Так жаль, что не сохранилось до нашего времени, не найдено, во всяком случае, ни одного документа, подтверждающего полет самолета Можайского... И так хочется верить в этот полет... И ведь совсем небезосновательна такая вера! Расчеты, оставленные изобретателем, хорошо известная мощность паровых двигателей, им сконструированных – все говорит о том, что мог самолет полететь.
Работал Можайский за глухим высоким забором – спешил, истекал скоро срок выданной ему привилегии, деньги – те, что удалось выбить, и личные – катастрофически таяли, и, чувствуется, с обнаженными, до крайности напряженными нервами жил он в то время.
Какое-то неясное, до обидного скудное воспоминание очевидца осталось: самолет от земли оторвался как будто, а механик, который им управлял, ранен был. Полетел самолет, да на забор налетел...
Наверное, поэтому к самому Можайскому сложилось отношение, которого он никак не заслуживал, — сдержанное, отчего-то и недоверчивое даже. Будто он в чем-то пытался нас обмануть... А ведь человек он был безукоризненной честности – никогда порядочность его не подвергалась сомнению. Как и изобретательский талант тоже. И если даже пока не оценивать главное изобретение его жизни – самолет, а лишь присмотреться к отдельным элементам машины, к идее, намного опередившей время свое, к расчетам, которые проделал Можайский, ясным становится: дело этот человек сделал великое. Конструкторские его решения – и не умозрительные, а воплощенные, пережили самое объективное из испытаний – временем.
Александр Федорович сказал как-то: «Я желал быть полезным своему Отечеству...» И всю свою сознательную жизнь прожил именно так.
Отец его был морским офицером. Балтику всю исходил вдоль и поперек, победоносно сражался, потом служил и на Белом море – был капитаном Архангельского порта. Семья его к тому времени уже разрослась: трое сыновей и две дочери было теперь у Можайских. Так стоит ли удивляться тому, что капитан-лейтенант Федор Можайский, море знавший и море любивший, обернул лицом к морю и своих сыновей?
Поначалу дорога Александра Можайского не предвещала в его жизни ничего необычного: Морской кадетский корпус оканчивали дети многих морских офицеров. Если бы не одно обстоятельство: именно в то время, когда Можайский учился в корпусе, директором там был прославленный адмирал, первый русский кругосветный мореплаватель Иван Федорович Крузенштерн, превративший это учебное заведение в академию. Крузенштерн как никто понимал, как нужны России образованные моряки, постигшие ряд необходимых наук. Он привлек к преподаванию крупнейших русских ученых и добился того, чтобы из каждого выпуска шесть-восемь отличников переходили в офицерский класс.
Посмотрим, что изучал Можайский в сем заведении. Это важно для того, чтобы понять, как складывался, созревал в нем инженер и конструктор. Помимо сугубо морских предметов – навигации, морской тактики, астрономии, там читали: теоретическую механику, начертательную геометрию, геодезию, фортификацию, теорию кораблестроения и даже – был такой предмет – корабельную архитектуру. Так что Можайский, окончив корпус, стал не только судоводителем, но и инженером, владевшим методами расчета судов.
Опустим часть его жизни – бытность на флоте, хотя, по существу, это почти вся жизнь. Бывало в ней всякое – ходил он по океанам, на фрегате «Диана», у берегов Японии, попал в большое землетрясение, корабль погиб вскоре после того, но команда спаслась. Потом строил винтовой клипер «Всадник», а построив, стал его командиром. Но вот опять же на что обратим внимание: в России уже появились первые паровые суда, и Можайский в доскональности изучил устройство судовых паровых двигателей и, конечно же, гребных винтов. Были у него такие возможности. О том, что он в совершенстве владел сложнейшей системой парусов, особо говорить и не требуется. Именно на флоте Можайский стал размышлять о том, как, какими путями можно заставить двигаться в неподвижном воздухе поверхность, повернутую под каким-то углом. Парус – пример обратный – сам неподвижен, зато в потоке воздуха рождает огромную силу.
Вот здесь и надо искать истоки провидческих мыслей Можайского, приведших к созданию самолета. Но здесь-то как раз и начинаются его мытарства, его отчаянная борьба в одиночестве за свое детище. В то время уже подумывали о создании летательного аппарата тяжелее воздуха, но почти все, копируя полет птиц, пытались строить аппараты с машущими крыльями. Заслуга Можайского уже на этом этапе была в том, что он первым избрал путь другой. Он ясно сознавал: в воздух поднимется аппарат с неподвижными крыльями.
Сохранился такой документ: «Привилегия, выданная из Департамента торговли и мануфактур в 1881 г. капитану 1-го ранга Александру Можайскому, на воздухолетательный снаряд. 3 ноября 1881 г. В описании изъяснено: нижеописанный и изображенный на чертеже воздухолетательный снаряд состоит из следующих главных частей: крыльев, помещенной между ними лодки, хвоста, тележки с колесами, на которую поставлен весь снаряд, машин для вращения винтов и мачт для укрепления крыльев. Крылья снаряда делаются неподвижными». И далее описывается в данной привилегии хвост, состоящий из плоскостей – горизонтальной и вертикальной. Одна из них может опускаться и подниматься и служит для направления полета снаряда вверх и вниз, а вторая движется вправо и влево и дает возможность аппарату поворачивать в стороны при горизонтальном полете.
Разве не удивительно, что все в этом документе-проекте создает образ вполне современного в основе своей самолета! Разве только мачты не ставят теперь для крепления крыльев. А ведь все остальное в конструкции самолета вполне он предвосхитил!
Можайский самолет этот построил.
Он очень много экспериментировал. Строил огромные змеи и, разогнавшись в телеге, запряженной резвой тройкой, поднимался в воздух на них. Видимо, не всегда опыты удачно кончались, если изобретатель ходил, хромая и опираясь на здоровенную суковатую палку, как вспоминал замечательный наш корабел, академик, Герой Социалистического Труда Алексей Николаевич Крылов, лично знавший Можайского. Вот так, казалось бы, непостижимо перехлестнулись два будто бы таких далеких времени – эпоха Можайского и наша эпоха, в которой работал Крылов...
Из программы опытов над моделями летательных аппаратов. Рукопись А.Ф. Можайского от 14 февраля 1877 года: «Исследовать и приискать наилучшую форму винта двигателя аппарата в отношении числа перьев или лопастей его, изгиба их или угла с валом. Отыскать наиболее выгодную величину площади винта в отношении двигающей его силы; диаметр его.
Для движения моделей заказать маленькую паровую машинку, а до того времени, взамен машинок с часовым механизмом, часто ломающихся, сделать механизм, в котором стальную пружину заменить резиновыми шнурами. Имеющаяся у меня подобная маленькая машинка оправдывает свое назначение».
Но не только экспериментировал; он погружался в расчеты, прокладывая путь себе и тем, кто пойдет за ним, — он чувствовал: зреет, материализуется его идея!
После опытов с моделями Можайский уже знал, что существует определенный угол наклона крыла, при котором отношение подъемной силы крыла к силе сопротивления воздуха достигает максимальной величины Он нашел этот угол и вычислил его. Но ведь это же не что иное, как преддверие аэродинамического расчета крыла!
Из газеты «С. -Петербургские ведомости» от 10 июня 1877 года: «В обществе довольно сильно распространено мнение, будто попытки специалистов изобрести летательный аппарат, который можно было бы двигать в воздушной сфере в любом направлении совершенно независимо от ветра, — напоминают попытки мечтателей, трудившихся над квадратурою круга, отысканием философского камня, вечного двигателя и эликсира бессмертия. Мнение это едва ли основательно, и современное состояние науки, по-видимому, даст надежду на разрешение вопроса в благоприятном смысле.
С результатами исследований одного нашего специалиста, давно уже работающего над проектированием совершенно своеобразного летательного аппарата, мы имели случай на днях ознакомиться. Мы говорим об аппарате, изобретенном нашим моряком, г. Можайским.
Нам дали возможность ознакомиться довольно подробно с сущностью всего аппарата и его отдельных частей, и нам остается только сожалеть, что мы не вправе поделиться с читателями результатами этого ознакомления, так как самое изобретение держится в секрете...»
Почему в секрете – понятно: Можайский остерегался утечки сведений о самолете, который он к тому же предполагал использовать и в военных целях.
Да, модели его летали. И замечательно летали! Теперь, убедившись в том, что он на верном пути, Можайский принялся готовиться к постройке машины. Прежде всего нужны были деньги. В конце 1876 года он подает рапорт в Главное инженерное управление с просьбой оказать содействие в этом вопросе. Военный министр назначил комиссию из авторитетных ученых, был среди них и Дмитрий Иванович Менделеев, который поручил разобраться в существе дела Можайского. Менделеев поддержал Можайского, и это особенно важно потому, что именно Менделеев считался неоспоримым авторитетом в вопросах воздухоплавания. В результате комиссия постановила выдать изобретателю на производство опытов три тысячи рублей. Деньги эти, однако, выдавались по частям, с проволочками, и полной суммы Можайский так и не смог получить.
Прошло два года. Можайский, досконально продумав свой аппарат, составляет подробнейшую смету – она сохранилась, — в которой дается, по существу, подробное описание изобретения. Предусмотрено все. Но тут назначается новая комиссия – уже без Менделеева, который был в то время за границей в командировке, — умышленно выбрали такое время, чтобы оставить без поддержки Можайского. Председатель комиссии отказался смотреть модели в полете и зачитал протокол, в котором данные, представленные изобретателем, признавал «не заслуживающими доверия».
А Можайский не сдается. Человек он решительный, смелый, он сам капитан первого ранга – чего же ему бояться? Он требует, чтобы заседание комиссии проходило при свидетелях, и в результате добивается изменения протокола. Но тяжба не кончилась, все тянулась, выматывая силы Можайского... До тех пор, пока Паукер самым решительным образом не отверг даже и саму идею Можайского, предлагая заняться конструированием аппарата с крыльями машущими. Однако Можайский и не думал сдаваться. Привилегию все-таки получил.
Двигателем занимался особо. Не забывал ни на минуту: как бы ни была хороша конструкция, нужен двигатель, достаточно мощный, чтобы машина могла полететь. Ничего лучшего, чем паровой двигатель, в то время не было, и Можайский, перебрав все варианты, остановился на машине системы американца Брайтона.
Когда говорят «паровой двигатель», обычно представляют этакое громоздкое сооружение с обязательным котлом. Машина Брайтона была иной, без котла. Смесь воздуха и газа, образованного от сгорания нефти, проходя мимо специальной горелки, загоралась и оказывала давление на поршень в цилиндре. Однако машина работала недостаточно надежно, и Можайский, используя эту идею, конструирует собственный двигатель, с двусторонним воздействием продуктов сгорания на поршень двигателя. Оба нужных ему двигателя, по его же, конечно, чертежам, он поехал заказывать в Англию. Технические данные этих машин по тем временам были отличные: одна мощностью в десять лошадиных сил, другая – в двадцать, при весе менее трех килограммов на одну силу. Так что признать надо и вот что еще: Можайский создал самый легкий в мире двигатель. Факт сам по себе – выдающийся.
Ну вот, теперь можно и строить. Ему выделили площадку на Красносельском военном поле, неподалеку от Петербурга, где Можайский, скрывшись от любопытствующих взглядов за высоким забором, под открытым небом принялся собирать самолет. Шел 1881 год.
Он очень спешил: менее чем через два года истекал срок выданной привилегии, и тогда он переставал быть хозяином собственного изобретения. Он стал угрюм и, кажется, углубился в себя: деньги расходились непостижимо стремительно. Он был не беден и давно уже вкладывал в строительство свои деньги, но и они быстро кончались. На престол только что вступил новый царь – Александр Ш, и Можайский, поколебавшись, обратился к нему с просьбой о выдаче ссуды. Высочайшим повелением было отказано. Какой еще аэроплан, когда народ бунтует, когда под ноги монарху вместо роз бомбу подбрасывают...
Экономя на всем, по ходу дела меняя крепление узлов, попутно добиваясь снижения веса, Можайский из последних своих финансовых сил продолжает строительство. Он знает, что ни в министерстве, ни в правительстве его машину не ждут, более того – сейчас она не нужна никому из тех, кто мог бы помочь. Это его не смущает: он работает на будущее.
Но и обидно, что только на будущее! При ином отношении, при заинтересованности и полной поддержке первый русский самолет поднялся бы в небо значительно раньше.
Весной 1882 года самолет был готов. Он получился несколько иным, чем поначалу задумывал изобретатель. Самый большой из винтов изобретатель расположил в носу лодки-фюзеляжа, два других – в прорезях широких крыльев, но ближе к передней их части. В журнале «Воздухоплаватель» от 11 октября 1882 года об окончании работ было помещено сообщение.
Указ о производстве А.Ф. Можайского в генерал-майоры с увольнением от службы во флоте. 26 июля 1882 года.
Производится: в генерал-майоры капитан 1-го ранга Можайский, с увольнением от службы, по домашним обстоятельствам, с мундиром и пенсионом по положению.
Предполагается, что испытания самолета продолжались и в 1883, и в 1884 году. Чем они завершились, трудно сказать. Уже в наше время по чертежам Можайского построили модель и испытали в аэродинамической трубе. Машина была рассчитана правильно и, как показали эксперименты, могла взлететь с горизонтальной поверхности. Даже мощности слабосильных двигателей для этого вполне хватало.
Судьба изобретателя сложилась несчастливо. Зимой 1890 года, сырой, промозглой, он простудился и заболел воспалением легких. Петербургские газеты поместили сообщения о его смерти, потому что он за четыре года до того произведен в контр-адмиралы. О том, что он изобретатель аэроплана – ни слова. Что ж, к этому не привыкать. Своих в России как-то не очень ценили... Что сталось с самим самолетом – тоже покрыто забвением. Известно только, что новые, более мощные машины погибли во время пожара на Балтийском заводе. Такая жестокая цепь неудач...
По его пути – но уже следом! – пошли многие. В 1891 году французский инженер Клеман Адлер построил аэроплан с двумя паровыми машинами и в 1897 году пролетел на нем 300 метров. В конце 1903 года американцы Орвилл и Вильбур Райты совершили на построенном ими аэроплане полет продолжительностью менее минуты, но за столь краткое время стали всемирно известными.
А ведь первый самолет построил Можайский. Он шел верным путем, и основные элементы конструкции предвосхищены им были с поразительной точностью.
...Вот он стоит посреди поля, одинокий, огромный. Его волосы и пышные бакенбарды треплет бьющий в лицо ветер. Подняв голову, он смотрит в синее небо. Взгляд его ясен.