Кто он? Спрашивал многих людей. "Ну, как же... известный врач, "болезнь Боткина" — вирусный гепатит... Больница его знаменитая в Москве..."
Все! Выяснилось, что о человеке этом знают очень мало, недостойно его мало.
В моем представлении Боткин — эталон русского интеллигента, пример, если угодно, обязательный для подражание. И уж если и делать "жизнь с кого", то, разумеется, с Боткина, а не с Дзержинского...
Петр Боткин, псковский крестьянин, переселился в Москву, занялся коммерцией и вскоре стал человеком весьма состоятельным — одним из ведущих торговцев чаем. Был женат дважды и вырастил 9 сыновей и 5 дочерей. Всем дал не просто хорошее — блестящее образование. Василий — известный литератор, друг Белинского, Грановского, Герцена, Станкевича. Михаил — академик живописи. Одна из дочерей — замужем за профессором университета Пикулиным, другая — за поэтом Фетом, наконец, Сергей.
Родился в 1832 году, в Москве, на Маросейке, — 11-й по счету — уникальный врач, глава целой школы русских клиницистов, один из ведущих медиков XIX века, который первым ввел в русскую медицину научные методы исследования.
Окончив прекрасный частный пансион, Сергей решил уйти в математику — уж очень она ему хорошо давалась. На беду его, вышел тут указ императора Николая I, ограничивающий высшее образование до минимума (к сведению г-на Говорухина, убеждающего нас сегодня в прелестях самодержавия). Беспрепятственно можно было поступить только на медицинский факультет, что Сергей Петрович и сделал на свое и наше счастье.
Учили плохо, формально, без страсти, без того нерва, когда и приближаться к молодежи безнадежно. "Будущность наша уничтожалась нашей школой, — писал потом 29-летний Боткин, — которая, передавая нам знание в форме катехизисных истин, не возбуждала в нас той пытливости, которая обуславливает дальнейшее развитие". Сразу после университета попадает на Крымскую войну, — здесь пересекаются линии жизни двух великих русских врачей — Пирогова и Боткина, — и понимает в Севастополе нечто его ужасающее: русскую армию не чужеземцы разбили, ее свои обворовали. И еще он понимает, что знает медицину плохо, бегло. Уезжает на четыре года в Европу, доучиваться у великого немецкого медика Рудольфа Вирхова. Кстати, классический русский патриот, Боткин редкий год не ездил "на вакансы" за границу. Не за "видаками" и "мерседесами" (их не было), не за сюртуками и штиблетами (они были и преотличные!), ездил по двум причинам: 1) узнавать новое, учиться, тащить на родину все для России полезное; 2) лечиться — верил в европейские курорты...
После возвращения из Германии Боткин был приглашен в С. -Петербург, где вскоре возглавил клинику, тогда, очевидно, лучшую в мире, лучшую по всем статьям — по методам врачевания, по статистике выздоровлений, по блеску лекций, которые он читал, по выучке персонала. Лучшую, потому что руководил ею человек, считавший "наилучшими свойствами человеческой породы: любовь к ближнему, чувство долга, жажду знаний".
Сильная близорукость, к большому огорчению его, не позволяла заниматься хирургией. Боткин — блестящий исследователь-клиницист и диагност. Невероятная популярность в столице гарантировала ему щедрую домашнюю практику, до 40 посетителей, бывало, сидело в его просторной приемной. Он выслушивал больных с величайшим вниманием и неторопливостью, выписывал лекарства и деньги брал конечно: у него — дважды женатого (когда ему было 33 года, первая жена умерла на курорте в Сан-Ремо) — было 12 детей, — от одного до 30 лет. Богатым не был, но по психологии был богатым; привык ни в чем себе не отказывать. В этом случае важно не то, сколько у тебя денег, а то, в чем ты без печалей можешь себе отказать. Он не отказывал себе в дружеских вечеринках по субботам, в хорошей сигаре, в виолончели, которую любил всю жизнь. Он практиковал и в России, и за границей, но занятие это не любил и, если было возможно, — избегал. В 30 лет был приглашен в лейб-медики к императрице Марии Александровне, ездил с ней в Ливадию, но при дворе состоял только три года, не его это было дело.
Боткин был первым врачом, избранным в нашу думу, был заместителем председатели Комиссии общественного здравия. В 1886 году его выбрали председателем Комиссии по вопросу улучшения санитарных условий и уменьшении смертности в России. Он попробовал реформировать всю систему здравоохранения, но не было для этого ни людей, ни денег, ни лекарств, ни нужной статистики, но главное, как пишет один его друг, "подобная реорганизация не входила в ближайшие намерения правительства". Очень быстро инициативу его засосало чиновное болото.
Боткин поставил один неверный диагноз в жизни. Себе. Его мучила желчно-каменная болезнь, и он упорно доказывал, что одышка, полуобморочная слабость — это ее следствия. А была у него кроме того ишемия, "грудная жаба", как ее тогда называли. Когда его пытались переубедить, он говорил с улыбкой:
— Это моя единственная зацепка. Если у меня самостоятельная болезнь сердца, то ведь я пропал. Если же оно функциональное, отраженное от желчного пузыря, то я могу еще выкарабкаться...
Не выкарабкался. Умер во Франции. Ему было 57 лет.
Два сына — Сергей и Евгений — наследовали профессию отца. Уже после смерти Сергея Петровича Евгений стал лейб-медиком при дворе. Когда император превратился в гражданина, он не оставил семью Романовых, последовал за ней в Тобольск. При переезде в Екатеринбург ему предложили уехать в Питер. Он остался. За два дня до гибели снова просили оставить ипатьевский дом. Он посчитал это для себя невозможным. Доктора Боткина расстреляли вместе с царской семьей.
Господи, как хорошо, что Сергей Петрович не дожил до этого...