Когда до русского стана дошли вести, что войско Ягайлы повернуло вспять и опасность нападения миновала, погибшие были похоронены и оплаканы, настала пора покинуть Куликово поле. Воздав хвалу воинам за самоотверженную службу и пообешав достойные награды, Дмитрий Иоаннович отпустил по домам ратников, которых было от 40 до 50 тысяч человек.
Роспуск войска происходил так же, как и его сбор, — в ходе возвратного марша. Те отряды и отдельные ратники, кому было не по пути с основными силами, добирались до родных мест самостоятельно. В дороге их поджидало немало опасностей. Несмотря на разгром Мамая, его союзник Ягайло продолжал находиться в состоянии войны с Москвой.
Его отряды нападали на ратников, возвращавшихся с Куликова поля домой, в литовские и западнорусские земли и отклонившихся от пути следования войска Дмитрия Иоанновича. Многие были ограблены, взяты в плен и проданы в рабство. Об этом сообщают прусские хроники. Опрометчиво поступили и те, кто решил пробираться на родину самостоятельно, через владения Олега Рязанского. Отношения Москвы и Рязани оставались недружественными. Рязанцы и литовцы организовали настоящую охоту на возвращавшихся с Донского побоища, их «имали, и грабили, и нагих пущали».
Вадим Николаевич Ашурков (†1990) дополняет, что в стремительных, жестоких схватках были новые потери. Народное предание и сейчас связывает родник «Двенадцать ключей», который находится близ деревни Свиридово (Веневский район Тульской области), с геройской гибелью в неравном бою с врагом двенадцати русских витязей, возвращавшихся с Куликова поля.
Самым безопасным для ратников было следовать вместе со всем войском. Никто не мог покуситься на истерзанную, но победоносную армию. 14 сентября, в праздник Воздвижения Животворящего Креста, войско Дмитрия Иоанновича перешло Дон. Куликово поле опустело. Обратный путь армии шел через рязанские владения. Угроза отмщения казалась вполне реальной. Олег, не обладая достаточной вооруженной силой для отстаивания своей «отчины», покинул Переславль-Рязанский и с дружиной отъехал поближе к литовской границе, под крыло союзника и покровителя Ягайлы. Однако начинать новую войну и даже обострять отношения с соседом Дмитрий Иоаннович не хотел и оставил в силе строгий приказ, данный им еще на пути к Дону: не трогать никого и не брать ничего в Рязанской земле.
Еще на пути к Куликову полю инок Александр-Пересвет оставил свой посох в часовне святого Дмитрия Солунского, которая находилась примерно в 40 км от поля и в семи — от города Скопина, на левом берегу реки Варды, на горе около деревни Дмитриевки. На обратном пути великий князь здесь останавливался, почтил память своего небесного покровителя, которого в день сражения видели на небе помогающим русскому воинству. Позже на месте часовни построили мужской Дмитриевский Ряжский монастырь, основанный Дмитрием Иоанновичем. Уникальный яблоневый посох до 1917 года находился во святой обители, а затем оказался в краеведческом музе Рязани. Посох имеет два аршина длины и 5,5 фунта весу. Снизу он обрезан на шесть вершков, а в рукояти обгрызен. По вере человека посох имеет целительные свойства.
21 сентября великокняжеское войско достигло Коломны. Первый на обратном пути московский город встретил куликовских победителей звоном церковных колоколов, всеобщим ликованием горожан. Всего месяц назад русское воинство уходило отсюда в полную неизвестность и, как многим казалось, на верную смерть. В Коломне с особым волнением ждали известий из-за Оки. В случае поражения Дмитрия Иоанновича пограничному городу была уготована участь первой жертвы «нового Батыя». Вместе с великокняжеским войском ушла в Поле и многочисленная коломенская рать во главе с воеводой Микулой Вельяминовым. Вероятно, Коломна первой из всех русских городов получила радостное известие о небывалой победе на Дону.
Через несколько дней пришло и само войско победителей. Епископ Герасим, встречая Дмитрия Иоанновича со всем духовенством, крестами и иконами в городских воротах, не скрывал слез. Чувства переполняли и великого князя. Дмитрий напомнил Герасиму о его благословении, данном в самый трудный час.
Четыре дня стояло войско в Коломне. Все это время город радовался и скорбел. Рать коломенская вернулась сильно поредевшей. Она билась в составе передового полка, который принял на себя удар татарской конницы еще в начале сражения и затем не выходил из боя. Как повествуют «Задонщина» и «Сказание о Мамаевом побоище», «двадцать бояринов коломенских сложили головы на поле Куликовом». Погиб и воевода Микула Вельяминов. Должно быть, тела бояр привезли в Коломну и похоронили с почетом. Микула Васильевич, вероятнее всего, упокоился в московском Богоявленском монастыре, родовой усыпальнице Вельяминовых. Рядовые воины остались за Доном, в земле Куликова поля.
24 сентября войско оставило гостеприимную Коломну. Епископ Герасим во главе крестного хода проводил рать далеко за город, до берегов Северки, и, благословив, отпустил великого князя. Дмитрий Иоаннович разделил свою армию. От Дона до Коломны она двигалась, по-видимому, одной большой колонной. Путь тогда пролегал через владения Олега Рязанского, и приходилось быть начеку: держать силы сосредоточенными в кулак. Войско значительно уменьшилось численно, но теперь его сопровождали захваченные у татар огромные табуны лошадей, гурты волов и верблюдов, обозы, тяжело груженные трофеями, множество подвод с убитыми и ранеными. Всей этой массе продвигаться в одной колонне по одной дороге было неудобно. Поэтому, как только войско вступило в московские владения, Дмитрий Иоаннович по-новому организовал марш. С берегов Северки он отпустил Владимира Андреевича с частью полков по Шубинской дороге на Котел. Сам же с братьями Ольгердовичами и главными силами направился в Москву по Брашевке через Боровский перевоз. В столицу был послан гонец с вестью о том, что великий князь жив и с победой возвращается в свою отчину.
За шесть дней войско преодолело путь от Коломны до Москвы. Такая неторопливость объяснялась, видимо, не столько усталостью воинов после дальнего и трудного похода или отягощенностью армии огромными обозами и трофейным скотом, сколько желанием вступить в столицу именно 1 октября, в великий праздник Покрова Пресвятой Богородицы. Ощущение высокого небесного покровительства Пречистой пронизывало все существо русских людей, вовлеченных в водоворот событий лета-осени 1380 года. Это чувство укрепляло их веру в правоту своего дела и вселяло уверенность в победе. На 15 августа, день Успения Богородицы, пришелся сбор русских ратей в Коломне; 8 сентября, в Рождество Божьей Матери, на Куликовом поле был разбит Мамай. Праздник Покрова предстояло ознаменовать окончанием победоносного похода и торжественным вступлением войска в Москву.
Накануне оба главных военачальника, Дмитрий Иоаннович и Владимир Андреевич, съехались в подмосковном селе Коломенском, вотчине серпуховского князя. Войско в это время подошло к Спасо- Андроникову монастырю и расположилось по берегам Яузы.
1 октября 1380 года Москва встретила героев Куликова поля. Эта встреча описана лишь в позднейших вариантах «Сказания о Мамаевом побоище», и некоторые ее подробности кажутся малоправдоподобными. Например, участие в событии митрополита Киприана, который, по-видимому, в то время все еще оставался в Киеве. Однако, по мнению академика М. Н. Тихомирова, «в остальном рассказ не внушает особого недоверия». Торжественная церемония началась в Андрониковом монастыре. Дмитрий Иоаннович выслушал немало восхвалений. Его сравнивали с великими предками-воителями, называли вторым Александром Невским и Ярославом Мудрым, победителем врагов своих. Как и подобало смиренному христианину, Дмитрий ответствовал, что «крепко сражался» прежде всего за святые церкви, за веру православную и за землю Русскую и лишь потом за свою «великую обиду», что победа одержана волей и помощью Господа, молитвой святых страстотерпцев Бориса и Глеба и преподобного Сергия.
Спасение Руси от нашествия «второго Батыя» должно было казаться настоящим чудом даже тем, кровью и страданиями которых оно совершилось. Участники похода лучше остальных знали, какая гроза надвигалась на Русскую землю, на каком тонком волоске все держалось и какой переменчивой бывала военная удача. Как никто другой они понимали: ни численность войска, ни его вооружение, ни ратное умение воинов и мудрость полководцев одни лишь не могли привести к такому исходу битвы. Мамаевы полчища были несметны, хорошо сплочены, вооружены не хуже русских, татары не уступали противнику в бесстрашии, боевом мастерстве, в полководческом опыте. Но в тот день на Куликовом поле словно некая сверхсила вселилась в русское войско, заставляя его необоримо стоять под неотразимыми, казалось, ударами и отвечать врагу сторицею. Высокий духовный подъем, внутреннее преображение, чувство победы над собственной слабостью и страхом, над самой смертью — все это воспринималось как свидетельство благодати, снизошедшей свыше. Участники событий глубоко ощущали свою сопричастность небесным силам, Божьему промыслу, считали себя его исполнителями.
Отстояв литургию в Андрониковом монастыре и помолившись затем в одиночестве перед образом Спаса Нерукотворного, привезенным митрополитом Алексием из Царьграда, Дмитрий Иоаннович направился в столицу. С ним ехали Владимир Серпуховский, братья Ольгердовичи и все славное воинство. Московское духовенство, тысячные толпы народа сопровождали шествие в кремль. У Фроловских ворот процессию встретили жены князей, воевод, простых ратников. Было пролито много слез. Великая княгиня Евдокия Дмитриевна плакала от радости. Тут же голосили жены, матери и сестры погибших: «Уже бо солнце наше закатилося, а зори наша помрачишася; уже бо нам своих государей не видати». Были здесь и вдовы Тимофея Валуевича, Микулы Вельяминова, Андрея Серкизова, Михаила Бренка — Федосья, Марья, Марья и Аксинья. Слезы радости и горя долго не просыхали на Москве.
Великий же князь с княгинею Евдокией, сыновьями Василием и Юрием, двоюродным братом Владимиром Андреевичем, Андреем и Дмитрием Ольгердовичами прошествовал в Архангельский собор и поклонился святому его образу и сказал: «Заступник наш, всей немощи нашей». И молился у прославленной иконы и потом пошел к образам сродников своих, благоверных князей Бориса и Глеба и сказал: «Воистину вы наши пособники и наши молебники к общему нашему владыке Христу. Вашими молитвами спасся я от наших супостатов, безбожных татар». И потом вышел из церкви с братом своим, с князем Владимиром Андреевичем, и с литовскими князьями и пошли в большую, в соборную церковь честного и славного Успения. И став пред святою иконою, прилежно молился со слезами и благодарственно говорил: «Всенепорочная Владычица Предстательница и Покровительница рода христианского, Твоими молитвами избавил нас Господь Бог от рода татарского, от нечестивых сыроядцев».
Потом пришел к образу Пресвятой Богородицы: «Поистине благочестивый евангелист Аука написал эту икону, госпожа, царица, христианская заступница, благодаря тебе познали мы истинного Бога нашего Иисуса Христа». И пошел к гробу преблаженного великого святителя Петра, митрополита Московского и всея Руси, и, став у гроба, начал молиться со слезами и сказал: «Ты преблаженный Петр, святитель наш и учитель, крепкий в битвах, молитвенник Христу, мы ведь из твоего стада, при твоем посредстве показал нам Господь Бог свою милость последнему роду нашему, тобою защитил нас Бог от сильного варвара и нечестивого басурмана, царя Мамая, избавлены были от его сильной руки, ты зажег нам негасимую свечу, с твоею молитвою я сражался и победил своих врагов».
По преданию, в этот самый час за десятки верст от Москвы, в Троицком монастыре игумен Сергий внезапно прервал монашескую трапезу. Встав из-за стола, он начал читать хвалебную молитву. На общее недоумение Сергий отвечал: «Я вам, братие, говорю, что князь великий Дмитрий Иоаннович вернулся на свой престол невредимым».
Затем, согласно Киприановской редакции «Сказания», князь отправился в монастырь к Живоначальной Троице в Радонеж, к преподобному игумену Сергию, и помолился со слезами господу Богу и Пречистой Его Матери, и всем святым его, и получил благословение у преподобного игумена Сергия. И сказал ему: «Отче, твоими святыми молитвами победили мы измаильтян. А если бы твой чудный послушник, инок Пересвет-Александр, не убил великого татарского богатыря, то пришлось бы многим испить от него смертную чашу. Ныне же, отче, божиим попущением за многие наши грехи многое множество воинства христианского убито татарами». Князь просил, чтобы иноки пели панихиды и служили обедни по убитым. Так и было. Он одарил преподобного игумена Сергия и всю братию. И затем возвратился опять в Москву. И воссел на великом княжении Московском, своем наследстве от отцов и дедов, отдыхая от многих трудов и болезней, которые он претерпел за православную веру и за все христианство.
Главное дело своей жизни он завершил. Впоследствии Дмитрия Иоанновича так и стали называть — «Дмитрий Донской», а Владимира Андреевича — «Храбрый».
После Куликовской битвы, узнав о нападениях на возвращавшихся через рязанские земли воинов, Дмитрий Иоаннович намеревался было послать войско на соседа-недруга. Предвидя это, Олег отъехал вместе с семьей и ближним окружением к литовским границам. Рязанские бояре явились в Москву. Они упросили великого князя отказаться от вторжения и заявили о желании служить ему. В Рязанское княжество были посланы московские наместники, и оно, таким образом, перешло под руку Москвы. Однако вскоре Дмитрий Иоаннович понял, что поспешил с решением. Нетрудно оказалось водвориться в Рязани, гораздо труднее было удержаться в ней. Слишком глубокие корни имел здесь Олег. Его независимая политика, решительность в отстаивании самостоятельности княжества были по душе рязанцам. Олег не смирился с утратой власти и сделал бы все, чтобы вернуться на княжение. В этом он мог рассчитывать на поддержку союзной Литвы.
Начинать новую войну, едва закончив старую, Дмитрий Иоаннович не хотел. Поэтому Дмитрий предпочел допустить возвращение Олега на княжение в Рязань. Взамен он выговорил выгодные для себя условия нового «докончания». Олег признал старшинство великого князя Московского и Владимирского и свое равенство удельному князю Владимиру Серпуховскому. Рязань соглашалась на территориальные уступки Москве, в числе которых была и Мещера. В договоре особо подчеркивалось: «...А к Литве князю великому Олгу целованье сложити». Зловещий для Москвы рязанско-литовский союз тем самым разрывался. Олег Иванович взял обязательство в отношениях с Литвой, Ордой и русскими княжествами во всем следовать великому князю Московскому. Рязань, таким образом, становилась «подручницей» Москвы, частью общерусского союза под верховенством Дмитрия Донского. Это был еще один шаг к единству Руси. Но Олега Ивановича договор, навязанный ему силой, тяготил. Он считал его временным и ждал лишь удобного момента, чтобы сбросить с себя все обязательства. Ждать пришлось недолго.
Как мы знаем, Москва оставалась без митрополита, и русское войско перед Куликовской битвой благословил Коломенский епископ Герасим. Князь категорически отказался признать Пимена. В этих условиях оставался один выход — обратиться к митрополиту Киприану, который находился в Киеве.
Такой поворот событий назревал давно. Еще до отъезда Михаила-Митяя в Константинополь великий князь был близок с московскими старцами, главой которых был Сергий Радонежский и которые не скрывали своего единомыслия с Киприаном.
Принятию такого решения способствовали и перемены во внешнеполитическом положении Московского княжества: с разгромом Мамая отпала опасность литовско-татарского союза. Напротив, православный митрополит мог стать проводником влияния Москвы, престиж которой резко возрос после одержанных побед. В феврале 1381 года Дмитрий Иоаннович отправил своего духовного отца преподобного Феодора, игумена Симонова Нового Московского в честь Успения Пресвятой Богородицы мужского монастыря, к Киприану в Киев. 23 мая святой Киприан был торжественно принят в Москве как законный общерусский митрополит. Когда осенью того же года Пимен вернулся из Константинополя, он был арестован по приказу великого князя под Коломной и сослан в Чухлому.
Во время нашествия Тохтамыша в августе 1382 года вместе с преподобным Сергием Радонежским митрополит Киприан укрылся в Твери, где пробыл до конца сентября, пока Дмитрий Иоаннович не вызвал его к себе. Прибыв в Москву в октябре, Киприан в том же месяце уехал в Киев (так как великий князь не принял его), вызвал из ссылки Пимена, посадил его на митрополичий стол. О причинах нового конфликта между Дмитрием Иоанновичем и митрополитом Киприаном источники не сообщают. Наиболее правдоподобным, как увидим потом, представляется предположение, что недовольство великого князя было связано с тем, что именно во время пребывания Киприана в Твери ее правитель князь Михаил Александрович уехал в Орду хлопотать о ярлыке на Владимирское великое княжение.
Сложившимся положением дел великий князь был не удовлетворен, о чем свидетельствует поездка летом 1383 года в Константинополь для поставления на митрополичью кафедру Суздальского архиепископа Дионисия, которого сопровождал духовник великого князя архимандрит Феодор. Эту поездку следует связывать с заключением в это время соглашения между Дмитрием Иоанновичем и Ягайло, когда, вероятно, была достигнута договоренность об отстранении и Пимена, и Киприана и возведении на стол третьего, не замешанного в предшествовавших смутах кандидата. Дионисий недавно вернулся из Константинополя, получив сан архиепископа, и можно было рассчитывать, что его кандидатура будет хорошо принята в Константинополе. Патриарх Нил действительно поставил архиепископа Дионисия «митрополитом на Русь», но, когда в 1384 году он прибыл в Киев, соглашение между Москвой и Литвой было уже разорвано. По приказу киевского князя Владимира (Василия) Ольгердовича святой Дионисий был арестован и спустя полтора года умер в тюрьме.
Пока происходили эти события, митрополит Пимен продолжал управлять той частью Киевской митрополии, которая не подчинялась Киприану. Так, в конце 1383 года в Москве он поставил Михаила во епископа Смоленского — свидетельство, что Пимена признавали законным митрополитом не только на территории владимирского великого княжения, но и в других землях, политически тяготевших к Москве. Тогда же была создана новая кафедра — Пермская, на которую был хиротонисан святой Стефан.
Весной 1381 года митрополит Киприан и преподобный Сергий крестили Ивана — сына князя Владимира Андреевича.
Московский митрополит Киприан с мая 1381 года сразу же показал себя усердным пастырем монастырского общежительного движения. Он стоял за строгую монашескую дисциплину, за обособление братии от всего мирского, превращение ее в «черное воинство». Святой Киприан высказывал нестяжательские взгляды, считая, что «села и люди держати инокам не указано святыми отцами», что землевладение — «погуба чернецам». При новом митрополите активизировалась интеллектуальная жизнь церкви, заметно продвинулось книжное просвещение, укрепились связи с православным Востоком. Из Византии на Русь часто приезжали ученые монахи, стало больше привозиться книг и икон.
Возвратившись с победой с Куликова поля, великий князь Дмитрий Иоаннович исполнил обеты, данные им накануне битвы с Мамаем. Он разрешил преподобному Сергию основать новый общежительный монастырь во имя Успения Богородицы в лесной болотистой местности у впадения речки Дубенки в Дубну. Под самой Москвой, на Угреше, там, где великому князю была явлена икона святителя Николая, началось устроение другой обители — Николо-Угрешской. Существует предположение, что уже первый храм здесь возвели в белом камне.
Николо-Угрешский мужской монастырь стал одним из любимых мест богомолья русских царей. В середине 1920-х годов он был закрыт советской властью. Особенно интенсивному разорению обитель подверглась в 1940—1960-е годы. За это время был полностью снесен Никольский собор, с глав церквей выломаны кресты, разграблено и утрачено большинство икон и церковно-служебной утвари, явленный Дмитрию Донскому образ Николая Чудотворца (время написания иконы около 1380 г.) изъят из Никольского собора и помещен в хранилище Государственной Третьяковской галереи.
Реставрационные работы в монастыре начались в 1970-е годы. 1 мая 1991 года Патриарх всея Руси Алексий II освятил возобновленную монастырскую церковь Успения Богородицы. С этого же года Николо-Угрешская обитель продолжила свою жизнь по общежительному уставу.
Еще один ближний подмосковный монастырь — Спасо-Андроников, у стен которого проходила торжественная встреча героев Донского побоища, украсился надвратной церковью Рождества Богородицы. В это же время было начато строительство церкви Всех святых на Кулишках (после битвы здесь были похоронены павшие воины).
На берегах Нары, в Серпухове, удельной столице князя Владимира Андреевича, также не прекращалось мемориальное строительство, призванное увековечить победу на Куликовом поле. По преданию, уже в 1381 году в Высоцком монастыре, где игуменом пребывал ближайший сподвижник нового митрополита Киприана Афанасий, были возведены из белого камня собор Зачатия Богородицы и трапезная с церковью Покрова Божьей Матери.
14 августа 1382 года у великокняжеской четы Дмитрия Иоанновича и Евдокии Дмитриевны родился еще один сын. Его нарекли Андреем. Младенца крестил духовник великого князя Феодор, игумен Симоновский. Радовались родители, родичи, вся Москва. Она не знала, что ее ожидало...