В июле-августе 1761 года во время Семилетней войны при высадке русским флотом десанта с целью поддержки действий союзных армий против прусских войск, сосредоточенных в Померании в городе Кольберге, особенно отличился командир бомбардирского корабля «Юпитер» лейтенант Петр Кузьмич Креницын.
«…По справедливости засвидетельствую, — писал в донесении Адмиралтейств-коллегий 26 октября 1761 года контр-адмирал С. И. Мордвинов, командующий Кронштадтской эскадрой, в состав которой входил „Юпитер“, — о командирах бомбардирских судов флота лейтенантах; Бабаеве, Норманском и Креницыне и о всей команде их, …что во всю их бытность… против города Кольберга, невзирая на прежестокую с четырех разных батарей и из лесу из поставленных пушек пальбу и на окружающие неприятельские бомбы и повреждения корпусов своих судов и мачт, в самую близость города и батарей приходили и якори и завозы свои так близко к батареям завозили, что по шлюпкам их с тех батарей всегда картечами палили, и со всякой ревностию… как днем, так и ночью старались неприятеля разорить».
Адмиралтейств-коллегия обратила внимание на храброго офицера. Когда, по предложению великого русского ученого М. В. Ломоносова, началась подготовка Восточной морской экспедиции, которая должна была исследовать «новооткрытые острова в Восточном океане», Адмиралтейств-коллегия выдвинула кандидатуру Петра Кузьмича Креницына на пост руководителя этой экспедиции.
Год рождения П. К. Креницына неизвестен. Первые сведения о нем относятся к 16 октября 1742 года, когда он поступил учеником в Морскую Академию. По-видимому, Креницыну было в это время не менее двенадцати лет. Через год, в 1743 году, он был произведен в гардемарины.
В течение девяти лет (с 1745 по 1753 год) Креницын служил на Балтийском море. За это время он был произведен сначала в мичманы (1748), а затем в унтер-лейтенанты (1751).
В 1754 году Креницын был произведен в корабельные секретари и два года исполнял обязанности аудитора (военного юриста) в комиссии военного суда. В 1756 году Креницын вернулся во флот и на корабле «Астрахань» совершил переход из Архангельска в Кронштадт. В следующем году он был произведен в лейтенанты и до 1760 года плавал командиром пинка «Кола» на Балтийском море.
Командиром бомбардирского корабля «Юпитер» его назначили 19 мая 1760 года. В апреле 1762 года Креницын был произведен в капитан-лейтенанты, а месяц спустя назначен командиром тридцатидвухпушечного фрегата «Россия». В этой должности он находился вплоть до назначения его руководителем Восточной экспедиции.
Интерес русских промышленников к «Восточному океану», к островам, открытым А. И. Чириковым в 1741 году, начал особенно проявляться в середине XVIII века. В начале 60-х годов XVIII века камчатские власти, а через них и сибирский губернатор, знали о том, что между Командорскими островами и Америкой лежат, по крайней мере, две группы островов: ближние с прилегающими к ним на востоке Крысьими островами и отдаленные, примыкающие к Америке Лисьи острова (включающие «остров Аляксу»). Так как основная часть Андреяновских островов тогда еще не была открыта, то между обеими островными группами предполагался большой разрыв.
В 1764 году по инициативе Ломоносова началась организация Северной якобы промысловой правительственной экспедиции с секретным заданием «для пользы мореплавания и купечества на восток… учинить поиск морского проходу Северным океаном в Камчатку». Экспедицию возглавил В. Я. Чичагов. Предполагалось, что эта экспедиция встретится в Тихом океане с экспедицией П. К. Креницына; для встречи были предусмотрены специальные опознавательные сигналы и пароли.
В мае 1765 года три судна, специально построенные для плавания в полярных морях, вышли под командованием Чичагова из Колы на север.
В начале августа они достигли 80°26 северной широты (к северо-западу от Шпицбергена). Продвинуться дальше из-за тяжелых льдов им не удалось, и Чичагов привел свой отряд в Архангельск. В 1766 году Чичагов повторил «поиск», но продвинулся лишь немногим дальше — до 80°30.
Таким образом, предполагавшаяся встреча двух русских экспедиций в Тихом океане не состоялась.
Вторая экспедиция была организована после того, как Екатерина II в связи с проектом Ломоносова и докладом Чичерина приказала Адмиралтейств-коллегий «отправить немедленно по своему рассуждению, сколько надобно, офицеров и штурманов, поруча над оными команду старшему, которого б знание в морской науке и прилежание к оной известно было». Несомненно, что основной задачей этой экспедиции было не только описание открытых островов (к которым относили и Аляксу), но и формальное и фактическое закрепление их за Российской империей, приведение «американцев» (алеутов) в Российское подданство, урегулирование сбора ясака и контроль за промышленниками, имевший целью не допустить нарушения интересов казны.
Официально эта экспедиция называлась «Экспедицией о возобновлении китовых и других звериных и рыбных промыслов».
Офицеры, участвовавшие в экспедиции, тем же указом Екатерины II были поставлены в исключительно привилегированное положение. Одновременно с назначением в эту экспедицию они повышались в чине «с приобщением при том вечного пенсиона против получаемого по чину в оном пути жалованья, независящего от впредь положенного по чину оклада». Кроме того, им определялось на время участия в экспедиции двойное жалованье на том основании, что «не могут они, в таком отдалении будучи, смотрение иметь за своею собственною экономиею».
Начальником этой экспедиции и был назначен Креницын, произведенный в связи с этим назначением в капитаны 2-го ранга и награжденный золотыми часами. Креницыну разрешалось самому выбрать себе помощника, и он указал на Михаила Дмитриевича Левашева, с которым вместе участвовал в Кольбергской операции. Это был самый удачный выбор: Левашев полностью оправдал оказанное ему доверие.
Михаил Дмитриевич Левашев (точный год рождения неизвестен) осенью 1751 года поступил учеником в Морскую Академию, а через два года был определен в Морской корпус кадетом. С 1755 по 1762 год он прослужил в Балтийском флоте, в 1757 году был произведен в гардемарины, через год в мичманы, а после Кольбергской операции (в 1762 году) — в унтер-лейтенанты. 1 июля 1764 года ему присвоили очередной чин — капитан-лейтенанта и наградили золотыми часами.
Цели и задачи восточной экспедиции держались в тайне: официально она именовалась «Экспедицией для описи лесов по рекам Каме и Белой». Формально она была подчинена сибирскому губернатору Чичерину, которому Екатерина II в своем рескрипте от 28 мая 1764 года предписывала:
«…Повелеваем вам на то употреблять из первых вступивших денег сколько потребно, присылая для известия оным счет в Адмиралтейскую Коллегию».
Действительно, на снаряжение экспедиции были отпущены очень большие для того времени средства — 100 837 рублей.
Об истинных целях экспедиции, которой ему надлежало руководить, Креницын узнал только 17 сентября 1764 года из инструкции сибирского губернатора, полученной им в Тобольске, куда он прибыл вместе с Левашевым, семью штурманами и двумя подштурманами. В этой инструкции Чичерин писал: «…За главнейшее основание порученной вам экспедиции поставляю несколько уже известных, сысканных купцами, Алеутских островов, основательное описание и положение оных на карту сделать, а особливо большого и многолюдного острова Кадьяк; приложив всевозможное старание, обходя его вокруг, писать весьма нужно, остров то или матерая земля, ибо на показания бывших на том острову наших людей утвердиться не можно».
Участники экспедиции привезли из Петербурга несколько карт района Алеутских островов, в том числе карты, составленные экспедицией Беринга — Чирикова и купцом Петром Шишкиным. Из навигационных инструментов они доставили двенадцать морских квадрантов.
В Тобольске к экспедиции были прикомандированы десять штурманских учеников из местной навигационной школы и команда из «нижних чинов». Экспедицию снабдили необходимыми материалами и припасами.
В начале марта 1765 года экспедиция в полном составе выехала из Тобольска и в октябре прибыла в Охотск.
В Петербурге очень внимательно следили за действиями отряда Креницына. Сохранились документы, свидетельствующие о том, что Екатерина II лично интересовалась этой экспедицией и возлагала на нее большие надежды. «С нетерпением ожидаю, что далее произойдет», — писала она Чичерину осенью 1765 года.
Когда экспедиция прибыла в Охотск, оказалось, что строящиеся для нее по приказу Чичерина два судна еще не готовы. Креницын обвинял в этом командира Охотского порта Ртищева, а затем сменившего его Плениснера; небезынтересно отметить, что на последнего в то время жаловались и промышленники за то, что он «во отправлениях на промыслы под разными видами их удерживает и тем желаемому успеху препятствует». Постройка судов закончилась только в августе 1766 года. Кроме них, экспедиции передали еще два судна из числа приписанных к Охотскому порту — галиот «Св. Павел» и бот «Св. Гавриил». Командование большим из построенных судов — бригантиной «Св. Екатерина» Креницын принял на себя. Командиром второго, меньшего судна, — гукора «Св. Павел» — он назначил Левашева, командиром галиота — штурмана Дудина 2-го, командиром бота — штурмана Дудина 1-го.
Из Охотска суда вышли 10 октября 1766 года. На третий день плавания, отойдя от Охотска всего лишь на несколько десятков километров, суда потеряли друг друга из виду.
Потерпев небольшую аварию, «Св. Екатерина» 22 октября достигла Большерецка (на западном побережье Камчатки) и стала на якорь. В ночь с 23 на 24 октября штормовой западный ветер понес бригантину на берег и выбросил левым бортом на мель.
Едва команда успела высадиться, как ударами волн бригантина была совершенно разбита. Экспедиция лишилась самого большого судна.
Левашев тем временем достиг устья Большой реки, но из-за шторма войти в Большерецкий порт не смог 24 октября штормовой ветер понес гукор к берегу. Ценой величайших усилий Левашеву удалось в ночь на 25 октября привести судно к низменному берегу в восьми километрах севернее устья Большой реки. Здесь гукор сел на мель. Все люди благополучно сошли на берег. Судно при этом пострадало сравнительно мало, и его впоследствии сняли с мели.
Третий корабль экспедиции — бот «Св. Гавриил» — благополучно дошел до устья Большой реки и вошел в него, но во время шторма 24–25 октября дал течь и был выброшен на берег.
Галиот «Св. Павел» не смог достигнуть западного берега Камчатки. Штормовым ветром его вынесло через Первый Курильский пролив в Тихий океан. Только через месяц, 21 ноября 1766 года, Дудин 2-й подошел к Авачинской бухте, но войти в нее из-за скоплений льда ему не удалось.
Через три дня льдины перетерли якорные канаты, и штормовой западный ветер снова увлек галиот в открытое море. Еще полтора месяца носило судно по разбушевавшемуся океану. Все паруса были изорваны, снасти повреждены; команда страдала от холода и жажды, так как кончились запасы дров и пресной воды. Вечером 8 января 1767 года во время густого тумана галиот был выброшен на скалы у Седьмого Курильского острова и разбился в щепы. Из сорока трех человек команды погибло тридцать. Потерпевшие крушение были дружелюбно приняты коренными жителями острова и перезимовали на нем. 3 августа 1767 года все они с помощью курильцев благополучно добрались до Большерецка. Зимовавшие здесь участники экспедиции отремонтировали к этому времени гукор «Св. Павел» и бот «Св. Гавриил» и построили две байдары. Креницын принял на себя командование ботом, экипаж которого был вынужденно увеличен до шестидесяти шести человек (то есть втрое больше, чем до крушения). Левашев остался командиром гукора с командой в пятьдесят восемь человек. 17 августа 1767 года оба судна вышли из Большерецка и 6 сентября прибыли в Нижне-Камчатск, расположенный в устье реки Камчатки на восточном побережье полуострова. Сюда же должны были прийти сухим путем участники экспедиции, оставшиеся в Большерецке.
Во время этого сравнительно короткого перехода выяснилось, что бот прогнил и для дальнейшего плавания не пригоден. Положение экспедиции становилось критическим, но, к счастью, в распоряжение Креницына поступил галиот «Св. Екатерина». Галиот нуждался в основательном ремонте, поэтому Креницын решил отложить плавание до будущего года.
23 июля 1768 года галиот «Св. Екатерина» и гукор «Св. Павел» вышли из устья реки Камчатки и направились к Командорским островам.
Обогнув с юга остров Беринга, корабли 30 июля прошли проливом близ острова Медного и направились далее на восток. 11 августа из-за сильного ветра и пасмурной погоды суда потеряли друг друга и встретились лишь 22 августа у северного берега острова Уналяска.
14 августа «Св. Екатерина» подошла на расстояние видимости островов Алеутской гряды. Креницын узнал остров Сигуам — самый восточный из Андреяновской группы и остров Амухта — самый западный из Четырехсопочных островов.
На берегу одного из островов моряки увидели алеута, который приветствовал прибывших криком «здорово», а затем «стал расспрашивать через толмача: зачем пришли? Будут ли мирно обходиться с жителями? Ему отвечали, что не только будут жить мирно, но и дадут подарков. Первая встреча на том и покончилась…»
Левашев, как об этом можно судить по составленной им карте плавания гукора «Св. Павел», 14 августа увидел на юге неизвестный остров, названия которому он не дал, но нанес на карту, как «впервые открытый остров». На следующий день Левашев увидел еще два небольших острова, а к югу от них — третий. От них он повел гукор на северо-восток.
16–18 августа Левашев увидел на юго-востоке несколько мелких островов и один крупный, названный им на карте «Атуак». 19 августа «Св. Павел» достиг острова Амухта. Таким образом, Левашев видел и нанес на карту восточную часть Андреяновских островов.
В бухте острова Уналяска суда запаслись свежей водой и 23 августа отправились дальше, сначала в северо-западном, а затем в северо-восточном направлении. 25 августа экспедиция подошла к северному берегу Унимака (самого дальнего острова Алеутской гряды) и, обогнув весь остров, нанесла его на карту. 30 августа (согласно статье Соколова) суда:
«…проходили проливом между Унимаком и Аляской, и здесь гукор стал было на мель, однако ж был стащен на другой день. 1 и 2 сентября осматривали аляскинский берег, а потом отправились искать зимовья. 5 сентября оба судна разлучились и уже не встречались до весны следующего года».
Совместный осмотр Креницыным и Левашевым «Аляксы» был первым исторически доказанным плаванием европейцев вдоль северного берега полуострова Аляска (то есть в юго-восточной части Берингова моря).
Как далеко продвинулись Креницын и Левашев на северо-восток от острова Унимак, точно не известно, но, по-видимому, недалеко, так как «Алякса» на карте Левашева показана островом, несколько уступающим по размерам Унимаку.
16 сентября Левашев подошел к Уналяске и бросил якорь в заливе, названном им Макушинским. Этот залив, расположенный на северном побережье острова Уналяска, был давно известен русским промышленникам. Вероятно, залив показался Левашеву недостаточно удобным, и он отправился на поиски более подходящего места для зимовки. До 5 октября Левашев плавал у берегов Унимака, пытаясь, видимо, разыскать Креницына, а затем возвратился к Уналяске и 6 октября стал на зимовку в бухте Св. Павла, названной им так в честь своего судна. Эта бухта находится в глубине Капитанского залива, считающегося одной из лучших гаваней на Алеутских островах.
На острове Левашев встретил промышленников, которые везли с собой «аманатов» — заложников из числа детей алеутских старейшин. Стремясь обеспечить экипажу гукора безопасную зимовку, он потребовал, чтобы они передали ему часть захваченных ими заложников. В конце концов, Левашеву удалось наладить отношения с алеутами. 10 мая 1769 года они помогли ему связаться с Креницыным.
Большая часть моряков зимовала на судне, остальные в юрте, построенной из плавника. Люди страдали от сырости, не хватало пищи и топлива. «Пищу худую имеем и малую, а от стужи и дождя нигде не можно сыскать покою!» — записывал Левашев. К концу зимовки в отряде Левашева было двадцать семь больных, однако смертность за все время зимовки была невелика: умерли трое и двое пропали без вести.
Во время зимовки на Уналяске Левашев собрал обширные этнографические сведения об алеутах. Свои наблюдения он записал в журнал. Эти записки, озаглавленные им «О жителях того острова», представляют большую историческую ценность, так как содержат чрезвычайно интересные сведения о быте и древней культуре алеутов, еще не подвергшихся европейскому влиянию.
«Оной народ, — писал Левашев, — росту не малого; волосы имеют на головах черные жесткие; лицо смуглое, русаковато, а телом черноваты».
Жилища алеутов — «земляные юрты, в которых сделаны подставки из выкидного лесу», — Левашев описывает очень кратко. В частности, он не отмечает у алеутов крупных жилищ, вмещающих большое число людей, о чем сообщали русские промышленники, зимовавшие в то же время на Алеутских островах. Впрочем, промышленники говорили не об одном, а о нескольких типах алеутских жилищ, как больших, так и малых.
Описал он и пищу алеутов, и их способ добывания огня.
«По надобности своей, — писал Левашев, — вырубают огонь: на какой ни есть камень положат сухой травы и птичьего пуху, которые осыплют мелкою горячею серою, и ударят в тот камень другим, от чего сделаются искры, и положенная на камень сера, с травою и птичьим пухом, загорится; а некоторые достают огонь и деревом, наподобие как сверлом вертят».
Поразило Левашева то, что алеуты, по крайней мере, те, которых он встречал, не отапливали своих жилищ.
«А во время студеные погоды оные жители, в юртах и в проезде, выходят на берег согреваться; ставят между ног с китовым жиром плошки; и зажигают тот жир, положа на него сухую траву, от чего и нагреваются».
Эту же особенность быта алеутов отметили и промышленники, зимовавшие за несколько лет до Левашева на Лисьих островах. Однако так делали не все алеуты; некоторая — весьма незначительная — часть разводила огонь непосредственно в юртах.
Много времени Левашев уделил изучению орудий лова и оружию алеутов, оставив по этому вопросу подробнейшие записи, представляющие большую научную ценность.
Особое внимание Левашева привлекали легкие алеутские лодки — одноместные, обшитые кожей (на деревянном остове) байдарки.
«У них, — писал он, — сделаны байдарки наподобие челноков, из тонких деревянных трещин, обтянуты опареною китовою или нерпичьего кожею как дно, так и крышка; длиною же байдарки от 16 до 18 футов, шириною по верху 141 фуга, и другие несколько более, глубиною 14 дюйм; и на средине круглое отверстие, в которое садится человек на дно той байдарки, в руках одно веселко, у которого на обеих концах сделаны лопаточки, и гребет им на обе стороны; а во время волнения обтягивают около того отверстия и около себя выделанною широкою китовою кишкою, чтобы не могла в байдарку попасть вода». Подробно описывает Левашев одежду, украшения и прически алеутов, их нравы и обычаи.
Наконец, большое внимание в своих записках Левашев уделил культу алеутов, праздники которых были связаны с магическими обрядами.
Левашев дает разностороннее этнографическое описание быта алеутов, сделанное без преувеличений и прикрас и, что еще важнее, без злобной клеветы, свойственной европейским путешественникам XVIII–XX веков.
В гораздо более тяжелых условиях протекала зимовка Креницына на Унимаке. До середины октября люди Креницына строили юрты из плавника. Галиот они вытащили на берег, чтобы он не пострадал во время зимних бурь. В районе зимовки не было постоянного населения. Лишь изредка сюда приходили на байдарках алеуты, просили подарков, но на судно подниматься не решались Очевидно, они были напуганы русскими промышленниками, зимовавшими ранее на этом острове.
Наладить хорошие отношения с коренными жителями не удавалось, хотя Креницын несколько раз получал от них тюлений и китовый жир за кожу, бусы («корольки») и т. п. 10 мая 1769 года в журнале Креницына появилась запись о том, что «американцы» (алеуты), привезшие письмо от Левашева, были щедро награждены.
Экипаж очень страдал от цинги, смертность была исключительно велика. За время зимовки от цинги умерли шестьдесят человек, а оставшиеся в живых двенадцать человек настолько ослабели, «что ежели бы капитан-лейтенант Левашев не пришел к нему со своими людьми, то бы не с кем было и судном управлять».
6 июня 1769 года в гавань, где зимовал Креницын, прибыл Левашев. Покидая место своей несчастливой зимовки, Креницын приказал поставить у покинутых им жилищ «деревянный крест и на оном же медный. В том кресте, в скважине», оставить составленную им записку.
Большое научное значение имеют записи о землетрясениях, происшедших 15 января, 20 февраля и 16 марта 1769 года, сделанные Креницыным в его журнале во время зимовки. Эти заметки являются первыми в истории указаниями на сейсмические явления в зоне Алеутских островов.
4 июня 1769 года Креницын был произведен в капитаны 1-го ранга.
Зиму 1769–1770 годов отряды Креницына и Левашева провели в Нижне-Камчатске, испытывая крайнюю нужду, так как из-за нерадения высшего начальства они не получали ни порционных денег, ни так называемого «сухопутного провианта». Капитаны вынуждены были для питания команды покупать у местных жителей рыбу по цене, в пять раз превышавшей казенную. В конце концов, они организовали собственный «рыболовный промысел», который дал возможность дожить до лета и даже засолить к моменту выхода судов в море девятнадцать бочек рыбы.
К началу июля 1770 года, когда судна были готовы к плаванию в Охотск, перед самым выходом в море, 4 июля 1770 года, нелепым образом погиб Петр Кузьмин Креницын. Набежавшая внезапно волна опрокинула челн, в котором начальник экспедиции плыл по Камчатке, и Креницын утонул.
Левашев принял командование экспедицией. В Петербург он вернулся 22 октября 1771 года, то есть через семь лет и четыре месяца. За несколько месяцев до возвращения — 12 марта 1771 года — он был произведен в капитаны 2-го ранга, а ровно через месяц после возвращения — в капитаны 1-го ранга. Такое быстрое продвижение свидетельствовало о том, что ни Екатерина II, ни Адмиралтейств-коллегия не считали экспедицию Креницына — Левашева неудачной, несмотря на большие расходы и гибель трех судов.
В следующем, 1772 году, Левашев, командуя новым военным кораблем «Борис и Глеб», совершил переход из Архангельска в Кронштадт, а в начале 1773 года вышел в отставку по болезни, в чине капитан-командора.
В 80–90-х годах XVIII века вышло, по крайней мере, шесть изданий материалов экспедиции Креницына и Левашева на четырех языках, что свидетельствует о повышенном интересе к этой экспедиции. Следует отметить, что особенно привлекало читателей этнографическое описание алеутов, составленное М. Д. Левашевым.
Географические результаты экспедиции использовались всеми позднейшими русскими и иностранными исследователями северо-восточной части Тихого океана, начиная от известного английского мореплавателя Джеймса Кука, действовавшего через «славного англичанина» Кокса, и кончая замечательным русским исследователем северо-западной части Тихого океана М. Д. Тебеньковым, который подчеркивал, что экспедиция Креницына и Левашева 1764–1769 годов положила начало «математическому определению» Алеутских островов.
Экспедиция Креницына-Левашева во второй половине XVIII века продолжила научное исследование северной части Тихого океана, начатое в первой половине XVIII века великими русскими мореплавателями — участниками Первой и Второй Камчатской экспедиций. Креницын и Левашев завершили открытие Алеутских островов. На их материалы в значительной мере опиралась последняя в XVIII веке крупная русская правительственная экспедиция Биллингса (1785–1793), фактическим руководителем которой являлся замечательный русский мореплаватель Г А Сарычев.