Иоанн Данилович Калита I (1304 — 31 марта 1325 гг.), великий князь владимиро-московский, сын князя московского Даниила Александровича, наследовал Московское княжество в 1325 году после брата своего Юрия.
При жизни Юрия Иоанн не играл большой роли, исполняя только поручения брата, начавшего ожесточенную борьбу с Тверью за первенство. В 1304 году, отправляясь в Орду для решения своего спора с Михаилом Тверским, Юрий оставил Иоанна блюсти Москву.
Митрополит Петр жил во Владимире-на-Клязьме. Объезжая паству, святой Петр заезжал в Москву к князю Ивану Даниловичу. Полюбился ему этот князь в маленьком городке, в бедном тереме над Москвою рекою, частенько долго и по душе беседовал князь со святителем о несчастных делах Русской земли, как все-то князья ссорятся друг с другом, никого не слушаются, татары вмешиваются в ссоры их, и идет повсеместная война и разорение. Митрополит говорил князю Ивану Даниловичу:
— Всех перевидал я князей и всех их знаю; естъ между ними и доброго нрава, да горячи и легкомысленны: в даль не смотрят, а только думают, как бы нынче прошло хорошо; думают о себе, а не о народе, не о всей Руси. И от разделения их вся-то Русь пополам распалась: одна часть под Литву подпала, другая — под татар. А князьям и горя мало: от татарского насилия страдают и вздыхают, а о том и не думают, как бы дело повести так, чтобы хоть со временем детям и внукам совсем от татар избавиться.
Из всех князей только ты, Иван Данилович, нрава твердого и ума великого. Принимайся с Богом за собирание земли под одну руку твою. Ты бережлив, казны у тебя много, и так тебя прозвали «Калита», полный мешок. Скупай от князей села и города: им деньги нужны, задаром волости продают. И устройся так, чтоб у тебя народу было жить хорогио, и народ отовсюду к тебе потянет. А я в Москве поселюсь и в ней свой престол митрополичий поставлю, и буду помогать тебе советом и делом, и молитвами моими перед Господом и Пресвятой Богородицей. Еще когда на родине моей, в земле Галщкой, удалился я в пустыню, и потом помог мне Господь устроить там монастырь, и объезжал паству митрополит Максим, и в нашу землю приехал, вышли мы, иноки, от него благословиться; и поднес я владыке моей рукой написанную икону, как она мне явилась в сонном видении. И принял ее митрополит- и облобызал, и потом украсил ее золотом и каменьями, и всегда хранил в келье своей. По кончине его выбрали меня, недостойного, митрополитом всея Руси, и поехал я к патриарху в Царьград на ставление.
Оказалось, что в т.о же время, попустил Господь, игумен Терентий взял от того покойного владыки утварь святительскую, и жезл, и икону Успения, и отправился тоже в Царъград к патриарху, думая обмануть его и получить митрополию всея Руси. Значит, сами того не зная, на разных кораблях плыли мы к Царьграду. Мне был ветер попутный и плаванье тихое; я приехал и был посвящен в сан митрополичий патриархом, как вдруг приезжает и Терентий, и как вошел к патриарху, так и пал ему в ноги, и начал каяться и просить прощения. И рассказал он, что как плыл он по морю, его постигла жестокая буря, и все думали, что уж погибнут. И впал он, Геронтий, якобы в забытье; в этом забытье явилась ему Божия Матерь и сказала: «напрасно трудишься, сан святительский достанется не тебе». И устрашился он, и положил, если Бог его помилует, жизнь оставит, то как приедет в Царъград, во всем покается патриарху.
И Господь помиловал, и вот он принес и похищенную им утварь святительскую, и жезл, и икону, да примет их тот, кому они принадлежат по праву. И все мы дивились неизреченному чуду: патриарх простил Геронтия, видя слезы его, и все мы купно прославляли Господа и молили, да не оскудеет промысел Его над нами. Так икона моя опять перешла ко мне, и ее-то хочу я поставить у тебя в Москве: да примет Царица небесная под святой покров Свой твои благие начинания.
Ты же построй во имя Ея, во имя Успения Пресвятыя Богородицы соборный храм, и пророчу тебе, что если ты меня во всем послушаешь, то и сам прославишься с родом твоим больше других князей, и город твой прославится надо всеми русскими городами: святители после меня будут жить в нем; руки его взыйдут на плещи врагов его; и Бог прославится в нем.
Так беседовал святитель с князем. Послушался его князь Иван Данилович. Стал он скупать как можно больше земель от соседних князей; иные, может быть, и знали его тайную думу об освобождении от татар, и сами, умирая, отказывали ему свои владения.
В 1320 году Калита участвовал в походе брата, тогда уже великого князя, на Иоанна Ярославича, князя рязанского, и в том же году уехал в Орду, где прожил более года; конечно, он действовал там против тверского князя, который получил в Орде ярлык на великое княжение. Калита возвратился из Орды в 1322 году с послом Ахмылом, который, вероятно, послан был ханом привести в порядок дела на Руси, но только «много пакости сотвори по Низовской земле», разграбил Ярославль и ушел обратно в Орду. В конце 1325 года умер Юрий, а в 1326 году Иоанн уже отправился в Орду. В 1327 году, после избиения в Твери посла татарского Шевкала с его свитой, Калита (неизвестно, по собственному ли почину или по требованию хана) опять отправился в Орду, откуда возвратился с пятью темниками, т. е. с довольно значительным татарским войском, при помощи Александра Васильевича, князя суздальского, он взял Тверь, Кашин и опустошил тверскую новоторжскую волость; Александр Михайлович, князь тверской, бежал с братьями из Твери еще до прихода татар. После этого Калита уже чувствует себя как бы великим князем: он смело посылает в Новгород своих наместников и опять отправляется (1328 г.) в Орду и вместе с ним под его покровительством — брат бежавшего Александра, Константин. Иоанн Данилович объявлен был великим князем, а Константин — тверским. Вместе с тем хан приказал представить в Орду князя Александра Михайловича.
В 1338 году князь Александр, прощенный ханом, возвратился из Орды на тверской стол. Иоанну, следовательно, угрожала с его стороны опасность; опасность угрожала ему и с другой стороны: среди удельных князей росло недовольство тем, что он слишком явно распоряжался в уделах суздальской земли: в Ростове его боярин Василий Кочева вмешивался во внутренние дела города, обирал жителей и т. п.; даже зять его, князь Василий Давидович Ярославский, был против него. Ввиду этих затруднений Калита в 1339 году, отправил в Новгород младшего сына своего — Андрея, сам со старшими Симеоном и Иоанном отправился в Орду. Там он, конечно, не жалел казны своей; и он, и дети его были в Орде в чести, и в том же году «думою его», т. е. по его советам, хан Узбек позвал в Орду всех князей. Поехал туда, между прочим, и зять Калиты, Василий Ярославский, но Иоанн Данилович по каким-то своим соображениям выслал 500 человек, чтобы перехватить его; однако Василий ускользнул от погони.
Когда Калита возвратился из Орды, новгородцы прислали к нему с послами выход; но великий князь через тех же послов требовал еще «запроса царева, чего у него царь запрошал». Новгородцы отказали, говоря, что «того не бывало от начала миру». Калита, однако, ничего не предпринял против них: его заботили дела в Орде. Осенью 1339 года он снова послал туда детей своих Симеона, Иоанна и Андрея, отца Владимира Храброго, и 22 октября того же года в Орде убиты были князь Александр тверской и боярин его Феодор. В Твери оставались теперь совершенно безопасные для Иоанна князья Константин и Василий, братья Александра.
Калита по смерти Александра приказал снять колокол с главного тверского храма Святого Спаса и отправить его в Москву. Это имело символическое значение верховенства московского князя над тверским. После смерти Александра дети Калиты отпущены были из Орды «с любовью». Таким образом, великий князь оградил себя от всяких опасностей как со стороны Орды, так и со стороны Твери и опять обратился в Новгород, но неожиданно отвлечен был в сторону Орды. В 1340 году он снова туда поехал: хан посылал войска свои на смоленского князя Иоанна Александровича; к ним должны были присоединиться со своими ратями и все северорусские князья. В стремлении своем сделать Москву силой, первенствующей в политическом отношении, Иоанн Данилович постарался сделать ее такой же и в церковном: вследствие его убеждений митрополит Петр переселился из Владимира в Москву и здесь 4 августа 1326 года заложил на месте деревянного каменный соборный храм Успения Пресвятой Богородицы.
Иоанн Данилович был женат трижды; от первого брака с Еленой (†1321), происхождение которой неизвестно, он имел сыновей Симеона, Даниила, Иоанна, Андрея и дочерей Феотинию, Марию, Евдокию и Феодосию; от второго брака с Ульяной (†1331), имя отца которой также неизвестно, он имел одну только дочь. Третья жена — Соломония (†1342), отец которой тоже неизвестен.
«Наста насилование много, сиречь княжение великое Московское досталось князю великому Ивану Даниловичу», — говорит летописец; но затем в летописи же читаем: «...и бысть оттоле тишина по всей Русской земле на 40 лет и пересташа татарове воевати Русскую землю».
За время своего княжения Иоанн Калита шесть раз ездил в Орду и отстаивал свои права. Во времена Калиты при непосредственном участии митрополита, высшего духовенства, московских бояр и, вероятно, ближайших к Москве удельных князей неоднократно обсуждались все вопросы, относящиеся к положению дел в Русской Земле; по особому благословению Божиему впервые все Московские митрополиты были людьми, горячо преданными Русской Земле. Святой Феогност был достойным преемником Святого Петра и горячим сподвижником Калиты во всех его делах по устройству земли.
Трудясь над собиранием земель, Калита не менее усердно заботился и о застроении и украшении Москвы. Он обнес и расширил Кремль дубовыми стенами в 1339 году. Кроме храма Успения Богородицы, воздвиг еще три церкви: Спаса на Бору, Михаила Архангела и Ивана Аествичника под колокольней (впоследствии «Иван Великий»),
Сооружение Успенского собора начиналось на деньги святого митрополита Петра, который завещал для этого все свое состояние. Всей постройкой Успенского храма заведовал тысяцкий Протасий, потомок знаменитого Шимона Варяга. Иоанн Калита составил две духовные грамоты, где завещал веси, города и волости, но старшему Симеону дал больше, чем другим. Город же Москва был им отдан в общее пользование всем троим и жене. Это распоряжение, которого придерживались и последующие великие князья Московские, было крайне мудро, так как, владея сообща Москвой, братья поневоле постоянно виделись, имели общие заботы, были близки друг другу и при благословении митрополита решали все возникающие вопросы о Русской Земле.
Набожный Иоанн понимал, что господином на Руси будет тот князь, который сумеет сделаться духовно и материально богаче других, и стал всеми силами стремиться к такому обогащению. Он был такой же отличный князь-хозяин своего удела, как и его отец. Главной его заботой было привлечение в свои владения как можно большего количества народа. В те времена окраины русской земли подвергались беспрестанным литовским и татарским набегам; немало также терпело русское население от грабежей новгородских повольников. Всего менее страдала от этих хищников Москва: она находилась как раз посередине русской земли и была со всех сторон окружена другими русскими княжествами, которые закрывали ее и от Литвы, и от татар, и от новгородских ушкуйников. Оттого народ со всех окраин стремился к Москве, и Иван Калита сумел отлично воспользоваться этим, чтоб увеличить население своего княжества: он отводил пришельцам землю, давал им разные льготы, строил для них села и деревни. Вместе с тем он беспощадно преследовал разбойников и воров, которыми кишела тогда русская земля, и добился того, что в его владениях наступила полная безопасность. Народ очень ценил эту заслугу Калиты; даже спустя много лет после его смерти, когда хотели помянуть его добром, говорили: «Он истребил татей в земле своей». Иоанн Данилович устроил в Мологе большую ярмарку; а как он всю землю свою постарался очистить от разбойников, и по рекам учинил стражу, чтоб не грабили товаров, там проходивших, и везде устроил правильный суд, а дела свои с татарами вел так, что они не показывались в его владениях, и была при нем на Руси «тишина великая», — то в земли его стало переходить много народу из других княжеств; и народ стал богатеть от промыслов и торговли.
В это время в Москве жило уже много и торговых людей. Они населяли посады и слободы, лежавшие около кремля. Главный посад на восток от кремля назывался Большим посадом. Там при Иоанне Калите находился уже монастырь, известный под именем Богоявленского.
Много потрудился Иоанн Калита для своего княжества, но зато достиг своей цели — сделался самым богатым из русских князей.
В те времена население Северо-Восточной Руси делилось на три разряда: людей служилых, которые составляли дружину князя, людей черных, которые занимались разными промыслами и обязаны были платить князю подати, и на холопов, которые должны были работать на князя.
Последние по своим занятиям разделялись на бобровников, ловивших для князя бобров, бортников, собиравших в бортях (дуплистых деревьях) мед, рыболовов, ловчих, сокольников, конюхов и пр. Жили они особыми слободами на княжеских землях и находились под управлением дворского, или дворецкого, заведовавшего княжеским дворцом.
Так как ни одно княжество не было так многолюдно, как московское, то и ни один князь не получал столько дохода, сколько приходилось получать Ивану Калите. Немало выгод приносила ему и торговля: через Москву проходил тогда торговый путь, по которому из рязанской и суздальской земель отправляли в Новгород хлеб, мед, воск; со всех этих товаров в княжескую казну собиралась торговая пошлина. Но Калита не довольствовался доходами, которые получал со своего княжества. Он еще отправлял многочисленные ватаги (группы) промышленников к Белому морю за птицей, зверем и моржовыми клыками, которые тогда были в большой цене.
Умея собирать деньги, Иван Калита умел и беречь их. Оттого ни у одного князя не было такой богатой казны, как у него. Но Иоанн Калита был богат и военными силами: служить богатому князю было выгоднее, чем бедному, и служилые люди стекались к Калите изо всех княжеств; приходили даже из чужих стран. Некоторые обедневшие князья тоже стали поступать на службу к московскому князю: быть московским боярином сделалось выгоднее, чем сидеть на своем опустевшем уделе.
В 1328 году Иоанн Калита получил по воле Узбека великое княжение, и с этих пор оно почти никогда уже не выходило из рук московских князей — потомков Ивана Калиты.
Александр Невский был последним великим князем, который не только назывался владимирским, но и жил во Владимире. После него великие князья только назывались владимирскими, а жили уже не во Владимире, а в своих уделах. Так же поступил и Калита: получив великое княжение, он остался по-прежнему жить в Москве. Таким образом, Владимир перестал быть столицей великого князя.
Сделавшись великим князем, Калита всеми силами старался поддерживать к себе доверие и расположение Узбека, чтобы с его помощью утвердить свою власть во всей Северо-Восточной Руси.
Вскоре, правда, Орда решилась все же указать Москве подобающее ей место: как мы знаем, великокняжеские города Нижний Новгород и Городец были отданы суздальскому и нижегородскому князю Константину Васильевичу.
Тем не менее Иван Данилович оставался сильнейшим среди русских правителей. Он не жалея сыпал в Орде деньгами на подарки хану, его женам, советникам и любимцам и вошел через это к Узбеку в милость.
Пользуясь благоволением хана, Калита мог уже вполне самовластно распоряжаться во всей Северо-Восточной Руси: никто из ее князей не смел ослушаться его, потому что все знали о милостях к нему хана и страшились его не менее самого Узбека. Рязанские, суздальские, даже тверские князья ни в чем не выступали из его воли, а в княжествах Ярославском и Ростовском он распоряжался как в своем собственном: однажды ростовские князья чем-то не угодили ему, и Калита послал к ним двух бояр своих, которые расправились с ростовским княжеством как с завоеванной страной.
«Горе, горе Ростову и князьям его, — писал по этому случаю ростовский летописей, — отнялась у них власть и имение, вся же честь и слава отошла к Москве».
Не привыкли русские князья к такому самовластию со стороны великого князя и горько жаловались на Калиту.
«С началом его княжения, — говорили они, — начались насилия для других княжеств».
Но все население Северо-Восточной Руси было очень довольно новым порядком. После смерти Александра Невского оно видело только княжеские усобицы да татарские погромы и теперь впервые вздохнуло спокойно. Ни один князь не смел затеять при Калите усобицы, да и татарским полчищам незачем уже было появляться на Руси; сами послы ханские стали меньше своевольничать. Уже много лет спустя после смерти Калиты один летописец, рассказывая о нем, заметил: «И с тех пор наступила тишина великая по всей русской земле, и татары перестали воевать ее». Вот за эту-то давно не виданную тишину русская земля надолго сохранила об Иване Калите добрую и благодарную память.
Сделавшись великим князем, Иван Калита получил от хана право собирать дань со всех русских князей, на «выход» в Орду. Непосредственный сбор татарской дани с населения московских уделов осуществлялся данщиками удельных, а не великих князей, но собранные деньги вносились в великокняжескую казну. Но многие удельные князья в то время уже так обеднели, что были не в состоянии платить эту дань. За таких князей Калита платил сам, а они за это отказывались от прежних самостоятельных прав в своих владениях и обращались в простых наместников великого князя. Другие же князья, чтобы заплатить дань, продавали Калите в своих уделах села и даже целые города. Этим путем Калита значительно расширил свои владения и положил начало собиранию Северо-Восточной Руси вокруг Москвы, за что и получил в истории характеристику «собирателя русской земли». Будучи благочестивым, он отличался любовью к книжному просвещению, за что был прозван «любомудрия желателем и иноческого жития ревнителем». Он приказал поставить кельи около церкви Спаса на Бору, находившейся на его княжеском дворе, и перевел сюда иноков из отцовского Данилова монастыря. Таким образом, подле самых хором княжеских возник Спасский придворный монастырь, и Иван часто удалялся в него для того, чтобы послушать от иноков доброго церковного учения.
Калита славился «нищелюбием» и не пропускал ни одного бедняка, «всегда простирал неимущим неоскудную руку». Сложилось даже предание, что и Калитою-то он был прозван потому, что всегда имел при себе мешок с деньгами, из которого и подавал нищим, сколько вынется.
В Спасском монастыре, как и в других русских обителях, существовал обычай призревать, кормить и одевать нищих и убогих, для которых в те времена, кроме монастырей, не было других убежищ. И нищелюбивый князь часто приходил в свой монастырь, чтобы самому ухаживать здесь за призреваемыми бедняками.
В народе ходило следующее предание о «нищелюбии» Ивана Калиты.
Подходит раз к князю нищий и получает милостыню; подходит в другой раз, и князь дает ему другую милостыню; тогда нищий подходит в третий раз; князь не стерпел и, давая милостыню, сказал ему: «На, возьми, несытые зенки (глаза)!»
«Сам ты несытые зенки, — возразил ему нищий. — И здесь царствуешь, и на том свете хочешь царствовать!»
Этими словами нищий хотел сказать князю, что он милостынею и нищелюбием заслужит себе у Бога царство небесное.
«Из этого и стало ясно, — так заканчивается предание, — что нищий был послан от Бога искусить князя и возвестить ему, что Богу угодно то дело, которое он творил».
По обычаю своего времени перед смертью Калита принял пострижение в своем любимом Спасском монастыре с именем инока Анания, а погребен был в построенном им в Кремле соборе святого архангела Михаила, где и в настоящее время находится его гробница; в том же соборе на южной стене находится его иконописное изображение. Своим преемникам собиратель русской земли оставил завет продолжать из рода в род начатое им дело усиления Москвы. Этот завет для них был как бы свечой, указывающей путь к спасению Руси, пламя этой свечи они должны были усердно поддерживать.
За русской митрополией стоял Константинопольский патриархат, который окормлял духовные дела всего православного мира. Иоанн Данилович сделал все, чтобы присланный из Царьграда преемник митрополита Петра грек Феогност стал духовным поборником дела Москвы.
Еше при жизни Иоанна Калиты был подготовлен преемник митрополита Феогноста, митрополит Алексей. Его отец — черниговский боярин Федор Бяконт — приехал на службу к князю Даниилу Александровичу и отрок Иоанн Калита был крестным старшего сына Федора Елевферия, будущего митрополита Московского Алексея.