Гитлер был побежден, представители союзных держав приветствовали друг друга, заверяли в вечной дружбе и сотрудничестве в деле охраны мира во всем мире, начала свою деятельность Организация Объединенных Наций. И в то же время все союзники понимали, что открывается новая глава глобального противостояния.
Слишком велики были противоречия между представителями двух систем – капиталистической и социалистической. Гонка вооружений, начавшаяся по ходу Второй мировой войны, велась, на самом деле, не только с Германией, но и между собой. Амбиции политиков никуда не делись, а стали лишь сильнее, мир был поделен на сферы влияния, и, отдавая друг другу его части, руководители СССР, США и Англии, терявшей свое влияние вместе с колониями, сохраняли подспудную мысль – отобрать, подчинить, вырвать из рук недавних союзников менее сильные страны. Уже в 1946 г. началась новая война – «холодная».
Точкой отсчета этой войны традиционно считается речь, которую произнес давний недруг Советов и ярый антикоммунист Уинстон Черчилль. 5 марта 1946 г. в небольшом американском городке Фултон (штат Миссури) экс‑премьер Великобритании выступал в спортзале Вестминстерского колледжа перед 20 тысячами зрителей. В этот городок Уинстон Черчилль прибыл из Флориды, где отдыхал по приглашению президента Трумэна. Сам президент США также присутствовал в зале.
Речь экс‑премьера имела огромный резонанс. Бывший глава кабинета министров Великобритании говорил о проблеме бедности и голода в мире, о целесообразности создания ООН, о необходимости создания вооруженных сил этой организации. Но не это стало главной темой его выступления. Дело в том, что Черчилль, анализируя международное положение по окончании Второй мировой войны, назвал вещи своими именами. По его мнению, предстояло длительное противостояние демократического Запада тоталитарному Советскому Союзу, который имеет агрессивные, экспансионистские устремления. «Мы не можем закрывать глаза на то, что свободы, которыми пользуются граждане во всей Британской империи, не действуют в значительном числе стран; некоторые из них весьма могущественны. В этих государствах власть навязывается простым людям всепроникающими полицейскими правительствами. Власть государства осуществляется без ограничения диктаторами либо тесно сплоченными олигархиями, которые властвуют с помощью привилегированной партии и политической полиции». Таким образом, Черчилль вполне прозрачно описывал ситуацию в СССР и перспективу создания такой же ситуации в подконтрольных Советскому Союзу государствах.
Впервые мир услышал выражение «железный занавес». По словам Черчилля, он опустился на Европу на всей территории от Штеттина на Балтийском море до Триеста на Адриатическом. Так политик четко определил сферу влияния Советов и характер их внутренней и внешней политики на, по сути, захваченных ею территориях. «По ту сторону занавеса все столицы древних государств Центральной и Восточной Европы – Варшава, Берлин, Прага, Вена, Будапешт, Белград, Бухарест, София. Все эти знаменитые города и население в их районах оказались в пределах того, что я называю советской сферой, все они в той или иной форме подчиняются не только советскому влиянию, но и значительному и все возрастающему контролю Москвы… Это не та Европа, ради создания которой мы боролись», – с пафосом провозгласил Черчилль. «Братская ассоциация англоговорящих народов», о которой говорил экс‑премьер, должна была стать военным союзом, поскольку «на русских ничто не производит большего впечатления, чем сила». Прямо прозвучали слова о преимуществе, которое имеет в своих руках англосаксонский мир в виде атомного оружия.
К тому времени знаменитый британский писатель Джордж Оруэлл уже назвал нарастающую конфронтацию между Западом и СССР «холодной войной», но лишь публичное выступление Черчилля показало миру, что эта война стала реальностью.
Когда Черчилль несколько дней спустя прибыл в Нью‑Йорк, где у Советского Союза было немало поклонников, полиция едва сдерживала негодующие толпы. Некоторые члены Конгресса заявили, что они «шокированы» речью Черчилля, а одна нью‑йоркская газета назвала ее «объявлением идеологической войны России». Впрочем, правящие круги Соединенных Штатов уже давно имели аналогичную черчиллевской точку зрения. Еще 22 февраля 1946 г. из Москвы в Вашингтон поступила известная «длинная телеграмма» дипломата Кеннана. В ней автор изложил свое видение основ внешней политики Советского Союза как продолжение экспансионистских традиций царской России, умноженное на перманентное стремление марксизма‑ленинизма к расширению своего влияния. «Длинная телеграмма» Кеннана получила широкий отклик в правительственных кругах Вашингтона и заложила основы американской политики «сдерживания». Она предусматривала активное выдвижение Западом более привлекательной идеологической и политической альтернативы в сочетании с военным давлением на СССР.
С другой стороны, происходило ужесточение внешнеполитических позиций СССР. В связи с фултонской речью Черчилля отдел внешней политики ЦК ВКП(б) дал строгое указание «резко усилить работу по разоблачению антисоветских замыслов англо‑американцев». Еще ранее, 9 февраля 1946 г., Сталин в своей речи подчеркнул необходимость обеспечить безопасность СССР усилиями советского народа: укреплением бдительности, мобилизацией внутренних ресурсов, ускоренным развитием тяжелой промышленности и наращиванием военного потенциала. Советский лидер выдвинул задачу увеличения втрое советского промышленного производства во избежание «всяких случайностей». Неким аналогом «длинной телеграммы» Кеннана стала аналитическая записка советского посла в Вашингтоне К. Новикова о внешней политике США в послевоенный период, подготовленная им в сентябре 1946 г. Новиков подчеркивал: «Внешняя политика США, отражающая империалистические тенденции американского монополистического капитала, характеризуется в послевоенный период стремлением к мировому господству. Именно таков истинный смысл неоднократных заявлений президента Трумэна и других представителей американских правящих кругов о том, что США имеют право на руководство миром». Записка советского посла подводила к мысли о необходимости жесткого отпора далеко идущим военно‑политическим усилиям США.
Тем самым сложилась система представлений, характерная для «холодной войны»: глобальное и тотальное противостояние двух сверхдержав, враждебная риторика с обеих сторон.
Фултонская речь открыла новую эпоху. Параллельно развивались иранский и турецкий кризисы, не за горами были провозглашение доктрины Трумэна, принятие плана Маршалла и многие другие события из истории «холодной войны».