Сталин умер на Ближней даче, в Кунцеве. Берия, не сказав и слова сочувствия его дочери Светлане, поспешил к выходу.
Сталин умирал долго, но сразу после удара (или после отравления?) стало ясно: он уже не поправится. Маленков воспользовался данным ему правом подписи в экстремальных обстоятельствах и вызвал с юга Жукова. Он назначил Жукова первым заместителем министра обороны и подчинил ему войска Московского военного округа. Жуков отдал приказ армейским частям блокировать бериевские части в казармах.
Наверху пришлось договариваться о перераспределении власти. Основным «продолжателем дела Сталина» стал Маленков – он взял себе должность председателя Совета Министров. Его заместителями стали Берия, Булганин, Молотов и Каганович. Председателем Президиума Верховного Совета СССР – Ворошилов. Реальная власть должна была находиться в руках тех, кто держит в руках экономику.
Пленум 6 марта 1953 года обозначил новую расстановку сил. Ведущую роль начинает играть не партийная ветвь, а технократы – председатель Совета Министров и его команда.
Это был своего рода государственный переворот, партократия ушла на вторые роли. Реальной силой оставался Берия, опирающийся на ГБ и МВД. И была «мелочь», которую Маленков недооценил, – секретариат ЦК возглавил Хрущев.
В первые же дни после прихода к власти, уже в марте, Маленков поручает начать перерасследование многих политических дел, в том числе «ленинградского дела» и «дела работников Госплана». Берия знал, какие материалы могут против него открыться, начнись перерасследование. А пока он может опереться на Булганина, потому что сам провел его на место министра обороны, и на «простачка».
О переделе власти охотно рассказывал сам «герой момента» Н. С. Хрущев:
«Со стороны Берии ко мне отношение вроде не изменилось, но я понимал, что это уловка… Он сфабриковал какой-то документ о положении дел в руководстве Украиной. Первый удар он решил нанести по украинской организации…
Он уже чувствовал себя над членами Президиума, важничал и даже внешне демонстрировал свое превосходство.
Я считал, что нужно действовать. Я сказал Маленкову, что нужно поговорить с членами Президиума… С Булганиным я по этому вопросу раньше говорил, и я знал его мнение.
Наконец Маленков тоже согласился:
– Да, надо действовать».
«Мы условились, как я говорил, что соберется заседание Президиума Совета Министров, но пригласили туда всех членов Президиума ЦК… Я, как мы заранее условились, попросил слова у председательствующего Маленкова и предложил вопрос о товарище Берии.
Когда все высказались, Маленков, как председатель, должен был подвести итог и сформулировать постановление. Он, видимо, растерялся, заседание оборвалось на последнем ораторе. Я попросил Маленкова, чтобы он предоставил мне слово для предложения. Как мы и договорились с товарищами, я предложил поставить на Пленуме ЦК вопрос об освобождении Берии… от всех государственных постов, которые он занимал.
Маленков нажал секретную кнопку и вызвал военных, как мы условились. Первым зашел Жуков. За ним – Москаленко и другие генералы. С ними были один или два полковника…»
Маршал Г. К. Жуков:
«Меня вызвал Булганин – тогда он был министром обороны – и сказал: „Поедем в Кремль, есть срочное дело“.
…Я вместе с Москаленко, Неделиным, Батицким и адъютантом Москаленко должен сидеть в отдельной комнате и ждать, пока раздадутся два звонка из зала заседания в эту комнату… Уходим. Сидим в этой комнате.
Немного погодя раздается один звонок, второй. Идем в зал. Берия сидит за столом в центре. Я подхожу к Берии сзади и командую:
– Встать! Вы арестованы!
‹…›
Берия был определен в тюрьму Московского военного округа. Там его и расстреляли».
На самом деле это была опасная операция, которую разработали Булганин с Жуковым. Авторитет Берии «среди своих» был очень велик, за него готовы были в огонь и воду!
Операция была назначена на 26 июня. Генерал Венедин, комендант Кремля, вызвал из-под Москвы полк, которым командовал его сын. В Кремль ввели курсантов школы имени ВЦИК, позвонил командующему войсками ПВО Московского военного округа генералу Москаленко, которого он знал еще по Украине. Его войска должны были блокировать бериевские военные силы. А сам Москаленко с надежными людьми прибыть в Кремль для ареста Берии. Сделать это было совсем не просто. Берия предусмотрительно ввел порядок, при котором охрану внутри Кремля несли офицеры ГБ…
Генерал Москаленко:
– По предложению Булганина мы сели в его машину и поехали в Кремль. Подъехав к зданию Совета Министров, я вместе с Булганиным поднялся на лифте, а Баксов, Батицкий, Зуб и Юферев поднялись по лестнице. Вслед за ними на другой машине подъехали Жуков, Брежнев, Шатилов, Неделин, Гетман и Пронин. Всех нас Булганин провел в комнату ожидания при кабинете Маленкова, затем оставил нас и ушел в кабинет к Маленкову.
…Примерно через час последовал условный сигнал, и мы, пять человек вооруженных и шестой – Жуков, быстро вошли в кабинет, где шло заседание. Тов. Маленков объявил: «Именем советского закона арестовать Берию». Все обнажили оружие, я направил его прямо на Берию и приказал поднять руки вверх. В это время Жуков обыскал его.
Берия нервничал, пытался подходить к окну, несколько раз просился в уборную, мы все с обнаженным оружием сопровождали его туда и обратно. Видно было по всему, что он хотел как-то дать сигнал охране…
Окруженный охраной, Берия был выведен наружу и усажен в машину ЗИС-110 на среднее сиденье. Сам я сел в эту машину рядом с шофером… Мы проехали без остановки Спасские ворота и повезли Берию на гарнизонную гауптвахту г. Москвы.
На следующий день Берию перевели в Штаб МВО, его поместили в небольшую комнату. Особый кабинет отвели прокурору. Здесь же, в бункере, и проходило следствие. На охране штаба стояли танки и бронетранспортеры. Суд проходил на первом этаже штаба округа с 18 по 23 декабря под председательством маршала Конева. Государственным обвинителем был Руденко. Все обвиняемые – Берия и шесть его подручных – были приговорены к расстрелу.
Приговор был объявлен 23 декабря 1953 года.
Складывается мнение, что во всем этом разбирательстве главная цель – сохранить незапятнанность партии, отделить Берию от партии. И главные обвинения, предъявленные Берии, – «преступления против партии».
Приговор поспешно привели в исполнение, концы – в воду. Виноват только Берия и шесть его помощников. Искали не истину, а вину. Бесспорно, что Берия заслужил свой приговор. Но другие преступники его избежали…
Но имеется и другой сценарий разворачивавшихся событий…
P. S. Из книги Серго Берии «Мой отец Лаврентий Берия»:
«…Заседание в Кремле почему-то отложили, и отец уехал домой. Примерно в полдень в кабинете Бориса Львовича Ванникова, генерал-полковника, ближайшего помощника моего отца по атомным делам, раздался звонок. Я находился в кабинете Бориса.
Звонил летчик-испытатель Амет-Хан Султан, дважды Герой Советского Союза.
– Серго, – кричит, – у вас дома-была перестрелка. Ты все понял? Тебе надо бежать, Серго! Мы поможем…
Что налицо – заговор против отца, я понял сразу: что еще могла означать перестрелка в нашем доме? Что значит бежать в такой ситуации? Если отец арестован, побег – лишнее доказательство его вины. Словом, я ответил отказом и тут же рассказал обо всем Ванникову.
Из Кремля вместе с ним поехали к нам домой, на Малоникитскую. Когда мы подъехали, со стороны улицы ничего необычного не заметили, а вот во внутреннем дворе находились два бронетранспортера…
Внутренняя охрана нас не пропустила. Ванников потребовал объяснений, пытался проверить документы у военных, но я уже понял все. Отца дома не было. Когда возвращался к машине, услышал от одного из охранников: „Серго, я видел, как на носилках вынесли кого-то, накрытого брезентом…“
Со временем я разыскал и других свидетелей, подтвердивших, что видели те носилки…
В кабинете Ванникова нас ждал Курчатов. Оба начали звонить Хрущеву. Ванников сказал, что у него в кабинете находится сын Лаврентия Павловича и они с Курчатовым очень надеются, что ничего дурного с ним не случится. Хрущев тут же их успокоил. Пусть, мол, Серго едет к родным на дачу и не волнуется.
…У выхода меня уже ждал вооруженный конвой. Когда подъехали к даче, я увидел, что и она окружена военными.
Не останавливаясь, прошел в дом. Все – и мама, и жена Марфа, и дети, и воспитательница – собрались в одной комнате. Здесь же сидели какие-то вооруженные люди.
Не прошло и получаса, как в комнату вошел человек, одетый в армейскую форму.
– Есть указание вас, вашу жену и детей перевезти на другую дачу.
Куда нас везли, я мог только догадываться. В стороне осталась дача Сталина в Кунцеве, так называемая „Ближняя“, но мы ее проехали, не останавливаясь. Минут через двадцать свернули на какую-то проселочную дорогу и остановились у одной из государственных дач, на которой тоже иногда бывал Сталин. Здесь нам предстояло провести в неизвестности почти полтора месяца.
Внешнюю охрану дачи, где я теперь находился с семьей, несло какое-то воинское подразделение, вооруженное автоматами и винтовками.
…Однажды, гуляя с детьми по саду, увидел оставленную на скамейке газету. В ней были опубликованы обвинения в адрес отца, и если я еще сомневался в чем-то до этого, то теперь окончательно понял, что в стране произошел государственный переворот, направленный против определенной группы людей. Честно говоря, я думал, что жертвой заговора стал не только мой отец, но и другие члены высшего руководства страны. Теперь всё окончательно прояснилось.
Месяца через полтора в три часа ночи к нам в комнату вошли вооруженные люди и объявили, что я арестован. Что ж, решил я, по крайней мере, с неопределенностью наконец покончено.
Под конвоем меня доставили в какую-то тюрьму, я догадался по маршруту, что это Лефортово. Так впоследствии и оказалось».
Какой из сценариев имел место на самом деле? Это до сих пор неясно.