О трагедии, произошедшей 10 февраля 1999 года в здании Управления внутренних дел Самарской области, уже рассказано в сотнях газетных и журнальных публикаций, телевизионных сюжетов и передач. Тогда самарская катастрофа потрясла всю страну, причем не только своими страшными последствиями.
И хотя с той зловещей февральской ночи, унесшей жизни 57 человек, прошло уже много лет, общественность до сих пор так и не получила окончательного ответа на самый главный вопрос: был ли пожар в здании Самарского УВД следствием чьего-то злого умысла, или же виной всему стало наше обычное российское разгильдяйство?
Первое сообщение о пожаре в здании УВД поступило в Управление государственной противопожарной службы (УГПС) в 17 часов 52 минуты, причем не по линии «01», а по прямой связи от дежурного УВД. В 17 часов 56 минут на место происшествия прибыло первое пожарное подразделение под командованием капитана Жукова. К тому моменту из окон третьего, четвертого и пятого этажей здания УВД повалил густой черный дым, из окна третьего этажа выбивалось пламя. Из проемов окон люди просили о помощи, на тротуаре у горящего дома лежат обгоревший труп женщины.
На центральном узле связи УГПС объявили вызов сил и средств по рангу пожара №3. Сразу же было организовано спасение людей по трехколенной лестнице с фасадной части здания. Одновременно заработал ствол подачи воды от емкости автоцистерны. Тогда же в холле второго этажа было обнаружено еще два обгоревших трупа.
17 часов 58 минут. Обстановка осложнилась: количество людей, просящих о помощи, резко увеличилось, горели перекрытия между вторым и третьим этажами, частично обрушились строительные конструкции здания. Для спасения людей пожарные в противогазах предприняли попытку подняться на четвертый этаж, но под воздействием высокой температуры вынуждены были отступить. В холле третьего этажа они обнаружили обгоревший труп. В одном из служебных кабинетов находились четверо живых сотрудников УВД, которых срочно эвакуировали из здания. Из-за нехватки автолестниц личный состав второго отделения приступил к спасению пострадавших с помощью ручных пожарных лестниц — комбинированным способом.
18 часов 01 минута. Заместитель начальника УГПС полковник внутренней службы Кондаков прибывает на место пожара, отдает распоряжение о создании резервной группы в управлении. К месту трагедии доставляют все автомеханические лестницы гарнизона и коленчатые подъемники с объектовых частей Самары и Тольятти. Минуту спустя по области объявляется вызов сил и средств по рангу пожара № 4.
18 часов 08 минут. Со второго этажа по шторам спускаются женщины, а мужчины принимают их на руки. С третьего этажа люди спасаются по раздвижной ручной лестнице. Наконец-то и до окна четвертого этажа дотягивается автолестница. По ней начинает спускаться мужчина. Еще два трупа к тому времени лежат поблизости на земле.
18 часов 09 минут. Пожарные пытаются сбить пламя на третьем этаже, но силы явно не равны; густой черный дым и языки пламени вырываются наружу. Изнутри доносятся крики о помощи, звон лопающихся стекол. На подоконниках четвертого этажа стоят женщины, до которых ручная лестница не дотягивается. Одна из них на глазах у всех срывается и падает вниз, прямо к ногам собравшихся людей. В этот же момент один из пожарных торопливо поднимается по ручной лестнице наверх. «Держись, не прыгай!» — надрывно кричит он одной из сотрудниц УВД. Но в этот момент пальцы женщины, уже долгое время висящей на подоконнике, разжимаются, и она падает — к счастью, прямо в протянутые руки пожарного.
18 часов 10 минут. К месту происшествия прибывает начальник УГПС полковник внутренней службы Жарков, который принимает на себя руководство тушением пожара.
18 часов 12 минут. Открытые языки пламени вырываются наружу из нескольких кабинетов на четвертом этаже. Воет сирена, и к зданию подъезжает еще одна красная машина. Пожарные на бегу разматывают рукава и тянут их к главному подъезду. Автолестница дотягивается теперь и до окон последнего этажа, ее спешно облепляют люди.
18 часов 17 минут. Здание почти целиком скрывается в черных облаках дыма. В мощных лучах прожектора видно, как на самом верхнем, пятом, этаже мечутся люди. Они машут руками и кричат, взывая о помощи.
18 часов 24 минуты. Проемы окон верхнего этажа опустели. В мертвых черных глазницах окон — ни одной живой души.
18 часов 32 минуты. Все здание объято огнем. Криков о помощи больше не слышно...
В тот страшный вечер Олег Волчков в живых остался только чудом. Ныне он имеет звание подполковника милиции и занимает должность заместителя начальника Экспертно- криминалистического управления (ЭКУ) УВД Самарской области. А в феврале 1999 года он был майором и начальником одного из отделений в этом управлении, располагавшемся под самой крышей здания УВД — на пятом этаже.
Рассказ Олега Волчкова я записал на пленку сразу же после той февральской катастрофы, когда впечатления от пережитого были еше совсем свежими и «непричесанными». Вот его отдельные фрагменты.
— Без двенадцати минут шесть я и заместитель начальника нашего управления подполковник Михаил Тогобицкий находились в кабинете начальника ЭКУ подполковника Вячеслава Леонова. Я так четко запомнил это время потому, что прямо напротив меня находились часы, и мой взгляд периодически фиксировался на циферблате.
Тут Тогобицкий вдруг сказал: «Ребята, что-то дымом пахнет. Может, подожгли что-то?» Я говорю: «Сейчас посмотрим». Вышел за дверь — и остолбенел: по коридору тянулся черно-сизый дым, настолько густой, словно это был кисель. Возникало ощущение, что его можно разгребать руками. Лампы дневного света еще горели, но сквозь дйм они виднелись тускло-тускло, с красноватым оттенком. Но меня почему-то больше всего поразил даже не этот клубящийся дым, а стоящая в коридоре гробовая тишина. Вокруг не было слышно ни одного звука.
Я тут же кинулся к своим ребятам в лабораторию, но, пробежав буквально два-три шага, понял, что дышать совершенно нечем, да к тому же и дым был очень горячим. Поэтому я развернулся и вбежал в кабинет начальника отдела криминальных исследований Александра Раскина. В этот момент там находились сам Раскин и его заместитель Петр Амелин.
В кабинет я вбежал с криком «Пожар!» — и захлопнул за собой дверь. Раскин схватился за телефон, закричал, что связи нет, и в это время погас свет. Минуты через две, когда первый шок прошел, Петр сказал: «Попробую выскочить в коридор, посмотрю, как дела у наших ребят». Я ему говорю: «Не пройдешь, там дышать нечем». Он сказал: «Я все-таки попробую, в противогазе». Открыл дверь, вскрикнул — и туг же захлопнул обратно.
А в кабинете уже дышать было совершенно невозможно, изо всех щелей валил густой, очень едкий дым. Мы выбили окна и встали около них. Окна выходили во двор, и когда я выглянул вниз, то увидел, что здание УВД со всех сторон окутано дымом. Хорошо было видно не менее двух очагов пламени.
Но самое страшное — я увидел наших ребят, которые тоже вылезли к выходящим во двор окнам и звали на помощь, кричали, чтобы им подали лестницы. Я слышал чей-то отчаянный голос, что у них уже горит дверь кабинета и они долго не продержатся. Затем раздались крики мужчины: «Я уже сам горю!», а потом — женщины: «Мы уже все здесь горим!» Вслед за этим мы услышали звуки нескольких тяжелых, глухих ударов о землю — шлеп, шлеп... Это наши сотрудники выбросились из окон, не дождавшись помощи.
В соседнем кабинете трое сотрудников сняли с окон шторы, разрезали их на полосы, связали между собой — у них получилась длинная веревка. Вот так все трое и спустились вниз. У нас же таких штор не было. Поэтому мы стояли у окон и кричали своим сотрудникам: «Ребята, держитесь, сейчас подъедут пожарные, они нас спасут». И тут я вдруг увидел, что Петр стал оседать на пол. Я схватил его за руку, но он не реагировал — потерял сознание от дыма. Тогда мы выставили его голову наружу, чтобы Петр смог отдышаться. И в этот момент позади нас задымился пол — он уже начал прогорать. Тогда мы с Александром сели на подоконник, а Петра держали между собой, чтобы он не упал.
Это был самый страшный момент в моей жизни, когда внизу стелилась сплошная дымная пелена, позади, в кабинете, уже тлел пол, а на руках у меня без чувств лежал мой друг и товарищ по работе. Лишь в отдельные мгновения, когда к нам в окно задувал ветер, можно было глотнуть свежего воздуха. При этом надежды на помощь не было никакой. Я уже думал — все, прощайте, ребята...
И тут мы сквозь огонь и дым вдруг увидели, как во двор въехала пожарная машина с лестницей. Правда, сначала она встала у другого крыла здания. Пожарные выдвинули лестницу к верхнему этажу и сняли из окон несколько человек. Тут я говорю: «Ну, Саша, вроде бы сейчас и нас спасут». И точно: в этот момент внизу включили прожектор и стали высвечивать верхние этажи на нашем крыле. Я отчетливо услышал: «Вон, на окне еще двое висят» и понял, что это говорят о нас. Мы стали махать руками, потому что кричать уже не могли — от дыма потерялся голос. Пожарные нам снизу прокричали: «Ребята, держитесь, сейчас мы вас спасем».
Уже через минуту к нашему окну подали лестницу. Саша сказал: «Олег, давай, иди первым». Когда я спустился уже почти до земли, то первое, что я смог сказать пожарным — что там, на подоконнике, лежит парень без сознания. А чтобы не мешать пожарным подниматься наверх, мы с Александром по очереди спрыгнули с лестницы вниз примерно с уровня второго этажа. А пожарные с кислородными баллонами за спиной тут же взбежали наверх и вынесли на себе Петра, который по-прежнему был без сознания. Я же поднял вверх голову и увидел языки пламени, которые вырывались из окна, откуда мы только что спустились. Стало быть, если пожарные со своей лестницей задержались бы еще минуты на три, то...
Петру сразу же стали оказывать помощь, но он все никак не приходил в себя. Ему не помогла даже кислородная маска, которую один из пожарных снял с себя и дал ему. Тогда на первой попавшейся машине мы повезли Петра в больницу в сопровождении лейтенанта военно-медицинского факультета. По пути мы втроем стали по очереди делать Петру искусственное дыхание и массаж сердца. Слава Богу, пульс вскоре появился, и в этот момент мы въехали во двор больницы. Вот так наш сотрудник, можно сказать, вырвался с того света...
В 1999 году автор этих строк неоднократно брал интервью у старшего следователя по особо важным делам Генеральной прокуратуры России Леонида Коновалова, который руководил расследованием уголовного дела о пожаре в здании Самарского УВД. По его словам, примерно через месяц после происшествия он уже имел достаточно четкое представление о том, как развивался пожар на начальном этапе.
Оказалось, что самые первые признаки возгорания были обнаружены в начале шестого: кто-то обратил внимание на тоненькую струйку дыма, что тянулась из двери запертого кабинета № 75 на втором этаже. Кабинет относился к Следственному управлению УВД, и там незадолго до трагедии работали сотрудники. Многие из них в течение дня курили, а непотушенные окурки бросали в пластмассовую урну. От момента ухода из кабинета последнего сотрудника до момента обнаружения дыма прошло не менее часа.
Пока сообщали дежурному о происшествии, пока искали ключи от запертого помещения, прошло еще минут 15—20. Струйка дыма за это время превратилась в широкий шлейф. Дверь пришлось ломать, так как ключи найдены не были. Когда наконец-то удалось попасть в кабинет, оттуда вырвались клубы дыма, сквозь которые виднелись наполовину сгоревший стол одной из сотрудниц и тлеющая тумбочка.
Потушить пожар при помощи шланга от находящегося в коридоре гидранта оказалось невозможно, потому что в магистрали, как выяснилось, не было воды. Сотрудники стали таскать в горящий кабинет воду в чашках, тарелках, стаканах и прочей подвернувшейся под руку посуде, но их усилия оказались тщетными. Только после этого дежурный позвонил по линии «01». В итоге сообщение о возгорании поступило на пульт областной противопожарной службы с опозданием не менее чем на 30—40 минут.
В своих интервью 1999 года Коновалов не раз говорил, что при выяснении причин случившегося следствие с самого начала работало в нескольких направлениях, в том числе изучало и возможность совершения диверсии против главного штаба областной милиции.
Однако вскоре стало очевидным, что всерьез разрабатывается лишь версия о воспламенении здания от одного точечного источника, то есть от пресловутого окурка. Между тем именно это предположение вызывало наибольшее сомнение, и в первую очередь — у очевидцев.
Дело в том, что около 18 часов 10 февраля большинство свидетелей своими глазами видели сначала два, а потом — три столба пламени, которое словно кольцом охватило здание УВД. Один очаг находился на втором этаже со стороны улицы Куйбышева, и еше два — со стороны Пионерской. Да, здание было старым, да, внутри него оказалось множество пустот. Но давайте прикинем: если горение от окурка случилось лишь в одном месте, могли тлеющий огонь по пересохшим стружкам и опилкам незаметно для всех и всего лишь за полчаса пройти 50 метров внутри здания, а потом вырваться наружу одновременно в трех местах? Московские пожарно-технические эксперты впоследствии дали заключение, что такое вполне возможно. Однако оставшимся в живых сотрудникам УВД по сей день не верится, что в здании, битком набитом людьми, никто не мог заметить хотя бы одну тоненькую струйку дыма на всем пути «подпольного» распространения огня.
Кстати, в феврале 2000 года приехавший в очередной раз в Самару Леонид Коновалов в беседе с журналистами сообщил следующее: для проведения экспертиз по делу об этом пожаре ему удалось собрать, как он выразился, «лучшие силы России», в том числе — двух докторов наук и несколько кандидатов наук. И хотя Коновалов привез тогда в Самару 10 томов предварительных результатов этих экспертиз, поделиться своими выводами он отказался, ссылаясь на тайну следствия. И даже на прямые вопросы журналистов о том, есть ли у него другие предположения, кроме известной «версии о непотушенном окурке», представитель Генпрокуратуры так ничего конкретного и не сказал. Лишь один раз он как будто проговорился. В ответ на вопрос, могли быть связан пожар с расследованием дел по АвтоВАЗу, Коновалов сначала несколько раз повторил: «Конечно!», но затем словно оборвал себя: «Нет, не буду вам больше ничего говорить!» После этого его общение с прессой прервалось надолго.
Срок следствия по этому уг оловному делу Генеральная прокуратура РФ неоднократно продлевала. А 10 мая 2000 года после 15-месячного расследования Леонид Коновалов и вовсе закрыл дело с формулировкой «за недоказанностью вины». При этом обвинение в непредумышленном поджоге никому не предъявлялось, но отнюдь не потому, что следствие не нашло ни одного курящего работника УВД, а как раз наоборот: таковых было выявлено слишком много. Оказалось, что не менее десятка сотрудников, работавших в тот роковой день в здании УВД, заходили курить в злополучный кабинет на втором этаже. Все они могли бросить в пластиковую урну непо- тушенный окурок, и, стало быть, каждый из них ныне несет на себе тяжкий груз ответственности за смерть 57 человек.
Когда Коновалов передал все 55 томов уголовного дела о пожаре в Самарском УВД своему непосредственному начальству, ему сразу подписали заявление об уходе на пенсию, которое было подано им задолго до этого. А через месяц после того как он влился в стройные ряды российских пенсионеров, Генеральная прокуратура отменила его решение о завершении следствия. Официально дело не закрыто до сих пор: следствие по нему лишь приостановлено «до получения дополнительных материалов».
Но МВД РФ все-таки нашло, кого наказать за это происшествие. Крайним оказался начальник Самарского УГПС Александр Жарков, хотя он, будучи больным, лично прибыл на место трагедии и всю ночь руководил тушением пожара. Но этот факт никто так и не принял во внимание: вскоре Жарков был освобожден от занимаемой должности «за недостаточную требовательность при выполнении противопожарных предписаний».