Краснея, признаюсь вам, что и по достижении вполне зрелого возраста я не очень ясно понимал роль и значение дирижера в оркестре. Т. е. я понимал, что нужен некий знак, нечто вроде выстрела стартового пистолета, после которого оркестр начнет играть.
Как писали: "Дирижер взмахнул палочкой и..." Ну, а дальше-то зачем он нужен? Дальше ведь все в нотах записано! Однажды так случилось, что в одной компании мы подвыпили с дирижером Темиркановым и Юрий Хатуевич доступно объяснил мне, наконец, зачем он нужен оркестру, а оркестр — ему.
Один мой близкий друг, доктор технических наук, признался, что ему не совсем понятно, зачем нужен режиссер. Ну в кино ясно: отъезд—наезд, руки крупным планом... А в театре? Сказать, где какому артисту стоять? Если он профессионал, он и сам себе место найдет. Что ему надо говорить — автор написал, как говорить — сердце подскажет...
Режиссура действительно одна из самых сложных, непонятных, не подчиняющихся единым законам и правилам, а подчас и логике, национальная и, одновременно, наднациональная сложнейшая человеческая профессия. Особенно ясно это стало за последнее столетие, когда появилось кино. Мир кино дал десятки блестящих режиссеров, работы которых входят в классическую фильмотеку, — этаких горных вершин киноискусства. Но и среди них поднимаются несколько "восьмитысячников", их совсем немного, не больше, чем в альпинизме: Чаплин, Эйзенштейн, Феллини... В этом коротком списке — Ингмар Бергман.
Я не могу рассказать вам о Бергмане, потому что знаю его очень плохо. Я видел только три его фильма: "Осенняя соната", "Фанни и Александр" и "Земляничная поляна", а он снял десятки фильмов, считая себя при этом, главным образом, режиссером театра, ставил музыкальные спектакли, работал на телевидении и радио и сам писал пьесы и сценарии. Он был нашим современником, но его можно назвать Титаном, хотя определение это применяем мы чаще всего к художникам эпохи Возрождения.
Я не могу и не хочу рассказывать вам о трудах Бергмана, поскольку это столь же сложно, сколь и бессмысленно. Моя задача много скромнее: заинтересовать вас самим фактом существования этого человека. Я хочу, чтобы вы сразу летели, как мотылек на свет, на экран с его фильмом и хватали книгу, увидав на обложке его имя. Наше телевидение не так давно совершило редкий в своей истории подвиг свободомыслия, устроив маленький кинофестиваль другого замечательного кинорежиссера — Луиса Бунюэля. Теперь надо сделать следующий шаг и показать нам Бергмана. Показать и то немногое, что мы могли видеть, и совсем неизвестное: "Седьмую печать", "Девичий источник", "Персоны", "Шепоты и крики", "Причастие" и многие другие. Очевидно, невозможно увидеть его театральные постановки, в том числе гениальные, по отзывам критиков, спектакли, которые он ставил в Мюнхене. Но что делать: восхищаемся же мы безрукой Венерой Милосской. Хоть каким-то краем мы должны коснуться мира Бергмана, ибо без этого прикосновения человек XX века не может считать себя вполне культурно полноценным и хотя бы отчасти познавшим противоречия духовной жизни своих современников. Сам Бергман объяснял свою работу с предельной простотой: "Я просто радарное устройство, которое регистрирует предметы и явления и возвращает эти предметы и явления в отраженной форме вперемежку с воспоминаниями, снами, фантазиями".
Ясно, что не знать Бергмана сегодня так же невозможно, как не знать Толстого или Бетховена. Я вовсе не убежден, что его фильмы станут для вас любимыми, как не убежден, что все любят Толстого или Бетховена, более того, напротив, убежден — что не все должны их любить. Всякое единомыслие губительно, поскольку чревато застоем. Тут по ТВ говорили недавно, что Булат Окуджава всех примиряет, всем нравится. Неправда. Я помню Ленинград, 1964 год и девчонок, которых я буквально оттаскивал от него, а они визжали: "Как вам не стыдно?! Вы развращаете молодежь!" По-моему, нормально. Ну, дуры. Но ведь дуры — это реальность. Замечательно, если вы полюбите Бергмана, но если вы не примете его мир, — ничего страшного не произойдет, главное, вы будете знать, что такой мир существует.
Не любовь к классике, к тому или иному явлению человеческого таланта характеризует, на мой взгляд, человеческий интеллект, а именно количество известных вам разнообразных — любимых и нелюбимых — талантов.
Бергман может помочь нам, россиянам, именно теперь разобраться в самих себе, потому что среди многих его героев мы найдем людей, похожих на нас сегодняшних: одиноких, потерявших ориентиры, не понимающих, а что, собственно, происходит, куда мы все идем и куда надо идти. В фильме "Фанни и Александр" есть такой диалог:
Тебе грустно, потому что ты стал старым, Исак? — спрашивает Исака Якоби его давняя любовница Холена.
Нет. Просто такое впечатление, будто все вокруг портится, становится страшнее. Портится погода, портятся люди, страшнее становятся машины, страшнее войны...
И сам Ингмар Бергман... Не знаю, что о нем написать. Швед, сын пастора. Родился в 1918 году...