Странная казнь Жанны д’Арк

Вот первое замечание, которое необходимо сделать с самого начала: официальная дата казни была произвольно установлена впоследствии, как для рождения и смерти Иисуса, чтобы покончить с вызывающими неудобство расхождениями.

Теперь, конечно, принимают дату 31 мая 1431 г. Однако английские летописцы Уильям Кэкстон, Полидор Виргилиус заверяют, что казнь состоялась в феврале 1432 г. Отметим, однако, что такая разница не следует никоим образом из того, что в те времена год начинался на Пасху. Итак, французские летописи говорят о 1431 г., английские – о 1432 г. Весьма существенное противоречие!

Так же обстоит дело с числом и месяцем. Президент Эно (1685—1770), суперинтендант в штате королевы Марии Лещиньской, которая очень сердечно относилась к нему, получил, наряду с Шереном, доступ к самым тайным архивам Короны. В своих «Мемуарах» он называет дату казни – 14 июня 1431 г. Жан де Серр, брат Оливье де Серра, которого Генрих IV назначил историографом Франции, в своем «Обзоре истории Франции» (1597) сообщает о том, что это событие имело место 6 июля 1431 г.

Что еще удивительнее, в рукописи Дома Гренье о Пикардии, принадлежащей Национальной библиотеке, содержится «Летопись» за 1492 г., составленная Жаном де Ла Шапеллем. Так вот, этот автор уверяет, что, прежде чем предать ее огню, Девственнице отрубили голову.

Читатель согласится, что с самого начала во всей этой истории с сожжением Жанны имеется много неясностей.

Не меньше их и в дальнейшем. Судите сами.

В рукописи монсеньора Пьера Кошона, хранящейся в библиотеке Национального собрания, мы находим следующее воспроизведение приговора, вынесенного Жанне:

«Тем не менее, поскольку, как мы только что отметили, ты дерзновенно погрешила против Господа и его святой церкви, мы, судьи, чтобы ты могла предаться спасительному покаянию, со всем нашим милосердием и умеренностью осуждаем тебя окончательно и бесповоротно на вечную тюрьму, хлеб страдания и воду тоски так, чтобы ты могла там оплакивать свои грехи и больше не совершала таких, которые пришлось бы оплакивать».

Вот уже нечто, способное нарушить покой сколько-нибудь наблюдательных умов. Ведь одна из аксиом древнейшего права заключается в том, что к факту, по которому вынесен приговор, уже не возвращаются. Вот почему уже кажется подозрительным появляющийся в конце концов костер. Но протокол, то есть документы самого руанского процесса в их подлинном виде, давно уже исчез.

Пьер Кошон затратил шесть лет на то, чтобы переписать их заново и по-латыни. Чего ради? Что именно подлежало уничтожению в оригиналах протокола? Опять же текст, находящийся в Англии, отличается от того, которым располагает Франция.

Согласно народной молве, Жанна не была казнена. Ее подменили другой заключенной. Молва эта была такой настойчивой, что Парижский университет ввиду отсутствия юридических документов распорядился начать расследование против Кошона, поскольку его действия казались подозрительными. И ему – Кошону – пришлось погрузиться в целый океан юридических хитросплетений, чтобы доказать, что никаких нарушений закона совершено не было, как не было ни сделок, ни подтасовок. Но ему пришлось нелегко. Ибо в те времена Парижский университет был высшей богословской инстанцией церкви во Франции, церкви, выносившей свои решения после совместных обсуждений.

Англичанин Уильям Кэкстон, родившийся в 1422 г. в графстве Кент, в своей «Летописи Англии» в 1480 г. заявляет, что во время поездки ко двору герцога Бургундского он узнал, что Жанна Девственница провела в заключении девять месяцев после сцены сожжения на костре в Руане. Он не называет замка, в котором она содержалась, но его название мы скоро откроем.

По-прежнему оставаясь в пределах документов, содержащихся в различных архивах Англии, отметим в статье Жана Гримо, напечатанной в Пари-Пресс-л'Энтрансижан от 26 ноября 1952 г., вскоре после того, как вышла его же книга «Была ли сожжена Жанна д'Арк?», чрезвычайно любопытное место, в котором говорится то же, что и в различных древних откликах английского происхождения.

Некий англичанин, проживавший в Австралии, написал нашему уважаемому собрату, прочитав эту его книгу, что его отец, изучив все то, что касается Жанны в различных документах английских архивов, пришел к заключению, что «спустя девять лет после костра, разведенного в Руане, Жанна получала пенсию от государства. И добавил, что его профессор истории, получивший свой диплом в Кембридже, пришел со своей стороны к такому же заключению» (указ. соч., с.7).

Если дело обстояло так, то вполне очевидно, что не британское государство выплачивало эту пенсию, а королева Англии и сестра Карла VII, а также единоутробная сестра Девственницы – Екатерина де Валуа. Дела семейные... Однако возникает вопрос: пенсия стала выплачиваться через девять лет после костра в Руане, то есть в 1440 г., или же все это происходило в течение лет, проведенных в заключении, а затем и после освобождения? В первом случае о пенсии, видимо, распорядился юный король Генрих VI, сын Екатерины де Валуа и племянник Жанны, «которую он сильно любил». К тому же ему было суждено вступить в брак с французской принцессой Маргаритой Анжуйской. Такое распоряжение, проникнутое нравственным и религиозным чувством, вполне гармонировало бы со всем поведением монарха. Во втором случае инициатива исходила бы от Екатерины де Валуа, и тут тоже нечему было бы удивляться.

Заметим, что 1440 г. совпадает со временем, после которого о Жанне уже ничего больше не известно. Она замужем, живет в Лотарингии, в замке Жольни, со своим супругом Робером дез Армуазом. О приблизительной дате ее смерти мы узнаем лишь благодаря «Счетам Орлеанской крепости»: между апрелем и июлем 1449 г.

В «Дневнике парижского горожанина», документе того времени, мы читаем также следующие строки:

«Некий монах из ордена св. Доминика, каковой был инквизитором и магистром богословия, выступил с проповедью. Проповедник сей еще сказывал, что она отреклась от своих заблуждений и что как покаяние ей было назначено провести четыре года в тюрьме на хлебе и воде, из каковых она там не провела ни одного дня. По ее распоряжению с ней обращались как со знатной госпожой». < ... > «Брат Ришар приносил причастие этой Даме, Жанне Девственнице».

Известно, что в утро перед казнью Жанна исповедалась самому Пьеру Кошону и получила отпущение грехов. Надо полагать, что ее отлучение от церкви было предано забвению, ибо подобные религиозные таинства ни в коем случае не предназначались для колдуний. Еще более сомнительным делает сам факт казни то, что Жанну не соборовали. А ведь в XIV и XV вв. от этой процедуры были избавлены только дети и те, кто вел праведную жизнь; она предназначалась взрослым, которым было в чем себя упрекнуть. В глазах судей такой грешницей была именно Жанна. Сделаем вывод: ей было отказано в этом высшем таинстве, поскольку было известно, что ей отнюдь не предстояло умереть.

Так наступила пора казни. На площади Старого рынка крупное войсковое подразделение в составе 800 английских солдат заставило народ потесниться. Прошел час. Наконец появился отряд из 120 человек, вооруженных копьями и мечами. Они окружали женщину, прикрытую каким-то капюшоном, который, видимо, скрывал часть ее лица, поскольку различить его черты было невозможно. И в самом деле, голова этой женщины была полностью закрыта надвинутым до самого подбородка позорным колпаком.

«Привели ее из замка. Лицо ее было закрыто. Согласно донесению видевших ее, ее подвели к месту, где уже все было готово, чтобы зажечь огонь» («Летопись Персеваля де Каньи», офицера герцога Алансонского).

Некоторые историографы усмотрели в слове «embroncher» («надвинуть», «покрывать», «скрывать») указание на то, что этот колпак был надет кое-как. Такое толкование неправильно, и первоначальный вариант словаря Литтре уточняет, что старофранцузское слово «embroncher», подобно провансальскому «embroncar», имеет два значения: «скрывать», «прикрывать», а также «наклонять».

Вполне очевидно, что выражение «visage embronche» в данном случае означает «закрытое, прикрытое лицо». Впрочем, именно потому и надели сперва на голову этой женщины капюшон, а затем, сверху, — колпак. Дело в том, что в данном случае неясно, зачем понадобился этот капюшон, кроме того, что он скрывал лицо. Обычно несчастные, осужденные на сожжение, шли на костер с обнаженной головой, если не считать бумажного или картонного колпака, обмазанного, как и рубаха, в которой их казнили, сернистым составом.

В то время мало кто верил, что Жанна была казнена. Вот несколько текстов, которые позволяют легко сделать такой вывод:

«Король наш господин и герцог Алансонский прекрасно об этом осведомлены. Им ведомы некие тайны, которые они могли бы раскрыть, будь им это угодно. Мне-то ничего более не известно...» (см.: Брат Жером Паскерель, бывший капеллан Жанны. Показания на оправдательном процессе).

«Я присутствовал на последней проповеди, прочтенной на Старом рынке в тот день, когда скончалась Жанна. А между тем я не видел, как она горела на костре. Я удалился, как только проповедь была окончена и приговор произнесен» (см.: Тома де Курселль, член суда при Пьере Кошоне).

«В городе Руане в Нормандии она была возведена на костер и сожжена. Так говорят, но с тех пор было доказано обратное!» (см.: Летопись настоятеля собора св. Тибо в Меце.)

«В конце концов велели ее сжечь при всем народе. Или какую-нибудь другую женщину, похожую на нее. О чем многие люди имели и все еще имеют разные мнения» (см.: Рукопись № 11542 Британского музея в Лондоне).

В Руане в пепел обратили,

Французам душу тем смутили.

С тех пор сомненье все сильней:

Всяк думал – свидимся мы с ней.

(Стихотворение Жоржа Шателена,

советника при Филиппе Доброго, герцоге Бургундского ).

Но если и существовал человек, доподлинно знавший, как обстояло дело с мнимым сожжением Жанны, то это наверняка был Филипп Добрый. Именно он имел с ней долгий разговор наедине после взятия ее в плен под Компьеном. Не забудем, что он был ее деверем: он был женат на Мишель де Валуа.

«Девственница была сожжена в Руане или, во всяком случае, приговорена к такой казни» (См.: «Летопись Бретани», 1540 г.).

«Еще и поныне существуют сомнения (особенно в Лотарингии) в том, что Девственница, которую отвели к костру с закрытым лицом, действительно была сожжена» (Дом Николя Лелон, Церковная и гражданская история епархии Лана, 1731 г.).

Некий официальный свидетель, излагая историю жизни Жанны, сообщает:

«Нет впечатления, что были соблюдены все правила. Через некоторое время какой-то злоумышленник по имени Жорж Фоланфан был точно так же передан в руки светских властей во исполнение церковного приговора. Тогда он был приведен в гражданский суд и приговорен гражданским правосудием. На казнь он был отведен не столь быстро» (см.: Лоран Гедон, помощник руанского бальи, «Показания на оправдательном процессе»).

Термин «cohue» означает с XIII в. «гражданский суд». Но в случае с Жанной не произошло передачи в руки светской власти. Об этом свидетельствует Лоран Гедон. Не было составлено и протокола о казни, в то время как за период с 1430 по 1432 г. в архивах Нижней Сены и Руанского архиепископства содержатся отчеты о казни пяти колдуний, счета за дрова на костер, за работу палача и его помощника. Колдуний звали Аликс ла Русс, Катрин ля Ферте, Жанна ла Тюркенн, Жанна Ваннериль и Жанна ла Гийоре ( в основном это явно не фамилии, а прозвища).

Как видим, ни слова не сказано о Жанне Девственнице, или о Жанне д'Арк, или о Жанне из Лиса.

Точно так же, в то время как такая казнь должна проводиться при стечении народа, чтобы показать, что в споре с нашей пресвятой матерью церковью последнее слово никогда не остается за дьяволом, в этот раз было сделано все, чтобы толпе практически ничего не было видно:

— толпу на самый край площади Старого рынка оттеснили 800 воинов;

— приговоренную к смерти окружают 120 воинов. Приговоренная – маленького роста (он известен в точности – 158 см);

— костер частично загораживает огромный деревянный щит, на котором очень большими буквами написана причина приговора;

— не считая колпака, надвинутого до подбородка, был еще использован капюшон, частично скрывавший лицо: необычная предосторожность...

Если бы и в самом деле было принято решение подменить Жанну другой осужденной, поступать иначе не стали бы. Конечно, по прошествии определенного времени, пользуясь длинным багром с крючьями, палач отодвинул горящие дрова, чтобы показать наполовину обгоревшее обнаженное тело женщины присутствующим, которыми в основном были те самые 800 английских воинов. Но после того, как обмазанные серой рубашка и митра мгновенно загорелись, после того, как пламя полыхало некоторое время, было явно невозможно опознать кого бы то ни было, а уж тем более лицо.

Даже католическая церковь внесла свой вклад в эти сомнения: ежегодная месса по святой Жанне д'Арк служится в самом деле в белых облачениях, подходящих для девственниц, а не в красных, которые применяются для мучеников.

Могут, однако, спросить: какую женщину сожгли вместо Жанны, сводной сестры английской королевы, сестры короля Франции и тетки малолетнего короля Англии Генриха VI?

Добросовестные историки готовы принять гипотезу о какой-нибудь колдунье. Мы в этом сомневаемся. Христианское поведение женщины в ее последние мгновения не слишком часто бывало характерным для тех, кто кичился своим бесовским избранничеством. Подобно христианским мученицам древности, многие из этих несчастных жаждали вступить в тот миг, когда им суждено было «воссоединиться» с тем, кого они называли «своим владыкой». Христианская кончина была уготована лишь тем, которые были оклеветаны.

Вот почему мы склонны принять гипотезу преступницы или монахини, осужденной в силу тогдашних законов за противоестественную лесбийскую любовь или за скотоложество на то, чтобы провести остаток дней своих в ужасающих темницах (каких немало было в ту пору во всех монастырях), и отдавшей предпочтение мучительной, но сулившей быстрое освобождение смерти перед медленным умиранием во мраке, в сырости, среди крыс. Ведь подобные прегрешения не исключали искренней христианской веры, сохранявшейся до последнего вздоха.

А может быть, ей намекнули, что это принесение себя в жертву взамен другой откроет ей прямой путь в рай. Простодушная вера тех времен давала возможность добиваться чего угодно.

К тому же весьма возможно, что предварительно этой женщине дали наркотическое снадобье, чтобы легче склонить ее к принесению себя в жертву. Так, в Индии вдовы должны были добровольно идти на тот же костер, на котором сжигались останки супруга; воля этих женщин подавлялась, на случай их несогласия, при помощи сильнодействующего напитка с наркотиками.

Доказательством такой полуанестезии могло бы служить и то, что в случае казни в Руане, согласно легенде, после сожжения этой женщины было обнаружено не превратившееся в пепел сердце. Ведь Светоний в своих «Жизнеописаниях двенадцати Цезарей» уверяет нас, что некий яд (возможно, изготовленный на основе пасленовых) делал сердце, до которого его доносила кровь, недоступным действию огня, то есть несгораемым.

Добавить комментарий