Был такой император: жил счастливо, не злоупотреблял никакими излишествами, имел крепкую семью, возлагал большие надежды на сына-наследника, укреплял границы Римской империи, не без успеха участвовал в непрерывных войнах и отражал натиск варваров, умер неожиданно в походе неподалеку от современной Вены. На досуге делал краткие записи о продуманном и пережитом; писал не на латинском, по древнегречески. В итоге получилась книга-шедевр, которую обнаружили после смерти императора, разбирая его архив.
После Марка Аврелия беды и несчастия государства стали лавинообразно нарастать. Сын — император Коммод — оказался подонком. Варвары прорвались сквозь священные границы империи. Два века спустя Аларих взял штурмом и разграбил Рим, позже его полное разрушение довершили вандалы. От Вечного Города остались одни развалины. Книга императора-философа — единственного из монотонной череды властителей Рима — по-прежнему сверкает немеркнущим драгоценным камнем в короне мировой культуры.
В какой-то мере Марк Аврелий сумел реализовать хрустальную мечту Платона, по мнению которого управление государством только тогда достигнет оптимального совершенства, когда к власти придут философы. Император Марк за всю долгую мировою историю оказался единственным философом на троне. Настоящим философом — его имя стоит в одном ряду с другими великими мыслителями в любом учебнике истории философии в разделе, посвященном стоикам. Жизненная позиция и нравственный идеал стоиков были всегда связаны с углубленным самосовершенствованием, направленным на достижение общего блага. Марк Аврелий, как мог, пытался на практике воплотить данную философскую установку.
Какие же проблемы волновали римского императора, властителя полумира, которому было доступно любое желание? Да все то же, что волнует любого человека — вчера, сегодня, завтра. Царственный философ лишь углубил, систематизировал и обобщил мысли, которые наверняка приходили в голову и другим. Но начинает он с почтительного и искреннего выражения благодарности родителям, предкам, друзьям, учителям и Богам (всем по порядку) за то, что научили его философскому видению мира, искусству самосовершенствования и таинствам самоуглубления:
Деду Веру я обязан сердечностью и незлобивостью.
Славе родителя и оставленной им по себе памяти — скромностью и мужественностью.
Матери — благочестием, щедростью и воздержанием не только от дурных дел, но и от дурных помыслов. А также и простым образом жизни, далеким от всякого роскошества.
Прадеду — тем, что не посещал публичных школ, пользовался услугами прекрасных учителей на дому и понял, что на это не следует щадить средств. «…»
Отцу своему — кротостью и непоколебимой твердостью в решениях, принятых по зрелом обсуждении, отсутствием интереса к мнимым почестям, любовью к труду и старательностью, внимательным отношением ко всем, имевшим внести какое-либо общеполезное предложение, неуклонным воздаванием каждому по его достоинству, знанием, где нужны меры строгости, а где кротости, искоренением любви к мальчикам, преданностью общим интересам. «…»
Богам — тем, что у меня хорошие деды, хорошие родители, хорошая сестра, хорошие учителя, хорошие домочадцы, родственники, друзья, почти все окружающие, и тем, что мне не пришлось обидеть никого из них, хотя у меня такой характер, при котором я при случае и мог сделать что-нибудь подобное; но по милости богов не было такого стечения обстоятельств, которое должно было бы меня обличить.
Слог автора «Наедине с собой» — чеканный, стиль — лапидарный, формулировки — афористические:
Оставь книги, не отвлекайся от дела, время не терпит.
Устрани убеждение — устранится и жалоба на вред. Устрани жалобу на вред — устранится и самый вред.
Лучший способ оборониться от обиды — это не уподобиться обидчику.
Смотри внутрь себя. Внутри источник добра, который никогда не истощится, если ты не перестанешь рыть. Люди рождены друг для друга. Поэтому или вразумляй, или же терпи.
Время человеческой жизни — миг; ее сущность — вечное течение; ощущение — смутно; строение всего тела — бренно; душа — неустойчива; судьба — загадочна; слава — недостоверна. Одним словом, все относящееся к телу подобно потоку, относящееся к душе — сновидению и дыму. Жизнь — борьба и странствие по чужбине; посмертная слава — забвение. Но что же может вывести на путь? Ничто, кроме философии.
Нередко мысль Марка Аврелия достигает высот поэтического совершенства:
Ну что ж, пренебрегай, пренебрегай собой, душа! Ведь отнестись к себе с должным вниманием ты уже скоро не сможешь. Жизнь вообще мимолетна, твоя же жизнь уже на исходе, а ты не уважаешь себя, но ставишь свое благоденствие в зависимость от душ других людей.
Пусть не рассеивает тебя приходящее к тебе извне! Создай себе досуг для того, чтобы научиться чему-нибудь хорошему и перестать блуждать без цели. Следует беречься также и другого тяжкого заблуждения. Ведь безумны люди, которые всю жизнь без сил от дел и не имеют все-таки цели, которой они сообразовали бы, всецело все стремления и представления.
Центр притяжения философских размышлений императора-стоика — Человек во всех его неисчерпаемых оттенках и загадках. Писатель пытается отыскать ключ к гармонии человеческой души, к источникам личного и всеобщего блага. Он ищет высшую истину, с помощью которой намерен достичь идеала самосовершенствования. Марк Аврелий много размышляет о смерти, которая, по его мнению, уравнивает Александра Македонского с погонщиком его мулов:
Постоянно думай о смерти. «…» Лишь одно действительно ценно: прожить жизнь, блюдя истину и справедливость и сохраняя благожелательность по отношению к людям лживым и несправедливым. «…»
Представь себе, что ты уже умер, что жил только до настоящего момента, и остающееся время жизни, как доставшееся тебе сверх ожидания, проводи согласно с природой.
Но смерть для него всего лишь ступень перехода в вечность:
Все материальное очень скоро исчезнет в мировой сущности, каждое причинное начало очень скоро поглощается мировым разумом. И память обо всем не менее скоро находит свою могилу в вечности. «…»
Неизменен круговорот мира «…» из вечности в вечность. «…» Скоро всех нас покроет земля, затем изменится и она, и то, что произойдет из нее, будет изменяться до бесконечности. И кто, пораздумав над набегающими друг на друга с такой быстротой волнами изменений и превращений, не преисполнится презрения ко всему смертному?
Посреди Вечного Города вот уже скоро восемнадцать веков возвышается бронзовый конный памятник императору Марку Аврелию. Над памятником оказались невластными ни время, ни идеологии. Его пощадили варвары, грабившие и палившие Рим, не тронули римские папы, искоренявшие все, что хоть как-то напоминало о язычестве (правда, здесь Марку Аврелию попросту повезло: его спутали с другим императором — Константином — покровителем христианства). Но, быть может, такова воля судьбы. Ведь маленькая книжечка, написанная для души и в уединении философом и писателем, носившим императорское звание, принадлежит всем. Так он хотел — так оно и случилось.