Перед такими людьми, как Иван Москвитин, мы в долгу. Они открывали нашу землю – больше для нас открывали, чем для себя, если судить по строгости, а мы их подвиги воспринимаем как нечто само собой разумеющееся, как будто только так, и никак иначе – для нас, в конечном-то счете, должны они были прожить свои жизни. А ведь разные среди них попадались люди. Большинство-то, надо думать, вовсе не бескорыстно шли в новые земли.
Не таков был Иван Юрьев Москвитин.
Велика Русская земля, да только где ее дальний край сибирский – никому не известно. Бродили неясные слухи о Теплом море, к которому можно выйти, если все время идти на восток. Быть может, берег этого моря и есть край земли...
Отряд томских казаков с атаманом Дмитрием Копыловым прошел через Якутский острог на восток, вышел к берегу Лены, спустился по ней до притока Алдана, пять недель боролся с его быстрым течением и встал лагерем верст на сто выше того места, где в Алдан вливается Мая. Здесь Копылов срубил зимовье, и здесь же от шамана услышал об огромной реке, текущей на юге, за высоким хребтом.
Отзимовав, весной 1639 года Копылов снаряжает довольно большой отряд в тридцать казаков на восток – найти путь к Теплому морю. Вести отряд он поручил земляку – Ивану Москвитину.
Трудная была эта дорога... До устья Маи, правого притока Алдана, шли пока знакомым путем и трудностей особых еще не испытывали. Вверх по Мае поднимались на плоскодонном дощанике – где на веслах или шестах, а где бечевой, — однако через шесть недель дощаник пришлось оставить, сработать два легких струга. На них-то и вышли к истокам Маи. А в эти места нет-нет уже доносилось дыхание моря...
Но чтобы выйти к нему, нужно было преодолеть горный хребет, стеной поднимавшийся между реками, текущими на восток – в сторону моря, и на запад – отдающими свои воды Лене.
Хорошо послужившие струги пришлось оставить, а налегке отряд быстро – за день всего – преодолел перевал, спустился к реке, впадающей в Улью, которая вливалась уже в океан.
Но они пока что об этом не знали – что по Улье можно прийти к океану. Чувствовали только – совсем близко до Теплого моря, все приметы говорили о том. Провизия, захваченная с зимовья в дорогу, давно уже кончилась, охота была здесь плохая, только в рыбе и находили спасение. Был в отряде Москвитина якутский казак Нехорошко Колобов, который и написал в 1646 году сказку-отчет об этом походе, где рассказал, чем кормились они по дороге к Теплому морю: «...деревом, травою и кореньем, на Ламе же по рекам можно рыбы много добыть...» Вот и добывали, что можно...
И снова пришлось им построить струг – кто знает, сколь долго по реке спускаться придется – вьется длинно она, прихотливо... Через восемь дней подошли к непроходимым для струга водопадам, и вновь пришлось бросить лодку, обойти берегом гиблое место, а уж потом строить новую – ладную, крепкую, которая всех могла бы вместить. Дело привычное, строить споро и ладно умели.
В августе 1639 года Москвитин вывел отряд к Охотскому морю. Радость была велика: они знали, что первыми достигли побережья Теплого моря – «моря-окияна». Вот где конец Русской земли... Великий океан катил к их ногам волну за волной...
Давайте попытаемся представить этих людей. Вот они стоят на высоком обрыве – широкоплечие, широкогрудые бородачи, и ветер, прилетевший из неведомой дали, заставляет их подумать о других землях, лежащих на противоположном берегу океана...
Сколько же невзгод, сколько лишений пришлось перенести, чтобы дойти до края земли... Сколько и жизней было на это положено Но нет, не было силы, способной остановить человека, открывающего землю свою.
Здесь, на Улье, Москвитин срубил зимовье, приготовился к холодной, долгой зимовке и, прослышав от эвенков о большой реке, текущей неподалеку, в нескольких днях пути на север, отправил к ней двадцать казаков. Судя по рассказам, на реке той много селений, богатая охота – стало быть, можно собрать хороший ясак.
Москвитинцы дошли до реки, переиначили ее эвенкийское название «акат», что значит «река», в похоже звучащее, но русское «охота», и прошли на своей плоскодонной посудине морем к востоку, не оробев от крутобокой волны. Они обошли примерно полтысячи верст вдоль северного берега Охотского моря, открыли большой залив, несколько маленьких речек, впадающих в море, и знакомой дорогой вернулись.
Целый год прожили они на побережье Охотского, или, как называли его эвенки, Ламского моря. Времени даром не теряли – строили два крепких коча с мачтами, чтобы и по морю можно было ходить с уверенностью. Случалось, отбивали нападения эвенков, не желавших платить ясак «государю всея Руси» — сражались умело, отчаянно, отражая атаки воинственных сотен. Да только что могли сделать эвенки со своими костяными стрелами, копьями да рогатинами против кремневых пищалей казаков, засевших в острожке за толстыми стенами...
По весне 1640 года, когда снег тяжело осел, обнажив на возвышенностях прогалины, а ветер, налетающий с океана, стал мягче, добрее, поставили казаки на кочах прямые ровдужные паруса, сшитые из сыромятных оленьих шкур, да и пошли морем на юг – туда, где течет большая река Мамур, заселенная «гиляками сидячими» — нивхами. Кажется, столько всего сделать удалось, столько открытий свершили – можно и домой повернуть, никто ни в чем не сможет его укорить – но все дальше ведет Москвитин людей. Как знать, может, самое главное, самые большие открытия еще впереди...
Однако до устья Амура дойти не удалось – голод заставил вспять повернуть. Нехорошко Колобов записал в своей сказке, что «то-де Амурское устье они видели через кошку... » — через косу на взморье, но навряд ли так было: спутать широкое, свободное устье Амура с устьем небольшой реки они не могли. Значит, было другое устье — Уды, наверное, также впадающей в Охотское море.
В Якутск Москвитин не скоро попал. Начались осенние штормы и заперли отряд на зимовку возле устья Алдомы. Только весной расстались с зимовьем, добрались до Ульи, прошли вверх по ней, перевалили через знакомый хребет Джуг-джур и лишь к середине лета пришли в Якутск.
Добычу взяли большую. Много сороков мягкой рухляди – собольих животов, добытых в охоте и собранных в ясак, пошло в казну государству. Да и самим, конечно, еще кое-что осталось.
Поход Ивана Москвитина стал одним из самых значительных в русской истории.
Ведь именно этот поход позволил реально оценить пределы Российской земли. Открыто Охотское море, пройдено чуть ли не две тысячи верст его побережья. Москвитин первым увидел Шантарские острова и Удскую губу, отделяющую их от материкового берега, и вернулся в Якутск, по существу, с первыми достоверными сведениями об Амуре. Он открыл дорогу многим другим русским землепроходцам.
А дальше, после этого замечательного, удивительного похода, следы Ивана Москвитина бесследно теряются. Известно только: Дмитрия Копылова, отправившего его на поиски новых землиц и Теплого моря, Москвитин в атаманах уже не застал. Что-то случилось, раз Копылов в опалу попал... И еще известно, что обоих отправили в Томск, откуда и начался их долгий, такой многотрудный путь на восток. Вот и все. Канул куда-то Москвитин.
Никаких более сведений не сохранилось о нем. Откуда взялся он в Томске, как выглядел – в скупых, сдержанных из-за нехватки бумаги сказках Колобова нет ни слова о том. Разве что сама фамилия Москвитина дает возможность домыслить немногое: не исключено, что либо он, либо отец его или дед были родом из Московской земли. Ведь в те времена фамилии возникали как прозвища, а они, как известно, всегда соответствовали чему-то реальному...
Как знать, не отыщется ли когда-нибудь в запыленных веками бумагах потерявшийся след Ивана Москвитина... Человек он был замечательный и в историю имя свое впечатал крепко.
Ведь он первым из русских вышел на берег Великого океана.