После расстрела петербургских рабочих 9 января 1905 года инициатор шествия эмигрировал. Он жил в Женеве, в Швейцарии, какое-то время – даже на квартире Азефа в Париже. Между тем еще в феврале 1905 года за подписью директора департамента полиции Лопухина был разослан циркуляр № 1143; в нем говорилось:
«Департамент полиции имеет честь просить надлежащие власти принять меры к розыску священника церкви Св. Михаила Черниговского при С.-Петербургской пересыльной тюрьме Георгия Аполлонова Гапона и в случае обнаружения названного лица подвергнуть его обыску, арестовать и препроводить в распоряжение начальника С. -Петербургского жандармского управления. Приметы: роста среднего, смуглый, тип цыганский, волосы остриг, бороду сбрил, жиденькие черные усики, нос горбинкой, слегка искривлен, бегающие глаза, на левой руке ниже последнего сустава с наружной стороны указательного пальца свежая пулевая рана, говорит с характерным малороссийским акцентом».
Чем больше шла на убыль революция в России, тем сильнее тяготился царь правительством. Точнее – возглавлявшим его Витте. Либеральная ширма накануне массовых репрессий, когда революционное движение пошло на спад, царю больше не требовалась.
После неудавшегося покушения на Витте царь искал повод, чтобы сместить его с поста председателя Совета министров. В начале марта 1906 года активные члены «теневого кабинета» царя – бывший директор департамента полиции, а ныне помощник Трепова Гарин и доверенное лицо Николая II князь Мещерский (редактор черносотенного журнала «Гражданин») обсуждали этот вопрос.
Сенатор Гарин высказал идею: для дискредитации Витте в глазах общественного мнения желательно установить его связь с небезызвестным Гапоном. Для этого было бы достаточно даже одной встречи и беседы Витте с Гапоном. А уж если бы удалось «доказать» факт оказания им материальной помощи Гапону, можно было бы с гарантией на успех пустить в оборот слух, что либерал Витте еще до назначения его председателем Совета министров поддерживал тайные связи с темными, анархистскими элементами, вместе с Гапоном организовал шествие рабочих к царю 9 января 1905 года с целью свержения монархии и установления республики в России и именно он непосредственный виновник того, что правительство было вынуждено расстрелять рабочих на подступах к Зимнему дворцу.
— А что, идея неплоха, — задумчиво проговорил Мещерский. – Надо усилить антивиттовскую кампанию в печати.
Через два дня Трепов приказал Рачковскому во что бы то ни стало разыскать Гапона. Тот установил, что Гапон находится в Париже, и дал указание заведующему заграничной агентурой департамента полиции Гартингу встретиться с Гапоном, а затем направить его нелегально в Петербург.
Вскоре Гапон был в Петербурге. К председателю Совета министров графу Витте явился сотрудник Министерства внутренних дел, прикомандированный к его канцелярии, Мануйлов-Манусевич и стал просить принять Гапона. Впрочем, об этом подробно рассказал сам Витте.
«Через несколько дней после того, как Мануйлов-Манусевич, — писал он, — был прикомандирован к канцелярии, он явился ко мне и от имени князя Мещерского просил меня принять Гапона, который ввиду того, что громадное большинство рабочих находится в руках анархистов-революционеров, искренне раскаивается в своем поступке, приведшем рабочих к расстрелу 9 января 1905 г., желает теперь спасти рабочих и, ввиду дарованной 17 октября конституции, помочь правительству успокоить смуту... Я ответил Мануйлову, что никаких сношений с Гапоном иметь не желаю и что если он в течение суток не покинет Петербург и не уедет за границу, то он будет арестован и судим за 9 января... На другой день ко мне явился Мануйлов и передал, что Гапон хочет уехать за границу, но не имеет денег; я дал Мануйлову 500 рублей, сказав, что я даю ему эти деньги с тем, чтобы он довез Гапона до Вержболова и убедился, что Гапон покинул Россию. Затем, дня через два, ко мне явился Мануйлов и доложил, что Гапон переехал в Вержболове границу и обещал, что он в Россию не возвратится. Может быть, тогда было бы правильнее его арестовать и судить, но ввиду того, что тогда все рабочие были в экстазе и Гапон пользовался еще между ними большой популярностью, я не хотел сейчас, после 17 октября и амнистии, усложнять положение вещей. Через некоторое время ко мне пришел князь Мещерский и убеждал меня разрешить Гапону вернуться в Петербург и принять его, говоря, что Гапон теперь принесет громадную пользу в борьбе с анархистами и революционерами... Я просил Мещерского оставить меня в покое и сказал, что Гапону не доверяю, никогда его не приму и ни в какие сношения с ним не вступлю. Затем в течение нескольких месяцев о Гапоне ни слова не слыхал. В марте месяце мне как-то Дурново сказал, что Гапон в Финляндии и хочет выдать всю боевую организацию центрального революционного комитета (партии эсеров) и что за это просит 100 тыс. рублей... что с ним ведет переговоры Рачковский... Затем я узнал, что Гапон убит в Финляндии».
На самом деле Гапон вернулся в Россию. По паспорту на имя П. Н. Рыбницкого он со своей любовницей, некой Александрой Уздалевой, жил на даче – в глухом переулке в Териоках, наезжал в Петербург, встречался с министром внутренних дел и шефом жандармов Дурново, вице-директором департамента полиции по политической части Рачковским, с начальником Петербургского охранного отделения полковником Герасимовым.
На одной из конспиративных встреч с Дурново Гапон получил чистый паспортный бланк. Присутствовавший при этом Мануйлов-Манусевич собственноручно вписал в бланк фамилию Рыбницкого. Вместе с новым паспортом Гапон получил и особое задание: установить, готовится ли покушение на жизнь Николая II, графа Витте и Дурново, выявить фамилии новых членов Боевой эсеровской организации. На расходы Гапону выдали 30 тысяч рублей; он положил их в банк «Лионский кредит» на имя Рыбницкого.
Будучи еще в Париже, Гапон в порыве какой-то явно патологической откровенности рассказал Азефу о своих контактах с Зубатовым и другими царскими жандармами. Тот немедленно сообщил об этом ЦК эсеровской партии, было принято постановление о суде и казни Гапона. Азеф добился, чтобы выполнение его поручили Рутенбергу, давно и хорошо знавшему Гапона. Именно Рутенберг увел Гапона 9 января 1905 года с площади перед Зимним дворцом и помог ему скрыться за границу.
Рутенберг, красивый, мужественный, решительный, пользовался большой популярностью в эсеровских кругах. Тщеславный, похожий на Квазимодо, Азеф откровенно завидовал ему. А после того как обнаружил, что Рутенберг активно разыскивает источник утечки информации из ЦК партии и подозревает Азефа в тайных связях с царской полицией, решил заманить его в Россию под предлогом необходимости казни Гапона, а затем выдать его царской полиции. Азеф намеревался разом убить трех зайцев: избежать собственного разоблачения, убрать соперника, претендующего на лидерство в партии – Рутенберга, и заслужить благосклонность царской охранки. Осуществить замысел Азефу не удалось: Рутенберг, вопреки правилам, не поставил в известность руководителя Боевой организации эсеров ни о плане покушения на Гапона, ни о дате суда над ним. Обо всем случившемся Азеф узнал лишь после возвращения Рутенберга в Париж...
Вернувшись в Петербург из своей недолгой эмиграции, Гапон сообщил Рачковскому, что в столице находится его друг – эсер Рутенберг, и получил задание склонить его к сотрудничеству с тайной полицией.
27 марта 1906 года Гапон встретился с Рутенбергом. Заговорил о том, что все на этом свете тлен и суета, однако... есть возможность заработать большие деньги через одного очень влиятельного чиновника в департаменте полиции: если ему кое в чем помочь, он озолотит. Рутенберг сделал вид, что заинтересовался предложением, сказал, что, пожалуй, согласится стать тайным агентом за 100 тысяч рублей, и попросил Гапона завтра же – для более подробного и обстоятельного разговора – приехать к нему на дачу. Эту дачу в местечке Озерки под Петербургом, на Ольгинской улице, в доме З/12, Рутенберг снял на имя вымышленного Ивана Ивановича Путилина еще накануне – 24 марта, и предназначалась она для суда над Гапоном.
На следующий день, как договаривались, Гапон был в Озерках, на платформе его ожидал Рyrенберг. Окончательно убедившись в предательстве Гапона, он пригласил на дачу четырех рабочих-гапоновцев. Вера их в святого отца была еще так велика, что каждый носил при себе как реликвию прядь волос Гапона (перед отъездом за границу после 9 января, в целях конспирации, Гапон был острижен. Приверженцы его разобрали стриженые волосы «на память»). Рабочих Рутенберг разместил так, чтобы они слышали предстоящую беседу с Гапоном; он же заранее заготовил намыленную веревку – для казни.
Ничего не подозревавший Гапон, как только вошел на дачу, начал вновь уговаривать Рутенберга стать агентом Рачковского. Все это слушали рабочие, они находились в соседней комнате, дверь в нее была заранее заперта изнутри на тот случай, если бы Гапон вдруг вздумал осмотреть помещение.
Вот как об этом разговоре Гапона с Рутенбергом вспоминал позже один из этих рабочих:
«Гапон. 25 тысяч – хорошие деньги, и потом Рачковский прибавит еще. Нужно сперва выдать только четверых человек из боевой организации.
Рутенберг. А если мои товарищи узнают?
Гапон. Они ничего не узнают. Поверь мне. Рачковский такой умный человек, что он сумеет все это устроить. Уж на него можно положиться.
Рутенберг. А если я, например, выдам тебя? Если я открою всем глаза на тебя, что ты спутался с Рачковским и служишь в охранном отделении?
Гапон. Пустяки! Кто тебе в этом поверит? Где твои свидетели, что это так? А потом, я всегда смогу тебя самого объявить в газетах провокатором или сумасшедшим. Ну да бросим об этом! Перейдем лучше к делу.
Рутенберг. Но ведь всех этих товарищей повесят?
Гапон. Лес рубят — щепки летят! И притом же посылал ведь ты Каляева на смерть, отчего же ты не можешь послать на ту же смерть и этих?
Далее я слышал, как Гапон говорил о революционных партиях и своем в них разочаровании. Потом он снова хвалил Рачковского и его умение устраивать дела «шито-крыто».
Разгневанные рабочие ворвались в комнату, где беседовали Рутенберг с Гапоном. Увидев в руках одного из рабочих веревку, Гапон сразу понял, что его ожидает. Он упал на колени и дико закричал:
— Братцы!.. Пощадите! Родимые мои... Простите меня... Во имя прошлого!
Рутенберг не желал принимать непосредственного участия в его казни и вышел из комнаты. Когда вернулся, с Гапоном было покончено: он висел на крюке, вбитом над вешалкой для одежды. Взглянув на труп, Рутенберг проговорил:
— Так висел Каляев. Гапон хотел, чтобы и другие так же висели.
Он замолчал и после долгой паузы добавил:
— А это все же хорошо, что его не расстреляли. Он готовил другим виселицу – и сам ее заслужил. Расстрел был бы для него слишком почетен.
13 апреля 1906 года газета «Новое время» сообщила: «герой» 9 января 1905 года 28 марта 1906 года выехал из Териок в Петербург и с этого времени домой не возвращался; труп Гапона обнаружен в помойной яме во дворе дома мещанина Полотнова в посаде Колпино с трещинами на черепе от ударов тяжелым предметом. При проверке этого сообщения полиция установила, что опубликованные сведения не верны; в Колпино обнаружен труп крестьянина Бежецкого уезда Тверской губернии Ивана Евстигнеева, работавшего в Колпино угольщиком и считавшегося выбывшим на родину в ноябре 1905 года.
15 апреля та же газета писала: «Исчезновение Гапона становится все более загадочным. Лондонский корреспондент венской «N. Fr. Presse» от 10 (23) апреля сообщает телеграммой следующее известие о Гапоне, присланное «Manchester Guardian» петербургским корреспондентом этой газеты: «От приятеля, собеседник которого был очевидцем случившегося, я узнал нижеследующее и могу представить доказательства. В четверг 10 апреля о. Гапон тайно повешен четырьмя революционерами, принадлежащими к рабочим классам». Далее корреспондент дает личную характеристику Гапона: «В частной жизни это был страшный шарлатан, честолюбец и к тому же человек невежественный... С другой стороны, это был опытный оратор, даже первоклассный оратор, один из тех людей, которые гипнотизируют себя и других своими словами». В материале описана и казнь Гапона в Озерках, а в заключение утверждается: когда Гапон «удостоверился, что эсеры ему не доверяют, решил сделать «карьеру» по-другому и стал агентом тайной полиции. Гапон был настолько неосторожен, что предложил другому революционеру также поступить на службу в полицию».
19 апреля 1906 года газета «Новое время» опубликовала статью, в которой, в частности, упоминалось о тайных услугах (еще до 9 января 1905 года) Гапона убитому эсерами министру внутренних дел и шефу жандармов Плеве. Кроме того, в статье говорилось: «Нам доставлено из Берлина следующее сообщение. Суд рабочих имел неопровержимые доказательства того, что Георгий Гапон, вернувшись в декабре 1905 года в Россию, вступил в сношение через чиновника особых поручений Мануйлова с Витте и имел ряд свиданий с бывшим директором департамента полиции Лопухиным, с товарищем (заместителем) директора департамента Рачковским и с начальником Петербургского охранного отделения полковником отдельного корпуса жандармов Герасимовым. Рассказав все, что знает о революции и революционерах, Гапон получил от неизвестного частного лица для дела рабочих 50 000 франков. Деньги эти рабочим не переданы. Суд постановил: Георгий Гапон – предатель, провокатор и растратил деньги рабочих, он осквернил честь и память товарищей, павших 9 января 1905 года. Георгия Гапона предать смерти. Приговор приведен в исполнение. Члены суда».
Нетрудно заметить: материалы «Нового времени» о Гапоне в апреле 1906 года питались информацией иностранных корреспондентов. Французские, английские, немецкие журналисты проявляли исключительный интерес к «герою» 9 января. Но в их корреспонденциях правда об убийстве Гапона часто переплеталась с самыми фантастическими вымыслами.
Что касается Петербургского охранного отделения то оно только 19 апреля 1906 года получило сведения, что «Гапон действительно убит за предательство в одной из дачных местностей в окрестностях Петербурга по инициативе известного члена Боевой организации партии социалистов-революционеров инженера Петра Рутенберга. Убийство совершено несколькими рабочими, бывшими приверженцами Гапона, посредством удушению). Сообщалось, что труп Гапона пока не обнаружен.
Но вот 30 апреля 1906 года к приставу 2-го стана Нивинскому пришла Звержинская – хозяйка дачи в Озерках, которую снимал Рутенберг. Она сказала, что не видела своего постояльца с 28 марта и очень тревожится, не случилось ли с ним чего-нибудь плохого. Она просила открыть дачу в присутствии полиции. Когда дачу открыли, в одной из комнат, запертых на висячий замок, обнаружили труп Гапона.
В докладной записке санкт-петербургского губернатора министру внутренних дел и шефу жандармов сообщалось: «Труп Гапона находился в сидячем положении с согнутыми ногами, на шее довольно толстая веревка, употребляемая обыкновенно для сушки белья, один конец которой прикреплен к небольшой железной стенной вешалке. На ногах валяется меховое пальто с бобровым воротником, один рукав которого завязан тонкой веревкой. Гапон одет в черный пиджак, темно-коричневый жилет, цветную сорочку и фуфайку, черные брюки и на ногах сапоги, слева от трупа – серая мерлушковая шапка, справа – две галоши. При покойном найдены карманные черного металла часы и проездной билет Финляндской железной дороги от 28 марта сего года с правом обратного проезда. Около этажерки близ ног покойного валяются его галстук, стекла от разбитого стакана и стоит пивная бутылка с какой-то жидкостью».
В письме губернатору Дурново сетовал на крайне плохую работу полиции по розыску убийц Гапона. «...Труп был обнаружен случайно, — писал Дурново. – В то время как сообщения прессы, связанные с убийством Гапона, в точности подтвердились».
3 мая 1906 года на городском Ушенском кладбище состоялись похороны Гапона. В них участвовало более 150 рабочих – бывших гапоновцев, сохранивших веру в своего кумира. На одном из венков на красной ленте было написано: «Истинному вождю Всероссийской революции 9 января Георгию Гапону».
Газета «Русское слово» в заметке «Вождь народа» так подвела итог «гапониаде»: «Умер большой комедиант, красивый лжец, обаятельный пустоцвет... Жизнь его обманула, потому что он всегда ее обманывал».
А что же Рачковский? Потерявший связь с Гапоном и узнавший, что он нигде не появляется после 28 марта 1906 года, он все это время оставался в тени. Чем объяснить такое равнодушие к судьбе агента? На это у Рачковского были свои резоны. После того как с его помощью был скомпрометирован Витте, Рачковский больше не нуждался в Гапоне. Более того, в известной степени он даже опасался его: не было уверенности, что истеричный и экстравагантный Гапон будет держать язык за зубами; не было гарантий, что в порыве «откровенностью» или за хороший гонорар он не расскажет какому-нибудь корреспонденту, ищущему политических сенсаций, как получал задание от охранки в провокационных целях просить у Витте материальной помощи.
Похоже, сам Рачковский всерьез подумывал о ликвидации Гапона. И здесь ему очень помогли эсеры. Не исключено, что кто-то из тайных агентов Рачковского непосредственно участвовал в казни Гапона: уж очень точно Рачковский знал детали убийства.
Несмотря на то что граф Витте, проявив политическую дальновидность, отказался встретиться с Гапоном, чем в значительной степени затруднил свое смещение с поста председателя Совета министров, он все же допустил серьезную оплошность, дав деньги на мнимую нелегальную отправку того из России. Это послужило основанием для утверждения противниками Витте, что Гапон действовал по его указаниям и получал от него значительные суммы денег.
19 марта 1906 года в газете «Новое время» появилось «Заявление Г. Гапона прокурору судебной палаты» такого содержания: «Осенью прошлого года я получил предложение от имени графа Витте вступить с ним в переговоры по поводу рабочих организаций и их материального состояния. Мне было объявлено, что возникновение рабочих организаций возможно, и мне было разрешено полулегальное пребывание в Петербурге впредь до окончания возбужденных переговоров».
Газеты опубликовали сообщение, что 27 марта 1906 года Гапон посетил председателя Петербургского окружного суда и беседовал с ним более часа. Во время беседы Гапон заявил, что ему надоело скрываться, он настойчиво требовал открытого и гласного суда над ним, чтобы официально установить, что он, Гапон, ни в чем не виноват, ибо действовал по прямому указанию графа Витте и должен быть восстановлен в гражданских правах (такой визит действительно состоялся. Однако на этом приеме Гапон арестован не был, хотя принимавший его председатель суда знал, что тот разыскивается полицией и подлежит при обнаружении аресту. Более того, на запросы редакций газет департамент полиции официально ответил, что приказа об аресте Гапона не отдавалось и что на учете он не числится ни за полицией, ни за охранным отделением).
Вся черносотенная печать начала бешеную травлю Витте, обвиняя его в измене родине и престолу. Начались открытые выступления черносотенцев против Манифеста 17 октября 1905 года. На своих сборищах они кричали: «Долой подлую конституцию! Смерть графу Витте!»
14 апреля 1906 года Витте подал в отставку. В письме к царю он писал: «Я чувствую себя от всеобщей травли разбитым и настолько нервным, что я не буду в состоянии сохранять то хладнокровие, которое потребно в положении председателя Совета министров, в особенности при новых условиях... В течение шести месяцев я был предметом травли всего кричащего и пишущего в русском обществе и подвергался систематическим нападкам имеющих доступ к Вашему императорскому величеству крайних элементов».
16 апреля 1906 года отставка Витте царем была принята. На этот раз провокация царской тайной полиции увенчалась успехом.