В Петербурге, в знаменитой Кунсткамере, основанной Петром I, в «аквариуме», наполненном формалином, хранится экспонат за номером 3394, который ни разу не выставлялся и вряд ли когда-либо будет выставлен. В реестре он скромно обозначен как «Голова монгола».
Это голова человека, происхождение и обстоятельства жизни которого темны, а таинственное влияние, оказанное им на соотечественников, огромно. Почти полвека будоражил он Монгольскую степь, в кочевников вселяя веру и ужас. Даже имя его неизвестно в точности. Называли его Джа-лама, или Дамбижанцан.
Еще при жизни он был признан святым, а сам себя объявил потомком легендарного ойратского князя XVIII в. Амурсаны, прославившегося в борьбе против маньчжуро-китайского засилья. Но главное – Джа-лама словом и делом убеждал всех, что он является земным воплощением ужасного Махакалы, «Великого Черного» – одного из буддийских божеств. Этого грозного защитника «желтой веры» ламы-иконописцы изображали с ножом или мечом на фоне очищающего огня, готовым впиться в сердце врага веры и выпить его еще не остывшую кровь. Махакала не просто побеждает зло, но испытывает блаженство при виде смертных мук носителя зла. Страшная участь ждала и того, кто смел усомниться в святости Джа-ламы.
Во время жертвоприношений он вспарывал грудь врагам, вырывая сердца и освящая свежей кровью боевые знамена. Он своими руками выдавливал глаза, отрезал уши… Голову же его, убитого в конце 1922 или в начале 1923 г. в результате тщательно готовившейся операции государственной внутренней охраны (нечто вроде ВЧК) Монголии, долго возили насаженной на пику по стране, чтобы далеко по кочевьям разнеслась весть о его гибели и простые монголы убедились: Джа-лама был смертен, его больше нет!
Завидев эту процессию, пастухи поспешно сворачивали в сторону, ибо верили, что встреча с «цаган-толгой» («белой головой») сулит беду. Белой же голову прозвали потому, что она была мумифицирована по старинному степному обычаю – подсолена и прокопчена, отчего соль кристалликами выступала на коже. Но и после гибели Джа-ламы кочевники не верили в его смерть, и гуляла молва, будто видели его то в одном месте степи, то в другом…
Наибольшую известность как бесстрашный воин Джа-лама приобрел в 1912 г. после знаменитого штурма города-крепости Кобдо с засевшими в нем китайцами. Он был одним из руководителей этого сражения, и по его приказу на неприступные стены погнали собранных по степи старых верблюдов с привязанным сзади и подожженным хворостом. Именно это внесло панику в ряды защищавшего Кобдо гарнизона и позволило монголам ворваться в город. Дело кончилось резней, разгромом китайских храмов и лавок, человеческими жертвоприношениями, ритуалом освящения знамен кровью (следует заметить, что лавки русских купцов не пострадали, так как вошедшие в город одновременно с осаждавшими казаки выставили около них посты). Согласно легенде, Джа-лама после сражения, склонившись в седле, высыпал из-за пазухи пригоршню деформированных пуль. Они его не брали…
По некоторым сведениям, Джа-лама был калмыком из Астраханской губернии. Во всяком случае, Россия считала его своим подданным, что и послужило поводом для его ареста в феврале 1914 г. и препровождения в тюрьму и ссылку. Одним из доказательств зверств Джа-ламы в отчете об аресте назывался тулум – снятая аккуратно, «мешком», кожа человека, хранившаяся в его юрте для ритуальных целей.
В 1917 г., принесшем Российской империи революционные катаклизмы, некому стало «надзирать» за Джа-ламой, и он снова пробрался в Западную Монголию, в степь. Неизвестно в точности, в каких буддийских монастырях обучался Джа-лама и учился ли вообще (и мог ли с полным основанием именоваться ламой), совершил ли, как утверждают некоторые источники, паломничество в таинственную, запретную для посещения иностранцев столицу Тибета Лхасу, где он якобы стал доверенным лицом далай-ламы. Все сведения об этом человеке запутанны и противоречивы.
О силе его гипнотического воздействия ходили легенды. Вот как бежавший из России Джа-лама «справился» с отрядом казаков, преследовавших его. Оглянулся беглец: позади – погоня, впереди – озеро. Жители небольшого кочевья, наблюдавшие эту сцену, ожидали, что его вот-вот схватят. Но Джа-лама спокойно встал лицом к погоне, пристально глядя на казаков. И произошло удивительное: казаки на полном скаку стали поворачивать и с криками «Он там!» понеслись объезжать озеро, а затем стали натыкаться друг на друга и колоть пиками, думая, что поражают беглеца…
Поляк Фердинанд Оссендовский в 1921 г. присутствовал на операции, когда Джа-лама вскрыл грудь пастуха ножом, и он увидел «медленно дышащее легкое и биение сердца пастуха. Лама коснулся раны пальцем, кровотечение остановилось, и лицо пастуха было совершенно спокойно… Когда лама приготовился вскрывать и живот пастуха, я закрыл глаза от ужаса и отвращения. Открывши их через некоторое время, я был поражен, увидев, что пастух спал с расстегнутым на груди тулупом».
«Любой, кто осмеливался противоречить ему, безжалостно устранялся, – вспоминал венгр Йожеф Гелета. – Люди были слепым орудием в руках таинственного калмыка. Они верили, что он принадлежит к той таинственной секте лам, что обитали в монастыре вечной жизни в Гималаях, приобретали сверхчеловеческую магическую силу и становились обладателями великих тайн. Эти избранники узнавали друг друга в миру по особому способу разделывания сухожилий животных за едой. И знак тот простые смертные не видели… Оказать сопротивление Джа-ламе было практически невозможно, поскольку его всепоглощающая гипнотическая сила способна была поражать даже оружие в руках его жертв. Убить его самого было невозможно».
…И тем не менее он был убит. Последние годы своей бурной жизни Джа-лама провел в городе-крепости, возведенном среди пустыни Гоби, – своем городе, который, видимо, намеревался сделать в будущем столицей независимого теократического государства в Западной Монголии. В планы его входило и строительство новых буддийских храмов. А пока он промышлял грабежами торговых караванов, пересекающих пустыню. Все это, конечно, никак не могло устроить красное правительство в Урге.
Поскольку выманить Джа-ламу из его города не удавалось (несмотря на неоднократные приглашения, он не ехал, зная, возможно, что заочно приговорен к смертной казни), а штурмовать крепость новая власть не решалась, ему было послано подложное письмо о том, что правительство в Урге нуждается в его содействии и приглашает занять пост «уполномоченного сайда» (министра, сановника) в Западной Монголии. И Джа-лама согласился принять в своей ставке «представителей» якобы для передачи полагавшейся ему утвержденной печати.
Он встретил «представителей» настороженно, в присутствии телохранителей. И в первый день, как докладывал один из участников операции X. Кануков, убить его не удалось.
В конце концов цирику Дугэр-бейсе удалось зазвать Джа-ламу в отведенную гостям юрту, чтобы научить его ориентироваться по карте, и тот без охраны последовал за ним.
Увидев вошедшего Джа-ламу, цирик Даши притворно упал перед ним на колени, благоговейно сложив руки и прося святого благословить. Дугэр сел рядом с гостем, а еще один участник операции, Нанзад-батор, который, кстати, сражался под знаменами Джа-ламы при Кобдо в 1912 г., стал подкладывать дрова в огонь.
Закончив молитву, Джа-лама поднял руку над головой Даши, чтобы коснуться ее, благословляя. И тут молящийся схватил его за эту руку, за другую схватил Дугэр-бейсе, а Нанзад выстрелом в упор в шею уложил Джа-ламу наповал. Так закончилась земная жизнь таинственного ламы. Символично, что погиб он не в бою, а был коварно убит – во время молитвы и благословения.
Как известно из мемуаров, Джа-лама обладал мстительной памятью – человек, вызвавший его гнев, мог считать себя приговоренным. Такое проклятие будто бы преследовало и людей, так или иначе связанных с судьбой Джа-ламы или имевших дело с его головой. В тот день, когда голова, как бесценный трофей, прибыла на пике к зданию правительства в Урге, скончался «главком монгольской революции» товарищ Сухэ-Батор.
В 1937 г. был расстрелян в Ленинграде как «агент японской разведки» монголовед В.А. Казакевич, разыскавший голову в Урге и полулегально доставивший ее в Россию. Другой ученый, В.Д. Якимов, собиравший материал для повести о Джа-ламе «Святой бандит», погиб в первые дни войны, как и писатель Б. Лапин, автор рассказа о Джа-ламе «Буддийский монах». В 1943 г. в одном из сталинских лагерей умер человек, хорошо знавший Джа-ламу, переписывавшийся с ним, когда тот был в ссылке, – русский купец и ученый-практик А.В. Бурдуков. Он имел несколько фотоснимков Джа-ламы, один из которых был опубликован в журнале «Огонек» в 1912 г.
Петер Садецки, журналист, писатель и кинорежиссер, мечтавший снять фильм о Джа-ламе «Восстание в степи», убежден, что в крепости был убит не Джа-лама, а его двойник, и собирал свидетельства об этом. Например, стоматолог Бианка Тристао будто бы видела Джа-ламу уже после 1922 г., скромно живущего в степи под видом шамана…