Всего девять месяцев длилась разведывательная работа этой женщины. Но их может хватить на несколько боевиков, в которых она была бы главной героиней.
Вспоминается, как в конце 60-х – начале 70-х годов я побывал во Львове, и кто-то из местных товарищей пригласил меня в Театр Советской Армии Прикарпатского Военного округа на встречу с партизанской разведчицей.
— Вы не соскучитесь, — заверил он меня. – Это очень интересная женщина, и ее военная судьба совершенно необычна. К тому же и рассказчица она отменная.
И вот я в театре. Сегодня роли переменились. В партере артисты, а на сцене очень миниатюрная, очень приятная женщина, ничем не похожая на отважную разведчицу.
В конце 1943 года Лизу Вологодскую, окончившую разведывательную школу, направили в штаб Первого Украинского фронта. После тщательной подготовки ее в составе небольшой разведгруппы 25 апреля 1944 года выбросили в тыл врага. Как это часто бывало, штурман сбился с курса, и парашютисты оказались в 150 километрах от Кракова, места, куда они направлялись. Нашему читателю будет небезынтересна одна деталь: для того чтобы добраться до Кракова, десантники дошли до ближайшей железнодорожной станции, купили билеты и на поезде приехали в Краков! Мыслимо ли даже представить такое на оккупированной территории Советского Союза?! Но факт остается фактом: режим в Польше, как и в других странах Запада, оставался иным.
Лизе – «Комару», не знавшей польского языка, пришлось изображать немую, потерявшую дар речи после того, как у нее на глазах украинские националисты сожгли дом, убили ее родителей и маленького ребенка.
Седьмого мая от «Комара» поступила первая радиограмма об успешном приземлении и начале работы. В это время Лиза вместе со своей напарницей Анной жила у польских крестьян в десяти километрах от Кракова, руководитель же группы, агент Юзеф отправился в город, чтобы добыть документы для легализации.
Но несколько дней спустя от друзей-подпольщиков поступила весть, что Юзеф стал предателем. К счастью, он не знал, где скрываются Лиза и Анна. Лизе организовали встречу с Юзефом, на которой он уговаривал девушку перейти на сторону немцев. Со своей стороны, Лиза, как единственный военнослужащий в этой группе, взяла на себя руководство и приказала Юзефу продолжать работу и обеспечить девушек документами. Тот обещал исполнить приказ. Однако через некоторое время Анна встретила Юзефа в городе, и тот снова уговаривал ее выдать Лизу немцам и самой перейти к ним.
«Комар» обо всем радировала в Центр. Оттуда поступила команда перейти в другой район и обещание принять меры против Юзефа. Анна тоже вызывала у Лизы подозрения: о ее беседе с Юзефом Лиза узнала не от нее, а от своей квартирохозяйки.
Пришлось с Анной расстаться. Лиза направилась в село Рыбну, где связалась с местными подпольщиками, а Анна – во Львов. Чтобы не возвращаться к ней, надо заметить, что Анна оказалась честной до конца. Немцы схватили ее, и она погибла в Освенциме.
Что касается Юзефа, то, раз встав на путь предательства, он уже не мог остановиться и напропалую сотрудничал с оккупантами. На людях показывался в сопровождении эсэсовцев.
Польские подпольщики поставили перед Лизой задачу: решить судьбу Юзефа. И она, взвесив все «за» и «против», сказала: «Смерть!»
Приговор исполняли два польских патриота Ян Каспиркевич и Франек Чекай. Анна вывела их на Юзефа, но после его убийства за ними погнались полицаи и немецкие мотоциклисты. Оба парня были убиты.
Лизе пришлось перебираться на новое место. В тот же день она дала радиограмму в Центр, в которой сообщала о ликвидации Юзефа, а также свой «аварийный» псевдоним на случай захвата немцами — «Омар». Лиза передавала в Центр не только оперативную, но и разведывательную информацию, которую добывала лично и с помощью польских подпольщиков. Это были рабочие и крестьяне и даже помещик и ксендз. Свои люди были у нее и в Кракове. Всю агентуру она приобрела самостоятельно и сама руководила ею. Передаваемая ею информация содержала сведения о строительстве укреплений, передвижениях войск, расположении складов и штабов, настроениях населения.
Изображая на людях немую, Лиза ходила по сельским дорогам босая, в стареньком платьишке, в платочке. Мальчишки сопровождали ее криками:
— Немая! Немая!
И даже немцы, охранявшие паромную переправу через Вислу, знали ее, относились к ней с издевками, но снисходительно.
Свои знали ее как «Ольдзу-советку», причем это имя стало известно многим полякам. Но никто ее не выдал. Однако обстоятельства складывались так, что Лизе приходилось постоянно менять укрытия. Она вынуждена была прятаться в подвалах, в мякине, в навозных ямах. А однажды ей пришлось несколько дней прожить вместе с собакой в конуре, в чем Лизе способствовал ее очень маленький (150 см) рост.
Она сама настолько интересно вспоминает об этом удивительном эпизоде, что хочется полностью воспроизвести ее рассказ, опубликованный в очерке Н. Вирты «Ваши радиограммы подтверждены боями...»
«Дело было так. Казек и Метек привели меня на хутор километрах в тридцати от небольшого польского города. Парни сказали хозяину хутора, чтобы он охранял меня, не объяснив, конечно, кто я такая. Устроив меня в стодоле, ребята ушли добывать разведывательные данные. Задание было важное, сопряженное с серьезной опасностью для моих помощников. Надо было срочно установить размах строительных работ на реке Сан, протяженность сооружений и их профиль, узнать, кто ими руководит, сколько занято рабочих. На выполнение задания требовалось дней пять-шесть.
Я раскинула антенну, связалась со своими. И тут появился хозяин. Было ему лет сорок. Угрюмый, с рыжими усами, с очень сильными, как я потом узнала, руками. Злым человеком он оказался! Напрасно понадеялись на него Казек и Метек. Но ведь и их обвинять нельзя: в мысли человеческие не заглянешь.
Так вот, зашел хозяин в стодол и увидел, чем я занимаюсь, постоял и вышел. Когда свечерело, снова пришел и напрямик потребовал от меня, чтобы я жила с ним. Я закатила ему пощечину. Он скривил рот и сказал:
— Ладно, посмотрим, как ты запоешь в гестапо.
— Уйди! – крикнула я. – Уйди, убью!
В кармане я всегда носила "лимонку" — единственное оружие, бывшее у меня. Конечно, я не могла бросить ее: взрыв гранаты мог бы привлечь внимание немецкого патруля.
Впрочем, я и не успела достать ее. Хозяин схватил меня за руку. Я вырвалась, ударив его ногой в пах. Он перегнулся пополам и корчился, валяясь на сене. Я быстро собрала антенну, уложила рацию в хозяйственную сумку и бросилась к двери.
Не тут-то было! Хозяин, превозмогая боль, схватил меня и потащил в дом, который состоял из двух половин: одна – жилая, другая – хлев. Они разделялись широкими сенями. Там, рядом с деревянной, довольно большой и высокой конурой, спал пес. Я часто вижу во сне эту лохматую белую, с желтыми подпалинами огромную собаку. Длинная цепь позволяла ей ходить по сеням, оберегая двери в жилую часть дома и в хлев.
При моем появлении собака проснулась и глухо зарычала.
Не мешкая, я юркнула в конуру и забилась в дальний угол. Хозяин, все еще покряхтывая от боли, злой как сатана, подошел к конуре с очевидным намерением вытащить меня оттуда.
И тут случилось то, чему я никогда бы не поверила, если бы слушала подобную историю от других: пес, словно бы поняв, в какую беду я попала, так грозно зарычал на хозяина, что мне стало страшно. Хозяин мигом отскочил от конуры, выкрикивая ругательства и угрозы.
Между тем пес стоял у лаза в конуру, шерсть на загривке поднялась дыбом, из пасти вылетало угрожающее рычание.
Похоже, пес принял меня за ребенка. А ведь все знают, как собаки относятся к детям.
Хозяин, еще больше рассвирепев, замахнулся на собаку, она бросилась на него. Хозяин отскочил, ругая пса почем зря.
Мне эта сцена показалась такой смешной, что я громко рассмеялась. И тут же оборвала смех: едва хозяин скрылся, пес просунул голову в конуру.
Я сжалась в комок и начала говорить собаке ласковые слова.
Пес вздохнул, шерсть на его загривке опала, он слабо пошевелил хвостом, пододвинул ко мне морду еще ближе.
Я страшно перепугалась. Но пес, обнюхав меня, еще раз тихонько зарычал, хвост его начал болтаться приветливо...
И лизнул меня в лицо!
Все пережитое нахлынуло на меня, я разревелась. Плакала громко, меня всю трясло. А пес стоял возле конуры, как будто недоумевая, что случилось? Вряд ли он видел когда-нибудь плачущего человека. Он лизнул меня еще раз, чихнул, видно, мои соленые слезы пришлись ему не по вкусу, забрался в конуру и с протяжным вздохом улегся возле меня. Обессилев от нервного потрясения и слез, я незаметно для себя уснула...
Проснулась на рассвете. Пес лежал возле меня и крепко спал. Мои ноги затекли, я пошевелилась. Пес открыл глаза, зевнул, сладко потянулся. Я набралась храбрости и погладила его, почесала за ушами. Он вздрогнул: вряд ли кто-нибудь ласкал его.
А я думала: что же мне делать? Рассчитывать на чью-то помощь не приходилось. Оставалось одно: ждать, когда хлопцы вернутся на хутор и выручат меня.
"Может, — думалось мне, — как-нибудь исхитрюсь и сбегу..."
Хозяин появился в сенях, когда рассвело. Мне не было его видно, но скрипнула дверь и послышались шаги. Он шел к конуре.
Пес встал, ощетинился, высунул голову наружу. Должно быть, человек и собака встретились взглядами, и глаза пса ничего доброго человеку не обещали. Хозяин отошел от конуры, бормоча что-то злобное под нос.
Через несколько минут дверь комнаты скрипнула, и хозяин опять подошел к конуре. Он поставил плошку с едой для собаки. Окликнул ее. Пес даже не шевельнулся.
Хозяин ушел. С полчаса он что-то делал в жилой половине, потом вышел, взял лестницу, используемую для подъема на чердак, вынес ее, вернулся, пошел в хлев, погремел там инструментами.
Позже я узнала, что хозяин жил бобылем, в дом к нему никто не заходил. Видно, соседи недолюбливали его.
Щелкнул замок. Мы остались одни в доме, я и собака. Прошло с полчаса, а я все не решалась вылезти из конуры, хотя мне страшно хотелось пить.
Подождав еще какое-то время, я все-таки вылезла, прошлась по сеням.
В углу стояла кадка с водой, я долго пила и все не могла напиться. В сумке, в которой я носила рацию и питание к ней, было яблоко.
Я съела его, предложила кусочек моему другу. Он понюхал, отвернулся и принялся за еду. Плошка была большая: видно, хозяин, уходя в поле, оставлял собаке на весь день что-то вроде супа с большим куском мяса и вареными картофелинами.
Я думала, что при таком большом росте пес очень много ест. Только потом я узнала, что собаки некоторых пород чем больше ростом, тем меньше едят. Во всяком случае, Дружок – я так назвала пса – не выхлебал и трети того, что было в плошке. Облизнувшись, он вернулся в конуру и заснул.
А я принялась обследовать место моего невольного заточения. Двери в жилую комнату, в хлев и на улицу, были заперты. На чердак без лестницы я забраться не могла. Даже махонькой дыры в стенах сеней не обнаружила, хотя перебрала все доски. Никаких инструментов, чтобы взломать замок, или гвоздя, чтобы открыть его, я не нашла.
Что мне оставалось делать? Залезла в конуру, подгребла под себя немного сена, под голову положила сумку со своим «Северком» (так назывался тип радиостанции, на которой я работала) и крепко заснула.
Разбудил меня голод. Ведь на рассвете яблоком я только заморила червячка.
Плошка стояла недалеко от конуры, запах мяса щекотал мне обоняние. Но я не знала, как Дружок отнесется к моему желанию разделить с ним еду.
Вылезая из конуры, я нарочно легонько толкнула пса.
Он проснулся, взглянул на меня добрыми-добрыми глазами, словно бы спрашивая, зачем я его разбудила. Тогда я вылезла из конуры, нагнулась над плошкой и, зорко поглядывая на Дружка, выловила кусок мяса.
Вот верьте или не верьте, но мне почудилось, что пес усмехнулся. Ничем не высказав своего неодобрения, он поворочался, свернулся клубком и снова заснул.
Я поела мяса и картошки, запила "обед" прохладной, очень вкусной водой, вернулась в конуру, обняла Дружка, быстро согрелась и тоже уснула.
Хозяин вернулся поздно вечером. Я услышала, как щелкнул замок входной двери, вскочила и больно ударилась о потолок конуры головой: мне снилось, что сплю дома, и вот входит мама и зовет меня завтракать.
— Слушай! – сказал хозяин. – Я ничего плохого тебе не сделаю.
— Попробуй, попробуй только!
— Вылезай. Жрать небось хочешь?
— Твоя собака, хотя она и животное, оказалась человеком, добрым человеком и дала мне поесть из своей плошки. А ты скотина! Да нет, любая скотина лучше тебя! Убирайся!
- Ну и подыхай с голоду!
— Не подохну. Собаку ты должен кормить, иначе останешься без сторожа. А раз будет еда у нее, будет и у меня.
— Ишь ты, — пробурчал хозяин.
— Вот тебе и "ишь ты"! И заруби себе на носу: сплю я очень чутко, и, если ты попробуешь подойти ко мне ночью, я брошу гранату. Ей-богу, брошу! Сама погибну, но и ты погибнешь, подлец! Жалко только собаку. Вот, погляди, я не вру. – И вытянула из конуры руку с "лимонкой".
— Может, она фальшивая, — проворчал хозяин.
— Подойди, узнаешь.
Хозяин не подошел.
Я сказала:
— Выпусти меня. Даю слово, ничего не скажу хлопцам, которые привели меня к тебе, не зная, какая ты мразь.
— Это еще неизвестно, вернутся ли они. Дело их смертное. – Он рассмеялся.
А меня пробила дрожь. Ведь могло статься и так.
— Не все тебе прятаться в конуре. Ну ладно, я не спешу. А моей ты будешь, девчонка. Или выдам тебя швабам.
— Это будет стоить жизни тебе и им.
— Посмотрим.
Два дня хозяин не делал никаких попыток вытащить меня из конуры. Уходил он в поле на рассвете, возвращался к ночи. Однако на другой день после нашего разговора он не оставил собаке еду. Целый день мы маялись от голода. Хорошо, что еще была вод. Я пила сама, много пила собака. На третий день хозяин, видно поняв, что собака отощает и сторож из нее будет никудышный, снова поставил плошку с едой.
Пытался заговорить со мной и в последующие дни. Я показывала ему "лимонку".
Он уходил, страшно ругаясь.
А я крепче привязывалась к Дружку. Он любил, когда я чесала его за ушами или просто гладила. Умильно смотрел на меня, урчал и вилял хвостом из стороны в сторону. А я вспоминала свое детство, как решила пойти на фронт, о маме, братьях и сестре, о моих товарищах в разведывательной школе. И пела. Я слышала, будто собаки не очень любят человеческое пение: начинают скулить и подвывать.
Дружок тихо посапывал, когда я тихонько напевала ему на ухо одну песню за другой, расчесывала свалявшуюся шерсть.
Думаю, ни один человек не ухаживал так за своей любимой собакой, как я за Дружком.
На пятый день хозяин опять заговорил со мной. Он уже не нахальничал, просил меня выйти за него замуж, обещал горы золотые.
А я в ответ твердила одно:
— Пошел вон!
Оставаясь одна, я целый день бегала по сеням, делала гимнастику, играла с Дружком. Спущу его с цепи, и мы бегаем друг за другом. Он обожал наши игры. А то опрокинется на спину – чеши, мол, мое брюхо. Играя, он заливался звонким лаем.
И все-таки мне удалось бежать: я нашла гвоздь, открыла замок. Прощаясь с псом, я исцеловала его морду. И плакала всю дорогу к Игнацу, вспоминая Дружка, — взять его с собой я не могла. Должно быть, он тосковал обо мне, как и я о нем.
Когда я пришла к Игнацу в Чулово, там уже были мои хлопцы. Они только что вернулись, выполнив задание, и собирались идти за мной.
Их расспросам не было конца. Они хотели расправиться с хозяином, из-за которого мне пришлось несколько дней жить в собачьей конуре, но я запретила им поднимать шум вокруг этого дела».
25 августа 1944 года на помощь «Комару» была выброшена новая группа разведчиков «Голос». Они приземлились далеко друг от друга. Радистка Ася Жукова отыскала Лизу, и та сумела укрыть ее у польских крестьян. Руководитель же группы Е.С.Березняк был захвачен немцами. В нем все изобличало разведчика, отрицать это было невозможно. Но все же он нашел способ спастись. Он заявил гестаповцам, что должен на рынке в Кракове передать связнику деньги и комплект питания для рации, а затем вернуться через линию фронта. Немцы «клюнули» на это.
В сопровождении переодетых гестаповцев Березняк отправился на рынок, где «продавал» часы, заламывая такую цену, что все покупатели отказывались, а связник якобы должен был их купить.
Три дня ходил Березняк на рынок, но, естественно, никакой связник не появился. И когда, казалось, гестаповцы раскусили его, чистая случайность спасла разведчика. На базаре началась облава. В происшедшем переполохе Березняку удалось оторваться от сопровождающих и скрыться в толпе. Он сумел выбраться из города и отыскать явочную квартиру, где встретился с Лизой. Теперь она поступила в его распоряжение.
Недели через две явился и третий член группы, Алексей Гроза. Оказалось, что ему удалось выдать себя за бандеровца, бегущего от москалей, которого по дороге обворовали, причем он остался без документов. С помощью Комитета организации украинских националистов он легализовался, получил «чистые» документы и хлебную карточку.
Казалось, теперь можно было активизировать работу. Алексей отправился на связь с польскими партизанами, Асю устроили горничной к заместителю краковского прокурора. Но... произошел провал. Нет, никто не выдал разведчиков. Частично в нем виновата сама Лиза. Успехи, очевидно, вскружили ей голову, и она утратила бдительность: длительное время вела радиопередачи из одной точки — дома, где жила она и скрывался Березняк. Немцы сумели запеленговать радиостанцию и схватили Лизу внезапно, во время сеанса связи, вместе со всей документацией. На ее захват было брошено несколько десятков солдат, четыре пулемета, автомашины.
Обыск в доме произвели поверхностно. Березняка не обнаружили, и позже ему удалось бежать к польским партизанам, но хозяина и его двух дочерей шестнадцати и семнадцати лет арестовали. Всех доставили в краковскую тюрьму.
Отпираться было бессмысленно. Ася призналась, что она советская разведчица, работала одна: руководитель группы убит партизанами, Анна арестована, а хозяин дома и его дочери ничего о ее работе не знают (хозяин и девочки были отправлены в Освенцим. Их спасло стремительное наступление Красной Армии).
На счастье Лизы, она попала не в гестапо, а в контрразведку Краковского воеводства, подчинявшуюся абверу. Поэтому обращались с ней куда мягче, чем это делало бы гестапо. Она содержалась не в камере, а на квартире контрразведки, в крестьянском доме, свободно гуляла по двору. Ее неплохо кормили, немецкие кураторы – капитан, начальник контрразведки и особенно его заместитель, лейтенант Вартман (фамилия его по некоторым причинам изменена и раскрыть ее в 70-е годы не представлялось возможным) ее не только вежливо допрашивали, но и беседовали на самые разные темы от положения на фронтах до литературы и искусства.
«Комару» пришлось «согласиться» продолжать работу на рации теперь уже под контролем немцев. Ей удалось обмануть их, заявив, что ее настоящая кличка «Омар», и под этим именем отправить радиограмму. В Центре правильно поняли ее и начали дезинформационную радиоигру с немцами.
Уже через пару дней общения с Bapтманом Лиза поняла, что этот человек понимает неизбежность поражения Германии и боится за свое будущее. И она приняла дерзкое решение: перевербовать его. Начался удивительный поединок маленькой юной русской женщины, находящейся в почти безвыходной ситуации, с видавшим виды хозяином положения, кавалером Железного креста, правоверным нацистом.
Лиза не могла обещать ему отпущения всех его грехов, но заверила, что его помощь Красной Армии будет учтена после разгрома Германии и неизбежного наказания военных преступников. С переменным успехом «переговоры» длились несколько дней, и 24 сентября Вартман согласился на сотрудничество. Конечно, если бы все это происходило на год-полтора раньше, такого результата могло бы и не быть. Но теперь, когда Красная Армия уже стояла в Польше и на границах рейха, когда Румыния, Болгария, Италия отпали от Германии, а союзные войска освободили Париж, когда рядом, в Словакии, началось общенародное восстание, а германские генералы совершили покушение на самого фюрера, Вартман был внутренне готов к предложению «Комара».
Он дал письменную информацию о работе контрразведки, о пойманных советских разведчиках и местах их содержания, о настроениях личного состава. Лиза договорилась с ним о месте встречи с нашими связными, дала пароль. Он фактически закрыл глаза на ее подготовку к побегу, хотя страшно боялся ответственности.
На следующий день Вартман и его начальник отправились куда-то в гости. Дождавшись вечера, Лиза вышла в «туалет» — будку на краю двора, вплотную примыкавшую к забрру. Ее сопровождал солдат-радист. Закрывшись на крючок, она приподняла две доски на задней стенке, которые подготовила заранее, расшатав и вынув гвозди, вылезла в дыру и сначала тихонько, а потом во всю мочь побежала в лес.
В ближайшей деревне попросила помощи у хозяина ближайшей хаты, представившись разведчицей Первой польской армии, бежавшей от немцев. Он спрятал ее, а рано утром вывел на нужную дорогу. В тот же день Лиза оказалась среди своих и была переправлена в партизанский отряд. Ее поздравили с удачным побегом, однако рассказ о вербовке Вартмана Березняк воспринял с недоверием и даже заподозрил Лизу в предательстве. Но польские друзья отстояли ее, и она вновь начала работать на рации.
Вскоре стало известно, что Вартман вышел на явку по паролю, полученному от Лизы. От него стали поступать ценные сведения, более того, он зачислил Алексея Грозу в штат контрразведки «осведомителем» и завербовал для работы на советскую разведку некоего Ромашова, находившегося у него в подчинении.
После побега Лизы начальника контрразведки сняли и разжаловали в солдаты, а Вартман занял его место. Таким образом, одно из подразделений краковской контрразведки стало надежным источником информации для штаба Первого Украинского фронта.
Оттуда постоянно поступали новые задания. Два из них были главными: разведать систему немецких укреплений вдоль левого берега Вислы и не допустить разрушения немцами древнейшего и красивейшего города Польши Кракова (в штаб поступили сведения о секретном приказе Гитлера уничтожить центр Кракова). Конечно, к выполнению этих заданий, очевидно, были подключены и другие группы, но вот каков вклад группы «Голос»: трое бывших военнопленных, привлеченных к ее работе, сумели захватить главного инженера строительства укрепрайона, которого затем заставили сотрудничать с нашей разведкой. От него поступили чертежи и зарисовки оборонительных сооружений. Их описание Лиза передала в штаб фронта. Командующий маршал И.С.Конев лично поблагодарил разведчиков за эту информацию.
Второе задание выполнить было сложнее. Сделать это помогла семья поляков, бродячих музыкантов, Юзек Прысак, его жена и дети. Пользуясь свободой передвижения, они ходили по улицам, дворам, кабачкам, внимательно наблюдали за всем происходящим, нередко становились свидетелями интересных разговоров, и их информация оказывалась очень полезной.
Как-то раз они увидели немецких солдат, роющих траншеи и прокладывающих кабель под наблюдением гестаповцев. Это было необычно: к черным работам, как правило, привлекали местных жителей. Артисты познакомились с солдатами, несколько раз выпили с ними и, наконец, кто-то из солдат похвастался:
— С Краковом скоро будет то же, что с Варшавой. Он взлетит на воздух благодаря нашим минам.
После получения сообщения Юзека на ближайшей встрече с Вартманом ему было дано задание добыть план минирования города. Задание он выполнил, и план переслали в штаб фронта. Он был использован при разминировании города после его освобождения Красной Армией. Немцы не успели выполнить приказ Гитлера. Но это уже другая история.
18 января 1945 года Лиза передала в штаб фронта последнюю радиограмму. Всего их оказалось более трехсот.
25 января разведчики встретились с передовыми частями Первого Украинского фронта.
Елизавета Яковлевна Вологодская была награждена орденом Отечественной войны II степени. До выхода на пенсию работала техником-смотрителем на Львовской железной дороге. Популярный некогда фильм «Майор Вихрь» во многом основан на описанных выше событиях.
И еще об одном действующем лице. Обер-лейтенант Вартман, снабженный паролем, отступил вместе с уходящими немецкими войсками.