случай с «железной маской» долгое время привлекал внимание не только своей нераскрытой тайной.