Наполеон — предмет страстного увлечения Григория Трубецкого. Особенно его интересует 1812 год, что объясняется как историей его рода, так и личным любопытством. Он подробно изучил историю столкновения с Россией, положившего начало падению Наполеона, что через три года привело его на Святую Елену.
История семьи Трубецких теснейшим образом связана с трагическими событиями той эпохи. В романе «Война и мир» — классическом, с точки зрения русских, отчете о войнах Наполеона — Толстой под весьма прозрачным псевдонимом Друбецких ввел эту семью в круг действующих лиц.
Мать Толстого — сама урожденная Трубецкая. Один из членов семьи, Александр Трубецкой, был адъютантом Александра I в 1807 году, когда Наполеон и русский царь подписали в Тильзите мир, просуществовавший только пять лет. Еще один член этой семьи, Сергей, был сослан в Сибирь в 1825 году как участник восстания декабристов против царя Николая I.
Как многие русские, родители Григория Трубецкого покинули страну после Октябрьской революции. Родившись в Марокко в 1930 году, Григорий жил затем во Франции, а после второй мировой войны — в США.
Григорий Трубецкой вырос в семье, строго придерживавшейся традиции, что для изгнанников важнее, чем для тех, кто живет на родине. В зрелом возрасте он продолжает интересоваться всем, что связано с 1812 годом, и питает противоречивые чувства к императору Наполеону. Конечно, тот был врагом России и его Великая армия сеяла смерть и опустошение, но Наполеон нес с собой и свежие веяния, идеи Французской революции, и его поражение было поражением революционных идеалов не только во Франции, но и в России.
Однажды Григорию встречается в нью-йоркском еженедельнике сообщение, переданное агентством Рейтер из Глазго, где говорится о человеке, предположившем на основании анализа волос Наполеона, что император был отравлен. Трубецкой прочтет заметку с интересом, не придав ей особого значения, но, тем не менее, вырежет ее и поместит в свою картотеку.
Спустя несколько лет на аукционе Трубецкой покупает автограф Наполеона. Это написанная на Святой Елене страница, где Наполеон набросал план второй главы, посвященной итальянскому походу. К этой странице аукционист, нью-йоркский друг Трубецкого по имени Чарльз Гамильтон присоединил маленькую прядь из 20 волосков Наполеона. Он говорит Трубецкому, что купил и то, и другое на лондонском аукционе.
Трубецкого удивляют каштаново-рыжие волосы императора, которого он привык воображать «чернявым итальянцем». Он перечитывает своего любимого автора, поэта и партизана Дениса Давыдова (выведенного в романе «Война и мир» под фамилией Денисова), в частности его рассказ о личной встрече с Наполеоном в Тильзите. «Волосы императора были вовсе не черными, а темно-русыми», — замечает Давыдов. Внезапно Трубецкой вспоминает о когда-то прочитанной и вырезанной статье, утверждавшей, что в волосах, привезенных со Святой Елены, содержался мышьяк. Он наводит справки и узнает, что теория об отравлении Наполеона была выдвинута шведом С.Форсхувудом, живущим в Гётеборге. Трубецкой пишет ему и предлагает прислать несколько волосков из только что купленной пряди. Он знает, и кому она принадлежала. К 1825 году граф Лac Каз, живший в парижском предместье Пасси, получил большую известность благодаря публикации «Мемориала Святой Елены». 22 июня того же года он послал страницу рукописи Наполеона и прядь волос «В.Фрезеру, в Дели». Лас Каз уточнил: "Эти волосы были получены мною в Лонгвуде при обстоятельствах, описанных в „Мемориале"». Вот как это случилось 16 октября 1816 года:
«Во время утреннего туалета Наполеон приказал Сантини постричь себя. Я стоял почти рядом с ним, чуть позади, когда густая прядь волос упала к моим ногам. Император спросил, почему я нагнулся. Я ответил, что поднял оброненную мною вещь. Он, улыбаясь, ущипнул меня за ухо. Конечно, он все понял».
Трубецкой не знает, как и продавец пряди, кто был этот В.Фрезер и почему Лас Каз сделал ему такой подарок, а также где находилась прядь между отправкой в Дели и возвращением в Лондон век спустя. По просьбе Форсхувуда Трубецкой посылает волоски — один длинный и пять коротких — Г.Смиту в Глазго.
Спустя некоторое время Трубецкой получает от Форсхувуда письмо с результатами исследования. Самый длинный волосок после сегментного анализа показал содержание мышьяка от 11,1 до 18,1 на миллион, короткие — соответственно от 9,2 до 30,4 микрограммов на грамм волосяного вещества.
В письме Форсхувуд объясняет, что нового вносят в дело волосы, доставшиеся от Лас Каза:
«Мы не можем знать точно, на каком расстоянии от корня Сантини срезал волосы Наполеона. Весьма вероятно, что эти волосы росли на затылке и были обрезаны ближе к корню. Если это так, то Наполеон получал сильные дозы яда между 31 июля и 1 октября 1816 года. Это совпадает с тем, что нам известно о состоянии его здоровья в это время. Наполеон больше не выезжал верхом на длительные прогулки. Ноги его плохо слушались. Окружающие отмечали происшедшие в его облике изменения. По прижизненным портретам можно судить, что с 1816 по 1818 год Наполеон все больше стал походить на толстеющего алкоголика, хотя пил очень мало вина и никогда — крепкие напитки. На несколько дней в августе и с 9 по 13 сентября 1816 года состояние его резко ухудшалось.
Но можно также предположить, что эта прядь была срезана не под корень, а сантиметрах в десяти от кожного покрова. В таком случае придется констатировать, что яд поступал в организм с начала января по март 1816 года. Хотя это маловероятно, но и в этом случае результаты анализа не противоречат тому, что нам известно о развитии болезни Наполеона.
Получая яд, Наполеон стал полнеть. Это могло означать, что в некотором смысле он становится «мышьякофагом», то есть способен поглотить значительные дозы мышьяка, не заболевая сразу, хотя некоторое время спустя начинали проявляться симптомы хронического отравления.
Очень похоже, однако, что волосы, посланные вами, все- таки были срезаны близко к корню, так как Сантини было дано указание привести императора в порядок, для чего не было нужды менять его обычную прическу, как сказали бы теперь, «под горшок».
В любом случае ваша столь уместная инициатива принесла окончательное доказательство того, что кто-то уже с 1816 года регулярно травил Наполеона мышьяком».
Трубецкой был доволен письмом Форсхувуда. Сообщения о гипотезе отравления и тестах, разработанных в Глазго, убедили потомка русских князей в том, что версия точна, и он чувствовал себя польщенным, что его «столь уместная инициатива» добавила еще одно недостававшее звено в цепь доказательств.