Кто убил Наполеона? Лонгвуд (июль 1817 года)

В этот вечер Наполеон приглашает О'Миру поужинать вдвоем и не в столовой, как обычно, а в маленькой комнате, соседней с той, где он теперь проводит большую часть дня. Ужин накрыт на маленьком круглом столе, этикет не соблюдается. Наполеон садится в кресло, О'Мира на стул.

Наполеон все реже ужинает в компании оставшихся офицеров. Когда это случается, за стол садятся чаще всего Гурго и супруги Монтолон. Иногда он обедает вдвоем с Альбиной. С Бертранами отношения стали более прохладными, вечерами те появляются редко. Царедворец Монтолон совсем оттеснил неспособного к интригам инженера-гофмаршала, а его жена завидует красавице Альбине, которую император приблизил к себе. Гурго и Монтолоны не устают перебраниваться. Наполеон смертельно скучает в их обществе, ему не хватает бесед с Лас Казом.

Зато общество О'Миры он разделяет с удовольствием. Как врачу, да к тому же английскому офицеру, он мало ему доверяет, как и вообще кому-либо, но О'Мира, обладающий свободой передвижения по острову, рассказывает о том, что происходит вне узкого мирка Лонгвуда. Пользуясь историческим случаем, О'Мира вызывает Наполеона на разговоры, а возвратившись к себе, записывает все сказанное императором.

Часто они обсуждают особенности английского национального характера. Наполеон считает, что в основе английской политики лежит прежде всего экономический интерес, и цитирует корсиканского националиста Паоли: «Англичане суть нация лавочников». Случается, что Наполеон дает собственной персоне более объективную оценку, чем в тех панегириках, какие он диктовал Лас Казу: «Никто никогда не причинил мне вреда. Могу сказать, что я был единственным врагом самому себе. Мои собственные планы, поход на Москву и последствия его предрешили мое падение. Я могу утверждать, что те, кто не возражал мне, кто спешил со мной согласиться и разделить мои взгляды, те, кто с легкостью мне подчинялся, — именно они нанесли мне самые глубокие раны и были злейшими врагами, ибо, приписывая мне легкость побед, вынуждали меня заходить слишком далеко... Я был тогда чересчур могущественным, чтобы кто-нибудь, кроме меня самого, мог мне навредить...»

Наполеон редко прибегает к врачебным услугам О'Миры, так как, за исключением нескольких случайных недомоганий, он чувствовал себя сравнительно хорошо первые месяцы 1817 года. Иногда он жалуется на отек ног, головные боли, рыхлость десен. Два раза у него случаются приступы диареи. О'Мира диагностирует дизентерию. Но в целом самочувствие императора лучше, чем в прошлом году. Как уже повелось, он подшучивает над О'Мирой:

— Вам придется отвечать на том свете: у вас, медиков, на счету больше трупов, чем у нас, генералов... Когда по неведению или ошибке, или же потому, что не уделили должного внимания жалобам, вы равнодушно отправляете людей на тот свет, вас это так же мало беспокоит, как одного моего знакомого генерала, который заставил полечь 3 тысячи солдат при штурме одной высоты.

Взяв ее после нескольких отчаянных попыток, он с поразительным хладнокровием заявил: «А я ведь намеревался взять другую высоту, эта мне ни к чему». И вернулся на исходные позиции.

Наполеон в хорошем настроении и после обеда говорит О'Мире. что хотел бы увидеть его пьяным. Императору, пьющему не больше одного-двух бокалов вина, доставляет удовольствие утверждать, что все англичане — пьяницы. Он высмеивает английский обычай, который предписывает мужчинам и женщинам расходиться после обеда:

— Если бы я был англичанкой, меня бы страшно сердило, что меня вышвыривают за дверь и заставляют ждать два-три часа, пока мужчины не напьются.

Он приказывает Маршану подать шампанское, сам пьет один бокал и все остальное вливает в О'Миру:

— Доктор, пить-пить, — говорит он по-английски.

Собеседники обсуждают отъезд с острова адмирала и леди

Мэлколм. Адмирал командовал морским гарнизоном острова Святой Елены в течение года. Этот седеющий сорокапятилетний английский офицер с приятными манерами нравился императору в той же мере, в какой вызывал его неприязнь Лоу. Наполеон считал, что у Мэлколма доброе сердце и что он говорит то, что думает. Не позволяя себе открыто критиковать губернатора, адмирал давал понять, что не одобряет его жестокого обращения с императором. Леди Мэлколм, высокая, худая, ярко накрашенная женщина, страдает искривлением позвоночника. Она открыто выражает свою симпатию падшему монарху. Ее брат, капитан Элфинстоун, обязан Наполеону жизнью: серьезно раненному накануне Ватерлоо, ему по приказу Наполеона помог личный хирург императора. Во время прощального визита Мэлколмов в Лонгвуд две недели назад Наполеон с гордостью показал им привезенный неделей раньше бюст римского короля (оказавшийся фальшивым), который он водрузил на камин. Наполеон снова сетует, хочет, чтобы это дошло до Лондона:

— Я носил императорскую корону Франции, железную корону Италии. А теперь Англия увенчала меня еще одной, еще более великой и почетной, той, что носил Спаситель. — терновой. Притеснения и оскорбления со стороны Англии только добавляют блеска моей славе.

Семья леди Мэлколм послужила причиной еще одного инцидента между Наполеоном и Лоу. Английский путешественник привез Наполеону подарки от второго брата леди Мэлколм, Джона Элфинстоуна, представителя Ост-Индской компании в Китае. Ящик с подарками послан в резиденцию губернатора для предварительного осмотра. Тайных посланий там не обнаружено, но среди подарков — изумительные шахматы из слоновой кости, каждая фигурка которых украшена буквой «Н» и императорской короной. Г. Лоу несколько дней колеблется: должен ли он передать шахматы в Лонгвуд, рискуя тем самым дать понять, что он и его правительство признают императорский титул Наполеона?

Деликатная проблема. Губернатор советуется с преемником Мэлколма адмиралом Робертом Плэмпином: «Если корона над буквой «Н» вас смущает, — бросает тот. — не смотрите на нее!» История становится известной всему острову. Г. Лоу все-таки отправляет шахматы в Лонгвуд с сопроводительным письмом к Бертрану, в котором уведомляет, что посылает подарок в нарушение буквы существующих на этот счет инструкций. Наполеон отвечает через Бертрана, что игральные карты, белье и «то немногое, что осталось от серебра», украшено коронами. Запрещено ли это? В ответ приходит письмо губернатора в 1200 слов. Оно тщательно поясняет, что корона, выгравированная после отречения Наполеона от трона, да еще англичанином, — это одно, а корона на вещах, изготовленных французами во времена империи, — другое. Обитатели острова Святой Елены долго потешаются над этим анекдотом, а граф Бальмен напишет в Санкт-Петербург, что «поведение Лоу несколько нелепо, и даже англичане начинают говорить об этом».

Наполеон просит О'Миру привести к нему в Лонгвуд английского путешественника, передавшего подарки, о котором известно, что он видел Великого ламу Тибета: «Я никогда не читал ничего достоверного о нем и даже иногда сомневался в его существовании». Чернобородый путешественник, некий Мэннинг, сначала благодарит Наполеона за то, что тот спас его несколько лет назад от ареста во Франции. Наполеон берет атлас Лас Каза и просит Мэннинга обозначить маршруты его следования по Тибету. Он подробно расспрашивает его о Великом ламе. Путешественник отвечает, что «это очень умный мальчик семи лет». Наполеон проявляет интерес к китайскому языку и спрашивает, проникли ли русские в Тибет.

Когда Лоу не мучают проблемы, подобные шахматам, его преследуют мысли о возможном побеге пленника. В марте он посещает Лонгвуд и предупреждает, что дом собираются обнести оградой, запираемой на ночь, а ключи будут находиться у него до рассвета. Но Наполеон сам никогда, кажется, не воспринимает идею бегства всерьез. Два раза он откажется от предложения одного английского капитана организовать его побег с острова — второй раз всего за несколько дней до обеда с О'Мирой.

Однако на этот раз Наполеон с Гурго и Монтолоном склоняются все же над географической картой острова:

— Лучше всего бежать через город среди дня. Следуя береговой линией с охотничьими ружьями, мы могли бы без труда обезоружить пост из десяти человек. Все будут думать, что я у себя. Губернатор уже привык к тому, что я по нескольку дней не покидаю комнаты. Мы попросим одну или обеих наших дам нанести визит в Плантейшн-хауз. Пока О'Мира будет находиться в городе, а мадам Лоу в своем салоне злословить в мой адрес, мы покинем это проклятое место. Только Маршан будет знать, что меня уже нет... — Но внезапно Наполеон вскидывает голову: — Все это слишком заманчиво, но, увы, безумно. Должно статься так, что либо я умру здесь, либо Франция пришлет за мною.

Столь же мало надежды он возлагал и на доходившие до острова слухи о том, что испанские колонии в Америке, готовые взбунтоваться, просили Жозефа, живущего в Филадельфии, стать их королем. Жозеф смог бы потом начать переговоры об освобождении брата. Некоторые узники уже видят себя в Буэнос-Айресе. Но Наполеон относится к этому скептически. Он уже сажал брата на трон в Неаполе и Испании и оба раза был разочарован.

— Он слишком добр, чтобы стать великим, — говорит император О'Мире. — Ему не хватает силы для трона.

Что бы он ни думал, Наполеон все реже заговаривает о возвращении к власти. Если после отречения он вспоминает о Франции, то чаще всего в связи со своими преемниками.

— Бурбоны, — говорит он Гурго, — могут удержаться у власти только с помощью террора; проявив слабость, они погибнут.

О'Мире он заявляет:

— Через 20 лет, когда я буду мертв и погребен, вы станете свидетелем новой революции во Франции.

Англичане опасаются, отвечает ему О'Мира, что он еще может вернуть себе трон, но Наполеон возражает:

— Будь я сейчас в Англии, а из Франции прибыла бы депутация предложить мне трон, я бы отказался, если бы только того не пожелала единодушно вся нация. Иначе я был бы вынужден сделаться палачом и отрубить головы тысячам людей для сохранения трона. Мне потребовалось бы море крови. Я наделал до сего дня достаточно шума — может быть, излишне, — и я чувствую себя старым и хочу на покой.

После двух лет изгнания Наполеон больше всего рассчитывает на смену правительства в Лондоне. Через газеты, доходящие до Лонгвуда, и через О'Миру он знает, что продажа серебра и послание, переданное Сантини, так сильно взбудоражили Англию, что спровоцировали парламентские дебаты. Либеральная оппозиция (виги), возглавляемая лордом Холлендом, жена которого — поклонница Наполеона, резко критиковала правительство за жестокое обращение с изгнанником. Но правительство удержалось, а министр колоний лорд Батерст ни под каким предлогом не изменит своей политики. В июне Наполеон скажет Гурго:

— Со смертью Людовика XVIII могли бы произойти важные события. Если бы лорд Холленд получил министерский портфель, он, возможно, отозвал бы меня в Англию, но больше всего стоит надеяться на смерть принца-регента и восхождение на трон принцессы Шарлотты. Она призовет меня.

4 июля, на следующий день после обеда с шампанским, Мэлколмы отплывают в Англию. В память о последнем визите в Лонгвуд леди Мэлколм увозит с собой чашечку с блюдцем севрского фарфора с изображением обелиска Клеопатры, адмирал — прядь волос Наполеона.

Добавить комментарий