Эти события, происшедшие в середине 1930-х годов, стали одним из крупнейших шпионских скандалов в довоенной Европе и самые яркие роли в нем сыграли женщины.
— Это возмутительно! – негодовал полковник Гудериан, будущий генерал-полковник германской армии. — Секретнейшие документы моего отдела, о деталях которых не знают даже в других отделах Генерального штаба, оказывается, уплывают за границу, в Польшу, в штаб нашего потенциального противника! – Не удержавшись, он всплеснул руками. – Где же была наша хваленая контрразведка?
— Полковник, — прервал его начальник Генштаба генерал Хольман, — верьте, что даже сам фюрер обеспокоен не меньше вашего и примет серьезные меры, Что же касается контрразведки, то именно она вскрыла это дело и прервала утечку секретных сведений.
— Но то, что уже ушло, раскрывает наши планы, нашу стратегию. Вся моя работа пошла насмарку!
— Поверьте мне, старику, противник да и любое руководство самого высшего ранга в любой стране не всегда верит и правильно оценивает документы, доставленные разведкой. Тем более такие документы. То, что вы делаете, настолько необычно, что этому не поверят. Так что спокойно продолжайте работать. Можете идти.
Гудериан отдал честь, четко повернулся и вышел. Вернувшись к себе в отдел, велел секретарю никого к нему не пускать, а по телефону соединять только с начальством. Сел за стол. Надо было обдумать все, что произошло, и все, что предстоит сделать, чтобы исправить случившееся.
Не так давно закончилась Первая мировая война. Большинство прошедших ее генералов и офицеров не могло избавиться от сознания того, что и следующая, которая неизбежно приближалась, будет носить тот же позиционный характер: огромные армии, по горло зарытые в землю укрепления из бетона и стали, безнадежные, чреватые миллионными потерями штурмы крепостей, ничтожные продвижения по одному-двум километрам в месяц по пропитанной кровью почве...
Но среди молодых офицеров уже появились теоретики новой, танковой войны. Эта теория родилась на полях гражданской войны в России, где конные бригады, корпуса, армии устремлялись в прорывы, совершали тысячекилометровые молниеносные по тем временам рейды по тылам противника, захватывали города и решали исход сражений. Воображение рисовало картину таких же рейдов, но не конных, а танковых соединений. В России теоретиком такой войны стал Тухачевский, в Германии Гудериан, впоследствии генерал-полковник, автор знаменитой книги «Внимание – танки!».
И пока французские генералы и инженеры трудились над созданием «непробиваемой» «линии Мажино» вдоль границы с Германией, а германские планировали сооружение аналогичной «линии Зигфрида» на границе с Францией, в недрах германского генштаба, в секретном отделе полковника Гудериана, созревали планы молниеносной танковой войны.
Прослышавшая что-то об этих планах, но не знавшая ничего ни об их суги, ни о содержании, польская разведка решила любой ценой добыть их.
Одним из польских разведчиков, прибывших в Германию в 1934 году, был лейтенант Гриф-Чайковский. Но он то ли по глупости, то ли погнавшись за легкой славой и деньгами, а то и по всем этим причинам вместе, сразу встал на роковой для себя путь. Явившись в германскую контрразведку, признался, что является польским разведчиком и попросил снабжать его информацией. Конечно же он не мог не понимать, что «информация» окажется дезинформацией, а его самого немцы используют в своих интересах. Так и получилось.
— Вы будете иметь достаточно информации, — заявил ему Рихард Протце, начальник контрразведывательной службы военной разведки Германии, которую возглавлял адмирал Канарис. – Но вы должны работать на нас.
Гриф-Чайковскому ничего не оставалось делать, как дать согласие.
Вскоре Протце вручил ему фотопленки с дезинформационными материалами, якобы добытыми в Шестом инспекционном отделе Генштаба, возглавляемом полковником Гудерианом. Вслед за этим были переданы и другие «документы». Гриф-Чайковский добросовестно относил их польскому резиденту, а тот переправлял в Варшаву.
Примерно в это же время в Берлине появился отставной капитан польской армии Юрек фон Сосновский. Была ли приставка «фон» придумана им для вящего впечатления, или действительно в нем текла дворянская немецкая кровь, об этом история умалчивает. Так или иначе, высокий, красивый, элегантный, к тому же судя по всему обладавший немалым состоянием капитан сразу стал вхож в берлинское общество. Его успеху, особенно у женщин, способствовала и рассказываемая им романтическая история его отставки и отъезда из Польши.
— Ах, Ядвига! Это такая красавица, ради которой я был готов на самые большие безумства. Она – жена командира полка, я – скромный офицер. Но однажды, когда полк отправился в лагеря, меня оставили комендантом зимних квартир. Тогда-то все и произошло. Наше сумасшедшее счастье длилось два месяца. И однажды ночью командир полка прискакал домой. Вы можете только представить себе сцену, которая произошла при этом. Ах, Ядвига, Ядвига! Она, бедняжка, металась как овечка между двумя тиграми. В итоге назначена дуэль. Но узнавший о ней командир дивизии приказал мне немедленно подать в отставку и уехать из страны. Все произошло в глубокой тайне, и даже ни один офицер в полку не узнал о причинах моего внезапного отъезда. Ах, Ядвига, Ядвига!
Юрек только вздыхал, женщины дружно и горестно кивали головами, сожалея о том, что из-за них никто не собирается стреляться и подставлять голову под пулю.
Существует и другая, параллельная версия появления Юрека Сосновского в Берлине. Юрек, сын известного юриста-международника из Варшавы, как и многие из его друзей, выбрал себе военную карьеру. Он стал блестящим кавалерийским офицером, крепко сбитым, стройным, первоклассным атлетом, получал призы на международных теннисных соревнованиях и был великолепным наездником, и поэтому ему предоставили годичный отпуск из армии для тренировок к Олимпийским играм 1936 года в Берлине, где он должен был представлять свою страну в соревнованиях по верховой езде. Собственно говоря, одна версия не исключала другую.
Вечеринки в доме Сосновского стали модными. Светские дамы и господа, офицеры, видные адвокаты, промышленники считали за честь посетить дом отставного капитана, где он был душой общества. У него появились фаворитки, и первой из них стала светская дама фрау Бенита фон Фалькенгейн. Вместе они посещали ночные клубы, театры, скачки.
Баронесса Бенита фон Берг происходила из старинного рода Цолленкопфен-Альтенклинген, который поставлял на службу Германии воинов и придворных со времен тевтонских королей. Тридцатичетырехлетняя восхитительная черноволосая красавица являла собою яркий тип «роковой женщины». Воспитанная гувернантками и закончившая школу в Швейцарии, она часто навещала Англию в качестве гостьи титулованных семейств. Была прекрасной наездницей, чемпионкой любительского тенниса и признанным художником-акварелистом.
В девятнадцать лет Бенита вышла замуж за майора графа Курта фон Фалькенгейна, сына кайзеровского фельдмаршала, который в 1914 году захватил Сербию и Румынию и нанес тяжкие поражения России. Курту Фалькенгейну светило прекрасное будущее в Третьем рейхе и его вермахте. Он смирился с нацистской идеологией и воспринял ее. Единственным препятствием в карьере стала его жена, не любившая фюрера и его грубых, невоспитанных клевретов. Она не принимала лидерства человека из низов. Ей представлялось, что править страной может лишь тот, благородство происхождения которого позволяло это. Она не могла видеть того, как ее муж вытягивается во фронт перед «безумным маленьким капралом». Она часто открыто выступала против режима, хотя в то время не имела неприятностей от гестапо – оно было слишком занято преследованием евреев и коммунистов, чтобы его беспокоили проделки капризной графини.
Не найдя общего языка с женой, Курт развелся с ней. Но это только прибавило ей популярности. Вскоре она вышла замуж за богатого молодого дипломата барона фон Берга, атташе при германском после в Лондоне фон Риббентропе. Но та же причина, что и в первый раз, вызвала ее размолвку с фон Бергом, хотя она и продолжала оставаться его супругой.
В 1933 году барон фон Берг был назначен представителем от германского МИДа в комитет по подготовке к Олимпийским играм 1936 года. Бенита, естественно, была хозяйкой на всех приемах в честь иностранных гостей, приезжавших в Берлин для обсуждения вопросов, связанных с Играми. Среди них был и Юрек Сосновский.
Своей неординарностью Юрек обратил на себя внимание Бениты, и уже через несколько недель после их первой встречи Бенита стала его любовницей. Легкое увлечение скоро сменилось глубокой любовью к нему. Их связь не была секретом для многих, в том числе и для мужа, но он из карьерных соображений закрывал на это глаза.
Однажды Юрек и Бенита были на приеме у рейхс-маршала Геринга, который наряду с выполнением других обязанностей командовал авиацией Третьего рейха. Сам бывший военный летчик, ас Первой мировой войны, Геринг любил поговорить с молодыми летчиками, его гостями, обсуждавшими достоинства и недостатки новых самолетов.
Юрек, не разбиравшийся в авиации, сумел, однако, тайно сделать кое-какие записи, и ночью на свежую память закодировал их для передачи резиденту польской разведки.
Утром Бенита заметила странный набор цифр. Между любовниками произошел острый разговор. Из него Бенита узнала, что Юрек служит своей стране в рядах разведки.
Неприязнь к Гитлеру и его клике, искренняя любовь к Юреку и желание помочь ему сделали Бениту не только его любовницей, но и агентом. Она стала его секретарем, курьером, соучастницей во всех делах. Бенита написала мужу письмо, в котором призналась, что любит другого. Фон Берг сделал вид, что не получил этого письма, и формальные супружеские отношения между ними продолжали сохраняться.
Как-то раз Бенита сказала Юреку:
— У меня самой нет возможности добывать секретную информацию, но есть кузина, работающая в военном министерстве.
Речь шла о Ренате фон Натцнер, молодой симпатичной девушке с огромными голубыми глазами, которые смотрели на мир удивленно и восторженно. По мнению Бениты, Рената была глупенькой простушкой и происходила из менее знатного, чем она, рода. Ее отец был полковником баварской пехоты. Выйдя в отставку, мирно жил с женой в имении под Гармишем. Скромной пенсии не хватало, и пожилая пара подрабатывала, сдавая комнаты постояльцам, приезжавшим покататься на лыжах. Через знакомых офицеров полковнику удалось пристроить свою дочь на приличную работу в военное министерство.
Пару дней спустя фрау фон Фалькенгейн пригласила свою кузину на озеро Ванзее. В беседе с ней она выяснила, что фрейлейн Рената фон Натцнер работает в Шестом отделе, у полковника Гудериана.
Через несколько дней состоялась вторая встреча. Сделав большие глаза и понизив голос до шепота, Бенита спросила подругу, знает ли та, что работает на... русских.
— Как на русских? — удивилась фрейлейн Натцнер.
— Да, да, именно на русских! И Гудериан, и весь его отдел работает по заданию русских. А мы настоящие немцы, патриоты, даже не знаем, чем они занимаются. Вы должны помочь нам.
Разговор оказался длинным и непростым. В результате фрейлейн Натцнер согласилась помогать Бените и ее друзьям в борьбе с большевиками.
Она сообщила, чем занимается Шестой отдел, добыла подробный план помещений, стала приносить подлинные документы отдела, которые Юрек фотографировал и через Бениту возвращал. Фрау фон Фалькенгейн, водя свою подругу по дорогим магазинам, втянула ее в долги (помимо того, что платила за документы) и поставила в полную зависимость от себя.
— А знаешь ли ты, что мы работаем не на группу патриотов, а на польского разведчика? – ошарашила однажды Бенита свою подругу.
Та была в шоке.
— Я не могу! Я не могу! – только шептала она, но вынуждена была покорно согласиться. К тому же, познакомившись с Юреком, она тут же влюбилась в него...
Если Рената и стала любовницей Юрека, то это могло произойти только С ведома Бениты, готовой на все, чтобы угодить ему. Так или иначе, Ренату увлекла шикарная жизнь, окружавшая Юрека, подарки, подкрепленные легким шантажом с его стороны, и у нее не оставалось иного пути, как добросовестно работать в качестве его агента. Рената не особенно разбиралась в разрабатываемой Гудерианом стратегии, но когда печатала документ на имя Гитлера или Геринга, у нее хватало ума делать лишнюю копию или исполнять гениальную по простоте задумку Юрека: при печатании она закладывала сразу два листочка копирки, один из которых по существующим правилам каждый вечер сдавала начальнику канцелярии, а второй, надежно спрятав, относила Юреку.
Многие документы попадали к Сосновскому раньше, чем они ложились на стол Гитлеру. В общей сложности фрейлейн Рената фон Натцнер передала Сосновскому сотни важных военных документов.
Бенита, выполняя свою роль «сводницы», познакомила Юрека с еще одной своей кузиной Ирен фон Иена, племянницей герцога Вильгельма Эрнста фон Заксен-Веймap-Эйзенах. Ирен, служащая военного министерства, работала с файлами, содержащими стратегические планы и документы по вопросам вооружений. Несмотря на то, что она была нацисткой, она решила помогать поляку. Что побудило ее к этому? Она получала жалование, плюс хорошее содержание от отца, так что особенно в деньгах не нуждалась. Никакой симпатии к Польше не испытывала. Скорее всего, сильное увлечение Юреком как мужчиной, любовницей которого она тоже стала, и некое желание походить по острию ножа. Ее работа с Сосновским стала как бы ее хобби.
Бенита продолжала заманивать женщин в сети Юрека, которого она, на немецкий лад, звала Георг фон Сосновски.
Сам он тоже не терял времени даром. Будучи в Будапеште, познакомился с очаровательной венгерской исполнительницей цыганских танцев Ритой Паси, кстати, возлюбленной штандартенфюрера СС Шелленберга. Сосновскому с его обаянием ничего не стоило увлечь молоденькую балерину, и она вслед за ним уехала в Берлин, чтобы танцевать «только для него». Но Юрек разочаровал ее, заявив, что помимо танцев ей придется заниматься и еще кое-чем, соблазняя высокопоставленных лиц, особенно из числа военных, втягивать их в долги и привлекать к его шпионской деятельности. С помощью Риты Паси он завербовал сотрудника военного министерства лейтенанта Ротлофа. Приобрел он и еще нескольких агентов, имена которых для германской контрразведки остались тайной.
Одной из интимных связей Сосновского была фрау фон Биденфур, жена полковника. Она получала от Юрека подарки и содержание, которое быстро спускала обычно на скачках и к тому же влезала в долги. Однажды Юрек сообщил, что больше не может помогать ей, так как должен тратиться на других женщин. Разговор был драматичным и откровенным – долги требовали отдачи. Несчастная фрау фон Биденфур не нашла ничего лучше, как признаться мужу в своих долгах и обстоятельствах, при которых они образовались. Полковник довольно спокойно воспринял сообщение о ее неверности, так как и сам был грешен. Но долги возмутили его.
В результате у полковника состоялся крупный разговор с Сосновским, но не о вопросах любви и морали, а о военных планах и ресурсах. Оплатив долги фрау Биденфур, Юрек стал получать информацию от полковника.
Свыше 150 секретных документов, набросок плана нападения немцев на Польшу и ключи от сейфа полковника Гудериана получил Юрек Сосновский за какой-нибудь год работы. Он уже предвкушал проникновение в «святая святых» — Шестой отдел и сейф Гудериана.
Но замыслам смелого и талантливого разведчика не суждено было сбыться. Первый, косвенный удар нанес ему уже известный нам двойник Гриф-Чайковский. Однажды, зайдя в фотолабораторию польского посольства, он обнаружил там пленки со снимками подлинных документов Шестого отдела германского Генштаба. Радостный, поспешил он к своему «хозяину» Рихарду Протце. Тот немедленно отдал приказ усилить слежку за всеми посетителями польского посольства, а также организовать наблюдение за сотрудниками Шестого отдела. И, хотя конспирация в работе Сосновского с агентурой была на высоте, и никого из его агентов на этом этапе контрразведка еще не засекла, тучи над головой Юрека начали сгущаться.
К этому времени агентурная сеть Сосновского разрослась. Его агентами стали машинистка из личной канцелярии Розенберга – главы внешнеполитического отдела национал-социалистской партии, женщины-секретарши, работавшие в Главном управлении имперской безопасности – РСХА. Его любовницами и агентами были жены крупных чиновников.
Ирен фон Иена первая почувствовала опасность. Трудно сказать, чем это было вызвано, скорее всего, сработала женская интуиция, но она сказала Юреку:
— Успех твоей работы превысил самые большие ожидания. Ты сделал все, что мог. Уезжай, пока не поздно.
То же самое Юреку сообщили из Варшавы, где были удовлетворены его работой и советовали возвращаться. Польский посол Липский, наслышанный об образе жизни Сосновского, хотя и не знавший о его действительном статусе, тоже предложил ему возвращаться домой, так как его любовные похождения, по мнению посла, мешали польским интересам в Германии.
Но Юрек Сосновский наслаждался своей работой. Он наслаждался Берлином, женщинами, своей яркой роскошной жизнью. К тому же он хорошо знал Бениту, единственную женщину, которую любил, и был уверен, что она никогда не предаст его. Но он также знал, что она немка до мозга костей и никогда не променяет свой Берлин на дикую славянскую Варшаву. И готова работать против нацистов, но не изменит Германии.
Бенита тоже чувствовала запах опасности, витающий в воздухе, но решила идти до конца со своим возлюбленным Георгом.
И вот в это время два роковых и решающих удара по Юреку Сосновскому и его группе почти одновременно нанесли две женщины – одна вполне сознательно, а другая — по собственной глупости, приведшей к ее же гибели.
Заподозрив Юрека в неверности, маленькая танцовщица Рита Паси стала следить за ним и обнаружила его конспиративные встречи с женщинами. Трудно сказать, носили ли эти встречи чисто деловой характер, или к ним примешивался и элемент эротики. Но зная наклонности и способности Сосновского, надо думать, что он применял все доступные ему средства удержать и заставить работать их на себя.
Помучившись несколько дней, Рита явилась к своему антрепренеру.
— Я должна вам признаться, — дрожащим голосом произнесла она.
— В чем дело, милая? Успокойся и говори, что случилось.
— Я... Я – шпионка, — прошептала Рита.
— Что? – завопил напуганный антрепренер.
— Меня заставили шпионить против Германии, — уже смелее начала рассказывать Рита и в слезах поведала свою историю.
В тот же вечер антрепренер явился в контрразведку. Его принял сам Рихард Протце.
— Девчонка запуталась, — сказал антрепренер, — мне ее жаль. Она готова вам помочь, но прошу дать заверения, что она не будет наказана.
Протце такие заверения дал, и вскоре Рита, согласившаяся работать на него, не только выявила места встреч, но и, как заправский сыщик, сумела установить и личности подруг Юрека.
Услышав имена фрейлейн фон Натцнер, фрейлейн фон Иена и других сотрудниц военного министерства, работавших секретарями и ведавших секретной перепиской, Протце схватился за голову.
Контрразведка не заслуживала бы такого названия, если бы она просто хватала вражеских разведчиков, не пытаясь использовать их в своих интересах. В соответствии с этим правилам поступил и Рихард Протце в сотрудничестве с гестапо.
В агентурной сети гестапо имелась красивая женщина, жена пожилого дипломата, которую и решили подставить Сосновскому. Он клюнул на эту удочку и вскоре «соблазнил» и «завербовал» нового агента «Марию». Несколько недель продолжал ась эта игра. Через «Марию» немцы передавали дезинформацию, которую Сосновский, не зная того, доводил до сведения своего правительства. Одновременно фрейлейн фон Натцнер, фрейлейн фон Иену и других агентов Сосновского постепенно и незаметно отвели от секретных дел.
Но наивная Рената фон Натцнер никакой опасности не чувствовала и продолжала беззаботно носить Юреку копирки. Она, приехав к родителям, хвасталась своими мехами, украшениями и модными платьями. На их недоуменные вопросы, откуда у нее столько денег, отвечала, что генерал Хольман и полковник Гудериан дают ей премии за хорошую работу.
Отец Ренаты, служивший сорок лет назад кадетом вместе с будушим генералом Хольманом, написал благодарственное письмо генералу за заботу о его дочери. Оно вызвало шок у Хольмана. Он навел справки. Да, Рената фон Натцнер служит в Шестом отделе, но он едва помнил ее лицо и твердо знал, что никому из служащих не выдавал никакой премии.
Генерал приказал представить ему подробный рапорт о Ренате. Его составили очень быстро, так как вся ее частная жизнь была как на ладони. Рената была близка с баронессой Бенитой фон Берг (фон Фалькенгейн), ее другом Георгом фон Сосновским и всеми влиятельными людьми, с которыми тот имел контакты.
Рапорт напугал генерала. Он направился на прием к военному министру генералу Бломбергу. Тот разгневался. Этот случай накладывал пятно на репутацию министерства, Генерального штаба и его собственную. Он боялся, что Гиммлер, шеф гестапо, и Гейдрих, его первый помощник, запустят свои грязные руки в чрево его министерства – ведь вся верхушка Третьего рейха жила подобно паукам в банке.
Бломберг решил поделиться печальной новостью с генералом Канарисом, рассчитывая, что тот защитит его от нацистов. Но Гейдрих очень скоро узнал о сговоре Бломберга и Канариса. Он доложил Гиммлеру, что генералы «опять саботируют мои усилия по защите рейха от предателей и шпионов».
К этому времени Гейдриху уже было известно о доносе танцовщицы.
Пригласив к себе Бломберга, Гиммлер заявил, что ведение дела поручено гестапо. Партия и народ не должны сомневаться в способностях и возможностях Гейдриха раскрывать важные преступления против рейха. Но все же столковались на том, что в реализации дела будут участвовать совместно гестапо и военная контрразведка.
Сосновский был достаточно умным и проницательным человеком, чтобы не заподозрить неладное. Он почувствовал, что за ним ведется слежка, и начал делать приготовления к бегству. Дальше события развивались в духе кинематографического боевика.
Напряжение нарастало.
Протце спланировал и осуществил захват Сосновского и его друзей по тем же правилам боевика.
Вначале действие происходило в концертном зале имени Баха, где Сосновский давал бал для высшего общества Берлина. Туда же Протце послал и свою жену Елену, чтобы та наблюдала за обстановкой и теми, с кем особенно близко будет общаться Сосновский.
Елена приглянулась Юреку, а когда сказала, что работает в военном министерстве, он и вовсе распалился и пытался назначить ей интимное свидание. Елена сказала ему:
— Возможно мы увидимся уже сегодня вечером.
В этот же вечер представление перенеслось в квартиру Сосновского, где он после бала для особо близких людей устроил вечеринку в честь Риты Паси.
На какое-то время хозяин оставил гостей. Тут же в контрразведке раздался тревожный звонок Риты:
— Скорее, пожалуйста, он укладывает чемодан. Машина с гестаповцами понеслась по берлинской улице.
Сосновский сам открыл дверь нежданным пришельцам.
Загнав в угол истерически кричавших женщин и выражавших свое недоумение мужчин, гестаповцы начали обыск. Сосновский держался невозмутимо.
— Вы шпион! – кричал ему гестаповец.
— Вы заблуждаетесь, — возражал Сосновский.
— Вы секретный агент!
— Вы опять ошиблись.
Рихард Протце, также прибывший в дом Сосновского, решил сразу же поставить точки над «i»:
— Мне известно, что вы офицер польской разведки. Сосновский молча улыбнулся.
Бенита воскликнула:
— Юрек, моя любовь! Все кончено!
Протце кивнул:
— Да, фрау баронесса, все кончено.
Сорок восемь гостей были доставлены в штаб-квартиру гестапо на Альбрехтштрассе. Сосновского и Бениту в разных машинах привезли в гестапо, где они предстали перед Гейдрихом.
Во время обыска в квартире Сосновского в книге по истории польских королей XV века гестапо обнаружило несколько копирок военного министерства, которые он приготовил для отправки в Варшаву.
Когда гестапо арестовало Ренату фон Натцнер, та сразу призналась во всем, даже прежде чем был начат ее допрос. В ее же квартире была арестована Ирен фон Иена.
Следствие по делу продолжалось несколько месяцев. В прессе раздувалась кампания шпиономании, общественное мнение постоянно разогревалось все новыми и новыми подробностями, которые явно указывали на страшную опасность для Германии и ее народа деятельности иностранных разведок.
Гудериан, сам готовивший коварные планы нападения на Польшу, требовал разрыва всех отношений с поляками. Правительство, всячески подчеркивая свое дружеское отношение к Польше, опасалось, что скандал может повредить польско-германской дружбе.
В зале суда находились высокопоставленные партийные чиновники. Молодые офицеры немецкой разведки были приглашены специально, чтобы поучиться у Сосновского, как надо вести разведывательную работу.
Когда судья повторил Сосновскому обвинение в том, что он офицер польской разведки, тот поднялся, щелкнув каблуками, стал по стойке «Смирно» и четко сказал:
— Да, вы правы. Я – офицер польской разведки. Юрек Сосновский проявил полное равнодушие к своей судьбе. Его единственной заботой было спасение Бениты и Ренаты. Он настаивал на том, что Бенита ничего не знала о его работе. То, что она познакомила его с некоторыми из женщин, работавших в государственных учреждениях, было простым совпадением. Он заявил суду, что шантажировал Ренату, и она никогда не понимала, что простые копирки представляют такую ценность для ее министерства. Но его самоотверженность никому не помогла.
Приговор суда был суровым.
Фрау фон Фалькенгейн и фрейлейн фон Натцнер приговорили к смертной казни, фрейлейн фон Иена и Юрека Сосновского как иностранца – к пожизненному заключению.
Уже после приговора фрау фон Фалькенгейн заявила о своем желании выйти замуж за капитана Сосновского. Тот согласился, ведь это давало какой-то шанс спасти ее, так как она приобретала в таком случае польское гражданство. Но Гитлер, отказав ей в этой просьбе, утвердил смертный приговор. Обе женщины были казнены в феврале 1935 года на глазах у Юрека Сосновского, специально привезенного к месту казни.
По пути к плахе Бенита фон Фалькенгейн воскликнула: «Я с радостью умираю за свое новое отечество!» Растроганный Сосновский склонился перед ней и молча поцеловал руку.
Казнь Бениты и Ренаты происходила во дворе тюрьмы Плётцензее в присутствии свидетелей, в числе которых был Рейнард Гейдрих, группа партийных функционеров и чинов гестапо и СС, явившихся насладиться зрелищем. Смерть двух красивых аристократок щекотала их садистские чувства.
Палач был в вечернем костюме, цилиндре и черной маске. Рената подвергалась казни первой, Бенита и Юрек должны были наблюдать ее. В последнюю минуту нервы фрейлейн фон Натцнер сдали. Три тюремных надзирателя с трудом приволокли ее, пронзительно кричащую и сопротивляющуюся, на плаху и удерживали тело в позиции, позволившей палачу нанести удар. Было ясно, что он сам потрясен, и первый удар топора был неудачным.
Баронесса фон Фалькенгейн приняла свою участь спокойно. Она верила в то, что Сосновский не перенесет ее гибели, и в своей камере неоднократно говорила об их предстоящей встрече на небесах.
Последние моменты ее жизни выглядели несколько театрально, но были столь искренними, что растрогали даже твердокаменных официальных лиц. Она преклонила колени перед плахой и положила перед собой фотографию Сосновского так, чтобы могла видеть ее в момент смерти. После этого положила голову на плаху, откинув с шеи волосы.
Палач нерешительно оглядывался по сторонам. Офицер СС приказал ему действовать. Всю свою волю и нервы, видимо, сконцентрировал палач на этом ударе. Топор обрушился на шею Бениты, и прекрасная голова баронессы упала на землю, окропив кровью фото ее возлюбленного.
Палач повернулся и пошел. Свидетель, рассказывавший об этой казни, видел, как он неуверенно ковылял через тюремный двор. Впоследствии он отказался от этой работы, и в дальнейшем топор палача в Германии был заменен гильотиной.
После казни по всей Германии были развешаны громадные малиновые плакаты, на которых большими черными буквами сообщалось:
«Народный суд Рейха в Берлине приговорил 16 февраля 1935 года
1. Бениту, урожденную фон Цолленкопфен-Альтенклинген, разведенную баронессу фон ФАЛЬКЕНГЕЙН,
2. Ренату фон НАТЦНЕР, обеих жительниц Берлина за предательство военных секретов
к СМЕРТИ
как врагов германского народа.
За то же преступление гражданин Польши Георг фон Сосновский и Ирен фон Иена приговариваются к пожизненному тюремному заключению.
Приговоренные фон Фалькенгейн и фон Натцнер, поскольку фюрер и рейсхканцлер не посчитал возможным помиловать их, были казнены этим утром во дворе тюрьмы Плётцензее.
Государственный обвинитель народного суда Берлина».
По Германии были развешаны и другие плакаты, которые призывали к бдительности и, чтоб другим неповадно было, запугивали такой же расправой всех, кто будет выдавать или выбалтывать государственные тайны иностранцам или общаться с ними.
Компания шпиономании сыграла свою роль. Советские разведчики, находившиеся в то время в Германии, рассказывали, что многие из их связей были настолько напуганы, что отказывались от встреч и дальнейших контактов с ними.
Некоторое время спустя адмирал Канарис навестил польского посла в Берлине Липского и предложил обменять Сосновского на арестованную в Польше германскую разведчицу фрау Лидию Орзорек (и тут ему «помогла» женщина!). Польское правительство дало согласие на этот обмен, и вскоре Сосновский оказался... в польской тюрьме.
Как это часто бывает в разведке и с разведчиками, польское правительство посчитало ценнейшие подлинные представленные им материалы фальшивками, так как они не соответствовали концепции тогдашних властей о том, что главный враг Польши – это Советский Союз, а Германия не может готовить нападение на Польшу. В то же время подготовленные немцами дезинформационные материалы Гриф-Чайковского (так же как и единственная полученная Сосновским дезинформация гестапо) признавались правильными.
Несколько позже Гриф-Чайковский был все-таки уличен в измене и понес заслуженную кару: его повесили.
Однако Сосновского это не спасло. Видимо, польские власти действовали по принципу: «раз человек арестован, значит он виновен». Его обвинили... в перерасходе денежных средств на содержание агентуры, припомнили все – и балы, и скачки, и меха, которые он дарил своим женщинам-агентам.
Сосновского заключили в крепость. А 1 сентября 1939 года в Польшу вторглись немецкие танки. Они шли точно по тем маршрутам и по тому графику, которые были нанесены на карты Гудериана и которые польский генштаб отверг как фальшивые.
Автор книги об адмирале Канарисе английский журналист Иан Колвин пишет, что после захвата Варшавы Канарис приказал разыскать Сосновского в надежде получить от него материалы о невыданной им ранее агентуре. Но в Варшаве его уже не было, и найти его так и не удалось.
Однако, если немцам не удалось разыскать Сосновского, жизнь его на этом не закончилась. Какое-то время он был на свободе и в 1938 году его навестил в Варшаве английский разведчик Кукридж, который знал его еще по Берлину. Сосновский поседел, выглядел измученным и корил себя за гибель Бениты. Разговаривать о каких-либо делах с Кукриджем он отказался. Вскоре он вновь был арестован и заключен в одну из самых мрачных политических тюрем панской Польши – «Березу Картузскую». Именно там этот некогда блестящий офицер, любимец женщин, был обнаружен в сентябре 1939 года, когда в Западную Белоруссию пришли части Красной Армии. Тысячи заключенных в «Березе Картузской» белорусских подпольщиков, коммунистов, крестьян-бунтовщиков и других были освобождены и отправлены по домам. В числе их оказался и Сосновский.
Но несчастного Сосновского ждала третья тюрьма, на этот раз советская. Уже после освобождения им заинтересовались соответствующие органы и препроводили его в Москву, как ценного польского разведчика. Никакого обвинения, правда, ему предъявлено не было, он содержался на Лубянке, в сравнительно – насколько это было возможно – привилегированных условиях и «числился» за разведкой.
И опять в его судьбу вмешалась женщина.
Работу с Сосновским поручили опытной разведчице Зое Рыбкиной-Вознесенской. Шел 1940 год.
В беседе с автором этих строк, а затем и в своих воспоминаниях она рассказала, что главной ее задачей в работе с Сосновским было получение информации, касающейся гитлеровского плана «Дранг нах Остен», впоследствии ставшего основой для пресловутого «Плана Барбаросса».
Сосновский не был расположен к откровенному разговору. У него хватало мужества отвечать, что «долг польского офицера» не позволяет ему идти на сотрудничество с советской разведкой».
Рыбкина применила своеобразный розыгрыш. Используя тот факт, что на последнем этапе деятельность Сосновского проходила под контролем гестапо, а контроль этот осуществлял не кто иной, как агент советской разведки «Брайтенбах», работавший помощником шефа гестапо Мюллера (известного по фильму «Семнадцать мгновений весны»), она построила беседы с Сосновским таким образом: задавала вопросы, а ответы Сосновского, уличая его в неправде или умолчании, комментировал присутствовавший тут же разведчик Василий Зарубин. Он называл обстоятельства и места встреч Сосновского с агентурой, номера и марки автомашин, даже суммы, которые тот тратил в ресторанах, и клички его лошадей.
Сосновский все более терялся, к нему «возвращалась» память, и наконец, он встал, поклонился и сказал:
— Я восхищен искусством советской разведки. Вы знаете обо мне больше, чем я сам. Я готов мобилизовать свою память и ответить на все, что вас интересует.
Юрек дал ценную информацию о разведке Риббентропа и деталях взаимоотношений германского МИДа с абвером и гестапо.
После Рыбкиной с ним работал известный советский разведчик Судоплатов. К этому времени Сосновский уже охотно сотрудничал с советской разведкой. Он дал информацию о двух своих агентах, о которых гестапо так и не узнало, и они продолжали действовать. От его имени с ними восстановили связь, и она поддерживалась в 1940 году и в первые два года войны.
Достоверных данных о дальнейшей судьбе Сосновского нет. Рыбкина рассказывала автору, что, насколько ей известно, в 1943 году он был освобожден из заключения, вступил в ряды Войска Польского и погиб в боях за освобождение Варшавы.
После казни жены барон фон Берг обратился в Верховный суд в Лейпциге с просьбой о том, чтобы его брак с Бенитой «предательницей, отвергнутой германской расой» был объявлен «недействительным с самого начала». Суд удовлетворил его просьбу.
Полковник Натцнер, отец Ренаты, потрясенный ее гибелью, умер несколько месяцев спустя после казни дочери. Его жена умерла вслед за ним.
Ирен фон Иена из тюрьмы была направлена в один из женских концлагерей, где и закончилась ее жизнь.
Что касается виновницы провала Юрека Сосновского Риты Паси, то последние сведения о ней относятся к 1950 году, когда ее видели выступающей танцовщицей цыганского ансамбля в Западной Германии.