Разгромив австрийские войска, Бонапарт на собственный страх и риск перекраивал политическую карту Апеннинского полуострова Но этого ему было мало. Герой итальянской кампании жаждал славы миротворца, прекрасно понимая, что тем самым он приобретет популярность во франции и упрочит свое положение перед лицом завистливо-враждебной Директории.
Именно этого и не хотели в официальном Париже. Молодого генерала члены Директории начинали уже побаиваться. И переговоры с Австрией поручили тридцатилетнему Анри Кларку (ирландец по рождению, он впоследствии стал маршалом и военным министром Наполеона). Кларк приехал в ставку французской армии в ноябре 1796 года.
Два молодых человека быстро нашли общий язык. Спокойный, уравновешенный и исполнительный Кларк вступил в контакт с австрийским премьер-министром Тугутом. Но и Бонапарт не терял времени — не хотел упускать своего шанса Захватив инициативу, 7 апреля 1797 г. в замке Эггенвальд, расположенном в Штирии, в окрестностях небольшого городка Леобен, он начал переговоры, завершившиеся 18 апреля подписанием прелиминарного мирного договора с Австрией.
Как писал Талейран, прелиминарный договор был «явно выгодным для венского двора». Австрийцы, терпевшие в Италии в 1796—1797 годах жестокие военные поражения от французских войск, с полным основанием считали чудом сохранение целостности своего государства. Австрия потеряла и Бельгию. Но Директория рассчитывала получить еще и Рейнскую область. Вопрос о левом береге Рейна, о французской границе по этой реке передавался на рассмотрение будущего конгресса германских государств. Можно было предвидеть, что его решение встретит серьезные трудности. Секретные статьи договора, о которых в Париже даже не знали, предусматривали ликвидацию Венецианской республики. К Австрии отходили Венеция и прилегающая к ней область, Истрия, Далмация. Из наследства дожей французская республика получила Ионические острова.
Бонапарт затеял опасную игру. За грубое нарушение правительственных инструкций Директория должна была отстранить его от руководства армией и предать суду, а подписанные в Леобене мирные условия отклонить. Одобрил договор только Карно. Ребель назвал его «чудовищным и позорным». Ларевельер осудил ликвидацию Венецианской республики. Бартелеми осторожно отмалчивался. Баррасу текст соглашения не понравился, но у него были основания опасаться Бонапарта. Видимо, генерал располагал документами, подтверждающими, что Баррас получил от венецианского посланника в Париже взятку в 600 тысяч франков за «спасение» республики дожей. Колебания Барраса сыграли, несомненно, свою роль. Но определили решение Директории другие, более существенные факторы. Население Парижа с восторгом встретило известие о подписании прелиминарного мира. Выступить в таких условиях против победителя и «миротворца» было невозможно. Положение в стране оставалось неустойчивым. Армия подчинялась только генералам. К их помощи Директории приходилось прибегать уже не раз. Бонапарт в этом отношении был особенно перспективен. И 30 апреля лишь один Ребель голосовал против Леобенского договора.
Талейран как глава французской дипломатии проводил в жизнь решения Директории. Но он уже присматривался к молодому корсиканцу, с которым волею обстоятельств теперь непосредственно столкнулся. Он всем своим существом понимал, что имеет дело с восходящей звездой. Шарль Морис сделал свой выбор. Он начал искать дружбы с Бонапартом. А дружбу заслуживают делами. Генерал не находил общего языка с Директорией и нуждался в посредничестве «своего человека», в его помощи, в своевременной и правдивой информации. Талейран охотно взялся за выполнение этой трудной миссии.
Политическая ситуация оставалась сложной. В Вене не теряли надежду на успех монархического заговора во франции и поэтому, с одной стороны, затягивали возобновление переговоров, с другой —пытались отстранить от участия в них Бонапарта, перенеся обсуждение условий мирного договора из Италии во французскую столицу. Тугут хотел, чтобы Директория непосредственно выступила в роли арбитра между Бонапартом и Австрией, и с этой целью направил в Париж своего специального представителя. Талейран встретился с ним и 11 августа 1797 г. представил Директории свои предложения. Они полностью отвечали интересам Бонапарта. Главное состояло в том, что министр не подвергал пересмотру прелиминарии, подписанные в Леобене. Он не затрагивал и вопрос о границе по Рейну. Министр настаивал на необходимости как можно скорее подписать окончательные условия мира, не прибегая к созыву специального конгресса в Берне, предусмотренного соглашением в Леобене, решительно отклоняя вмешательство Англии и России во франко-австрийские переговоры.
Через несколько дней, 19 августа, Талейран в письме Бона парту и Кларку сформулировал главную цель французской политики в «австрийском вопросе»: держать Австрию вдали от Италии и настаивать на расширении ее владений в Германии. Генералам-дипломатам поручалось вести переговоры об окончательном мире на базе соглашения в Леобене.
Благодаря усилиям министра внешних сношений Тугуту не удалось ни перенести переговоры из Италии в Париж, ни отстранить от них Бонапарта. В конце августа в Удине прибыли австрийские представители, французы разместились неподалеку от этого городка, в замке Пассериано, принадлежавшем последнему дожу Венеции. Между Удине и Пассериано находилась деревня Кампоформио.
Прийти к договоренности не удавалось. Австрийские представители требовали созвать конгресс в Берне. Они отстаивали «право» Австрии на влияние и даже на присутствие не только в Венеции, но и в других областях Италии. Но события скоро положили конец всякой неопределенности.
15 сентября 1797 г. Директория предъявила австрийцам ультиматум: франция полна «решимости сохранить границу по Рейну»; австрийцы должны уйти из Италии, отказаться от Мантуи, Венеции и ее земель, включая и район Фриули; покинуть крепости Ингольштадт, Эренбрейтштейн, Мангейм, Майнц, Ульм, Кенигштейн. Однако Австрия сохраняла Триест и получала Истрию, Далмацию, архиепископство Зальцбургское и епископство Пaccay.
Условия ультиматума были изложены в письме Талейрана Бонапарту, в котором содержались и аргументы дипломатического характера для оказания давления на австрийскую делегацию. Министр сообщил генералу о переговорах относительно франко-прусского военно-политического союза и об обсуждении условий мирного договора с Россией.
А если австрийцы отклонят ультиматум? Тогда, отвечал на этот вопрос Талейран, возобновление военных действий станет неизбежным. Но численность французских войск в Италии составляла всего 50 тысяч человек. Против них стояла 150-тысячная австрийская армия, располагавшая к тому же резервом в 40 тысяч солдат. Еще 50 тысяч человек находились в районе Ульма. Кроме того, тылы французской армии не были защищены: Директория не ратифицировала договор с королем Сардинии. А снежная зима затрудняла боевые действия французов.
Однако в письме Талейрана Бонапарту от 15 сентября имелось несколько коротких и, как казалось с первого взгляда, общих фраз: «Таков, гражданин генерал, ультиматум Директории, если только вы в состоянии поддержать эти предложения. В противном случае, вы укажете правительству, что вы можете извлечь из этих переговоров. Вы имеете карт-бланш»
«Если только вы в состоянии...» Бонапарт не нуждался в дополнительных разъяснениях. Теперь он уже точно знал, что его армия «не готова» с оружием в руках отстоять программу Директории. И генерал прекратил переговоры, начав демонстративно готовиться к отъезду, не забыв при этом информировать австрийского дипломата Людвига Кобенцля о поступивших из Парижа инструкциях: согласие Австрии со всеми французскими требованиями или война. Одновременно Бонапарт пригрозил и Директории: «Вы зашли слишком далеко, я подам в отставку». Теперь можно было спрятать инструкции в карман и возобновить обсуждение мирного договора на новых началах. В игру Талейрана включился его энергичный и прозорливый партнер.
Австрийцы вскоре сдались. В ночь с 17 на 18 октября 1797 г. в замке Пассериано был подписан договор между Францией и Австрией, вошедший в историю под названием Кампоформийского договора. Документ состоял из 25 открытых и 14 секретных статей. Австрия обязалась оказать содействие Франции в передаче ей левого берега Рейна (двух третей Рейнской области, долины Мозеля с Майнцем и Пфальца); она уступала Бельгию и признавала Цизальпинскую республику (образованную в 1797 г. на севере Италии). К Австрии отходили Зальцбург, Тироль, часть Баварии, Истрия, а также Далмация с прибрежными островами Республика дожей прекращала свое существование. Австрийцы получили город Венецию и земли на левом берегу реки Адидже (Эч), французы — Ионические острова и часть Албании. Нывшим владельцам земель на левом берегу Рейна предоставляли компенсацию на правом его берегу за счет секуляризации собственности так называемых духовных княжеств. Это были грабительские, несправедливые условия. «Договор не означает мира, это призыв к новой войне». Так оценил Синее соглашение в Кампоформио. События вскоре подтвердили правоту слов отставного аббата.
Но для Бонапарта и Талейрана переговоры, несомненно, завершились успехом. В глазах широкой публики молодой полководец был героем, проявившим не только военные, но и недюжинные дипломатические способности. Но подлинным организатором победы в Кампоформио, оставшимся неизвестным публике, являлся министр внешних сношений Директории, сумевший предотвратить разрыв отношений с Австрией. Начало деловому сотрудничеству Бонапарта и Талейрана было положено.
«Я пишу вам то, что думаю, и это самый большой знак уважения, который я могу вам оказать». Получить из уст Бонапарта подобное признание было нелегко.
За Кампоформио последовал конгресс в Раштадте — небольшом городке в герцогстве Вюртемберг. Главой французской делегации Директория, по предложению Талейрана, назначила Бонапарта. И хотя генерал активного участия в новых переговорах не принял — его отвлекли вначале нереализованный проект высадки французских войск на территории Англии, а затем египетская экспедиция, — дружеский шаг министра внешних сношений, вновь публично подчеркнувшего заслуги миротворца, не мог не польстить самолюбию и тщеславию Бонапарта.
На Раштадтском конгрессе, открывшемся в декабре 1797 года, вместе с делегацией франции присутствовали представители Австрии, Пруссии и ряда небольших немецких государств, входивших в так называемую Священную Римскую империю германской нации. Германские государства составили единую имперскую депутацию. Переговоры оказались тяжелыми и продолжительными. Они длились около полутора лет и к соглашению так и не привели.
2 ноября 1797 г. Талейран представил на рассмотрение Директории программу действий французской делегации в Раштадте. Ее цели состояли в том, чтобы «восстановить мир между Французской республикой и Империей (Священной Римской империей) в целом», обеспечить претворение в жизнь Кампоформийского договора «Генерал, который вел переговоры, подготовил договор, условия которого не содержат ничего, что не соответствовало бы славе и процветанию Республики». Министр не скупился на похвалы Бонапарту.
Талейран хотел добиться, чтобы «славный договор» стал «превосходным договором». Для этого некоторые выгодные для Австрии секретные статьи следовало отменить или компенсировать дополнительными уступками с ее стороны. Во всех случаях, заметил министр, нужны «рвение и авансы в отношении Австрии» и «холодность в отношении Пруссии и князей нижней Германии». В Раштадте французская дипломатия учитывала «баланс сил» между Австрией и Пруссией.
Эта стратегия требовала и определенных тактических ходов. Отношения Франции с австрийским двором, казалось, были в основном урегулированы. Между тем в Берлине французский посланник Кальяр уже предложил королю заключить франко-прусский наступательный и оборонительный союз. А в Раштадте Талейран не хотел связывать себе руки и предпочитал занимать позицию арбитра, использующего противоречия между двумя крупнейшими германскими государствами. Вскоре, однако, условия изменятся, и позиция министра в этом вопросе станет иной.
По мнению Талейрана, новая ситуация сложилась и для Англии, которая с началом нормализации франко-прусских отношений потеряла «своего наиболее постоянного союзника». Поэтому не исключено, что в Лондоне подлинное стремление к миру придет на смену «лицемерным демонстрациям». И в пози ции России могут быть изменения. «Возможно, граф Панин (русский посланник в Берлине) будет уполномочен вернуться к нам с такой же поспешностью, с какой он от нас отдалился».
Но пока франция оставалась одинокой. Ее «изоляции должен быть положен конец». Завершая эту «Записку» мыслью, к которой он неоднократно возвращался и в других своих документах, Талейран подчеркивал, что Франция могла «дать себе время для выбора», но «слишком долгая нерешительность доказала бы Европе, что либо она совсем не хочет иметь союзников, либо вовсе не умеет отдать предпочтение одному из них». В решении проблемы равновесия сил он видел ключ к миру на европейском континенте.
Первый этап переговоров в Раштадте завершился весной 1798 года. Основные цели французской делегации состояли в том, чтобы добиться официального признания передачи франции левого берега Рейна и одобрения принципа секуляризации, то есть возмещения бывших левобережных германских князей за счет владений духовных княжеств на правом берегу реки. Не ожидая окончательных решений, в конце декабря 1797 года французские войска заняли Майнц. «Майнц в наших руках; наша граница обеспечена», — писал Талейран.
Но фактическую ситуацию надо было закрепить в международно-правовом документе. Казалось, возможности для этого открывали соглашения в Кампо-формио. Но слишком велики и остры были противоречия между Австрией и Пруссией, крупными германскими государствами и многочисленными мелкими княжествами. Переговоры «бесплодны», они «мало продвинулись вперед», то, что происходит в Раштадте, — «пустые формальности» — так оценивал положение министр внешних сношений Франции в феврале 1798 года.
Разумеется, французы искали виновных. На первых порах «козлом отпущения» стал восьмидесятилетний представитель Австрии граф Меттерних-Виннебург, отец Клеменса Меттерниха (в будущем министра иностранных дел, а затем, много позже, и канцлера Австрийской империи). Он придерживался «готических форм германской дипломатии» и являлся «абсолютно тем человеком, которого следовало выбрать, чтобы ничего не решать». Сарказм Талейрана разделял и французский представитель в Раштадте Трейлар: «Большой формалист, одним словом, архинемец».
Колкости по адресу Меттерниха были психологической разрядкой, но положения, разумеется, не меняли, французским политикам нужна была эффективная дипломатическая тактика. И Талейран выработал ее: он рекомендовал вести переговоры отдельно с Австрией и Пруссией, выступая в роли арбитра. «Арбитраж предполагает раздор, и в той позиции, в какой вы находитесь между двумя государствами, которые с трудом уживаются, ваша первая забота должна состоять в том, чтобы сначала разжигать ревность, досаду, возбуждать даже некоторую ссору, оживлять ее, сделать, наконец, ваше посредничество необходимым... Следует ссорить людей, которых хотят примирить: у них превосходные данные, чтобы ненавидеть друг друга. Используйте это, чтобы подвести к такому положению, которое нам подходит». Такие уроки преподавал Трейлару и другим французским дипломатам Талейран — мастер интриги, специалист по игре на политических и дипломатических противоречиях.
Однако арбитраж французской дипломатии отнюдь не должен был означать одинакового ее подхода к двум ведущим германским государствам. Австрийскому двору Талейран не доверял. Исходя из этой посылки, он твердо ориентировался на сотрудничество с Пруссией, в предложениях которой «больше доброй воли, сдержанности, любви к миру». Пожалуй, сказано слишком лестно в отношении Пруссии, все более стремившейся к гегемонии в рамках империи. Однако Талейран хорошо знал невысокую цену прусских словесных заверений и поэтому писал французской делегации в Раштадте: «французское правительство, желая получить границу по Рейну, вовсе не намерено оставить Пруссию без возмещения». Пусть ее министры только скажут, чего они хотят, пусть согласятся с границей по Рейну, и «тогда их дело станет нашим». И объясняя причины своей сговорчивости, Талейран писал: «Мы вынуждены использовать Пруссию, чтобы заключить соглашение».
В конце февраля переговоры так и не вышли из тупика. Поэтому Талейран счел необходимым прибегнуть к силе. По его настоянию французские войска, не считаясь с перемирием, обстреляли из орудий Мангейм, последнее предмостное укрепление на левом берегу Рейна, и взяли город штурмом. Одновременно министр предложил французским представителям прекратить «войну перьев». Ее заменил ультиматум, сообщенный из Парижа в Раштадт 13 марта: не позже чем через 15 дней со времени вручения французской ноты, франция должна окончательно получить — «без условий и оговорок» — границу по Рейну, Майнц, его территорию и форты, Кельский мост. Если эти требования не будут выполнены, делегация республики покинет конгресс. Снова война! Германские государства не были готовы к ней. Сила и шантаж победили, франция получила весь левый берег Рейна и признание принципа секуляризации церковных земель. Это были первые и последние успехи талейрановой дипломатии на Раштадтском конгрессе.
Начался длительный, продолжавшийся около года период бесплодных словесных баталий и набивших оскомину дискуссий, не приводивших к соглашениям и изредка прерывавшихся громкими скандалами. Среди них — «дело» Шарля Жана Батиста Бернадотта, генерала, ставшего при Империи маршалом. Умный и смелый гасконец, родившийся в пиренейском городе По, принадлежал к ближайшему окружению Бонапарта, хотя не раз примыкал к различным оппозиционным ему группировкам. Преодолев свою природную подозрительность, в 1810 году Бонапарт, к тому времени уже император французов, сделал Бернадотта наследником шведского престола, считая, что жена маршала гарантирует его лояльность. Это была бывшая возлюбленная Бонапарта Дезире Клари. Но хитрый гасконец обманул своего благодетеля. Став королем Швеции Карлом XIV, он участвовал в войне против франции на стороне России. Затем он объединил короны Швеции и Норвегии и 26 лет правил этим северным государством.
Удивительная биография, которую могла породить только бурная, стремительная, переменчивая эпоха! Но вернемся к событиям 1798 года Бернадотт, находившийся во французских войсках в Милане, вдруг оказался причастным к переговорам в Раштадте. В начале работы конгресса была достигнута договоренность о восстановлении между Австрией и Францией дипломатических отношений и обмене послами. Бонапарт предложил кандидатуру Бернадотта Ребель и Талейран согласились. В феврале молодой генерал прибыл в Вену и с удобствами обосновался в этом городе. Он арендовал особняк, снабдил его погреб винами и проводил время в обществе прекрасной гречанки.
Шумные события развернулись 13 апреля. В этот день жители Вены готовились к празднику. Они хотели отметить годовщину своего массового выступления на защиту родного города от
Французов. Национальная гордость Бернадотта была задета. Он решил напомнить жителям города о победах франции и с этой целью вывесил на своем здании огромный трехцветный флаг с надписью «французская республика, посольство в Вене».
Начальник городской полиции предложил снять флаг. Но посол ответил, что он скорее возьмет в руки шпагу. Поздно вечером полицейские уже не смогли сдержать многотысячную толпу разгневанных жителей столицы Австрии. Они ворвались в здание, сметая все на своем пути, сорвали флаг и сожгли его. На верхней площадке лестницы генерал и несколько его офицеров потрясали пистолетами и шпагами. Разъяренный Бернадотт кричал: «Кто осмелится, канальи! Я убью, по крайней мере, шестерых и вернусь, чтобы наказать остальных пушечными выстрелами!». Солдаты австрийской императорской гвардии восстановили порядок.
Но дипломатический скандал разрастался. Бернадотт отказался принять извинения министра иностранных дел. Его не удовлетворили и сожаления, высказанные австрийским императором через одного из своих приближенных. Бернадотт оставался неумолимым. Он требовал, чтобы виновные были наказаны, а знамя было возвращено на прежнее место официальным представителем власти. Австрийское правительство не приняло эти условия. Посол немедленно потребовал свои грамоты, покинул Вену и направился в Раштадт.
Директории сообщили о событиях в Вене. Ребель кричал, что это была «отвратительная западня, расставленная Англией и Россией». Талейран придерживался иного мнения, считал, что генерал вел себя лекомысленно, проявил поспешность и неосторожность. Бонапарт разделял эту точку зрения. Он отказался двинуть свои войска в Вену, так как инцидент не заслуживал объявления войны. В итоге Директория решила уладить конфликт дипломатическим путем.
«Дело Бернадотта» вызвало известные трения во франко- австрийских отношениях, но серьезно ухудшить и без того сложную обстановку переговоров в Раштадте не могло, французская дипломатия, решив свои основные задачи, попыталась выити за рамки Кампо-формио. Она потребовала острова на Рейне и укрепленные пункты на его правом берегу. Это были, несомненно, чрезмерные требования. Австрийские представители и имперская депутация отказались ихрассматривать. Они с тревогой отнеслись и к идее, высказанной Талейраном,— создать в Германии «промежуточное государство, федерацию князей, которая послужит барьером между ними (Францией) и врагом — слишком постоянным, и другом — слишком недоверчивым».
Какова была тактика министра внешних сношений Директории в новых условиях, сложившихся после принятия ультиматума 13 марта? Прежде всего Талейран, говоря его словами, прибег «к последнему и самому опасному средству переговоров, которое состоит в том, чтобы вести их непосредственно с Австрией». Австро-французские встречи, состоявшиеся в небольшом городке Зельце, в шести километрах от Раштадта, в июне 1798 года, подтвердили эту оценку, формально Людвиг Кобенцль и один из членов Директории, Франсуа де Нефшато, встретились для обсуждения инцидента в Вене. Но австрийцы не только не хотели дать публичное удовлетворение франции по поводу венской истории, но, наоборот, настаивали на том, чтобы Директория дезавуировала своего посла.
Кобенцль пошел значительно дальше. Он поставил вопрос о новых возмещениях Австрии в Италии. Это была попытка ревизии договора в Кампоформио. «Желание Директории всегда состояло в том, чтобы отказать Австрии во всяком излишнем возмещении либо в Германии, либо в Италии; она хотела бы также помешать Австрии вступить во владение той частью Баварии, которая ей была обещана, и вынудить ее удовольствоваться церковными владениями, удобными для нее.
Следовательно, с Пруссией мы предпочли бы согласовывать все, что имеет отношение к умиротворению Германии. Вокруг нее мы хотели бы объединить второстепенных германских князей». Эти слова Талейрана — вывод из неудачной попытки прямых австро-венгерских переговоров в период Раштадтского конгресса. Вместе с тем они открывают постоянную для того времени линию официального Парижа на сотрудничество с Пруссией, также не увенчавшуюся успехом.
Французская дипломатия проявила редкое упорство в своем стремлении завоевать благосклонность берлинских правителей. Едва только успели в Раштадте прийти к соглашению по двум принципиально важным для франции вопросам —рейнскому и территориальных компенсаций, — как Талейран вновь поручил Кальяру вернуться к идее франко-прусского оборонительного и наступательного союза. Четвертое по счету французское предложение! «Пусть Пруссия станет искренним, активным союзником, и ее интересы будут нам не менее дороги, чем наши». Этот призыв министр повторял неоднократно. Настояния, разъяснения, предостережения, угрозы как из рога изобилия сыпались из Парижа. «Если прусский король хочет быть покровителем Империи (Германской), он не должет терять даже четверти часа. Если он отказывается действовать, будут действовать без него, и пусть он остережется развязки». Эти слова написаны Талейраном 30 августа 1798 г.
Для давления на Пруссию Талейран использовал различные средства. Он направил Сийесу секретные статьи договора в Кампо-формио,разо6лачающие предательство Австрией интересов Пруссии. Посланник должен был вручить их в Берлине «в решающий момент», если бы успешный результат переговоров о заключении франко-прусского союза не вызывал сомнений. Но «решающий момент» так и не наступил.
Достичь каких-либо договоренностей в Берлине министру внешних сношений не удалось. B своем докладе Директории от 9 сентября 1798 г. он писал, что берлинский двор «отклонил все предложения о союзе, которые ему были сделаны». Представитель Фридрих-Вильгельма III в Париже Сандос-Роллин, с которым Талейран поддерживал доверительные отношения, сообщил ему, что Пруссия не может вступить в союз с Францией, так как он явился бы «оскорблением одновременно для Австрии и России, предложения которых недавно были отклонены». Против этих двух держав «дружба и поддержка Франции» не могли явиться достаточной компенсацией. Поэтому позиция Пруссии — «полный нейтралитет, распространенный на все государства нижней Германии». Это была официальная точка зрения, повторяемая на разных правительственных уровнях.
Тем не менее и в сентябре 1798 года Талейран все еще не считал положение французской дипломатии в Раштадте неблагоприятным. Более того, он предлагал Директории подписать «единый акт», по которому Пруссия, Испания, Швейцария, франция гарантировали бы Германской империи условия окончательного договора, подписанного в Раштадте, а Италии — ее существовавшие границы. «Мы много выиграем в настоящий момент, если получим гарантию статус-кво в Италии», — замечал министр.
Фактически речь шла о создании коалиции европейских держав под французским господством. Дипломатическая ситуация, сложившаяся во второй половине 1798 года, исключала реализацию такого плана.
Переговоры в Раштадте в конце концов фактически превратились в прикрытие антифранцузской деятельности ряда европейских правительств. Но Талейран решил вести игру до конца. По его поручению французские представители на конгрессе вручили б декабря имперской депутации ультиматум, требовавший в пятидневный срок ее согласия со всеми требованиями Франции. После бурной дискуссии ультиматум был принят. Однако австрийский император отказался ратифицировать соглашение. Вооруженный конфликт стал неизбежным. 12 марта 1799 г. франция объявила войну Австрии.
Через несколько недель последовала развязка в Раштадте. Город окружили австрийские войска. Представитель императора закрыл конгресс и объявил его решения недействительными. Но это была еще не последняя страница в истории раштадтских переговоров. Последняя же оказалась залитой кровью. На выехавшую было в Париж французскую делегацию бандитски напали австрийские гусары. Они зарубили двух ее членов, третий избежал смерти, притворившись мертвым. Чего же хотели убийцы? Их хозяев, видимо, интересовали компрометирующие Австрию документы. Похищению этих документов придавали в Вене столь большое значение, что не остановились даже перед преступлением.
Дипломатическая пьеса, поставленная в Раштадте, пьеса, одним из авторов и режиссеров которой был Талейран, в последнем своем акте обернулась трагедией.