Осененный благодатью
В 1786 году тридцатидвухлетний послушник Саровской обители (Тамбовская губерния) Прохор Мошнин после всех необходимых приготовлений принял монашеский постриг. В иноческий ранг его посвятили с новым именем – Серафим. В переводе с древнееврейского оно означает «пламенный» и дано было иноку не случайно. Благообразный вид молодого мужчины, являвшего особую одухотворенность в молитве, мудрые помыслы и речи – все свидетельствовало о благодати, которой он удостоился. «И бысть сердце мое яко воск таяй» – этими словами псалмопевца передавал Серафим свои переживания от церковных служб, во время которых, согласно преданию, он не раз «наяву созерцал ангелов». И этот путь был предопределен задолго до церковного таинства.
Будущий святитель родился в 1754 году в семье состоятельного курского купца и владельца кирпичных заводов Исидора Мошнина, бравшего подряды на строительство каменных зданий. К несчастью, ушел он из жизни рано – когда мальчику не исполнилось и трех лет. Незадолго до кончины отец взялся за строительство большого храма во имя преподобного Сергия Радонежского по чертежам знаменитого зодчего Бартоломео Растрелли.
Проект был исполнен в духе русского барокко и сегодня известен как Сергиево–Казанская церковь (с 1833 года она служила курским кафедральным собором). После смерти Мошнина–старшего возведение храма взяла под свою опеку жена Исидора Ивановича и мать Прохора энергичная и набожная Агафья Фатеевна. Под ее началом и были завершены все намеченные работы.
Прохор любил бывать с матерью на стройке, наблюдать, как рождается чудо. Особенно привлекала его колокольня, гордо устремленная ввысь. Однажды он вместе с матерью поднялся на самый верх еще не достроенной звонницы. Шустрый и любознательный, как все мальчишки, Прохор неосторожно перевесился через перила и... Не успела Агафья ни глазом моргнуть, ни вскрикнуть от ужаса, как сын уже лежал на земле. Испуганная женщина, не помня себя, сбежала по крутой лестнице – а Прохор, живой и невредимый, идет ей навстречу. Изумленная мать была безмерно счастлива чудесному спасению. Как бы там ни было, с этого времени Божие покровительство незримо оберегало юного Прохора.
Мальчик рос смышленым. В десять лет его отдали учиться грамоте. Ум у него оказался острым, а память цепкой, так что учение давалось без особых усилий. Прохор был крепким ребенком, но все же хворь не обошла и его. В том же году он тяжело заболел, и близкие уже почти не надеялись на благополучный исход. Но, как гласит предание, отрок увидел в полузабытьи Пресвятую Богородицу, пообещавшую вскоре его исцелить. Проснувшись, Прохор рассказал матери о видении и словах Пречистой – и чудо произошло!
Вскоре по Курску шел крестный ход с чудотворной иконой Знамения Пресвятой Богородицы. Богомольцы направились прямо через усадьбу семейства Мошниных. Агафья вынесла больного во двор, приложила к чудотворной иконе, и после этого Прохор поправился.
Выздоровев, он продолжил учение и стал помогать торговать старшему брату, содержавшему лавку в Курске. Однако торговля мало привлекала юношу. Ему больше нравилось беседовать с местным юродивым, который души не чаял в парнишке. Эти разговоры все чаще наводили Прохора на мысли о вере и монастырской жизни. Когда решение всецело посвятить свою жизнь Богу созрело окончательно, мать благословила его медным крестиком, который с тех пор Прохор носил на груди до конца жизни.
Путь подвижника
В августе 1776 года двадцатидвухлетний Прохор отправился паломником в Киево–Печерскую лавру. В Китаевской пустыни близ лавры Прохор встретился со старцем Досифеем. «Гряди чадо Божие и пребудь в Саровской обители, – указал дорогу наделенный даром предвидения подвижник. – Место сие будет тебе во спасение, с помощью Божией там окончишь ты и земное странствование». На прощание Досифей научил отрока «умному деланию» – непрестанному повторению молитвы. Через несколько дней старец преставился, словно этим благословением завершилось его земное предназначение.
А Прохор поступил, как ему было указано: после странствий поступил послушником в Саровскую пустынь. Высокий, крепкий и сильный, Прохор много работал: служил келейником старца Иосифа, пономарем, пек хлеб и просфоры. Через несколько лет он тяжело заболел водянкой и мучился три года, не подпуская к себе врача. На недоумение ухаживающей за ним братии Прохор отвечал, что вверил себя только «истинному целителю душ и телес, Господу нашему Иисусу Христу и Пречистой Его Матери».
Состояние больного было настолько плохим, что его исповедали и причастили. Но неожиданно Прохор поправился. Его выздоровление удивило не только монахов, но и врачей. О чудесном видении, даровавшем ему выздоровление, он будет рассказывать гораздо позже: «В ярком свете явилась Матерь Божия в сопровождении святых апостолов Петра и Иоанна Богослова». Указав рукой на больного, Пресвятая Дева сказала Иоанну: «Сей – от рода нашего». Затем она коснулась жезлом бока больного, и тотчас жидкость, наполнявшая тело, стала вытекать через образовавшееся отверстие. И болезнь отступила.
На месте явления Божией Матери была построена больничная церковь. Престол для одного из ее приделов, освященный во имя Зосимы и Савватия, чудотворцев Соловецких, послушник Прохор соорудил своими руками из кипарисового дерева. Впоследствии он всегда причащался в этой церкви.
Восемь лет пробыл Прохор послушником в Саровской обители. Тридцать два года – возраст зрелости. Проницательнее и глубже стал взгляд голубых глаз, резче черты лица, солиднее окладистая борода и длинные густые усы.
13 августа 1786 года Прохор принял иноческий постриг с именем Серафим, а через год был посвящен в сан иеродиакона. Чудесные видения его продолжались – не раз во время церковных служб он видел святых ангелов. В тридцать девять лет Серафима рукоположили в сан иеромонаха, и стал он пустынником.
Еще в годы послушничества он проявил стремление к «уединению и безмолвию». Построил в пяти километрах от монастыря в лесу на высоком холме небольшую келью–избушку (одна комнатка с печкой и сенями) и в 1794 году, через шестнадцать лет после прихода в Саровскую обитель, удалился сюда на многие годы. Изредка, по субботам, наведывался в монастырь – послушать церковную службу, причаститься да взять в свою «дальнюю пустыньку», как прозвал он место своего затворничества, немного хлеба и постной еды. Впоследствии преподобный вовсе отказался от монастырской снеди, питаясь только тем, что сам выращивал на огородике близ избушки.
Однако высокое подвижничество не спасло его от встречи с грабителями. Однажды бродячие разбойники, увидев одинокого монаха, потребовали денег, а когда не нашли, жестоко избили. Серафим же, несмотря на физическую силу и топор в руках (он в то время рубил дрова), как истинный христианин, не оказал никакого сопротивления, снова вручив себя во власть «целителя душ и телес».
Сильно израненный, он с большим трудом дошел до монастыря, где долго лежал, не принимая ни воды, ни пищи. Приехавший врач подивился, что отец Серафим вообще остался жив: у него была проломлена голова, сломаны несколько ребер и остались следы жестоких побоев на теле. Но опять ему в коротком сладостном сне являлась Божья Матерь с апостолами Петром и Иоанном. Коснувшись головы отшельника, Царица Небесная даровала исцеление.
В лесной глухомани в окрестностях Сарова совершил святитель Серафим свои великие подвиги во славу Господа.
Один из них – подвиг столпничества. На полпути от кельи к монастырю присмотрел Серафим гранитный валун. Ежедневно и еженощно он взбирался на него и в одиночестве, чаще всего стоя на коленях, творил молитву, взывая: «Боже, милостив буди мне грешному». Тысячу дней и ночей кряду молился святитель на камне, прерываясь только на краткий отдых да принятие скудной пищи.
От невероятного напряжения преподобный отец пришел в крайнее истощение, ноги его покрылись болезненными язвами. Когда в конце земной жизни он рассказывал об этом своим ученикам, кто–то из них заметил, что этот героический поступок выше сил человеческих. «Святой Симеон Столпник сорок семь лет простоял на столпе, – возразил Серафим, – а мои труды похожи ли на его подвижнический поступок?»
В 1807 году преподобный принял на себя иноческий подвиг молчания, старался ни с кем не встречаться и не общаться.
Через шестнадцать лет отшельничества, в 1810 году, он возвратился в монастырь, но ушел в затвор – не выходил из своей кельи пятнадцать лет. И снова явилась ему Пресвятая Дева в чудном сне, наказав принимать у себя людей, души которых нуждались в наставлении, утешении, руководстве и исцелении. Так отец Серафим, получивший дар прозорливости и исцеления от болезней, стал старцем.
Ясновидец
Теперь келья монаха была открыта для посещений от ранней обедни до восьми вечера. Входящий наталкивался в сенях на дубовый гроб, который отец Серафим сделал себе из деревянной колоды. У гроба старец часто молился, постоянно помня о мире ином. Маленькая келья не отапливалась, освещалась одной лампадой, многочисленными свечами у икон и светом, поступающим через два крохотных оконца. Постелью старцу служили мешки с песком и камнями, стулом – деревянная колода. Келейник старца как–то спросил, не опасно ли жечь так много свечей в тесном помещении. Отец Серафим отмахнулся: «Пока я жив, пожара не будет, а когда я умру, кончина моя откроется пожаром».
Он принимал всех охотно и с радостью, беседовал, давал краткие наставления и благословение. Посетителей подкупали его неизменное участие, ласковые обращения «радость моя», «сокровище мое», огромная любовь к людям и посильная помощь.
Однажды прибежал в обитель крестьянин: в голосе отчаяние, на глазах слезы. Завидев отца Серафима, упал в ноги:
– Батюшка! У меня украли лошадь, без нее я теперь совсем нищий. Не знаю, чем семью кормить буду. А ты, говорят, угадываешь!
Старец Серафим поднял крестьянина с колен и ласково сказал:
– Огради себя молчанием и поспеши в село. Когда будешь подходить к нему, свороти с дороги вправо и пройди задами четыре дома: там ты увидишь калиточку. Войди в нее, отвяжи свою лошадь от колоды и выведи молча.
Крестьянин только шапку к груди прижал и бегом в путь. И вернул–таки лошадь в хозяйство!
В другой раз, услышав о праведных деяниях Серафима, приехал в Саровскую обитель заслуженный генерал–лейтенант. При полном параде: вся грудь в орденах. Отец Серафим встретил посетителя на пороге, пригласил к себе. Говорили они долго. А когда вышли из кельи, лицо военного было мокрым от слез. Головной убор и ордена старец вынес следом. Позже генерал рассказывал, как он был тронут до глубины души смирением старца и потрясен его прозорливостью. По его словам, старец Серафим рассказал всю его жизнь с тайными подробностями. Затем произошло нечто странное: с генерала посыпались его награды. «Это потому, что ты получил их незаслуженно», – вынес суровый вердикт старец.
Приезжала за благословением преподобного Серафима некая Евдокия, вдова из Пензы. Помолилась в церкви и встала в конец очереди на прием к отцу Серафиму. Вдруг слышит его голос:
– Евдокия, поди сюда поскорее!
Посмотрела вдова по сторонам – никто больше на имя не отзывается. А отец Серафим прямо на нее смотрит. Подошла вдова, смущаясь, к старцу. Он благословил ее и говорит:
– Тебе надобно поспешить домой, чтобы застать дома сына.
Женщина тут же отправилась домой в Пензу и действительно едва застала сына: начальство Пензенской семинарии определило его учиться в Киевскую академию и торопилось поскорее отправить в Киев.
Приходили к святителю разные люди, в основном простые, небогатые. Как–то раз обратилась к Серафиму одна обедневшая помещица: три года хлеб не родился, остался один хуторок, да и тот перезаложенный. Приехала в обитель, а старец еще не принимает, и у его кельи множество народу. Пробралась посетительница к самым дверям кельи и стала громко просить старца, чтобы помог ей в горе советом и молитвой. Тотчас дверь отворилась, и появился на пороге Серафим. Благословил женщину и сказал:
– Не скорбите, матушка, не скорбите. Господь вас помилует. Вот как получите восемьдесят тысяч, то по копеечке с каждого рубля Богу пожертвуйте.
– Где мне, отец святой, столько денег взять? У меня теперь и восьмидесяти рублей не найдется.
– Будет, будет, – настойчиво повторил старец. – Вы только поспешите поскорее домой. Вот вам и сухарики на дорогу.
Благословил старец ее еще раз и все твердил, чтобы возвращалась домой. Удивленная и обрадованная барыня села в коляску и покатила обратно. Приехала – письмо: умер дальний родственник и нежданно–негаданно оставил ей все свое состояние, как раз восемьдесят тысяч.
Приезжали к старцу и братья князья Волконские. Сергею он и подойти к себе не дал, прогнал:
– Гряди, откуда пришел.
А брата его благословил, но подвел к колодцу с мутной и грязной водой и предупредил:
– Твой брат намеревается возмутить Россию. Образумь его, смуты не кончаются хорошим, много будет пролито слез и крови.
Как Серафим Саровский и предвидел, генерал–майор князь Сергей Волконский, член «Союза благоденствия» и Южного общества, участник декабрьского восстания, был осужден по первому разряду («к смертной казни отсечением головы»), но по конфирмации приговорен к двадцати годам каторги, впрочем, сокращенной впоследствии до пятнадцати лет.
Иногда посетители, готовясь к встрече со старцем, записывали вопросы, чтобы вдруг не забыть главного. После изумлялись, что отец Серафим, иногда даже не дослушав вопрос до конца, поспешно давал ответ. Казалось, он заранее знал содержание заветных вопросников. На письма же старец отвечал, почти никогда их не распечатывая.
А однажды пришел к нему крепостной, управляющий имением одного помещика, с женой.
Супруги просили благословения на поездку в Москву к своему барину: хлопотать о вольной или, в крайнем случае, об увольнении с нелегкой должности. Старец Серафим взял управляющего за руку, подвел его к иконе «Умиление Божией Матери» и сказал:
– Прощу тебя ради Божией Матери: не отказывайся от должности. Твое управление – к славе Божией: мужиков не обижаешь. А в Москву нет тебе дороги. Вот твоя дорога: я благословил одного управляющего проситься на волю по смерти господина.
Когда господин тот скончался, госпожа отпустила управляющего на волю и дала ему доверенность на управление имением – такую, что только себя ему не вручила.
– Сооруди храм, – сказал старец одной бедной вдове, оставшейся после смерти мужа без средств к существованию.
– Как, батюшка? У меня же за душой ни гроша! – растерялась женщина, пришедшая за советом и помощью к отцу Серафиму.
Но тот не стал ничего объяснять. В смятении чувств несчастная женщина вернулась домой, не зная, что ей делать. А через несколько дней в церкви какая–то незнакомка дала ей ребенка, попросила поднести к причастию – да и скрылась неведомо куда. Вдова подумала–подумала и взяла девочку на воспитание. В городе об этом узнали, и губернатор распорядился назначить милосердной женщине хорошую пенсию. Только тогда она поняла, что имел в виду старец.
Часто спрашивали старца о будущем, просили благословения на брак. Через много лет немолодая купчиха вспоминала, как когда–то приезжала в Саров к старцу девушкой в ожидании счастливой жизни... Отец Серафим поцеловал ее в голову и сказал:
– Эта голова много горя увидит! В горести зачнешь и в горести всех пожнешь.
– Так и сбылось, – вытирала слезы купчиха. – Детей у меня было много, а он притчей предсказал всю правду: вырастила их, всех поженила и всех же схоронила. И осталась теперь одна на белом свете.
Порой людей, приходивших к старцу, интересовала не только собственная судьба, но и будущее страны и мира в целом. Немало будоражила просвещенные умы идея приближающегося конца света. Не раз и не два задавали отцу Серафиму вопрос о времени наступления конца света.
– Радость моя, – с обычною ласковостью и смирением отвечал тот, – ты много думаешь об убогом Серафиме! Мне ли знать, когда будет конец миру сему и наступит великий день, в который Господь будет судить живых и мертвых и воздаст каждому по делам его?
Но на пророчества о судьбе России Серафим Саровский не скупился. Правда, воспринимались они до поры до времени как туманные намеки на серьезные испытания.
Некогда на Россию восстанут три державы и много изнурят ее. Но за православие Господь помилует и сохранит ее.
Здесь, как полагают, речь шла о Крымской войне 1853–1856 годов между Россией и коалицией государств: Турции, Великобритании, Франции и Сардинии.
Пройдет более чем полвека. Тогда злодеи поднимут высоко голову. Будет это непременно. Господь, видя нераскаянную злобу сердец их, попустит их начинаниям на малое время, но болезнь их обратится на главу их, и наверх поднимется неправда пагубных замыслов их. Земля Русская обагрится реками крови, и много дворян побиенно будет за Великого Государя и целость Самодержавия Его...
Мне, убогому Серафиму, Господь открыл, что на земле русской будут великие бедствия: православная вера будет попрана, архиереи Е^еркви Божией и другие духовные лица отступят от чистоты православия, и за это Господь тяжко их накажет.
Земля русская обагрится реками крови, но не до конца прогневается Господь и не попустит разрушиться до конца земле русской, потому что в ней одной преимущественно сохраняется еще православие и остатки благочестия христианского.
Много прольется невинной крови, реки ее потекут по земле русской, много и вашей братьи дворян, и духовенства, и купечества, расположенных к Государю, убьют.
До рождения Антихриста произойдет великая продолжительная война и страшная революция в России, превышающая всякое воображение человеческое, ибо кровопролитие будет ужаснейшее: бунты разинский, пугачевский, французская революция – ничто в сравнении с тем, что будет с Россией. Произойдет гибель множества верных отечеству людей, разграбление церковного имущества и монастырей; осквернение церквей Господних; уничтожение и разграбление богатства добрых людей, реки крови русской прольются, но Господь помилует Россию и приведет ее путем страданий к великой славе.
Незадолго до своей загадочной смерти в Таганроге император Александр I побывал в Архангельске и Валаамском монастыре. Существует предание, что на обратном пути государь побывал в Саровской пустыни у старца Серафима. Состоялась их уединенная трехчасовая беседа. Русский духовный писатель Евгений Поселянин (Погожев) через несколько десятков лет записал монастырские предания, где рассказывалось, как старец Серафим, провожая, напутствовал своего позднего гостя: «Сделай же, государь, так, как я тебе говорил».
Что именно советовал старец Серафим императору и о чем была их приватная беседа, мы уже никогда не узнаем. По одной из версий, Серафим Саровский наставлял императора на тайное монашество. По другой, якобы старец рассказал Александру I: «Будет некогда царь, который меня прославит, после чего будет великая смута на Руси, много крови потечет за то, что восстанут против этого царя и самодержавия, но Бог царя возвеличит».
Было это пророчество на самом деле дано Александру I или нет, но действительно в самом начале XX века, в 1903 году, император Николай II инициировал канонизацию Серафима Саровского. И когда через семьдесят лет после смерти преподобного монарх приехал на торжества по поводу открытия и прославления его мощей, ему передали письмо от святого Серафима Саровского, подписанное: «Царю, который приедет в Дивеево». Считается, что в этом письме старцем была описана вся дальнейшая жизнь царской семьи.
И еще одно свидетельство. 2 марта 1855 года Екатерина Аксакова, фрейлина супруги Александра II, Марии Александровны, записала в дневнике: «Императрица говорила со мной также о предсказании, сделанном отшельником из Сарова Михаилу Павловичу о смерти его дочери, о его собственной смерти и о смерти императора Николая. Великий князь Михаил никогда не хотел рассказать того, что было предсказано о детях императора Николая, говоря, что он откроет это только императрице, но он так и умер, не решившись этого сказать. По–видимому, это было что–то зловещее».
Целитель
Много лет принимал старец Серафим посетителей, не оставляя затвора и не покидая своей кельи. Наконец пришло время для новых дел. О времени выхода из затвора отец Серафим тоже узнал от Богородицы. То ли сам монах просил разрешения, то ли Ее волю исполнял, об этом никто не узнает. Но в 1825 году он стал посещать и свою лесную келью, и Богословский родник. За время его затвора тот совсем пришел в запустение, и в 1826 году отец Серафим решил его возобновить. Накат, закрывавший бассейн, сняли, сделали новый сруб с трубой для стока воды, и старец занялся трудами. Собирал в реке Саровке камни и выкладывал ими бассейн. Рядом устроил для себя грядки и, удобряя их мхом, сажал лук и картофель.
В 1827 году около родника ему выстроили новую маленькую келейку. Это жилье получило название ближней пустыньки, а родник переименовали в колодец отца Серафима. Направляясь в обитель или из обители, старец носил за плечами суму, наполненную камнями и песком. На недоуменные вопросы отвечал: «Томи томящего меня».
Вскоре после окончания затвора, 25 ноября 1825 года, преподобный шел по лесу вдоль реки Саровки в свою дальнюю пустыньку. Вдруг ниже почти близ берега Саровки он увидел явившуюся ему Божию Матерь с апостолами Петром и Иоанном Богословом. Богоматерь ударила жезлом землю, и забил из нее фонтан светлой воды.
Кроме того, Пресвятая Дева повелела устроить неподалеку от Сарова, в селе Дивееве, рядом с существующей Казанской женской обителью еще одну, девичью. Место указала точно: на востоке, на задах села, против алтаря Казанской церкви. Назвала имена первых восьми сестер, с которых начнется обитель, дала новый устав. Указала, как обнести это место канавой и валом. Велела из Саровского леса для начала срубить ветряную мельницу и первые кельи, а затем, по времени, соорудить в честь Рождества Ее и Сына Ее двухпрестольную церковь для этой обители, приложив ее к паперти Казанской церкви.
На месте явления Божией Матери отцу Серафиму был устроен колодезь с чудотворной силой, а старец принялся выполнять высокие указания. Серафимо–Дивеевская, или Мельничная, обитель стала его любимым местом. Однако надо заметить, что история ее началась все же гораздо раньше.
Первым, кого исцелил старец Серафим, еще находясь в затворе, был Михаил Мантуров, дворянин, военный, вынужденный оставить службу из–за болезни ног. В родовом имении Нуча в Нижегородской губернии, куда он вернутся с молодой женой Анной, его ждала младшая сестра Елена – девушка на выданье. Несмотря на все старания врачей, болезнь прогрессировала. Когда положение стало критическим, Мантуров, по совету близких и знакомых, решился ехать в Саров к отцу Серафиму. В сени к старцу его вносили на руках крепостные. В ответ на просьбу исцелить от мучительного недуга Серафим трижды спрашивал Михаила Васильевича: «Веруешь ли ты Богу?» И получив трижды в ответ искреннее уверение в безусловной вере, старец молвил: «Радость моя! Если ты так веруешь, то верь же и в то, что верующему все возможно от Бога. А потому веруй, что и тебя исцелит Господь, а я, убогий Серафим, помолюсь».
Старец посадил больного в сенях у гроба, а сам удалился в келью за святым елеем. Вернувшись, велел Мантурову обнажить ноги и со словами: «По данной мне от Господа благодати я первого тебя врачую!» – помазал их елеем и надел чутки из посконного холста. Затем вынес из кельи сухари, насыпал их Мантурову в полы сюртука и приказал так и идти с ношей в монастырскую гостиницу.
Михаил Васильевич с недоумением посмотрел на старца, но послушно встал, придерживая полы сюртука, чтобы не растерять сухари, и недоверчиво сделал несколько шагов. Чудо было налицо: он чувствовал себя здоровым и бодрым, а страшная болезнь осталась где–то далеко, в другой жизни. Рискуя рассыпать подарок, Мантуров вне себя от радости бросился в ноги Серафиму Саровскому, но получил строгую отповедь:
– Разве Серафимово дело мертвить и живить, низводить в ад и возводить? Что ты, батюшка! Это дело единого Господа, который творит волю боящихся Его и молитву их слушает! Господу Всемогущему да Пречистой Его Матери даждь благодарение!
По благословению Серафима Саровского Михаил Мантуров продал имение, отпустил на свободу крепостных людей и купил в Дивееве 15 десятин земли на указанном старцем месте. Повиновался он и строжайшей заповеди: хранить эту землю, никогда не продавать, никому не отдавать ее и завещать после смерти Серафимовой обители. Остальные деньги не тратил, сохранял до времени.
Сам же Мантуров с женой поселился в Дивееве (менее 10 км от города Сарова), терпеливо перенося все тяготы неустроенной жизни. Труднее всего пришлось молодой супруге, не готовой к таким духовным подвигам, но Михаил поддерживал ее и оберегал от любых невзгод. Кротость, смирение и безграничная вера старцу сделали Мантурова любимым учеником отца Серафима. И когда пришло время организовывать новую женскую обитель в том селе, не было у старца лучше помощника, чем Михаил. Все, что касалось устройства Дивеева, отец Серафим поручал только ему одному как своему распорядителю. Так и повелось: старец руководил своим детищем из Сарова, а Мантуров непосредственно заведовал всем делом на месте.
Обустройству Дивеевской обители Серафим Саровский отдал последние семь лет жизни. Он знал, что именно в ней будет его последний приют.
Дивеевская обитель
Как гласит легенда, в начале 1831 года, в праздник Благовещения, Царица Небесная посетила старца Серафима в последний раз. Она долго беседовала с ним, поручая дивеевских сестер, и, заканчивая разговор, сказала: «Скоро, любимиче мой, будешь с нами». При этом явлении Богоматери присутствовала одна дивеевская монахиня, Евдокия Ефремовна, впоследствии мать Евпраксия.
Летом 1832 года Серафим начал предсказывать собственную смерть. Теперь, прощаясь со многими, он решительно говорил: «Мы не увидимся более с вами». Если же просили его благословения приехать в Саров в Великий пост, поговеть и побеседовать с ним, то смиренно отвечал: «Тогда двери мои затворятся, и вы меня не увидите». С некоторыми из монашеской братии он был более откровенен: «Жизнь моя сокращается. Духом я как бы сейчас родился, а телом по всему мертв». Даже указал место, где его следовало похоронить.
1 января 1833 года, в воскресенье, старец пришел в больничную церковь во имя Святых Зосимы и Савватия к литургии. Ко всем иконам поставил свечи и причастился Святых Христовых Тайн. Когда литургия закончилась, он простился со всеми молившимися и благословил со словами:
– Спасайтесь, не унывайте, бодрствуйте: нынешний день нам венцы готовятся!
Затем приложился к кресту и к образу Божией Матери и вышел из храма северными дверями (как бы вратами смерти). Тогда еще никто не знал, что это все в последний раз. Его запомнили бодрым, спокойным и веселым, хоть он и был очень изможден физически.
После келейник, брат Павел, вспоминал, что в тот день старец вечером пел в своей келье пасхальные песни.
2 января в шестом часу утра брат Павел направлялся в церковь. Вдруг он почувствовал запах дыма из кельи Серафима. «Пока я жив, пожара не будет, а когда я умру, кончина моя откроется пожаром» – вспомнились ему слова старца. Когда двери открыли, оказалось, что книги и другие вещи тлели, а Серафим стоял на коленях перед иконой Божией Матери в молитвенном положении, но уже бездыханный.
Похоронили Серафима Саровского, согласно его завещанию, близ алтаря Успенского собора в Дивееве.
«Мало в Сарове почивает святых, а открытых мощей нет, никогда и не будет, а у меня же, убогого Серафима, в Дивееве будут!» – с некоей гордостью любил говаривать старец.
Рассказывал он и о том, что после своего воскресения перейдет в Дивеево, которое будет называться так не по имени села, а по всемирному диву. Предсказывал тамошним послушницам, что их обитель станет местом спасения людей во времена Антихриста:
Когда век–то кончится, сначала станет Антихрист с храмов кресты снимать да монастыри разорять и все монастыри разорит. А к вашему–mo подойдет, подойдет, а канавка–то и станет от земли до небес! Ему и нельзя к вам взойти– то, нигде не допустит канавка –так прочь и уйдет.
Согласно пророчеству отца Серафима, в Дивееве будет возведен великий собор и богатый монастырь, который посетят царские особы, а позже он станет ковчегом спасения для многих. Этот храм, предсказывал Серафим, будет преобразован в Лавру, где будут храниться могци. «Дивное Дивеево будет, матушка, – говорил он сестре Дарье, – одна обитель будет Лавра, а другая киновия [христианская монашеская коммуна]. И есть там у меня церковь, матушка; а в церкви той четыре столба, и у каждого столба мощи. Четыре столба и четверо мощей! Вот радость–то какая нам, матушка... И скажу тебе, хорош будет собор. И будет тут не село, а город».
Предугаданное строительство собора началось в 1865 году, а закончено было через десять лет. Сестры хотели посвятить его иконе Умиления Божией Матери. Но Пресвященному Иеремии было откровение Божие, и потому они назвали его именем Пресвятой Троицы.
Вечное упокоение
Во второй половине XIX века Саров и Дивеево посетил глубоко верующий офицер–артиллерист Леонид Михайлович Чичагов. Зашел он и к знаменитой блаженной Паше Саровской, которая, едва увидев его, неожиданно воскликнула:
– Вот хорошо, что ты пришел, я тебя давно поджидаю! Преподобный Серафим велел тебе передать, чтобы ты доложил государю, что наступило время открытия его мощей и прославления.
Военный был очень смущен завещанием, ибо не мог себе представить, как можно его выполнить. Паша обсуждать эту тему отказалась:
– Я ничего не знаю, передала только то, что повелел преподобный.
С тех пор Чичагов потерял покой. В голове постоянно роились мысли о необходимости аудиенции у царя и сложностях ее получения, об аргументах–доводах в пользу прославления Серафима Саровского и о собственной беспомощности в этом вопросе. Наконец пришла спасительная мысль: написать книгу о старце, собрав все доступные воспоминания и документы, и преподнести ее императору, который с должным уважением относился к духовной литературе.
Так Леонид Чичагов засел за написание книги.
Много событий произошло в его жизни: в 1890 году он ушел в отставку, в 1993–м был рукоположен в духовный сан, служил в московских храмах... А когда умерла жена, в 1898 году принял монашество, взяв имя Серафим, и через год стал архимандритом суздальского Спасо–Евфимьевского мужского монастыря.
По легенде, когда он закончил править гранки будущей книги, к нему в келью вошел сам Серафим Саровский. Обнял, поцеловал, поблагодарил за проделанный труд и, как положено в таких случаях, предложил: «Проси у меня все, что захочешь». И архимандрит попросил то, о чем мечтают все православные верующие: «Батюшка, хочу быть там, где ты».
«Летопись Серафимо–Дивеевского монастыря» была издана в 1896 году и спустя некоторое время преподнесена Николаю II. Как и предполагал отец Серафим, книга была прочитана императорской четой, и венценосные супруги стали горячими почитателями старца. Кстати, эта «Летопись» до сих пор считается лучшим жизнеописанием Серафима Саровского.
Поэтому когда в 1902 году архимандрит Серафим обратился к Николаю II как к «верховному защитнику и хранителю догматов господствующей веры», то был милостиво принят и доброжелательно выслушан. Во время аудиенции ему удалось убедить императора в необходимости «поставить на заседании Святейшего синода вопрос о скорейшем прославлении Серафима Саровского в лике святых».
Вопрос был поставлен, создана комиссия по обретению святых мощей Серафима Саровского, составлен акт их освидетельствования, получена царская резолюция, и Синод принял решение, на основании которого «Саровский старец Серафим причислялся к лику святых Русской Православной Церкви». Все это были обычные формальности, но пройдут десятилетия, и те бюрократические сложности сослужат добрую службу. А пока, летом 1903 года, в Сарове, в присутствии всей императорской фамилии и двора звучали торжества по случаю прославления преподобного Серафима.
Ждали чудес все, в том числе и император Николай II с супругой – молились новоявленному святому о рождении наследника. Тут и блаженная Паша, Прасковья Ивановна, угодила, недвусмысленно предсказав рождение сына. И правда, в 1904 году в семье Романовых родился долгожданный наследник – цесаревич Алексей.
Дальнейшая история была весьма печальной. Саровский монастырь разорили и закрыли, святые мощи Серафима Саровского бесследно пропали. Долгие годы пророчества старца о воскресении в Дивеево оставались весьма туманными. Пока в 1990 году в тогда еще ленинградском Казанском соборе, бывшем при советской власти Музеем истории религии и атеизма, не стали проводить опись. Тогда–то и был обнаружен завернутый в рогожку гроб с неизвестными мощами.
По благословению патриарха Алексия II было проведено тщательное обследование мощей, и здесь–то очень кстати пришлось их подробное описание в актах канонизации 1903 года. Мощи святого Серафима Саровского были на несколько дней выставлены в Александро–Невской лавре, в январе 1991 года их доставили в Москву в Богоявленский собор, и к 1 августа они уже были в Дивеево. Так сбылось одно из самых поначалу неясных пророчеств святого старца Серафима.