Жюльетта Жан-Сессин (1887?—1913?) родилась во Франции, получила блестящее образование и как истинная дочь своей страны, воспитанная на идеалах свободы, равенства и братства, сама распорядилась своей судьбой. Она встретила мужчину своей мечты — Владимира Русанова. Он был русским, вдовцом, имел ребенка в России, но она полюбила именно его и ждала из дальних странствий... Когда в 1911 году их свадьбу перенесли из-за пятой по счету экспедиции на Новую Землю, Жюлъетта больше не пожелала ждать и отправилась вместе с женихом. На хрупкой шхуне с величественным именем «Геркулес» и под российским флагом она ушла навстречу своей судьбе... Тайна пропавшей экспедиции Русанова все еще не раскрыта...
«...Господин Амундсен, извините меня за смелость, но я прошу Вас сообщить мне, не намерены ли Вы проявить участие к судьбам моих дорогих детей: дочери и моего зятя, к судьбе их товарищей и попытаться отыскать их следы в Арктике.
Я знаю от своего зятя, что капитан, который вел их судно, сопровождал Вас в Вашей замечательной экспедиции, во время которой Вы достигли Южного полюса.
Прошу Вас принять выражение моих самых почтительных чувств и мои самые искренние приветствия. Вдова Жан-Сессин».
Руал Амундсен вздохнул, в который раз пробежав глазами этот потрепанный листок, положил его снова в папку с бумагами. Конечно же он прекрасно помнил молодого моряка и океанографа Александра Кучина — его когда-то рекомендовал взять в экспедицию сам Фритьоф Нансен. Теперь этот юноша ушел капитаном на «Геркулесе» вместе с Русановым... Еще весной в 1912 году Кучин сообщил всем о своей помолвке: что по возвращении намерен надеть обручальное кольцо на руку дочери норвежского литературного критика Паульсона — Аслауг, — да, видно, не суждено... Аупрямый и своенравный Русанов чем-то похож на него самого — Руала Амундсена, ведь он тоже когда-то изменил маршрут и повернул судно к Южному полюсу... Невеста Русанова — француженка Жюльетта Жан-Сессин, наверное, была отважной девушкой, или же она просто не представляла, что ее ждет там, в царстве бесконечной полярной ночи... Была? Быть может, знаменитый путешественник отметил про себя, что подумал о них в прошедшем времени, и тотчас прогнал эту мысль, хотя и был реалистом...
Перед отплытием на судне «Мод» по трассе Северного морского пути в 1918 году Амундсену принесли это письмо. Он разделял боль женщины, потерявшей всех, кого она любила, и восхищался ею. За шесть долгих лет она так и не смогла лишиться главного — надежды.
...А в Париже, в доме № 17 по бульвару Порт-Рояль до глубокой ночи не гас свет. Пожилая женщина долго не могла заснуть и все представляла, как в какой-нибудь избушке ненцев, затерянной на ледяных просторах неведомой Новой Земли, сидит ее дочь Жюльетта со своим сероглазым русским и ждет, когда их найдет какая-нибудь экспедиция... Даже когда было официально объявлено, что поиски пропавшей экспедиции месье Русанова в 1914 и 1915 годах окончились безрезультатно, и принято решение считать экспедицию погибшей, она не хотела верить. В отличие от мужа. Он тосковал по дочери очень сильно, осунулся, почти ничего не ел, видно, потерял надежу, так и умер в конце 1913 года. А она, мать, она так хочет их дождаться...
ОПЕРАЦИЯ «ГЕРКУЛЕСА»
В июне 1912 года из Екатерининской гавани Александровска-на-Мурмане в плавание на Шпицберген направился парусно-моторный бот «Геркулес». Среди 14 участников экспедиции, которую возглавили полярный геолог Владимир Александрович Русанов и капитан судна Александр Степанович Кучин, была и невеста Русанова — француженка Жюльетта Жан-Сессин.
Официально экспедиция на «Геркулесе» была организована Министерством внутренних дел России для разведки угольных месторождений на Шпицбергене. По заданию правительства, ее члены должны были на «ничейном» архипелаге Шпицберген «застолбить» месторождения каменного угля, что сулило России в будущем большие деньги. Однако многим казалось тогда безумием, что в плавание через самый суровый океан планеты они отправились на небольшом — около шестидесяти четырех тонн водоизмещения — зверобойном судне, пусть даже и приспособленном для прохождения во льдах. В соответствии с правительственным предписанием, по завершении геологических работ на Шпицбергене, в октябре—ноябре 1912 года, «Геркулес» и все участники экспедиции были обязаны вернуться в Архангельск или какой-либо другой русский северный порт. Однако со Шпицбергена на попутном судне прибыли только два научных сотрудника, которые привезли материалы отчетов, и один матрос. Сам же «Геркулес» с начальником экспедиции Русановым, капитаном Кучиным и девятью членами экипажа, включая судового доктора Жюльетту Жан-Сессин, загадочно исчез.
О намерениях руководителя экспедиции пройти Северным морским путем свидетельствовала записка Русанова, оставленная в губе Поморской на южной оконечности Шпицбергена: «...Иду к северо-западной оконечности Новой Земли, оттуда на восток. Если погибнет судно, направлюсь к ближайшим по пути островам Уединения, Новосибирским, Врангеля...».
Из писем членов экипажа «Геркулеса» к родным, из рассказов их родственников следует, что никто из участников экспедиции, кроме самого Русанова, Кучина и Жюльетты Жан-Сессин, отправляясь на Шпицберген, не знал толком, куда конкретно и на какой срок уйдет в Ледовитый океан «Геркулес». Почему же начальник экспедиции, капитан судна и судовой врач скрыли свои планы от морского начальства, Русского географического общества, общественности и даже от остальных членов команды?
Отчасти поведение «заговорщиков» объяснил сам Русанов: «...имея в руках судно... я бы смотрел на обследование Шпицбергена как на небольшую первую пробу. С таким судном можно будет широко осветить, быстро двинуть вопрос о Великом Северном морском пути в Сибирь и пройти Сибирским морем из Атлантического океана в Тихий».
Выходит, они отправились разведывать и прокладывать Северный морской путь? Русанова со студенческой поры занимала проблема его освоения. Он гипотетически предполагал, что наиболее свободный ото льдов маршрут через Ледовитый океан проходит около 80 градусов северной широты, где льды, по его мнению, разрежаются и разрушаются теплым течением. Впрочем, Русанов полностью отдавал себе отчет, что пока это лишь гипотеза, которую он должен подтвердить бесспорными доказательствами. И есть только один способ их найти — самому пройти этот путь. Он был опытным исследователем: на его счету было уже пять экспедиций, и в ходе одной из них он совершил первый в истории сухопутный переход через Новую Землю от залива Незнаемого до бухты Крестовой.
Но на сей раз, в отличие от его предшествующих поездок на Новую Землю, он не мог рассчитывать на официальную поддержку в организации такого пробного плавания. В том же 1912 году в Северном Ледовитом океане с востока на запад уже двигались ледоколы «Вайгач» и «Таймыр» Гидрографической экспедиции под командой капитана 2-го ранга Бориса Вилькицкого, — это масштабное государственное мероприятие было организовано адмиралом Александром Васильевичем Колчаком.
Не исключено также, что на решение Русанова нарушить правительственную инструкцию и на свой страх и риск использовать «казенное» судно для не санкционированного плавания повлияли и газетные сообщения о подготовке похода в те же края и в том же году лейтенанта Брусилова на «Святой Анне». Возможно, Русанов не захотел пропустить вперед никого из соперников. На него — человека независимого, смелого, амбициозного — это было похоже.
А кто еще мог стать его тайным союзником в столь дерзком замысле? Самый близкий ему человек— его невеста Жюльетта Жан-Сессин! Только она.
«ВОТ И ВСТРЕТИЛИСЬ ДВА ОДИНОЧЕСТВА...»
27 февраля 1911 года Русанов отправил письмо матери и отчиму из Парижа:
«Мои милые и дорогие мамочка и Андрей Петрович!
Сообщаю вам очень важную для меня новость: у меня есть невеста, и мы предполагаем устроить свадьбу после моего возвращения из предстоящей экспедиции на Новую Землю, то есть в октябре или ноябре, самое позднее. О предстоящей нашей свадьбе знают все, и профессора нас поздравляли. Профессора Сорбонны хорошо знают мою невесту, так как она там окончила по естественному факультету и теперь приготовляет тему по геологии на степень доктора естественных наук. Кроме того, она еще занимается и медициной, хочет быть врачом, хотя я ей не очень советую брать на себя так много дела. До сих пор еще ни одна женщина во всей Франции не делала доктората по геологии, — моя жена будет первая. Таким образом, мне судьба дала очень ученую, красивую и молодую жену-француженку, ее зовут Жюльетта Жан. Жюльетта может сделать честь любому изысканному салону. Она прекрасно воспитана, знает музыку, понимает живопись и знает иностранные языки, особенно хорошо английский. И при всем том она нисколько не избалована и умеет работать. По религии она протестантка, а по происхождению южанка, с черными как смоль волосами. Ростом она почти с меня. Иметь такую жену — счастье, которое далеко не всегда и не всякому может выпасть на долю. Наконец кончится моя печальная, одинокая жизнь! Я уже раньше писал вам, дорогие, что Франции я обязан всем: она мне дала знания, научила работать, и, наконец, теперь она мне дала одну из лучших дочерей своих».
— Ну и слава Богу! — наверное, перекрестилась матушка Владимира Александровича, прочитав эту весточку от сына. — Машу, царство ей небесное, уже не воскресить, а ему не век же бобылем оставаться, молодой еще.
Андрей Петрович, отчим, был категоричнее:
— Хорошо-то, хорошо, да вот только Шурочке мачеху из Франции зачем везти, наши-то девушки краше, нашел бы дома на Орловщине, свою, православную.
— А когда ему было искать, он-то уже который год то в экспедициях, то в Сорбонне... Ну а внучку, Шурочке, и у нас не плохо, жаль вот только, что отца он так до сих пор и не знает, — вздохнула Любовь Дмитриевна.
Но, как бы там ни было, а вскоре родные получили от Володи новое письмо:
«Дорогой Андрей Петрович, вы спрашиваете о нравственных качествах моей невесты. Если бы я не знал, что у нее очень хороший характер, то я не предложил бы жить всем вместе. Француженки, воспитанные в хорошей семье, получают строгое воспитание вообще и привыкают повиноваться сначала родителям, а потом мужу. Я, конечно, никогда не потребую от моей жены повиновения, Но я знаю, что она будет очень хорошая жена и мать. Обладая очень хорошим характером, она в то же время энергична и умеет хорошо работать. Ее знания являются для меня в высокой степени полезными и необходимыми. Никогда я один не смог бы сделать то, что легко могу делать теперь, работая совместно. Научная важность нашего союза неоценима, громадна. Добавлю, что я знаком с моей невестой четыре года... Профессора очень довольны моим выбором. Мне говорят, что с такой женой я буду счастлив. Со всех сторон я слышу о ней самые хорошие отзывы».
Юная француженка была счастлива. Наконец-то она встретила мужчину своей мечты, и ничего, что он намного старше, имеет ребенка в России, и вообще не француз, а русский. Плюсы все равно перевешивали: он был хорош собой, обходителен — ухаживал получше любого француза, — и у них было очень много общего, но главное — он оказался настоящим мужчиной, сильным, добрым, надежным, и она его полюбила, всей душой, всем сердцем.
А он стоил того... Ну, хотя бы потому, что именно о таком она мечтала.
Биография избранника Жюльетты была весьма богатой.
Русанов родился 3 ноября 1875 года в городе Орле в купеческой семье. Отец его умер, когда Владимир был еще ребенком. Перед смертью отец разорился, оставив вдову с сыном почти без средств к существованию. Однако его мать, несмотря на материальные затруднения, решила дать сыну хорошее образование и устроила его в лучшее в городе учебное заведение — классическую гимназию... Но он не оправдал надежд: к удивлению всех знакомых и родных, мальчика вскоре исключили за неуспеваемость. То же последовало и после его поступления в реальное училище. «Вот уж упрямец! — вздыхала украдкой мать. — Ни уговоры, ни наказания не помогают. Он делает только то, что ему самому интересно». Живой ум и непосредственность мальчика были не в ладах с сухими и догматическими методами преподавания, зато он пополнял свои знания чтением книг, описывающих приключения и путешествия, загородными прогулками, с которых возвращался с карманами, набитыми камнями, — это были его первые «геологические коллекции».
Двенадцати лет Русанова, очевидно, не без помощи отчима, преподавателя Орловской семинарии, устроили в это учебное заведение. Но его успехи в духовной семинарии были далеко не блестящими: богословские науки он терпеть не мог с первого дня.
Но живой ум юноши искал возможности реализации, и Русанов сблизился с революционно настроенной молодежью. В 1894 году он вступил в подпольный кружок, который в 1896 году вошел в состав социал-демократического «Рабочего Союза». Вскоре Владимир стал одним из самых активных подпольщиков, что, впрочем, не мешало ему продолжать учебу в семинарии, которую он окончил весной 1897 года. Тогда же он сделал и самостоятельный выбор: поступил вольнослушателем на естественный факультет Киевского университета. Учеба его продолжалась недолго, поскольку вскоре он был замечен в студенческих беспорядках, лишен права посещать лекции и выслан в Орел. С того времени полиция взяла его под пристальный надзор, и 4 сентября Русанова арестовали по делу «Рабочего Союза».
В тюрьме он продолжал заниматься самообразованием. Среди книг, прочитанных им в этот период, одна пользовалась его особым вниманием: книга Ф. Нансена «Среди льдов и во мраке полярной ночи». Видимо, уже в то время Русанова начала занимать мысль о полярных путешествиях. В феврале 1899 года он был освобожден под гласный надзор полиции, но поскольку с революционной деятельность он порывать не собирался, то в мае 1901 года на основании «высочайшего постановления» он, как говорится, попал под раздачу: его высылают на два года в город Усть-Сысольск Вологодской губернии (ныне Сыктывкар). Незадолго до того он женился на Марии Булатовой — девушке незаурядных способностей и редких душевных качеств. То ли она решила повторить подвиг декабристок, то ли просто не могла жить без своего Володи, но, несмотря на уговоры родителей, Мария последовала за мужем в ссылку.
Там Русанов поступил статистиком в земскую управу. Эта работа, помимо средств к существованию, позволила ему исследовать огромный и почти неизученный Печорский край. Во время летних поездок Русанов успевал не только выполйять свои служебные обязанности, но и проводить самые разнообразные наблюдения, послужившие ему впоследствии материалом для ряда научных работ. Именно тогда он собрал данные для опубликованн ой потом в Париже этнографической монографии «3ыряне» (так и то время называли коми) и установил наиболее удобную трассу для устройства Камско-Печерского водного пути, который бы позволил значительно облегчить снабжение края.
По окончании срока ссылки Русанову не разрешили проживать ни в одном из крупных городов России, лишив его таким образом возможности закончить университет. Но теперь ему просто жизненно необходимо было получить образование, и Русанов стал настойчиво хлопотать о разрепиении выехать за границу, правда, преуспел в решении этого вопроса не столько он сам, как его неугомонная Маша. Супруги в том же году потеряли первенца, но несмотря на горе, женщине хватило сил обивать пороги высших инстанций, чтобы в конще концов добиться успеха в разрешении вопроса... Осенью 1903 года вместе с женой Русанов уехал в Париж, где поступил в Сорбонну на естественное отделение, а Мария — на медицинское. Русанов много и упорно учился. Но вскоре его снова постигло болышое горе: через неделю после рождения ребенка умерла любимая жена, возможно, от общего заражения крови. В Париж приехала Любовь Дмитриевна и забрала новорожденного внука в Россию, а Русанову оставалось одно — забыться в науке. По крайней! мере, он сам так считал... Специализируясь по геологии, он отлично зарекомендовал себя при изучешии потухших зулканов Франции и извержения Везувия в 1906 году. А в следующем году он блестящее окончил теоретический курс, что дало ему право нa защиту докторской диссертации... Теперь он решшл посвятить себя полностью науке. «Не беспоксойся и не надейся, я уже больше никогда не женюсь, и Шурка у тебя навсегда останется», — писал он матери. И сам верил, что о женитьбе не могло быть и речи, но... Но разве жизнь кончается в тридцать два года?
Нежданно-негаданно в его жизнь вошла новая любовь. Судьба свела Русанова с молоденькой студенткой Сорбонны Жюльеттой Жан-Сессин. Быть может, чем-то она напомнила ему Машу, о которой все два года он не мог думать без душевной боли, — и сердце Русанова начало понемногу оттаивать. Девушка приятно удивляла начитанностью, четкостью суждений, к тому же она превосходно музицировала, пробовала силы в живописи акварелью. 20-летняя француженка, общаясь с этим патриотом России, одержимым многочисленными подвижническими идеями, вряд ли могла предположить, что скоро, очень скоро, и сама будет готова пойти за ним на край света, причем в буквальном смысле.
НОВАЯ ЗЕМЛЯ ВЛАДИМИРА РУСАНОВА
Стремясь принести пользу своей родине, Русанов решил собрать материал для диссертации на Новой Земле, геология которой была почти не изучена, а полезные ископаемые не разведаны. Теперь каждое лето он стремился проводить там.
Весной 1907 года В.А. Русанов приехал в Россию. Он встретился с подросшим сыном, который уже начал говорить, вот только слова «мама» и «папа» были для него лишь отвлеченными изображениями двух красивых молодых людей на фотографии.
Попрощавшись с родными, Владимир отправился в Архангельск. К своему удивлению, он встретил со стороны местных властей всяческое содействие в подготовке экспедиции на Новую Землю. Объяснялось это просто: на Новой Земле безнаказанно хозяйничали норвежцы, и архангельский губернатор видел в экспедиции Русанова одну из мер, направленных против такого браконшерства. В Архангельске к экспедиции присоединился студент-зоолог Харьковского университета Л.А. Молчанов, и вместе с ним в середине июля ученый прибыл на рейсовом пароходе «Королева Олгьга Константиновна» к западному устью пролива Маточкин Шар. Отсюда в сопровождении проводника-ненца они на обычном ненецком карбасе прошли по проливу до Карского моря и обратно. В сентябре Русанов вернулся в Архангельск, а затем, посетив родных, отправился снова в Париж.
Это путешествие окончательно определило направление его дальнейшей научной деяте.льности. Исследования Русанова на Новой Земле, проведенные им самостоятельно и по собственной: инициативе, получили высокую оценку профессоров Сорбонны. Поэтому, когда весной 1908 года для французской экспедиции на Новую Землю потребовался геолог, из многих кандидатов единодушно был избран именно он. Сборы задержали его в Париже, и он догнал экспедицию в бухте Белушьей ма Новой Земле. Отсюда Русанов направился на пароходе «Королева Ольга Константиновна» в становище Маточкин Шар, затем на ненецком карбасе прониел проливом в Карское море и поднялся вдоль берега к северу до Незнаемого залива. Обследуя его, Русанов сделал интересное открытие: на небольшом полуострове он обнаружил неизвестные до того ископаемые организмы.
Жюльетта ждала его в Париже. И готсова была ждать сколько угодно — он стал теперь смыслом всей ее жизни. Сколько она себя помнила, она все училась и училась: иностранные языки, рисование, музыка... Когда в детстве дочь музицировала, отец выходил на улицу встречать почтальона, чтобы стук в дверь и возня в прихожей ей не помешали. Она слыла девушкой очень серьезной и рассудительной. Поклонникам предпочитала учебу. Сначала на естественном факультете Сорбонны, а по окончании — на медицинском. И вот теперь все ее существо заполнила не учеба, а русский полярник, — высокий, с крепкими руками и смеющимися глазами, с каким-то мальчишеским задором.
Волновалась ли она, ожидая его из экспедиции? Да, если в полной мере представляла всю опасность похода, но вряд ли Русанов посвящал ее в устрашающие подробности. И она знала, что скоро на пороге дома № 17 по бульвару Порт-Рояль снова раздастся его радостный смех.
О мужестве этого человека свидетельствует тот факт, что он первый в истории совершил сухопутный поход по Новой Земле: пересек ее от залива Незнаемого до бухты Крестовой на западной стороне острова. Следует отметить, что Баренцева моря достиг лишь один Русанов, остальные путешественники, не выдержав трудностей пути, отстали.
В сентябре экспедиция закончила работы, и Русанов прибыл в Архангельск. Там он начал писать научный отчет о своих исследованиях в 1907 и 1908 годах, который затем передал начальнику экспедиции капитану Бенару. Но месье Бенар проявил себя не самым благородным образом: отчет Русанова без всяких изменений он включил в свои книги без какой-либо ссылки на автора.
Зиму 1908—1909 годов Русанов провел в Париже, продолжая обработку собранных материалов. В своей статье «О силуре Новой Земли» он обнародовал интересные выводы о тесной связи в конце верхнесилурского периода между Ледовитым океаном и исчезнувшим морем Центральной Европы.
Эта работа принесла молодому ученому славу талантливого геолога и смелого исследователя. Поэтому, когда уже архангельские власти стали готовить поход на Новую Землю, его пригласили принять в ием участие в качестве геолога. Официально возглавлял экспедицию Ю.В. Крамер, фактически же она работала по программе, составленной Русановым, и под его руководством. 4 июля 1909 года команда Русанова вышла из Архангельска, снова на пароходе «Королева Ольга Константиновна», и уже через пять дней высадилась в Крестовой губе, где была организована главная база. Погода не благоприятствовала исследованиям. Кроме того, при разгрузке иарохода Русанов сильно повредил ногу. Но несмотря ни на что, он ежедневно уходил в глубь острова, и успех сопутствовал его поискам — было обнаружено много полезных ископаемых, причем таких, как каменный уголь, мрамор, диабаз и аспидный камень.
Русанов предположил, что Новая Земля должна со временем стать одной из узловых баз, обслуживающих Северный морской путь, а потому он решил лично проверить условия плавания вдоль западного побережья острова. Он нанял двоих проводников-ненцев, Санко и Тыко (Илью) Вылко, с которым на шлюпке совершил плавание вдоль западного побережья, от губы Крестовой до полуострова Адмиралтейства.
Осенью, вернувшись в Архангельск, он выступил с докладами и опубликовал ряд статей, стараясь привлечь взимание к проблемам Арктики. Особенно его беспокоила судьба Новой Земли. «Печальная картина на русской земле, — писал Русанов. — Там, где некогда в течение столетий промышляли наши русские отважные поморы, теперь спокойно живут и легко богатетот норвежцы».
Зиму 1909—1910 годов Русанов снова провел в Париже. Он был полностью поглощен своими арктическими планами, и в лице милой француженки находил достойного и понимающего собеседника. А весной его уже ждала очередная экспедиция на Новую Землю, которую ему предстояло на сей раз возглавить. В статье «Возможно ли срочное судоходство между Архангельском и Сибирью через Ледовитый океан?» он изложил план сквозного плавания. «До сих пор, — писал он, — с непоколебимым и непонятным упорством стараются пройти в Сибирь... возможно; южнее: через Югорский Шар, через Карские Ворота, в более редких случаях через Маточкин Шар. Я предлагаю как раз обратное. Я предлагаю огибать Новую Землю как можно севернее... Нужно иметь в виду, что направление течений северной части Новой Земли до сих пор остается необследованным и что мои предположения на этот счет являются гипотетическими. Вот почему выяснение этого капитального вопроса, по моему мнению, должно составить самую главную задачу Новоземельс- кой экспедиции в 1910 году. Эта экспедиция должна буцет окончательно выяснить вопрос о том, насколько удобен предлагаемый мною торговый путь в Сибирь».
12 июля судно «Дмитрий Солунский» с дубовой обшивкой, великолепно оборудованное для тех лет — подарок архангельского рыбопромышленника и мецената Д. Масленникова — под командованием известного полярного капитана Г.И. Поспелова, с пятью научными работниками и десятью членами экипажа на борту, покинуло Архангельск. А уже 20 июля «Дмитрий Солунский» благополучно достиг западного устья Маточкина Шара, где на его борт был взят ненец Тыко Вылко. Прекрасный знаток полярных льдов, он оказал Русанову неоценимую помощь в предыдущей экспедиции, и уже 16 августа судно подошло к крайней северной точке Новой Земли — мысу Желания, обогнув который, встретило плавучий лед. По мере продвижения путешественников на юг кромка сплошных льдов, вытянутая с северо-востока на юго-запад, все больше приближалась к берегу и у Ледяной гавани сомкнулась с ним, преградив дальнейший путь. Попытки обойти лед с северо-востока окончились провалом, и вечером 19 августа судно вернулось к мысу Желания, где встало на якорь. Было принято решение дождаться изменения ледовой обстановки.
Но не тут-то было: ночыо разыгрался шторм. Он пригнал массы льда из Баренцева моря, и к утру «Дмитрий Солунский» оказался в ледяном плену. Лед ежеминутно грозил раздавить его. Используя небольшие то открывавшиеся, то закрывавшиеся разводья, которые тянулись под берегом, «Дмитрий Солунский» стал пробиваться на восток. Вскоре разводья стали увеличиваться и превратились в широкий прибрежный канал, — открылся путь на юг. А уже через двенадцать дней судно приблизилось к восточному входу в Маточкин Шар, и 31 августа оно вошло в Баренцево море, совершив таким образом обход всего» северного острова Новой Земли.
Это была сенсация. Впервые после легендарного помора Саввы Лошкина, который в XVIII веке обошел Новую Землю за три года с двумя зимовками, русские моряки обогнули архипелаг за столь короткий срок. Поход принес Русанову заслуженную славу. Произведенные экспедицией исследования значительно расширили познания о Новой Земле — ее геологии, флоре и фауне, а также гидрологическом режиме омывающих ее вод. Однажды ему попался там окаменелый коралл — это было для ученого настоящим праздником и подтверждением его гипотезы о том, что некогда в здешних местах был совсем иной климат.
Вернувшись в Архангельск, Русанов направился в Москву. Вместе с ним ехал его новый друг Тыко Вылко, или, как его окрестили, Илья. Русанов обратил внимание на то, что в молодом ненце природой заложены незаурядные способности живописца, а потому решил стать его «крестным отцом» в мире искусства. Он познакомил ненца в Москве с художниками, и занятия с ними позволили Вылко получить художественное образование. А сам Русанов выступал с лекциями, докладами, статьями и заметками, посвященными Северу. К этому времени относится публикация одного из наиболее значительных его трудов, скромно озаглавленного «К вопросу о Северном морском пути».
ЖЮЛЬЕТТА ДОЖДАЛАСЬ И СНОВА...
Зимовать Русанов решил в Париже: закончить работу над докторской диссертацией. А еще — там его ждала она, его юная Жюльетта — ладная, уравновешенная, начисто лишенная кокетства... Ее нежный вдумчивый взгляд из-под высокого лба — как она напоминала Русанову его незабвенную Машу! Они стали жить вместе, решив, что узаконить свои гражданские отношения они еще успеют, и надо сначала разобраться с диссертациями, завершить работы на Новой Земле... Он рассказывал ей и о своих новоземельских походах, о неистовом русском бароне Эдуарде Васильевиче Толле, который ушел на своей «Заре» туда, где карты заменял миф о Земле Санникова, и о том, что гении Ломоносов и Менделеев предрекали великую будущность Северного морского пути из Европы в Азию. Его мучила неразрешимая пока гипотеза, что через Ледовитый океан надо идти севернее, приполюсными курсами... Жюльетта его понимала. И ему было с ней хорошо. Вернувшись в 1910 году из экспедиции, Русанов сделал невесте подарок. Он сообщил ей, что на западе Северного острова уходит в море желто-белый мыс, который теперь носит имя Жан, — там желтая земля и желтые скалы, а белый лед вокруг — это теперь ледник Жюльетты Жан. «Время от времени ледяные утесы с шумом и брызгами падают на волны, и тогда на ледяной отвесной стене появляется ярко-синяя свежая рана излома» — так описывал этот ледник Русанов, когда в 1910 году дал ему имя своей невесты. Ну а свадьбу пришлось снова отложить еще на год.
Летом 1911 года Русанов в четвертый раз отправляется на Новую Землю. В экспедиции на парусно-моторной яхте «Полярная», водоизмещением всего пять тонн, он наконец совершает плавание вокруг южного острова Новой Земли, что ему не удалось выполнить в прошлом году только из-за недостатка горючего. Он произвел гидрографические и метеорологические исследования, а также изучал поверх ностные течения Баренцева и Карского морей.
Сначала Жюльетте хватало и того, что, сделав все свои важные открытия, Владимир возвращается к ней. Но когда в 1911 году свадьбу отложили из-за пятой по счету экспедиции, она больше не пожелала ждать. Жюльетта решила отправиться вместе с ним, чтобы увидеть ту неведомую землю, о которой так много слышала от своего жениха, — зеемлю, сумевшую приворожить его душу. То ли она боялась, что с каждым годом он все дальше и дальше будет уходить по своему Северному пути и однажды просто забудет дорогу обратно, то ли количество полученной от него информации требовало перехода в новое качество, но так или иначе, а решение было принято.
МАЛЕНЬКИЕ ХИТРОСТИ В БОЛЬШОМ ДЕЛЕ
Теперь оставалось самое трудное — получить разрешение российского правительства на участие в экспедиции гражданки Франции. Впрочем, положение Русанова было к тому времени уже таково, что он мог и сам выдвигать условия и формировать состав команды: его путешествия, не знавшие неудач, и все возраставший авторитет служили лучшей гарантией успеха. Он ходатайствовал перед организатором экспедиции — Министерством внутренних дел России: «...я со своей стороны находил бы весьма полезным и желательным участие в экспедиции французской гражданки Жюльетты Жан, окончившей естественный факультет Парижского университета и в настоящее время состоящей студенткой медицинского факультета... то обстоятельство, что мадмуазель Жан — француженка, едва ли может служить препятствием в экспедиции, так как она моя невеста, и только отсутствие времени, обусловленное подготовкой к экспедиции, помешало состояться нашей свадьбе теперь». Хотя и со скрипом, но власти в просьбе не отказали.
Капитаном Русанов пригласил 24-летнего Александра Степановича Кучина, окончившего с золотой медалью Архангельское торгово-мореходное училище и участвовавшего в норвежской экспедиции Амундсена в качестве океанолога. Быть может, Русанов увидел в нем себя самого, только на 13 лет моложе. Сын помора, Александр Кучин с детства отличался большими способностями и свободой суждений.
Так же, как и Русанов, в ранней юности Кучин примкнул к организации социал-демократов и около полугода работал в одной из типографий Норвегии, где налаживал выпуск революционной литературы на русском языке. Потом он немало походил на норвежских и русских промысловых судах. Составил «Малый русско-норвежский словарь», вскоре опубликованный издательством «Помор». А получив диплом, Кучин видел своим будущим изучение полярного бассейна, чтобы проложить путь к устьям великих сибирских реки покончить с дедовскими приемами интуитивного поиска рыбы. Для этого он стажировался на океанографических курсах в Норвегии, а позже планировал купить бот и заняться изучением гидрологии и гидробиологии Баренцева моря. Однако его успехи были замечены, и Фритьоф Нансен рекомендовал его Руалу Амундсену для участия в экспедиции к Северному полюсу, нарушив тем самым национальный принцип формирования экипажа. Но, как известно, Амундсен изменил ранее намеченный курс; и в октябре — ноябре 1911 года совершил триумфальный поход к Южному полюсу. В Норвегии молодой русский океанограф впервые ощутил вкус славы: он был представлен королю, а позже норвежское правительство наградило его денежной премией в 3000 крон.
Жюльетта Жан-Сессин и Александр Кучин — таким образом, круг ближайших сподвижников Русакова был определен. Одна — готова идти за ним хоть к черту на рога, ну а другой — встанет к штурвалу экспедиционного судна, чтобы рискнуть карьерой, нарушить правительственные инструкции и повести его вместе с ним, Русановым, от Шпицбергена на восток, навстречу штормам и льдам опаснейшего из океанов. Вероятно, только им двоим он доверил свою тайну. Уже в начале мая 1912 года оба мужчины выехал и в Норвегию, чтобы купить подходящее судно. По примеру Руала Амундсена выбрали крохотный «Геркулес», специально построенный в 1908 году для зверобойных промыслов около Гренландии. На такой же, если не меньшей, скорлупке «Иоа» Амундсен успешно прошел северо-западным путем.
Официально это была экспедиция на Шпицберген с целью обследования запасов каменного угля и установки российских заявочных столбов на перспективных участках земли. 9 июля 1912 года «Геркулес» вышел из Александровска-на-Мурмане и по плану должен был вернуться в октябре того же года. Однако рассчитанный на полтора года запас продовольствия и обилие полярного снаряжения на судне свидетельствовали о том, что у Русанова были иные намерения. Об этом же довольно прозрачно намекал и он сам в заключительной части плана экспедиции: «В заключение нахожу необходимым открыто заявить, что, имея в руках судно выше намеченного типа, я бы смотрел на обследование Шпицбергена как на небольшую первую пробу. С таким судном можно будет широко осветить, быстро двинуть вперед вопрос о Великом Северном морском пути в Сибирь и прийти Сибирским морем из Атлантического в Тихий океан».
НОВАЯ ЗЕМЛЯ ДЛЯ ЖЮЛЬЕТТЫ...
Они присели на удачу по русскому обычаю перед дальней дорогой и... из объектива «вылетела птичка» — последний кадр перед отплытием хрупкой шхуны с величественным именем «Геркулес»...
16 июля «Геркулес» благополучно достиг Шпицбергена и вошел в залив Белзунд, находящийся на западной стороне острова. Когда корабль бросил якорь в бухте Михаэлиса, Русанов ушел с двумя матросами к Стур-фьорду. Он вернулся через несколько дней, без шапки, и руки его были ободраны в кровь. На обратном пути Владимир поскользнулся и провалился в 100-метровую трещину в леднике. Спасло лишь го, что его ремень зацепился за ледяной нарост. Матросы бросили ему веревку и вытянули на свет.
— Я никогда еще не видел так близко смерть, — произннес он, вспоминая черную бездну под ногами.
Жюльетта сказала только:
— Завтра я пойду с тобой.
На все уговоры Русанова она отрицательно качала гсоловой. На судне тихо посмеивались: одно дело — лечить простуды и ревматизмы, другое — зарабатывать их вот так... Многие члены команды с суеверным страхом отнеслись к присутствию женщины на корабле, к тому же молчаливая докторша, ни бельмеса не смыслившая по-русски, воспринималась имми как излишняя экзотика и легкомысленная блажь начальника.
На следующий день ученые во главе с Русановым отправились к северному берегу Шпицбергена. К вечеру доошли до заброшенной шведской промысловой станциии. Несколько лет назад пурга застигла здесь группу у норвежских охотников. Они все погибли от цинги. Строение казалось адским видением; окна без рам, на петлях нет дверей, на полу разбросаны куски старрой овчины... Русанов и его спутники заночевали в этом пронизанном энергетикой смерти месте. Они просто валились с ног. Обследовав побережье острова, Русанов открыл богатые месторождения угля. К началу августа экспедиция закончила выполнение С официальной программы: двадцать восемь заявочных знаков, поставленных Русановым, закрепляли за Россией право на разработку угля на Шпицбергене. Помимо этого были собраны палеонтологические, зоологические и ботанические коллекции, а в прибрежных водах проведены океанографические исследования.
В ходе изучения угольных районов Русанов выяснял, как обстоят дела у иностранных конкурентов России. Угольные разработки английской компании на северном берегу бухты Кингсбей он осматривал вместе с Жюльеттой. Они появились как раз тогда, когда там находились владельцы предприятия. Как вспоминал один из уцелевших членов русановской команды Р.Л. Самойлович, англичан поразило участие женщины в экспедиции, и «они с нескрываемым любопытством рассматривали храбрую француженку, одетую в мужской костюм и несколько смутившуюся перед наведенными на нее несколькими объективами фотоаппаратов англичан».
Отправив с попутным норвежским пароходом трех человек со Шпицбергена в Россию, Русанов пошел на Новую Землю. 18 августа он оставил для передачи на материк телеграмму с ледующего содержания: «Юг Шпицбергена, остров Надежды. Окружены льдами, занимались гидрографией. Штормом отнесены южнее Маточкина Шара. Иду к северо-западной оконечности Новой Земли, оттуда на восток. Если погибнет судно, направлюсь к ближайшим по пути островам: Уединения, Новосибирским, Врангеля. Запасов на год. Все здоровы. Русанов». Ненцы потом рассказывали, что Русанов был весел и долго махал им шляпой. Конец августа — корабли из арктических морей возвращались в гавани, поскольку на воде становилось все больше льда — а Русанов с оставшимися членами экспедиции отправился вперед...
ЗАТЕРЯННЫЕ В ПОЛЯРНОЙ НОЧИ
Шли недели, месяцы — о «Геркулесе» не было никаких известий. Каким путем пошло судно? По Карскому морю? Через Маточкин Шар? Или мимо мыса Желания?
Узнав об исчезновении Русанова, по острову заметался ненецкий паренек Тыко Вылко, которого русский путешественник вывел, как говорится, в люди, — надо было срочно что-то делать... Потом он вспоминал: «Ходил на Карскую сторону, до Пахтусова острова доходил, никого не встретил; был на Маточкином Шаре, там тоже о них ничего не знают».
П.П. Семенов-Тянь-Шанский и Фритьоф Нансен тоже били тревогу... А в Париже, в доме № 17 по бульвару Порт-Рояль, не выдержало сердце пожилого месье, потерявшего единственную дочь.
Через год после загадочного исчезновения «Геркулеса» президент Русского географического общества П.П. Семенов-Тянь-Шанский обратился к правительству с требованием начать поиски русановцев. Спасательную экспедицию возглавил известный полярный капитан Отто Сведруп. На судне «Эклипс» он обследовал все побережье Карского моря. Следующей весной спасатели обошли побережье Ледовитого океана от мыса Вильда до мыса Челюскина. Никаких следов экспедиции Русанова обнаружено и на сей раз не было. Специальная комиссия при Архангельском обществе по изучению Русского Севера официально сообщила: «Надежды никакой уже иметь нельзя».
В 1921 году сподвижник Эдуарда Толля и Александра Колчака Никифор Бегичев отыскал на берегу бухты Михайлова остатки брошенного экспедиционного снаряжения. Среди находок Бегичева были французская монета 1903 года и гауговица с клеймом парижской фирмы «Самариген», торговавшей женской одеждой. Вероятнее всего, это — след Жюльетты.
Русские гидрографы искали признаки пропавшей экспедиции и в тридцатые годы. В 1934 году на архипелаге Мона у западного побережья Таймыра был обнаружен покосившийся столб с надписью «Геркулес. 1913 год», хранящийся ныне в экспозиции Музея Арктики и Антарктики. В том же году на другом островке (ныне это остров Попова—Чукчина, названный в честь участнйков экспедиции Русанова), расположенном в шхерах Минина, были найдены фрагменты одежды, патроны, компас, фотоаппарат, охотничий нож и другие вещи, принадлежавшие участникам экспедиции «Геркулеса», а также обрывок рукописи Русанова «К вопросу о северном пути через Сибирское море». Судя по этим находкам, можно было предполагать, что крайне неблагоприятные ледовые условия в 1912 году принудили «Геркулес» к зимовке где-то в районе северной части Новой Земли, а в следующем году Русанов, видимо, достиг Северной Земли. В пользу такой гипотезы говорят также останки чьей-то стоянки, обнаруженные в 1947 году в заливе Ахматова на северо-восточном побережье острова Большевик (Северная Земля). Похоже, это следы экспедиции Русанова.
В 1977 году на архипелаге Мона побывала экспедиция Дмитрия Шпаро. К числу находок прибавился маленький якорь-эмблема, точно такой же, какие были на погонах капитана Кучина,
Прошло десять лет после того, как окончательно прекратились поиски пропавшей экспедиции, и над тайной снова забрезжил свет. В 1987 году в орловский дом-музей В. Русанова пришло письмо из Ивановской области от Антонины Михайловны Корчагиной. В это время тележурналист и путешественник Валерий Сальников искал в музейных документах хотя бы намек на разгадку тайны пропавшей экспедиции... Женщина писала, что в 1951 году она работала на Таймыре фельдшером. Однажды с проводником по фамилии Юрлов она шла из села Волочанка в село Кресты к больному. Из-за разлива рек ей пришлось не лететь на гидросамолете, а идти пешком и плыть на лодке, поэтому дорога заняла двадцать один день. Во время пешего перехода проводник показал ей две могилы. На одной была полустертая жестянка с фамилией, начинающейся на букву «Р» и заканчивающейся на «ов». Юрлов сообщил, что здесь похоронены русские. Местные жители — оленеводы-долганы — говорили ему, что незадолго до Первой мировой войны они нашли двух замерзших мужчин в морской форме, рядом с которыми валялся матросский рундучок. Один из них, говорили они, был геологом. Долганы похоронили их, как хоронят русских. Проводник сказал также, что этих людей никто не разыскивал, но их еще будут искать, если Корчагина сообщит о захоронении. Юрлов не скрывал, что раскапывал могилы, ища оружие или деньги, и в могиле с табличкой видел рундучок с документами. Прочитав письмо, Валерий Сальников понял, что он должен раскрыть тайну безвестной могилы. До сих пор никому не приходило в голову искать русановцев на Таймыре, в пятистах километрах от Карского моря. Сальников не сомневался, что там похоронены участники экспедиции. Слишком многие факты это подтверждали: люди в морской форме, геолог «Р... ов», рундучок с документами...
Журналист встретился с Корчагиной, и та указала приметы, которые запомнила: могилы были расположены в форме буквы «Т». В 1988 году Валерий Сальников организовал первую из пяти экспедиций из Орла, с родины Русанова, ему казалось символичным, если бы тайну раскрыли именно его земляки. Поисковики нашли путь из Волочанки в деревню Кресты и определили, что могилы могут находиться в тундре на «квадрате» 4×4 километра. В 1990 году Сальников пригласил в экспедицию двух «черных следопытов» из Воронежа со щупами. Приборы из-за вечной мерзлоты оказались бесполезными, но участники экспедиции на острове Песцовом в Карском море обнаружили избушку, где полярники конопатили лодки, а на Таймыре на реке Пясине, землянку, где, по всем приметам, они зимовали. В том же году аквалангисты достали со дна моря детали разбитого корабля, похожего на «Геркулес». Все эти находки подтверждали версию Валерия Сальникова о том, что «Геркулес» погиб в Карском море.
Затем были обследованы шхеры Минина. В окрестностях горы Минина на одном из полуостровов участники экспедиции обнаружили вросшие в мох останки человека. Рядом с костями лежала коробочка из-под пороха и серебряная ложка. Эти находки Сальников отвез в московский Центр судебно-медицинской экспертизы и стал ждать результатов. Череп был мужской, мужчины примерно двадцати пяти лет, — Русанов не подошел по возрасту. Ему было тридцать семь. Но такого возраста был капитан «Геркулеса» Александр Кучин.
Итак, вполне вероятно, что осенью 1912 года «Геркулес» зазимовал в районе архипелага Мона. Следующая зимовка 1913—1914 годов, по-видимому, стала решающей в судьбе Русанова и его спутников. К тому времени запасы продовольствия у них были полностью исчерпаны. Несомненным представляется тот факт, что «Геркулес» не смог вырваться из ледового плена, но, возможно, его разбил шторм, — в любом случае полярники решили пробиваться на юг, на Пясину, в Енисейский залив. Только там можно было надеяться встретить людей. Но это был тяжелейший маршрут. Возможно, кто-то из русановцев погиб, провалившись под лед, но уцелевшие продолжали двигаться на лодках и пешком к волостному селу Волочанка, где были представители царской власти, способные оказать помощь. Двое самых выносливых из них прошли дальше всех, неся рундучок с документами экспедиции. Они спасали не столько свои жизни, сколько бумаги, понимая, как они важны для России. Эти люди преодолели около пятисот километров, прошли по Таймыру и замерзли почти у самой Волочанки. Там их нашли местные жители и похоронили вместе с драгоценным рундучком, в котором — полная разгадка тайны гибели экспедиции Русанова.
Русановцев назвали героями. Благодаря им Россия открыла новые шахты на Шпицбергене (в одной из них до сих пор добывают уголь), а во время поисков пропавшей экспедиции был-таки пройден Северный морской путь, открыт пролив и огромный архипелаг Северная Земля. Россия долго извлекала пользу из открытий, сделанных Владимиром Русановым. На картах Новой Земли вместо белых пятен появились темные отметины залежей полезных ископаемых, а очертания береговой линии стали четкими, и между ними теперь не было неизвестных равнин.
«Все, что я собираюсь сделать, я делаю для России», — говорил Русанов, и он исполнил свое обещание.
Россия посчитала свой долг перед своевольными полярниками тоже выполненным. Их именами назвали точки на карте: озеро Жюльетты Жан, мыс Русанова, мыс Кучина...
Но тайна пропавшей экспедиции так и осталась неразгаданной.
Для мадемуазель Жюльетты Жан-Сессин плавание в Ледовитый океан оказалось роковым, а фрекен Аслауг Паульсон всю оставшуюся жизнь прождала своего капитана Кучина. Она так и не вышла замуж. И даже многие годы спустя в Россию, в Онегу, шли и шли из Норвегии ее письма: «...Я так долго не имею от тебя вестей, но верю в то, что ты жив, что любишь меня. Пусть любовь сохраняет нас, людей...».
Свой дикий чум среди снегов и льда
Воздвигла Смерть. Над чумом — ночь полгода.
И бледная Полярная звезда
Горит недвижно в бездне небосвода.
Без малого почти век числятся пропавшими без вести русский мореплаватель-полярник Владимир Русанов и его невеста — француженка Жюльетта Жан-Сессин.
Они так и не успели обвенчаться...