Прежде всего нашим долгом является обратить внимание читателя на значительную трудность в том, что касается хронологии: во времена, которым посвящено данное исследование, гражданский год начинался на Пасху, а не 1 января. Это приводит к удивительным противоречиям.
Так, 1 января 1407 г. следует за 1 ноября 1407 г.! Кроме того, даты указываются по юлианскому календарю, а не по григорианскому. Таким образом, если мы хотим получить хронологию в соответствии с этим последним, необходимо прибавлять одиннадцать дней, чтобы получить нужное число, причем название дня недели не изменяется. Например, воскресенье 23 ноября 1407 г. по юлианскому календарю соответствует воскресенью 4 декабря 1407 г. по григорианскому.
Вот почему, если мы приводим даты по юлианскому стилю, мы даем двойное указание года в тех случаях, когда эта дата относится к периоду до Пасхи, с которой в то время начинался гражданский год. Так, 6 января 1408 г. будет изображаться как 6 января 1407/1408 г.
Начиная с 1392 г. короля Карла VI периодически поражало безумие, приступы помрачения рассудка чередовались с периодами ясного сознания. Отсюда циничная фраза его супруги, королевы Изабо Баварской: «Король сильно стесняет меня, когда он безумен, и еще больше, когда он таким не является...» И действительно, безумный или в ясном сознании, король давно уже не выносит вида королевы. Он жил во дворце Сен-Поль, между улицей Св. Антония и набережной Сены, но с тех пор, как его рассудок помрачился, королева уступила место молодой женщине по имени Одетта де Шандивер, дочери так называемого нормандского барышника, — и это было сделано с полного согласия королевы, которую такое положение дел вполне устраивало. Одетта де Шандивер, прозванная в народе «маленькой королевой», стала одновременно и преданной сиделкой, и нежной любовницей бедного короля.
Она к тому же родила ему дочь, которую он признал под именем Маргариты Валуа. Эта последняя впоследствии вышла замуж за Жана де Ардепенна, и их род угас только в XVI в. Своей дочери Карл VI дал герб, подтверждающий ее королевскую кровь: «Усеяно лилиями, пересеченными золотым стеблем». В данном случае стебель означал, в соответствии с геральдическим правилом, незаконнорожденность ребенка. Одетта умерла в 1425 г. в бедности. Добро, которым наделил ее покойный король, было у нее отнято по приказу королевы Изабо Баварской. Один только герцог Бургундский выплачивал ей небольшую пенсию.
Королева жила во дворце Барбетт, где она больше не боялась быть избитой до полусмерти Карлом VI. И каждый день она принимала там своего деверя, ставшего ее любовником, — Луи герцога Орлеанского (бывшего герцога Туренского), с которым она не стеснялась показываться на людях и в Париже, и в Мелене, и в Сен-Жермен-ан-Лэ, вызывая возмущение населения. Их связь началась в 1397 г. Говорили, что новый герцог Туренский, Жан, родившийся 31 августа 1398 г. и умерший от отравления в Компьене в 1416 г., являлся просто-напросто отпрыском этой незаконной связи, равно как и его младший брат Карл (будущий Карл VII).
Так вот, в среду 10 ноября 1407 г., «в два часа пополуночи», королева Изабо родила ребенка, «умершего в тот же день и отвезенного вечером в Сен-Дени». Так сообщает аббат Клод де Вилларе в своей «Всеобщей истории Французского королевского дома». Сложность состоит в том, что в первом издании этого труда, в 1764 г., этого ребенка зовут Филипп. Шестью годами позже, в издании 1770 г., его заменила девочка по имени Жанна. В третьем издании, в 1783 г., это утверждение повторяется без попыток объяснить странную опечатку: «Жанна, прожившая всего лишь один день» заменила «Филиппа, прожившего всего лишь один день». С чего бы это?
Аббат де Вилларе на этот вопрос не отвечает. Но для этого исправления явно были серьезные причины. И действительно, задолго до появления этого труда отец Ансельм де Сент-Мари с 1726 по 1732 г. выпускал «Генеалогическую и хронологическую историю Французского королевского дома». И этот автор назвал ребенка Филиппом. В первом издании аббат де Вилларе послушался его, но затем внес странную поправку, дав ребенку имя Жанна. Вероятно, это исправление было вызвано вмешательством самых высокопоставленных лиц. Ведь нельзя же забывать, что аббат де Вилларе был секретарем и специалистом по родословным при «Их светлостях Пэрах Французской Короны», каковой пост, как нетрудно догадаться, давал немаловажные возможности знакомиться с источниками.
На этом, однако, дело не закончилось. Через четыре года после смерти де Вилларе его сотрудники осуществили очередное издание, в ином формате и с иной пагинацией, возвратившись к первоначальной версии 1763 г., так что таинственный ребенок вновь стал именоваться Филиппом.
Как видим, точная половая характеристика ребенка оставалась под сомнением. Может быть, его назвали Жанна-Филиппа, если допустить, что это была девочка. Оправданием в данном случае мог бы послужить тот факт, что Филиппа де Эно, супруга короля Англии Эдуарда III, скончавшаяся в 1369 г., праправнучка короля Франции Филиппа Смелого, была также кузиной Карла VI и королевы Изабо. Граждане Кале обязаны ей жизнью.
Но прежде чем вернуться к временам, когда на свет появился этот таинственный ребенок, небесполезным представляется изучить обстоятельства, при которых родились и умерли его старшие братья; не станем задерживаться на датах рождения и смерти дочерей, ибо в них не содержится ничего таинственного, и никаких проблем не возникает по поводу места их погребения, поскольку ни одна из них не нашла вечного успокоения в базилике аббатства Сен-Дени, где лежат короли Франции и их сыновья.
Вот список сыновей Карла VI в порядке их появления на свет:
1. Карл – родился в замке Венсенн 25 сентября 1386 г. (6 октября по григорианскому календарю), умер накануне дня Невинных Младенцев, то есть 27 декабря 1386 г., в возрасте двух месяцев и трех недель. «Престолонаследник прожил недолго. Он преставился накануне дня Невинных Младенцев и вместе с этими присноблаженными душами разделяет отныне вечное царствие младенцев. В ту же ночь тело его, при свете факелов, в сопровождении знатных господ и в торжественной обстановке, достойной королевского величия, было перенесено в склеп королей в базилике Сен-Дени и погребено в часовне его деда у подножия алтаря» (см.: «Хроника монаха из Сен-Дени», книга VI, гл. VIII, с. 456-457).
2. Карл – родился во дворце Сен-Поль 6 февраля 1391 г. (по юлианскому стилю), умер 11 января 1400 г. в возрасте 9 лет. Был помолвлен с Маргаритой, дочерью Иоанна Бургундского, графа Неверского. Был также погребен в базилике Сен-Дени. «Церемонии по случаю этого шествия были жалкими и недостойными королевского величия. Монахи из Сен-Дени ожидали тело при входе в церковь. Их процессия отнесла его на своих плечах вплоть до хоров. Затем отслужили заупокойную службу. На другой день после службы королевские служители отнесли тело в королевскую часовню и положили его с левой стороны у ступенек алтаря в присутствии названных герцогов (Бургундского, Орлеанского и Бурбонского), коннетабля Франции, архиепископов Безансонского и Эксского, а также восьми епископов, присутствовавших на мессе» («Хроника монаха из Сен-Дени»).
Отметим, что, по мнению официального летописца базилики, церемония была «жалкая». Нам еще предстоит убедиться в важности этого замечания.
3. Людовик – родился 22 января 1396 г. во дворце Сен-Поль в Париже, умер 18 декабря 1415 г. в возрасте девятнадцати лет. Был погребен 23 декабря 1415 г. в церкви Богородицы в Париже (в соборе Парижской Богоматери), также, по замечанию летописца, «с великим торжеством». Но отчего же не в базилике Сен-Дени? Вероятно, оттого, что за два месяца до этого, 25 октября 1415 г., при Азенкуре, в нынешнем департаменте Па-де-Кале, было истреблено французское рыцарство. Битва была страшной: с обеих сторон в ней погибли: 11 принцев, 80 баннеретов (рыцарей, имевших право воевать и шествовать под стягом-хоругвью), 1200 рыцарей и более 20 тыс. солдат. В Англию отправились многочисленные пленники высокого ранга. Среди них – поэт Карл Орлеанский, пробывший там в плену 25 лет, пока не сумел выплатить огромный выкуп. Понятно, что «великие торжества» по случаю похорон Людовика Французского пришлось подсократить.
4. Иоанн – родился 31 августа 1398 г. во дворце Сен-Поль в Париже и умер в Компьене 5 апреля 1416 г. в возрасте 18 лет, от яда. Погребен в аббатстве святого Корнелия, через неф которого в 1806 г. пройдет нынешняя улица Ceн-Корней. Все, что от него осталось, — это галерея XIV в. Отчего же тело юного принца не было доставлено к его братьям, в базилику Сен-Дени? Когда станет известна тайна этого отравления, будет наверняка получен ответ и на этот вопрос. Всем историкам известно, насколько трудно приподнять завесу, покрывающую эту эпоху, и ее летописцы, начиная с монаха Сен-Дени, вынуждены умерять свое красноречие, умалчивать о кое-каких делах, а то и представлять их в ложном свете, боясь, как бы это не отразилось на них самих самым неблагоприятным образом. Принцы крови и их кузены обладали «иммунитетом», для поддержания которого у них были большие возможности...
5. Карл – будущий Карл VII. Нам незачем заниматься им здесь. Укажем лишь, что он родился также во дворце Сен-Поль 22 февраля 1402 г. в два часа пополуночи, что умер он в Меленсюр-Йевр, в нынешнем департаменте Шер, и был погребен в аббатстве Сен-Дени.
6. Филипп (или Жанна) – родился 10 ноября 1407 г. (по юлианскому стилю, то есть 21 ноября по григорианскому). Вот что гласила «Хроника монаха Сен-Дени»:
«В канун дня святого Мартына, около двух часов пополуночи, августейшая королева Франции разрешилась от бремени сыном, в своем Парижском Дворце, что подле заставы Барбетт. Дитя сие прожило недолго, и близкие короля едва успели наименовать его Филиппом и окрестить его малым крещением во имя Святой и Неделимой Троицы. Вечером следующего дня придворные господа отвезли тело в аббатство Сен-Дени, в котором, сообразно обычаю, были зажжены все светильники, и погребли его рядом с братьями в часовне короля – деда его (Карла У), повелевшего служить там две обедни в день.
Преждевременная кончина сего дитяти погрузила королеву в глубокую скорбь, и все время после родов она провела в слезах. Светлейший герцог Орлеанский, брат короля, часто навещал ее и пытался смягчить ее страдания словами утешения. Но в канун дня Св. Климентия, после того как он весело поужинал с королевой, против его особы было совершено ужасное, неслыханное и беспримерное преступление» (цит. соч., книга XXVIII, гл. ХХХ).
Теперь необходимо сделать несколько замечаний.
Огромный дворец Сен-Поль, построенный королем Карлом V и занимавший в тогдашнем Париже целый квартал, в наши дни стал кварталом Сен-Поль. Там был расположен королевский двор, там проживал со своей сиделкой и нежной возлюбленной Одинеттой де Шандивер король Карл VI. После убийства Луи Орлеанского король приобрел дворец де Турнель и поселился в нем. Луи был младшим братом короля.
А пока в этом дворце родились все его сыновья, кроме первого, родившегося в Венсеннском замке. И королева Изабо, из почтения к королевскому званию, вынуждаемая к этому и придворным этикетом, неизменно разрешалась от бремени там, где проживал ее супруг, даже тогда, когда она знала, что эти дети рождены в результате прелюбодеяния.
И теперь возникает первый вопрос: почему в этот день 10 ноября 1407 г. роды ее происходили не во дворце Сен-Поль, не в присутствии главных членов короны, и где в то время должны были бы находиться в ожидании те дамы, которым надлежит принять на свое попечение нового маленького принца или новую маленькую принцессу, а именно: гувернантка, дама из знатного рода; лейбкормилица; пеленальщица; горничная; запасные кормилицы и церковный прелат высокого ранга (или, во всяком случае, капеллан), коему надлежит окрестить малым крещением это новое «дитя Франции» в ожидании большого торжественного крещения в соборе Парижской Богоматери?.. Ведь никого из этих особ при родах не было, ни даже капеллана, ибо малое крещение в этом дворце Барбетт совершили вышеуказанные «близкие короля»... Кто же эти люди? Ведь главные служители короля, уже в силу своей службы, не покидали его ни на шаг. И отчего же отсутствуют те будущие служительницы, присутствие которых необходимо в связи с появлением новорожденного?
Вероятно, оттого, что независимо от пола ребенка, который, естественно, пока еще не известен, все знали, что ребенок будет перевезен в другое место, в деревню под Парижем. Мы вскоре разгадаем ее название. Ведь не случайно королева Изабо решилась рожать там, где находились так называемые «малые покои королевы», в том маленьком дворце Барбетт, расположенном недалеко, за пределами прежней городской стены Парижа, очертания которой были определены Филиппом-Августом, неподалеку от ворот Сен-Дени и Сен-Мартен, пробитых, как и ворота Барбетт, откуда имя дворца, во второй городской стене, возведенной по повелению Карла V.
«Малые покои королевы», маленький дворец Барбетт – что-то вроде холостяцкой квартирки для королевы Изабо; там-то она и вела, равно как и в Боте-сюр-Марн, свою распутную жизнь, бывшую для нее основным смыслом ее существования.
Ведь по выходе из ворот Барбетт всего лишь четыре лье надо проехать до деревни Энгьен, где живут родные Марьетт д'Энгьен, дамы де Варенн, супруги Обера Ле Фламенка, владыки Кани и камергера Луи Орлеанского, которая и сама нередко гостила там. А Марьетт д'Энгьен – одна из официальных любовниц герцога Луи.
Она даже родила от него ребенка, позже прославившегося под именем Жан бастард Орлеанский и получившего титул графа Дюнуа, графа де Порсеан, графа де Лонгвиль, наместника королевства от Карла VII, наградившего его грамотами, которые узаконили его положение как принца из французского королевского дома.
И уже сами обстоятельства его рождения прикрыты завесой, сотканной тогдашними летописцами. Например, если эти последние тщательно отмечают день, месяц, год, а то и час рождения любого принца, о Дюнуа сказано лишь, что явился он на свет «примерно в 1403 г.», в «Париже». Нам скоро станет ясно, что все сведения, касающиеся того, как именно родился этот ребенок, были скрыты умышленно, и первым, кто стал их замалчивать, был именно отец Ансельм де Сент-Мари с его «Генеалогической и хронологической историей Французского королевского дома».
Пока же о ребенке заботилась Марьетт д'Энгьен, которая твердила на всех перекрестках о том, что его отцом является брат короля Луи герцог Орлеанский. И ведь ее супруг, Обер де Кани, не протестует. А уж конечно, у него было бы полное право пока рать ее за прелюбодеяние, учитывая законы той поры. Но ничего такого он не умышляет. И вскоре мы узнаем почему.
На самом деле этот ребенок родился во вторник 18 апреля 1402 г. (по юлианскому календарю), то есть во вторник 29 апреля по григорианскому, если верить терпеливым изысканиям Мишеля Каффена де Мерувилля (см.: «Красавчик Дюнуа и его время», Париж, 1961), который в этих целях обследовал множество документов, забытых нашими государственными архивами. Но показательно и важно для того, с чем мы вскоре столкнемся, что рождение это имело место в Боте-сюр-Марн, куда по случаю ее родов Луи Орлеанский никак не мог бы, вопреки предположениям Мишеля Каффена де Мерувилля, привезти Марьетт д'Энгьен.
Ведь замок Боте-сюр-Марн был собственностью Карла VI и Изабо. Если бы Луи Орлеанский привез туда одну из своих беременных любовниц, Изабо, ревниво следившая за похождениями красавца герцога, безжалостно выкинула бы ее вон. С подлинной матерью Дюнуа нам предстоит познакомиться благодаря Валле де Виривиллю, который в своей «Истории Карла VII» сообщает нам, что:
«Граф де Дюнуа, Жан бастард Орлеанский, был сыном Луи Французского, герцога Орлеанского, брата короля, и странным в его рождении было то, что, каким бы незаконнорожденным он ни был, его отец был более достоверным, чем его мать! Правда, Марьетт д'Энгьен, дочь Жака сеньора де Фэньёль и жена сеньора де Варенн, признавалась, что родила его от герцога Орлеанского. Однако ей не верили, и распространился слушок, что матерью его была знатная принцесса, честь 1:0торой согласилась спасти дама де Варенн» (цит. соч., книга l-я).
Вот откуда безмятежное спокойствие Обера де Кани, преисполненного снисходительности. А ведь ему как-то случалось оказаться у постели, на которой лежала его обнаженная супруга – правда, с прикрытым лицом. Луи Орлеанский, который привел его, осведомился у него, видел ли тот когда-нибудь такую красивую женщину. Осторожный дипломат или муж, отличавшийся плохой наблюдательностью, Обер де Кани ответствовал, что и в самом деле ему не приходилось видывать прежде столь прекрасной дамы.
Вопреки утверждениям Фьеве, историографа города Эпернэ в 1868 г., сформулированным в его труде, согласно которым возле его города находится лес Энген, а не Энгьен, а также прудик, поименованный Орлеанским прудом, малютка Жан был воспитан не в Эпернэ и не в соседнем лесу! Его гувернантка звалась дама Жанна дю Мениль, а позже у него в наставниках ходил прославленный врач-астролог Флоран де Виллье.
В сентябре 1405 г. Луи Орлеанский привел его к своей супруге Валентине Висконти, дочери герцога Миланского. Восхищенная красотой малыша, она не удержалась от того, чтобы воскликнуть: «Его у меня, можно сказать, украли! Как бы мне хотелось быть его настоящей матерью!..» С этого дня маленький Дюнуа был введен в общество своего старшего брата Карла как его младший брат и жил при Валентине Висконти в Шатонёф-сюр-Луар, и она обращалась с ним как со своим собственным ребенком.
Мнимая мать маленького незаконнорожденного отпрыска принцев была выбрана не случайно. Что касается своей «официальной» семьи, Марьетт д'Энгьен происходила по матери, Мари де Руси, от прославленного рода в области Эно, прародителем которого был пятый сын короля Людовика VI Толстого. Значит, и в ней текла королевская кровь Франции. Что касается Обера Ле Фламенка, то его отец в глазах закона, владыка Кани, насчитывал среди предков маршала Франции – Рауля Ле Фламенка.
Все это объясняет, почему в дальнейшем Карл VII проявлял величайшую снисходительность к Жану Дюнуа, которого он осыпал титулами и почестями, невзирая на его участие (подчиняясь братской любви к своему сводному брату Карлу Орлеанскому) в феодальном бунте Прагерия. И позднее, при Людовике XI, Дюнуа примет участие в Лиге Общественного Блага, из чего он опять же выйдет цел и невредим.
Он явно слишком много знал, чтобы можно было осмелиться покарать его; к тому же он был доблестным и удачливым полководцем.
Но вернемся к таинственному ребенку, родившемуся во дворце Барбетт. То, что Изабо произвела его на свет не во дворце Сен-Поль, как всех прочих своих «законных» детей, а в другом месте (Боте-сюр-Марн, что касается Жана Дюнуа, дворец Барбетт для своего последнего ребенка), уже пробуждает внимание недоверчивого историка. Но прежде всего, какого пола был этот последний ребенок?
Очевидно, что колебания аббата Клода де Вилларе, который называет это таинственное дитя то Филиппом, то Жанной, не содействуют решению загадки, тем более что тогдашние летописцы, как нам предстоит убедиться, не отличаются такой точностью, как монах Сен-Дени.
Прежде всего отметим, что термин «дитя» всегда употребляется в среднем роде, не предполагая никаких точных указаний на пол ребенка, ибо «он попросту указывает на связь между поколениями: сын или дочь» (См.: Э.Литтре. Словарь французского языка, Париж, 1873).
Но в своей «Летописи» Ангерран де Монстреле просто сообщает нам, что в тот трагический день, когда вооруженные слуги Жана Бесстрашного собирались убить Луи Орлеанского во дворце Барбетт, «...возле преставившегося дитяти лежала королева, которая еще не прошла обряда очищения (после родов)».
Монстреле – это фламандский летописец деяний знати (1390 1453). Он служил Люксембургскому дому. Ему явно довелось услышать немало доверительных признаний со стороны членов этой династии, связанной с французской, как станет ясно позднее. Первой супругой Филиппа Доброго была Мишель де Валуа, сестра Карла VII и Екатерины Валуа, королевы Англии.
Многое должен был знать и наш аббат Клод де Вилларе, который в своей «Истории Франции от утверждения монархии вплоть до царствования Людовика XIV» использует тот же двусмысленный термин, не уточняя, идет ли речь о маленьком принце или о маленькой принцессе.
«В те поры Изабелла рожала дитя, скончавшееся через 24 часа после своего появления на свет. Герцог ужинал там. Было примерно восемь часов, когда...» (и пр., и пр. См.: Цит. соч., том XII, с.478, изд. 1770 г.).
Но в описываемую эпоху рождение королевского ребенка мужского пола имело куда большее значение, чем если бы это была девочка. Это доказывают как различия в местах погребения, так и масштаб соответствующих церемоний. Почему же в этой связи летописцы не сообщают, шла ли речь о мальчике, то есть о новом молодом принце, потенциальном наследнике французского престола, если бы скончались все его старшие братья?
Да потому, что рождение этого ребенка было сознательно окружено тайной, а также, весьма вероятно, потому что точный пол ребенка не был известен. Не забудем, что Жанна Девственница столкнется с тем, что ее собственный пол в течение долгого времени будет оспариваться и что, по слухам, она была на деле мальчиком. Потребовались проверки, проведенные в Пуатье (1429 г.) и в Руане (1431 г.), чтобы установить в точности, что она была девушкой, к сожалению, страдавшей от деформации полового органа, из-за чего для нее были невозможны нормальные половые сношения; об отсутствии менструаций у Жанны было рассказано на процессе, оправдавшем ее. Теща Карла VII королева Иоланда Анжуйская и дама де Беллье, супруга королевского наместника Шинона, засвидетельствовали в Пуатье, что они имели дело с «подлинной и ненарушенной девственницей», что явствовало из осмотра, которому они ее подвергли.
Из первого термина явствует, что речь и в самом деле идет о девушке, из второго же, что она действительно девственна. Следовательно, возникло желание увериться как в том, так и в другом, из чего вытекает, что существовало сомнение по поводу ее подлинного пола.
С другой стороны, Вилларе, официальный специалист по родословным при Пэрах Короны, оказывается в противоречии с монахом Сен-Дени. По мнению этого последнего, дитя умерло почти сразу, поскольку едва хватило времени для его малого крещения. Согласно Вилларе, ребенок прожил 24 часа, что не одно и то же и свидетельствует о том, что обоим историкам пришлось пользоваться совсем разными и противоречащими друг другу источниками.
В свое время с такими же трудностями сталкивался и отец Ансельм де Сент-Мари. Задолго до Вилларе он очень коротко поведал о появлении на свет того ребенка, которому в его «(Генеалогической истории Французского королевского дома и великих чинов Короны» (с.114) посвящено всего лишь две строки, в то время как всем прочим отпрыскам – девочкам или мальчикам – отведено в среднем по 15 строчек. Приведем же цитату из отца Ансельма де Сент-Мари:
«6. Филипп, родился в Париже, 10 ноября в два часа пополуночи в 1407 г., преставился в тот же день, а вечером был отнесен в Сен-Дени».
Вот и все. Он ничего не сообщает нам ни о месте рождения (дворец Барбетт), ни о сроке жизни, ни о малом крещении и пр. Возникает ощущение, что ведомо ему гораздо больше, но говорить он не может.
Вернемся же ко временам этого рождения, столь обильного загадками.
Читая «Летопись монаха из Сен-Дени», мы только что видели, что королева Изабо «была погружена в глубокую скорбь преждевременной кончиной сего дитяти и все время после родов провела в слезах. Герцог Орлеанский часто навещал ее и пытался смягчить ее страдания словами утешения».
Но вдруг все меняется. В канун св. Климентия, то есть 23 ноября 1407 г. (по юлианскому календарю), герцог навещает королеву и оба «весело ужинают». Можно ли поверить, что, едва прошло 13 дней после утраты сына, королева (которая всегда была очень нежна со своими малолетними детьми) ужинала бы столь весело, что летописцу стало об этом известно, так что он почел уместным сообщить о сем обстоятельстве?
В тот вечер, едва расставшись с королевой, герцог Луи Орлеанский был злодейски убит на Старой Храмовой улице подручными Жана Бесстрашного, герцога Бургундского, которому в недавнем прошлом он наставил рога и цинично представил доказательства сего деяния.
Мы можем допустить, что королева Изабо испытывала скорбь по поводу кончины сего дитяти, плода пылкой страсти, которую она в ту пору питала к Луи Орлеанскому. Можно также предположить, что она плакала, но не по поводу смерти, а по поводу его перевода к кормилице, что означало окончательное с ним расставание. Ведь это дитя было все же отмечено печатью незаконнорожденности, коль скоро знали, что король Карл VI не мог быть его отцом.
Вот отчего она самым скромным образом отправилась разрешаться от бремени во дворец Барбетт.
Нельзя не уловить полного совпадения обстоятельств, при которых явились на свет Жан Дюнуа, которому приписали в матери Марьетт д'Энгьен, и Жанна Девственница, матерью которой угодно было считать Изабеллу де Вутон по прозвищу Римлянка. Использован один и тот же прием. Но во второй раз уже было невозможно воспользоваться услугами Марьетт д'Энгьен. Она умерла вскоре после того, как малютка Жан был передан Валентине Висконти. Вот почему в Париже в июне 1407 г. появилась Жанна д'Арк, свояченица Жака д'Арка. Цель этого визита – вновь устроить так, чтобы дитя было помещено к кормилице.
Аборт в те времена и в такой среде не делался, да и Луи Орлеанский на это не пошел бы. Он охотно прибегал к услугам астрологов, колдунов, некромантов. Кто знает? Может быть, ему была предсказана будущая великая военная доблесть ребенка, которому предстояло родиться. И даже у принцев совесть была неспокойна при мысли о смертной казни, которой наказывалось убийство ребенка во чреве матери.
Но с другой стороны, королева никак не могла оставить это дитя при себе.
Остается вопрос об умершем ребенке, отвезенном в Сен-Дени и погребенном в часовне своего деда, Карла V.
Присутствие столь многочисленных военных в таких крупных городах, как Париж, предполагало, что многие девушки оказывались соблазненными, а то и изнасилованными. И если знать не отрекалась от своих незаконнорожденных отпрысков, то не так обстояло дело с крестьянами, ремесленниками и торговцами. Отсюда – пресловутые «скамейки для подкидышей» у входа в церкви, походившие на деревянные корыта. В них оставляли своих детей девицы, ставшие матерями вне брачных уз. Ведь за аборт в те времена полагалась смертная казнь.
В ту страшную зиму 1407/1408 г. нередко находили замерзших до смерти детей: «мороз длился шестьдесят шесть дней, да такой крепкий, что когда настала оттепель, то парижский Новый мост обвалился в Сену.
Как бы там ни было, существование ребенка, родившегося 10 ноября 1407 г., оказалось вполне официальным. Об этом свидетельствуют его похороны, ибо такое рождение скрыть было невозможно. Стало быть, новорожденному следовало изыскать и официальную кончину. Что и было исполнено. А что6ы лучше запутать следы, было объявлено о смерти мальчика, в то время как родилась девочка – Жанна, которая впоследствии в родословных будет фигурировать вместо маленького неведомого мертвеца – Филиппа.
Но может возникнуть вопрос: зачем было окружать тайной воспитание Жанны? Уйдя в мир иной, дитя – плод прелюбодеяния, не причиняло 60льше никаких затруднений, в то время как, оставаясь в живых, такой ребенок самим актом своего публичного появления порождал скандал, который уже было невозможно ни скрыть, ни забыть. Если незаконный отпрыск не был позором для мужчины-отца, то для замужней женщины и даже для девушки внебрачный ребенок был чем-то постыдным.
С другой стороны, дети представляли собой моральное, а то и политическое богатство в связи с возможностью заключения выгодных браков. Вот почему внебрачные дети у аристократии пользовались покровительством. И Жанну воспитали, храня тайну ее рождения, для того чтобы никто не мог завладеть ею и убить ее.
Но кому бы могло прийти в голову пожелать обречь на смерть дитя прелюбодеяния? Разумеется, мужу... Иными словами — Карлу VI, который в 1417 г., приревновав, подверг пытке и убил Луи де Буа-Бурдона, любовника Изабо. Его труп был зашит в кожаный мешок и брошен в Сену. Можно бы также задаться вопросом о том, кто несет ответственность за преступное отравление престолонаследника Жана, умершего в Компьене в 1416 г. в 18 лет. Ведь он был тем первым ребенком Изабо, по поводу которого не могло быть никаких сомнений в том, что Карл VI не был его отцом.
Напротив, подобно тому, как это случилось с сыном, который у герцога Орлеанского родился от Марьетт д'Энгьен, став известным под именем Жана Дюнуа, Бастарда Орлеанского, ребенок, родившийся 10 ноября 1407 г., был бы воспитан в соответствующих условиях, не умри он: его отец герцог Луи заранее сделал бы все необходимое для этого. И вот тут-то и становится понятной роль Жанны д'Арк, свояченицы Жака д'Арка, таинственным образом появившейся в Париже в июне 1407 г. Для этого перенесемся в Домреми 6 января 1407/1408 г. (по юлианскому календарю) и перечитаем письмо, которое Персеваль де Буленвиллье (камергер Карла VII и сенешаль Берри) направил 21 июня 1429 г. герцогу миланскому Филиппу-Мария Висконти, тестю покойного Луи Орлеанского, сообщая ему после встречи в Шиноне подробности о происхождении Девственницы:
«В ночь на Богоявление люди с факелами нарушили обычный покой. Поселяне, не ведая о рождении Девственницы, бегали взад и вперед, пытаясь выяснить, что же произошло, после того как их призвали отпраздновать событие. Более того, запели и захлопали крыльями в течение двух часов петухи, как если бы они предчувствовали это счастливое событие».
Естественно, этот рассказ не следует понимать буквально, поскольку в деревне Домреми было всего 34 хозяйства, и трудно представить, чтобы в течение девяти месяцев жители не ведали бы того, что супруга Жака д'Арка была беременна и только что обычнейшим образом разрешилась от бремени, к чему вот уже несколько дней должны были быть готовы друзья и соседи. Значит, имеется в виду другое...
Отметим, что в Шиноне по поводу своего возраста в 1429 г. Жанна сказала: «Мой возраст составляет трижды семь» — то есть 21 год, что и позволяет отнести дату ее рождения к 1407/1408 г., как и у таинственного ребенка Изабо Баварской, а не к 1412 г., как пытается уверять нас официальная история.
А если бы у нас оставались сомнения по поводу точности даты 1407/1408 г., нам было бы достаточно обратиться к папскому декрету от 6 января 1904 г., принятому вслед за торжественным заседанием, состоявшимся в тот же день, когда уже было рассмотрено дело о ее будущем причислении к лику святых. В этом декрете папа Пий Х дает в качестве даты рождения 6 января 1409/1408 г., что окончательно отметает 1412 г., но ловко устраняет дату, названную как Жанной, так и Персевалем де Буленвиллье: 1407/1408 г., слишком недвусмысленно привязанную к таинственному ребенку, хотя 5 января 1409 г. на деле равняется 6 января 1408 г., коль скоро 1409 г. начинался лишь на Пасху, то есть 26 марта...
Рассказ Персеваля де Буленвиллье, при всей своей романтической окраске, конечно же, не соответствует действительности. В ночь на 6 января 1407/1408 г., накануне Богоявления, было темным-темно, ибо не было луны, новолуние начиналось двумя днями позже, 17 января по григорианскому стилю. Значит, и речи не было о том, чтобы мчаться верхом целые часы напролет при неверном свете факелов по лесам, где скверные дороги занесены снегом или оледенели. В такой прогулке были бы одни неприятности, начиная с ночного мороза, куда более крепкого, чем днем, а значит, еще более опасного для перевозимой новорожденной.
На деле отряд всадников, сопровождавший кормилицу и младенца (двигавшихся наверняка, по обычаям времени, на носилках), прибыл в Домреми днем, из Гондрекура, предпоследнего этапа, расположенного километрах в двадцати, причем пять лье едва составляют три часа рысью. Именно это прибытие днем и позволит населению Домреми 20 лет спустя засвидетельствовать перед двумя уполномоченными по расследованию, присланными Церковным судом из Пуатье, что Жанна была известна в этой деревне как дочь королевы Изабо Баварской и герцога Луи Орлеанского, ее деверя. Мы не замедлим представить соответствующие доказательства.
Как кормили ребенка в течение этого переезда, длившегося дней десять? Его, разумеется, кормила кормилица, которую, несомненно, сопровождала Жанна д'Арк, вдова Николя д'Арка и свояченица Жака д'Арка и Изабеллы, его супруги. Что до сопровождения, оно неизбежно состояло из офицеров и армейских сержантов, принадлежащих к Орлеанскому дому.
Вот каким представляется нам маршрут эскорта. ПокинувПариж, он должен был проехать через Жуэнвиль-сюр-Марн, Шенневьер, Понто-Комбо, Озуар-ла-Феррьер, Турнан-ан-Бри, Розэ-ан-Бри, Эстерно, Сезанн, Ла Фертэ-Шампенуаз, Соммсон, Витри-ле-Франсуа, Сен-Дизье, Линьи-ан-Барруа, Гондрекур и Домреми. Начиная с Сен-Дизье, кормилица и ее сопровождение находились в безопасности, так как они были в землях герцога Барского, в герцогстве, принадлежавшем Анжуйскому дому. А герцогом-то был не кто иной, как Карл Анжуйский, младший сын королевы Иоланды Анжуйской, а значит, свойственник Карла VII.
Кто готовил эту поездку? Изабо Баварская? Карл Орлеанский, сын убитого герцога? Он родился в 1391 г. В эту пору ему было 16 лет. Иными словами, уже два года, как он совершеннолетний. В 1411 г. он возьмется за оружие, чтобы отомстить за отца. Да, возможно, это он. Проблемы незаконнорожденности для знати не имели значения. Главное – своя кровь.
И в самом деле: говоря о Дюнуа, его называют «монсеньор бастард»; обращаясь к нему, его называют «монсеньор»; он сам подписывается: «Бастард Орлеанский». В те времена существовали и другие лица, именовавшиеся подобным образом: Бастард де Ваидонн, вассал Жана Люксембургского. Именно ему вручит шпагу Жанна, взятая в плен близ Компьена. Были также и Бастард д'Арманьяк, и Бастард де Бурбон, первый сеньор де Бюссе. Все они для своей подписи используют этот титул.
Но отчего же вслед за прославленной встречей в Шиноне между Жанной и Карлом VII Персеваль де Буленвиллье испытывает необходимость написать такое странное письмо Филиппу-Мария Висконти, герцогу Миланскому? И чего ради сообщать ему все эти на первый взгляд не представляющие особого интереса подробности об обстоятельствах рождения в Домреми? Да для того чтобы привлечь его внимание к особе Жанны, ибо если она является дочерью королевы Изабо и Луи Орлеанского, то в таком случае она оказывается сводной сестрой его сына Карла Орлеанского, внука Висконти, а значит, и сама принадлежит к дому Орлеанских. И за 19 дней до этого письма Карл VII дал Жанне герб, который, как нам вскоре предстоит убедиться, четко выражает ее происхождение благодаря символике составляющих его элементов.
И тут-то выясняется, вопреки общепринятому мнению, что не все пребывали в неведении относительно ее королевского происхождения. Посвященными были не только поселяне Домреми. Как Орлеанская Девственница она была известна задолго до того, как освободила город Орлеан.
Жак Желю, архиепископ Амбрёнский, в своем письме к Карлу VII, написанном в марте 1428 г., уже называет ее Орлеанской Девственницей, в то время как она еще не покинула Лотарингию и когда никто еще не знает, что прежде всего она собирается освободить Орлеан. Таким образом, перед нами — намек на ее происхождение, она – «дочь» («риеllа»=«рисеllе», то есть «дочь», а не «девственница», так как термин «девственница» по-латыни – «virgo») Орлеанского дома. Ее сравнивают с другим сводным братом — Жаном Дюнуа, Бастардом Орлеанским, ибо, подобно тому как Девственница пишут с заглавной буквы, имея в виду Жанну, Бастард пишут тоже с заглавной, имея в виду Дюнуа. Существуют, таким образом, Бастард и Девственница.
На процессе, осудившем ее, Жанна заявила, что ее называли в детстве Жаннетой, чтобы отличить ее от ее крестной матери, Жанны д'Арк, вдовы Николя д'Арка, но позднее стали называть Жанной Девственницей. «Мое имя Жанна Девственница», — постоянно твердила она.
Ни в одном из документов, предшествующих рескрипту 1456 г. папы Каликста III, провозгласившему ее реабилитацию, она не зовется Жанна д'Арк. Ее постоянное имя – Жанна Девственница. Да и королевские грамоты 2 июня 1429 г., в которых Карл VII наделяет ее личным гербом (ее, а не братьев, у которых герб уже был – герб д'Арков), называют ее точно так же – «Жанна Девственница», а вовсе не Жанна д'Арк.
В разных местах распространялись намеки на мнимые пророчества о том, что женщина спасет Францию, погубленную женщиной же. Журналистка Маргерит Рей в некоем альманахе XV в. нашла даже трехстишие на эту тему.
Иные из этих предсказаний, возможно, представляют собой лишь лозунги, призванные подготовить определенные настроения. Их приписывают волшебнику Мерлину, Бэде Достопочтенному, Эрминии Реймсской. Все они возвещают, что с лотарингских земель подымется дева, которая спасет Орлеан, а королевство будет возвращено своему подлинному государю, Карлу VII. Более того: еще задолго до прибытия Жанны в Шинон, задолго до ее отбытия к Орлеану иные жители города, осажденного англичанами, уже окрестили новую огромную бомбарду «пастушкой».
На деле (и нам предстоит в этом убедиться) все обстояло так, как будто давно уже подготавливался ее выход из безыменности и заранее составлялся целый сценарий, цель которого заключалась в том, чтобы расположить страну в пользу короля Карла VII.
В самом ее крещении существуют таинственные черты, обнаруживающие ее истинное происхождение. Соответствующие намеки делаются в ходе процесса, осудившего ее:
«На вопрос о своих крестных отце и матери ответила: женщина по имени Аньес и другая, по имени Жанна, а также некто по имени Жан Баван, каковой был ее крестным отцом. Также сказала, что слышала от своей матери, что были у нее и другие крестные отцы и матери, помимо вышесказанных. На вопрос об имени священника, крестившего ее, ответила, что звался он Мессир Жан Нине, как ей известно. На вопрос, жив ли упомянутый Нине, ответила: да, как ей известно».
Стало быть, были у нее крестные отцы и матери, не фигурировавшие на ее церемонии крещения. Но так всегда обстояло дело со знатными господами, хотя они и не оставались безвестными: отсутствуя на самой церемонии, они все равно вписывались в реестр крещений. Отчего же их имена и звания оказались скрытыми в случае, касающемся Жанны?
И что весьма удивительно и что подтверждают намеки Персеваля де Буленвиллье, место рождения Жанны было неведомым. Жан де Новелонпон и Бернар де Буланжи, офицеры Бодрикура, часто бывавшие в гостях в жилище д'Арков, заявили на процессе по ее оправданию, что они «слышали о том, что Жанна была родом из Домреми». А некий кузен д'Арков, Дюран Лаксар, сопровождавший Жанну в Вокулёр и в Шинон, на том же процесс е заявил, «что он полагает, что Жанна родилась в Домреми». Полагает – значит, не уверен. А ведь он часто принимал Жанну у себя дома, и он через брачные связи является ее дядей.
В ходе этого исследования подтвердится все, что только что было сказано.
Дело в том, что в каталоге Выставки, прошедшей в Руане на тему «Жанна д'Арк и ее время» (июль–август 1956 г.), достопочтенный отец Донкёр, автор не поддающегося критике фильма, где Жанна обращала врагов в бегство простым мановением своего штандарта – а врагами были английские наемники! Как же не признать, что сей штандарт обладал волшебной силой! – забыв о том, что сама Жанна заявляла, что «многократно» она успешно крошила и поражала своим мечом из Фьербуа, заявил – и слова его могут вполне сойти за признание:
«Чем тратить время на повторение доступных и бесполезных жизнеописаний, лучше бы доподлинные исследователи приложили силы на открытие того, что все еще ускользает от нас».