Фрау Черчилль

Уинстон Черчилль в своем предисловии к воспоминаниям английской разведчицы Марты Маккенна написал:

«Принцип самосохранения во все времена вынуждал государства и армии прибегать к наказанию смертной казнью людей, занимающихся против них шпионажем. Но если шпионы – корыстолюбцы и трусы – не заслуживают ничего, кроме презрения, то те из них, кто шел на это из чувства патриотизма, не боясь возможной кары, достойны почета и уважения со стороны властей и людей, которым служили преданно и бескорыстно.

Мужество солдата, воюющего на фронте в составе подразделения, выполняющего опасное задание или даже обреченного на гибель, ничуть не больше, а испытания, которым он подвергается, даже меньше, чем те, что выдерживает агент, будь то мужчина или женщина, действующий в одиночку в тылу противника нередко в течение нескольких лет, при том, что жизнь его каждую минуту зависит от сложившейся обстановки, случая и даже сказанного слова».

Эти слова можно вполне отнести и к героине нашего очерка, которая, по счастливой для нее случайности, приобрел а фамилию английского премьер-министра, хотя не имела к нему никакого отношения. Она не совершила никаких особых подвигов, но сама ее жизнь и приключения столь занятны и интересны, что они вполне заслуживают нашего внимания.

Одетта Мария Селина появилась на свет 28 апреля 1912 года в семье Гастона и Ивонны Брейли, католической семьи во французском городе Амьене. Вскоре началась Первая мировая война, и унтер-офицер Гастон Брейли пал смертью храбрых под Верденом.

Воспитанием Одетты занималась бабушка, большая патриотка Франции, ненавидевшая и презиравшая «бошей», как тогда называли немцев, и гордившаяся своим погибшим сыном. Эти чувства впитала в себя и ее внучка.

Девочка росла замкнутой, увлекалась лишь музыкой и лошадьми. С детства ее преследовали неприятности. В восемь лет она вдруг ослепла, и лишь звуки музыки и голос старой няни, читавшей ей сказки, напоминали о внешнем мире. Деревенский врач-гомеопат какими-то настоями вылечил ее. Некоторое время спустя она заболела ревматической лихорадкой и была частично парализована. И снова старик-гомеопат спас ее.

Одетта выросла стройной, длинноногой, очаровательной девушкой, умевшей держать себя в обществе, играть на пианино, петь, танцевать, рисовать, хорошо, готовить, поддержать любой светский разговор.

В 1930 году Одетта познакомилась с англичанином Роем Сансомом. Вскоре они поженились и переехали в Англию. В 1932 году у них родилась первая дочка – Франсуаза, в 1934 – вторая, Лили, в 1936 – третья, Марианна.

Девочки росли, а мир все более приближался к роковой черте. В 1938 году Англия и Франция подписали с Гитлером Мюнхенское соглашение, которым открыли дорогу ко Второй мировой войне. «Я привез вам мир!» — восклицал Чемберлен, сходя с самолета, на котором он прилетел из Мюнхена. «Эта бумажка ничего не стоит!» — заявил Гитлер своим друзьям.

1 сентября 1939 года он напал на Польшу. Англия и Франция объявили Германии войну, но воевать по-настоящему не собирались. Девять месяцев длил ась «странная война», когда английские и французские солдаты играли в карты и в футбол, а их командующие торжественно хоронили случайно сбитых немецких летчиков.

Но в мае 1940 года разразилась настоящая война. За сорок дней Гитлер полностью разгромил Францию и изгнал с континента английские войска, позорно бежавшие из Дюнкерка.

Но французские патриоты продолжали борьбу. Генерал Шарль де Голль, возглавлявший силы Сопротивления Свободной Франции, заявил: «Франция проиграла сражение, но не войну... я обращаюсь ко всем французам, где бы они не находились, принять вместе со мной участие в действиях против врага, не теряя надежды и идя на жертвы. Наша родина – в смертельной опасности. Будем же сражаться за ее спасение...»

14 июля 1940 года, в день национального праздника Франции, Уинстон Черчилль сказал в своей речи: «...Мы должны руководствоваться тем постулатом, что каждое истинно французское сердце будет биться и гореть желанием идти в бой за правое дело...»

Выбор Одеттой был сделан. Но она еще не могла бросить своих детей и больную одинокую свекровь, которую она поддерживала до последнего дня ее жизни, хотя и рассталась с мужем.

22 июня 1941 года Гитлер напал на Советский Союз. Это означало, что он начал войну на два фронта, что предопределило в итоге его сокрушительный разгром. Англия воспрянула духом, и Одетта все больше проникалась желанием идти в бой.

В конце 1941 года старенькая миссис Сансом умерла.

Осенью 1940 года в Англии было создано Управление специальных операций (УСО), или «фирма», как его между собой называли сотрудники. Его целью было, по выражению Черчилля, «поджечь Европу», а конкретно – вести разведывательную и диверсионную работу на европейском континенте, в тылу гитлеровских войск. Для этого требовались надежные источники информации и каналы связи. В Лондоне стали создаваться отделы и секции по каждой стране. Люди и оружие в тыл врага забрасывались подводными лодками, кораблями, катерами, самолетами, сбрасывались на парашютах.

Для работы в тылу врага требовались убежденные патриоты, проходившие специальную подготовку.

Французской секцией, а позже отделом УСО руководил майор (позднее полковник) Моррис Букмастер. В марте 1941 года у него в подчинении находилось всего трое сотрудников, но уже вскоре к ним добавились еще десять человек, учившихся в разведывательно-диверсионной школе. Затем численность его подчиненных возросла. Среди них не было лиц с темным прошлым и самоуверенных «супергероев». Это были обыкновенные люди разных мирных профессий, которые не могли допустить, чтобы Францию топтал немецкий сапог. Некоторым из них был присущ дух авантюризма, но пресекать его Букмастер не хотел, он лишь убеждал таких людей быть осторожнее и осмотрительнее.

Для успешной ориентировки забрасываемых во Францию парашютистов требовались карты и фотографии местности. Один из руководителей французской секции выступил по радио с призывом присылать такие фотографии.

В тот же день Одетта выслала в Адмиралтейство фотоснимки, сопроводив их письмом. В нем она сообщила, что прожила в Булони около четырех лет и прекрасно знает прибрежную полосу. Ее родители – французы, и у нее есть много фотографий.

Через несколько дней она получила ответ, в котором ее приглашали зайти в военное министерство. Майор Гафри, к которому она явилась, долго расспрашивал ее о жизни, о родителях и говорил на общие темы, а затем предложил работу в военном министерстве. Сославшись на то, что у нее трое детей, Одетта могла согласиться только на неполный рабочий день. Майор Гафри был явно разочарован, но обещал поговорить о ней с одним офицером.

28 июня 1942 года Одетта получила еще одно письмо из военного министерства, в котором ей предлагалось зайти в комнату №238 гостиницы «Виктория».

Встретивший ее там капитан Джепсон поинтересовался отношением Одетты к немцам и, удовлетворенный ответом, что она ненавидит их, без обиняков спросил, как она смотрит на то, чтобы отправиться во Францию на подпольную работу. Одетта категорически отказалась. Капитан вздохнул и, прощаясь, предложил ей еще подумать.

На следующее утро она позвонила капитану Джепсону и сообщила о своем согласии. Тот, казалось, нисколько не удивился и сообщил адрес, по которому она должна была прийти.

Первым делом Одетта решила «детский вопрос». Она подыскала детскую школу при женском монастыре и определила туда своих дочек. Лишь после этого решилась идти на переговоры.

По указанному ей адресу в назначенный день ее ожидал сам майор Букмастер. Он рассказал ей о французском секторе и в общих чертах о деятельности, которой ей предстоит заниматься. «Скорее всего, — сказал он, — вам будет предложено стать курьером. Но все зависит от ее успехов в школе, где ей предстоит заниматься, чтобы превратиться в совершенно новую личность, роль которой она должна будет исполнять.

Закончил беседу майор не очень весело: «Жить по легенде не очень просто. И если вы оступитесь, мы ничем не сможем вам помочь».

На ее вопрос, чем это может грозить, он спокойно ответил:

— Довольно многим. Например, тюрьмой, расстрелом, повешением, концлагерем, крематорием и всем тем, что могут изобрести гитлеровцы. Вы должны знать об этом, как и о том, что к нам поступают только добровольцы. Ведь у вас трое детей. Так что подумайте об этом

— Я уже подумала и свое решение менять не собираюсь.

Теперь мадам Сансом получила агентурную кличку Селина (третью составляющую ее длинного имени). Под этой кличкой она направилась в агентурную школу в Нью-Форест. На нее было заведено личное дело под номером С-23. В школе ей предстояло изучать искусство разведки, а преподавателям – изучить ее как личность. Забавная деталь: к ней прикрепили денщика по фамилии Кеннеди.

В программу обучения входили: физическая подготовка, основы выживания, самооборона без оружия, стрельба, топография, радиодело, прыжки с парашютом, подбор посадочных площадок.

В конце месяца Букмастеру была направлена докладная записка:

«О прохождении обучения в школе номера С-23.

Селина полна энтузиазма и усвоила все предметы, преподававшиеся в агентурной школе. Ее отличают импульсивность и быстрота оценок и решений, однако она не полностью обладает той ясностью мышления, которое необходимо для подпольной работы.

у нее, по всей видимости, еще недостаточен опыт контактов с внешним миром. При легкой возбудимости и темпераменте она тем не менее отличается решительным характером.

Общительная и легко сходится с людьми.

Главным ее качеством является патриотизм и стремление сделать хоть что-то для Франции. Основной же недостаток заключается в нежелании признать свою неправоту.

25.8.1942 года».

Букмастер с огорчением прочитал эту докладную. Отсутствие ясности мышления и ограниченный опыт контактов с внешним миром были серьезными недостатками. К тому же он и сам обратил внимание на то, что в ней было еще очень много детского, присутствует некий инфантилизм. «Глядя на нее и говоря с ней, можно было подумать, что трех своих дочерей она нашла случайно под листом капусты», — вспоминал он.

Но ее решительность, воля и желание бороться перевесили все недостатки. Селина получила добро.

После окончания школы Одетте присвоили новый оперативный псевдоним – Лиза.

Букмастер лично проверил, как она знает свою «легендарную» биографию. Затем ей вручили тщательно изготовленное удостоверение личности на имя Одетты Метайе, продуктовую карточку, «выданную в Каннах» 24.12.1941 года, код и ключевое слово, а также заключительную инструкцию, которую она должна была выучить наизусть.

На вопрос Букмастера, есть ли у нее дети, она долго молча смотрела на него. И наконец сказала: «Нет. У меня нет детей, месье» и тяжело вздохнула.

В инструкции подробно говорилось, как она будет доставлена во Францию (на фелюге) и встречена там, какие способы связи должна установить и т.д. Главное же задание предусматривало, что она должна сформировать небольшую группу преданных людей обоего пола для использования в сборе информации об обстановке и прибытии новых войск; поддержке людей, которые могут оказаться в трудном положении; участии в операциях, если в этом возникнет необходимость.

Перед отъездом Букмастер вручил ей новое обручальное кольцо в соответствии с легендой и четыре таблетки: одна – сильнодействующее слабительное (для противника или, если нужно имитировать болезнь, для себя), вторая – стимулятор моральный и физический; третья — сильное снотворное, выводящее человека из строя на шесть часов и, наконец, четвертая – крошечный коричневый шарик размером не более горошинки.

— Это так называемая «летальная» таблетка, — сказал Букмастер. – Проглотите ее и через шесть секунд выйдете из игры. Мне говорили, что это совсем не больно, но это на тот случай, если попадете в абсолютно безвыходное положение.

Одетта, в свою очередь, отдала Букмастеру целую кучу писем «из Шотландии» без дат и попросила каждую неделю отправлять по одному ее детям.

Когда Одетта, ожидая вылета в Гибралтар, уже сидела в бомбардировщике, в него врезался только что сделавший посадку самолет. Никто не пострадал, но вылет пришлось отменить.

По новому варианту ее должны были отправить на легком самолете «Лизандер», который совершит посадку на подобранной агентами УСО площадке.

Но накануне вылета в Лондон пришло сообщение, что гестапо нанесло внезапный удар по группе приема. Три человека убиты, другие подверглись допросам и ждали расстрела.

План отправки Одетты снова переиграли. На этот раз она должна была лететь в Гибралтар на гидросамолете. Она сидела в кабине, ожидая вылета, и даже не удивилась, когда вошедший офицер сказан, что вылет отменяется из-за нелетной погоды.

11 октября 1942 года в 3 часа ночи бомбардировщик, на который усадили (на пол) Одетту, наконец, оторвался от земли, направляясь в Гибралтар. Кругом бушевал ливень, самолет то набирал высоту, то снижался с сильным креном. Началась болтанка. Толчок. Самолет покатился по земле и, завалившись на нос, остановился. Дверца открылась, раздался крик: «Всем выйти! Машина может загореться!»

Одетта соскочила на землю и, отбежав от самолета, вдруг увидела, что он остановился в десятке метров от обрыва в бурлящее море. Она вернулась в гостиницу, где провела предыдущую ночь.

Несколько дней спустя она отплыла на транспортном корабле в Гибралтар. Оттуда перебралась в Танжер, а далее ее путь лежал во Францию на фелюге, когда-то занимавшейся рыбным промыслом, а теперь перевозившей опасные грузы и пассажиров. На восьмые сутки фелюга в полной темноте остановилась в нескольких десятках метров от французского берега. Вместе с двумя мужчинами и двум и женщинами, имен которых она так и не узнала, Одетта на ялике добралась до берега. Их никто не встречал. На ночном поезде они доехали до Канн.

Этот город всегда был известным курортом. Оставался он таковым и в годы войны. Все, кто только мог, кинулись в эти благословенные места, когда немцы подходили к Парижу. Это были богатые люди, ненавидевшие как немцев, так и англичан, затеявших эту бессмысленную войну и лишивших их уютных парижских квартир и особняков. Денег у них было достаточно, и стиль жизни не особенно изменился. Днем они грелись на пляжах, вечера проводили в казино и ресторанах. Дамы конечно же не забывали посещать салоны красоты. Вот в один из них, на Рю де Канада, и заявилась Одетта Сансом, она же Лиза. Его хозяйка, мадемуазель Сюзанна, была одновременно секретаршей и нелегальной помощницей Рауля, с которым и должна была повстречаться Лиза.

Рауль – капитан Питер Морленд Черчилль – не имел никаких родственных и иных связей со своим знаменитым однофамильцем. Просто так распорядилась судьба, и этот факт оказался решающим в спасении жизней и Питера и Одетты.

Однако обо всем по порядку.

Питер был старым холостяком, бакалавром искусств, игроком в хоккей с шайбой, свободным журналистом и бойцом диверсионно-десантного отряда.

В первый раз он по заданию УСО был высажен во Франции с подводной лодки. Выполнив задание, вернулся в Англию через Пиренеи, Мадрид и Гибралтар. Во второй раз и во Францию и обратно в Гибралтар тоже был доставлен подводной лодкой.

28 августа 1942 года он совершил парашютный прыжок на территорию Франции с бомбардировщика «Галифакс». Это был его третий визит в страну. В его задачи входило поддержание контактов с двумя группами французского Сопротивления. Приходилось не только возглавлять, но и придерживать наиболее нетерпеливых и воинственных участников этих групп. Кроме того, он должен был организовывать встречу агентов, прибывающих самолетами или на фелюгах, их отправку, прием грузов, среди которых было не только оружие, но также продовольствие, медикаменты и сигареты, которые следовало распределять, никого не обижая. Ему надо было «легально» зарабатывать деньги, имея дело с «черным рынком», но не привлекая внимания полиции, а затем распределять их между группами. И конечно же на нем лежала важнейшая задача поддержания связи с Лондоном, куда он по радио и через курьеров направлял информацию и откуда получал инструкции.

Первое, что решительно заявила Лиза, встретившись с Раулем, это то, что она не собирается отсиживаться в Каннах, а должна немедленно отправиться к месту назначения в Остер.

Посмотрев на Лизу оценивающим взглядом опытного разведчика и старого холостяка, Рауль спокойно возразил, что Остер находится на оккупированной территории, попасть туда не так-то просто и, прежде всего, для этого нужны документы, на изготовление которых потребуется три-четыре дня. Так как она не хотела сидеть без дела и попросила какой-нибудь работы, Рауль поручил ей сопровождать одного из прибывших с ней агентов в Марсель, а заодно отвезти туда чемоданчик с двумя сотнями тысяч франков.

Первое задание было выполнено успешно и без особых трудностей, если не считать того, что Лизе пришлось переночевать в борделе для немецких солдат. Рауль дал ей еще одно поручение, для чего требовалось умение ездить на мотоцикле. На вопрос Рауля, владеет ли она этим искусством, Лиза ответила утвердительно, хотя до этого ездила на мотоцикле лишь один раз, да и то в качестве пассажирки. Рауль ухмыльнулся, но ничего не сказал. Освоив мотоцикл, что стоило ей порванного чулка и ссадины на колене, Лиза стала выполнять с его помощью и другие задания Рауля.

Документы для поездки в Остер все еще не были готовы, и, похоже, Питер не очень настаивал на ускорении этой работы. Одетта все больше нравилась ему и как сотрудница и как женщина, и он решил оставить ее при себе. Но предварительно хотел отправить ее в Лондон в качестве сопровождающей руководителя одной из групп Сопротивления месье Ренара и пяти известных французских генералов.

В результате обмена телеграммами между Раулем и Букмастером Лондон дал согласие на то, что Одетта останется в резидентуре Рауля.

За Ренаром и генералами должен был прилететь самолет-бомбардировщик, для которого требовалась большая посадочная полоса. Подобрать ее хотел сам Рауль с помощью Лизы, но Ренар отказался от их услуг, заявив, что площадка уже подобрана его подчиненными авиаторами, она «ровная, подобно подошве обуви и твердая, как сердце хорошо воспитанной англичанки» и на ней можно посадить целую авиадесантную дивизию.

Когда же Рауль и Лиза вместе с группой, обеспечивавшей посадку и взлет самолета, прибыли на место, оказалось, что поле непригодно, так как оно перерыто ирригационными канавами, на нем имеется насыпь, высотой около двух метров, и его окружают высокие деревья. Но было уже поздно – послышался рокот самолета. (Такова версия писателя Золтикова. По версии же историка Кукриджа, негодную площадку подобрала Одетта. Так или иначе, после этого случая отношения Рауля и Ренара испортились.)

К счастью, яркая луна позволила летчикам самим разобраться в качестве посадочной площадки. Самолет сделал два круга и лег на обратный курс.

Новую площадку подобрал сам Рауль. Прилета самолета он и члены группы приема ожидали в близлежащем городке Арль, проживая в местной гостинице, где квартировали немецкие офицеры во главе с комендантом города. (Кстати, деталь, показывающая разницу условий, в которых работали советские и европейские подпольщики и партизаны.) От долгого ожидания и бессмысленного сидения в гостинице под угрозой разоблачения члены группы затосковали и стали говорить, что пора разъезжаться по домам. Одетта решила подбодрить их, организовав празднование сочельника. Вопреки правилам конспирации, все собрались в номере у Питера. Хозяйка отеля (подпольщица) изготовила праздничный торт и прислала десять бутылок вина. Недоставало только музыки. У Одетты хватило смелости и нахальства спуститься в холл, где коротали время немецкие офицеры и уговорить их не только «одолжить» ей на одну ночь пианино для собравшихся у нее школьных друзей, но и самим затащить пианино в номер.

К сожалению, и на этот раз отправка генералов не удалась. Самолет прилетел на три часа позже, когда встречавшие уже разошлись с поля!

Люди были давно недовольны Ренаром, и после долгих дебатов его освободили от руководящей работы. Он считал это происками Рауля и, создав новую группу, стал выступать против него. Дело дошло до потасовки между членами групп, когда прилетали самолеты, сбрасывающие контейнеры с боеприпасами и оружием и надо было делить его.

Сведения об этих раздорах дошли до Лондона. Было решено, что Питер и новый руководитель группы Фрагер отправятся в Лондон на легком самолете «Лизандер». В качестве посадочной площадки намеревались использовать заброшенный аэродром близ города Периге.

В обусловленное время Питер, Фрагер, Одетта и подпольщик Латур вышли на поле. Но аэродром оказался ловушкой, подготовленной для таких, как они. Не успев приземлиться, самолет улетел, видимо заметив вспыхнувший прожектор. За подпольщиками же началась погоня. Одетте удалось спастись от преследовавшей ее овчарки, бросившись в ледяную воду реки и переправившись на другой берег. Скрылись от преследования и остальные. Но операция провалилась. Вообще-то это был тревожный сигнал, но почему-то на него не обратили внимания.

Вскоре выяснилось, что Питеру нельзя возвращаться в Канны: там началась охота за ним, в его квартире был обыск. А затем поступили еще более тревожные сведения. Приехавший оттуда радист Арно сообщил, что каннская подпольная группа почти полностью уничтожена.

Питер решил тайно выехать в Канны, чтобы на месте разобраться с происшедшим и спасти то, что еще можно, и тех, кого еще можно спасти. Через агента в полиции стало известно, что Одетта пока находится вне подозрений. Пользуясь этим и зная, что Питер разыскивается как месье Пьер Шове, она сумела встретиться со специалистом по изготовлению фальшивых документов и получить для Питера паспорт на имя Пьера Шамбурна.

В сопровождении Одетты Питер направился в Канны. Во время про верки документов она сумела отвлечь внимание сыщика, всматривающегося в лица проверяемых, видимо пытаясь узнать кого-либо по словесному портрету. «Пьер Шамбурн» благополучно прошел полицейский контроль.

Питер, взяв с собой Одетту и Арно, перебрался в окрестности античного городка Аннеси, расположенного в живописных горах Верхней Савойи. Местом для своей штаб-квартиры Питер выбрал деревушку Сен-Жоре. Хозяева местной гостиницы «Отель де ля пост», Жан и Симона Коте, помогавшие подпольщикам, отвели Питеру и Одетте номера на втором этаже.

Наивно было бы думать, что молодые, полные сил и здоровья Питер и Одетта, ставшие теперь формально супругами Шамбурн, занимались только разведкой. Юг Франции, живописные горы, ароматы ранней весны, все это создавало неповторимую прелесть курорта. Вечера проводили в скромном баре деревенской гостиницы. Иной раз немногочисленных гостей радовал деревенский аккордеонист, он же местный молочник. Иногда за пианино садил ась Одетта. А то заводили патефон и танцевали томные аргентинские танго или модные фокстроты. В уютной патриархальной обстановке сам факт войны казался далеким и немыслимым. За бутылочкой вина вели тихие разговоры, тоже далекие от войны. Питера и Одетту все более тянуло друг к другу. И — неизбежное произошло. Их формальный брак однажды превратился в реальный.

Радиста Арно разместили в небольшом городке Фаверже, в двадцати километрах от Сен-Жоре. Туда Питеру и Одетте не раз придется ездить на велосипедах. Разведчикам хватало работы. Лондон требовал найти более сорока пунктов для сброса различных грузов на парашютах. В контейнерах находились и пулеметы, и взрывчатые вещества, и медикаменты, радиоаппаратура, обувь, одежда, кофе, сигареты, шоколад, множество других предметов, необходимых подпольщикам. Курьеры за ними прибывали не только их многих городов юга Франции, но даже из Парижа и из Бельгии.

Лондоном был разработан широкомасштабный план диверсий на железных дорогах. Через 48 часов после того, как «Би-би-си» передаст условные слова, вроде «Мориц целует Сюзанну» или «Корова перепрыгнула через изгородь», в каждом секторе должны будут начаться активные действия по подрыву железнодорожных путей. Питеру поручили координировать действия в своем секторе.

К руководству существующими группами прибавилась работа и по контакту с маки, настроенными по-боевому партизанами, в рядах которых значительную роль играли французские коммунисты и сражались советские военнопленные, бежавшие из лагерей.

И – важная новость. За Питером и Фрагером, наконец, прилетел «Лизандер», на котором они отправились в Лондон за инструкциями. На время отсутствия Питер возложил свои обязанности на Одетту.

В первую же ночь ее ожидало радостное событие — целое звено английских самолетов сбросило 126 контейнеров для маки и подпольщиков.

Но радость бала недолгой. Уже на следующий день агент «Тома», служивший в вишийской полиции, сообщил, что частые посещения Сен-Жоре неизвестными людьми вызвали внимание властей. Вечером, возвращаясь из Анесси в Сен-Жоре на автобусе, она заметила среди пассажиров неизвестного мужчину и инстинктивно почувствовала какую-то опасность, исходившую от него. Одетта была права. Это был Хуго Блайхер, сотрудник службы контршпионажа абвера – разведки германской армии.

Тем читателям, которые ознакомились с очерком «Мокрая кошка», он должен быть хорошо известен.

С появлением этого опасного противника открылась новая страница в жизни Одетты. Началось с того, что в результате предательства кого-то из подпольщиков Блайхер арестовал в Париже Марсака, одного из ближайших сотрудников Питера. Марсак вначале, как и полагается, всячески отрицал свою связь с подпольем. Но когда Блайхер вышел с неожиданным предложением, Марсак посчитал, что, приняв его, он сможет спасти себе жизнь, не повредив своим друзьям. В результате он раскрыл место пребывания Питера и Одетты, назвал их псевдонимы. Блайхеру, который представился как полковник германской армии Генри, Марсак вручил рекомендательное письмо, с которым тот и обратился к Одетте, назвав ее Лиза.

Предложение Генри заключалось в следующем. Изображая из себя представителя военной оппозиции Гитлеру, он якобы решил связаться с англичанами и вместе с ними бороться против фюрера и его приспешников. Одетте он предложил стать связующим звеном между Лондоном и германскими офицерами, которые думают так же, как и он, Генри. (Вообще-то, анализируя настроения его шефа, начальника абвера адмирала Канариса, а также высказывания и поступки Блайхера, можно предположить, что он не был особенно далек от истины, говоря о своих антигитлеровских идеях. К тому же, чувствуя неизбежность поражения Германии, он готовил себе алиби. Впоследствии именно это спасло ему жизнь и свободу.)

На вопрос Одетты, что требуется от нее, Блайхер ответил, что немногое: рация и код для установления прямой связи с английским военным министерством. Одетта не посчитала это предложение провокационным, но не могла его принять без согласования с Лондоном. Выгадывая время, она договорилась с Блайхером о том, что пошлет своего человека в Париж для встречи с арестованным Марсаком, чтобы убедиться, что тот написал письмо лично и не находясь под давлением.

Посланному Одеттой подпольщику Жюлю Блайхер устроил свидание с Марсаком, который подтвердил подлинность письма. Кроме того, Жюль привез новое предложение «полковника Генри»: Одетта должна договориться с Лондоном о присылке бомбардировщика, на котором Генри, Марсак и Одетта вылетят в Лондон. Там Одетта представит Генри Букмастеру и они решат вопрос о сотрудничестве германских оппозиционных офицеров и британского военного министерства в целях свержения Гитлера.

Когда Одетта сообщила в Лондон о новом предложении Генри, ей пришел четкий и недвусмысленный ответ: никаких переговоров с Генри больше не вести, распустить организацию и как можно быстрее скрыться. Но одновременно сообщили, что Питер готов к возвращению и спрыгнет с парашютом. Место его приземления должна указать Одетта.

Желая обмануть Блайхера, Одетта через Жюля передала ему, что Питер прилетит 18 апреля. На самом деле, она встретила его 15 апреля. Питер сразу же сделал Одетте замечание: почему она не скрылась? Но и сам допустил оплошность. Вместо того чтобы немедленно бежать вместе с Одеттой, он опять же вместе с ней направился в «теплое гнездышко» — в гостиницу, где они уютно расположились. Блайхер оказался умнее, чем думали разведчики и не стал дожидаться 18 апреля.

В два часа ночи 16 апреля отель спал, когда туда вошел Блайхер с итальянскими карабинерами (отель находился в итальянской зоне оккупации). Хозяин вышел и увидел в холле вооруженных людей. Он начал громко говорить, почти кричать, надеясь предупредить Питера и Одетту:

— Что вы желаете, господа? Это что, полицейская акция? Вы из полиции?

Дверь наверху открылась, показалась Одетта.

— Германская полиция. Не волнуйтесь, мадам, покажите вашу комнату.

Она молча повела гостей. Питер лежал в постели с книгой в руках.

— Ваше имя?

— Пьер Шамбурн.

— Вы английский офицер и саботажник Питер Черчилль. Вы арестованы, вставайте! – заявил Блайхер.

К сожалению для него, Питера и Oдeтту оставила при себе итальянская жандармерия.

Когда Блайхер вернулся в Париж, начальник кричал на него:

— Разве вы не знаете, что Питер Черчилль – племянник премьер-министра?! Он будет очень важным заложником, а вы подарили его итальяшкам.

Понадобилось три недели и вмешательство самого генерала Штюльпнагеля, командующего немецкими войсками во Франции, чтобы Питера и Одетту доставили в Париж. Это случилось 8 мая 1943 года. Их направили во французскую тюрьму Фресне, отличавшуюся своими суровыми нравами, теперь уже как мистера и миссис Питер Черчилль.

До этого Одетта провела неделю в тюрьме в Анесси, где ее допрашивала итальянская секретная полиция, которой она ни в чем не призналась. Затем ее переправили в Турин, где она находилась в камере с двумя проститутками, очень милыми особами. Далее десять дней в Ницце, Марселе и Тулоне. И вот – Фресн.

В первый же день она попала на допрос к тому же Блайхеру.

— Мне очень жаль, что вы здесь, Лиза, — сказал он. — Я был вынужден арестовать вас, чтобы уберечь от гестапо. Я имею возможность вызволить вас из Фресне. От вас ничего не требуется, кроме вашего согласия.

Одетта молчала. Она понимала, что вряд ли абвер удовлетворится ее согласием на освобождение. Без сомнения, из нее постараются сделать немецкую шпионку. Да даже если этого не случится, она никогда не сможет оправдаться перед своими товарищами, перед Питером, перед Букмастером и доказать, что ее отпустили просто так, «за красивые глаза».

Одетта категорически отказалась от освобождения.

— Ну что же, — сказал Блайхер, — мне ничего не остается, как передать вас в гестапо. Но это будет очень больно. Я бы не хотел этого. Не забывайте, что вы мать троих детей (и откуда он узнал об этом?) и ваша главная задача – заботиться о них. А вашего самопожертвования никто не оценит, в том числе и ваш, будем называть его муж, Питер Черчилль. Тем более я пытаюсь обменять его на высокопоставленного немецкого офицера. И он преспокойно уедет в Англию, забыв про вас.

— Этого никогда не случится, — возразила Одетта.

— Я даю вам возможность подумать и вскоре вновь навещу вас.

Блайхер вновь появился через пару дней. Он начал с того, что виделся с Питером Черчиллем. Тот чувствует себя хорошо и просил передать Одетте привет. А затем Блайхер вновь уговаривал согласиться на освобождение без всяких условий и говорил о том, какие муки могут ожидать ее в гестапо.

По каким-то деталям разговора и поведения Блайхера, Одетта поняла, что он заинтересован в ее освобождении не только в служебных, но и в собственных, мужских интересах. Она внимательно и оценивающе посмотрела на него Да, в свои 44 года он был бы вполне привлекательным партнером – достаточно высокий, довольно стройный, с умным, за стеклами очков взглядом карих глаз, с решительным и в то же время мягким выражением лица. «А почему бы и нет?» — мелькнула дерзкая и озорная мысль и тут же была отброшена. «Нет, это невозможно не только потому, что он немец и враг и не потому, что этим я предаю Питера. А просто хотя бы потому, что меня никто не поймет и после войны, когда все будут праздновать победу, меня сочтут предательницей. И не без основания». — Нет, — еще раз твердо сказала она.

Блайхер предложил ей смягчить условия пребывания в тюрьме – дать дополнительное питание, снабдить книгами. Но она и от этого отказалась.

— Очень жаль, Лиза. Я не враг ни вам, ни Питеру, ни вообще англичанам. Однако я должен нести свою службу. Я бы хотел, чтобы вам было хорошо. Но не все в моих силах. Боюсь, что я ничем больше не могу вам помочь. Боюсь, что мы видимся в последний раз. Хотелось бы встретиться с вами после войны. Я ничем не запятнал себя. Прощайте.

И начались самые трагические времена в жизни Одетты. Уже на другой день ее отвезли на авеню Фош, 84, в здание гестапо. Следователь, молодой, с виду приличный молодой человек в очках, допрашивал ее очень спокойно и вежливо и даже накормил вкусным обедом с мясом и зеленью. На все его вопросы она отвечала односложно: «не могу ничего сказать». Собственно говоря, гестапо интересовали только три вопроса: где скрывается радист Арно, куда направлен английский офицер, прибывший незадолго до ареста Одетты, и где находятся чертежи Марсельского порта, полученные Одеттой в это же время. По правде говоря, ответа на первые два вопроса Одетта и не знала: было ясно, что и Арно, и офицер после ее ареста сменили свои убежища. Но она приняла определенную тактику поведения на допросах и придерживалась ее до конца.

Следователь, как будто удовлетворился ее ответами, в протокол допроса, длившегося около двух часов, записал лишь несколько строк и отправил Одетту в тюрьму. Ночью она слышала крики и стоны каких-то женщин и не могла уснуть.

На другой день ее доставили к этому же господину. Он опять был столь же вежлив, но когда ее односложные ответы ему надоели, встал и подошел к ней. Расстегнул две пуговицы на ее кофточке. Обнажил ее плечи и приложил к ее спине раскаленную иглу для выжигания по дереву. Она молчала.

При допросе присутствовал еще один господин, француз. И именно он, когда Одетта снова ответила на все вопросы «не могу ничего сказать», по сигналу господина в очках начал один за другим вырывать щипцами ногти на ногах Одетты. Мучительная, непереносимая боль сопровождалась страшной мыслью о том, что дальше будет еще хуже.

Бывает, что мы испытываем боль у зубного врача или хирурга. Но мы знаем, что эта боль причиняется нам во благо, людьми, знающими свою профессию и желающими нам добра. Но когда эта боль, причиняется врагами, когда она становится самоцелью и когда ты знаешь, что никто не придет к тебе на помощь, она становится во сто крат сильнее и безысходнее.

Но Одетта сумела вынести эту боль, не сказав врагам ничего. И тогда господин в очках произнес:

— Теперь мы проделаем то же с вашими ногтями на руках.

Одетта взглянула на свои пальцы, на кровавое месиво у ног и ее вырвало.

Еще мгновение, и она потеряла бы сознание. Но... Судьба иной раз бывает милостива к героям. В этот момент в комнату вошел мужчина, при виде которого господин в очках вскочил. Мужчина посмотрел на Одетту, на лужу крови испросил:

— Кто эта женщина? (Одетта достаточно знала немецкий, чтобы понять суть дальнейшего разговора.)

— Фрау Черчилль.

— Немедленно прекратите это и отправьте ее в тюрьму. Не надо большого ума, чтобы понять, что она вам ничего не скажет.

Мужчина в штатском вышел из комнаты, а мужчина в очках, что-то пробормотав ему вслед, сказал:

— Если вы кому-нибудь расскажете о том, что здесь происходило, вам несдобровать. А пока... – Он отдал какой-то приказ палачу, тот положил пинцеты, которыми срывал ногти, на столик и вернул ей кофточку, чулки и туфли. – Пожалуйста, мадам.

Oдeттa заковыляла к выходу... Прошло несколько дней.

В камеру к Одетте зашел немецкий военный священник, отец Пауль. Судя по всему, он был честным немцем и добрым человеком. С ужасом он смотрел на изуродованные ноги Одетты, а потом обратил внимание на ее руки. «Что за раны на ваших ладонях?», — спросил он. «Когда они рвали ногти у меня на ногах, я так крепко сжала кулаки, что ногти вонзились в ладони», — простонала Одетта. «Мужайтесь, бедное дитя мое», — сказал священник и, поцеловав ее в лоб, вышел.

Несколько дней спустя она предстала перед трибуналом. Кроме слов «Фрау Черчилль», она ничего не поняла из бумаги, скороговоркой прочитанной судьей-полковником на немецком языке.

— Я ничего не понимаю, — сказала Одетта.

— Мадам Черчилль! Вы приговорены к смерти по двум обвинениям: как английская шпионка и как француженка. Хайль Гитлер! – на четком французском произнес полковник.

Она посмотрела на судей и улыбнулась:

— Господа, но я могу умереть только один раз. На следующее утро к ней явился Блайхер.

— Мне очень жаль, Лиза. Могу ли я для вас что-нибудь сделать?

— Вы увидите Питера Черчилля?

— Да.

— Пожалуйста, ничего не говорите о том, что они делали со мной, и о том, что я приговорена к смерти. Передайте, что я люблю его.

На другой день она сказала надзирательнице:

— Доложите начальнику тюрьмы, что миссис Черчилль хочет видеть его.

Тот явился незамедлительно.

— Но ваше имя Шамбурн, а не Черчилль, — заявил он.

— Пусть уйдут эти люди. – Одетта показала на надзирательниц, и когда они вышли, продолжила: — Шамбурн – это фальшивое имя, а мое имя – Черчилль, я жена капитана Черчилля. И со мной должны обращаться соответственно.

Она ничего не сказала о родстве с премьер-министром. Но имя злейшего врага магически подействовало на начальника тюрьмы, бывшего солдата.

Он отсалютовал Одетте и удалился. Вечером она получила коробочку с бисквитом.

Теперь обращение с ней изменилось. Шел 1943 год. Немцы были разбиты под Курском, союзники высадились на Корсике. Даже эсэсовки-надзирательницы понимали, что с родственницей Уинстона Черчилля лучше обходиться поуважительнее. Одетте удалось через одну заключенную коммунистку, которую освободили за отсутствием улик, передать своим друзьям весть о себе и Питере. Эта весть дошла до Лондона.

Oдeтта сумела установить связь с тем отделением тюрьмы, где содержался Питер Черчилль. Первым, кто помог ей в этом, оказался отец Пауль. Он передал от нее привет Питеру и ответный привет от него. Вторым стал переводчик Бухер, а третьим «посыльным» — надзирательница Труда С., сорокалетняя эсэсовка, которая преклонялась перед Одеттой, как родственницей самого Уинстона Черчилля.

Блайхер устроил Одетте и Питеру три свидания. От Питера ей стало известно, что немцы и к нему относятся с известным почтением, как к племяннику Уинстона Черчилля, и, видимо, рассчитывают использовать его как заложника или для обмена на какого-нибудь высокопоставленного пленника.

19 августа Блайхер последний раз увиделся с Одеттой. Он сказал, что ее, скорее всего, не расстреляют, а отправят в Германию. В конце встречи он предложил:

— Лиза, мне бы очень хотелось, чтобы вы, хотя бы на день, покинули тюрьму. Я приглашаю вас пообедать со мной.

Но Одетта отказалась. Блайхер вздохнул, хотел было протянуть ей руку, но передумал.

— Это мой последний визит. Я больше не смогу прийти к вам. Прощайте.

В конце октября Одетта серьезно заболела, и начальник тюрьмы перевел ее в более комфортабельную камеру. Там содержались еще три женщины, участницы Сопротивления. Ее здоровье начало улучшаться, и вскоре ей заменили соседок, подселив проституток и мелких воровок. Когда ей опять стало хуже, начальник тюрьмы предложил работу в швейной мастерской: там было теплее и светлее. Одетта занималась изготовлением тряпичных кукол.

11 ноября ее вновь отвезли в гестапо. Там допрашивали о капитане Черчилле: как, когда и где он прибыл во Францию, прыгал ли он с парашютом, с кем были контакты – и так далее.

На этот раз Одетта давала показания. Она объяснила, что Черчилль – лишь пешка в ее руках, его роль в Сопротивлении незначительная. Он просто здоровый, крепкий мужик, который исполнял ее приказания. Если гестаповцы хотят тратить время на его допросы о том, чего он не знает, это их заботы.

Несколько недель спустя, в ночь под Рождество, надзирательница по секрету сообщила, что Питер Черчилль отправлен в Германию, в штаб-квартиру гестапо. Почему-то именно теперь у нее возникла уверенность, что он останется жив и переживет войну.

12 мая 1944 года в камеру вошла надзирательница и, оглядев Одетту с ног до головы, сказала:

— Фрау Черчилль, соберите свои вещи. Вас отправляют в Германию.

Тюремному священнику Одетта передала письмо для своих дочерей. Он пообещал, что если останется жив, то после войны сумеет найти девочек и вручить письмо.

Сокамерницы тепло проводили Одетту. Одна дала ей свою ночную рубашку, другая – букет сирени. Даже начальник тюрьмы принес ей на прощание такой же букет. Они обменялись рукопожатиями.

Одетту доставили в штаб-квартиру парижского гестапо. Здесь она встретила своих будущих спутниц, таких же, как она, агентов УСО. Теперь они могли свободно говорить обо всем, называть свои подлинные имена. Все они, кроме Одетты, погибнут в лагерях Натцвейлере и Дахау, причем не будучи судимы и официально приговорены к смерти. И лишь Одетта Сансом – «фрау Черчилль», приговоренная трибуналом к смертной казни, останется жива.

В шесть часов вечера женщин попарно сковали наручниками и объявили, что в случае попытки к побегу охрана будет стрелять. Заключенных усадили в обычный поезд, привезли в Карлсруэ, где поместили в тюрьму. Только там сняли наручники.

В тюрьме Одетта провела два месяца. Однажды ее отвели в кабинет начальника, где ее ожидал корреспондент «Фёлькишер беобахтер»: «Он специально приехал из Берлина, чтобы проинтервьюировать "фрау Черчилль". Это большая честь для нее».

Она отказалась разговаривать, и ее отправили обратно в камеру. Соседки расспрашивали о привычках и пристрастиях сэра Уинстона, даже эсэсовцы интересовались ими. Одетта охотно рассказывала обо всем этим темным людям.

Из Карлсруэ путь Одетты лежал дальше. Одним из мест ее временного пребывания стала тюрьма в городе Галле. Там ее поместили в камеру, где в ужасных условиях содержалось около сорока украинских женщин. Никакого туалета там не было, в воздухе, если его можно было назвать таковым, висел запах испражнений, пота, менструаций. Утром в камеру внесли бадью с супом. Женщины бросились к ней, черпая ладонями, стали пить это месиво. Одетта не притронулась к «супу».

Вечером произошел неприятный случай. Дверь в камеру открылась, и мужской голос спросил.

— Фрау Черчилль! Где здесь фрау Черчилль!

Одетта, переступая через тела, направилась к двери. Увидев ее, мужчина размахнулся и ударил кулаком в лицо. «На тебе! Это мой привет Уинстону Черчиллю!».

Скорбный путь Одетты и украинок окончился в женском лагере Равенсбрюк. Созданный в 1939 году и рассчитанный на шесть тысяч заключенных, он к январю 1945 года насчитывал их более сорока тысяч. За время существования сто тысяч женщин были умерщвлены в нем. Ужасы нацистских лагерей описаны неоднократно, и нет нужды повторяться.

По прибытии в лагерь Одетта была сразу же доставлена в кабинет коменданта лагеря оберштурбаннфюрера Фрица Зюрена. Он долго рассматривал ее и наконец спросил:

— Вы говорите по-немецки?

— Нет.

Сделав усилие, комендант перешел на свой школьный английский:

— Вы родственница Уинстона Черчилля?

— Мой муж его дальний родственник.

— Так. Здесь, в лагере, вы больше не фрау Черчилль. Ваше имя – фрау Шурер.

— Я столько раз меняла имя, что одним больше или меньше, не имеет значения.

— Вас посадят в бункер, лагерную тюрьму.

— Как прикажете.

— Вы будете питаться и выполнять все требования, как и другие заключенные тюрьмы. Никаких книг, прогулок, бани.

Ее отвели в подземную камеру в бункере. Ровно сто дней и ночей просидела она в нем. Только мысли о прошлом, о детях поддерживали ее. И надежда на то, что все, происходящее с ней, скоро должно кончиться – так или иначе.

Однажды ее оставили на неделю без пищи за то, что союзные войска высадились на юге Франции.

У Одетты начался сильный кашель. Она задыхалась. Ее отвели в лагерный госпиталь, где сделали рентгеновский снимок, дали выпить какое-то лекарство и пустили капли в глаза.

Неделю спустя появился Фриц Зюрен:

— Мы получили рентгеновский снимок. Все следует изменить. Мы переведем вас наверх, в лучшую камеру, как только она освободится. Вы получите хорошую пищу, прогулки. Если заболеете, положим в госпиталь. Все следует изменить.

Только через три недели ее перевели в другую камеру с видом... на крематорий. Здесь было светлее, но уже надвигались осень и зима, и холод пронизывал все ее существо.

Красная Армия уверенно шла вперед, и Равенсбрюк оказывался в полосе ее наступления.

Сам Генрих Гиммлер изволил навестить лагерь. Он приказал эвакуировать всех, кто может идти, а старых и больных умертвить. Начались массовые экзекуции. Одетту не трогали. Более того, когда в феврале у нее заболел зуб, отвели к лагерному зубному врачу, тому самому, который позднее был осужден на пятнадцать лет тюрьмы за то, что издевался над живыми и выдергивал золотые коронки у мертвых. Врач любезно подлечил ее.

Март сменился апрелем. 16 апреля 1945 года началось наступление Красной Армии на Берлин, и в тот же день поступил приказ Гиммлера о том, что ни одной живой души Ее должно остаться в бункере. Последние дни пламя печи в крематории пылало днем и ночью, и тяжелый смрад сгоревших человеческих тел душил и вызывал тошноту.

28 апреля Одетте исполнилось тридцать три года, а накануне вечером комендант вошел в камеру, долго смотрел на нее и сказал:

— Завтра в шесть часов утра вы покинете это место. Всю ночь Одетта гадала над словами Фрица Зюрена и мысленно прощалась с жизнью. Но в этот день ее никто не тронул, хотя большой караван заключенных под сильной охраной вышел за ворота лагеря,

Минули 29, 30 апреля. В этот день Знамя Победы взвилось над рейхстагом.

1 мая обитателей бункера собрали в одном месте и усадили в тюремную машину. Весь день их куда-то везли, то останавливаясь, то снова набирая скорость. Снаружи стреляли – охрана или еще кто-то, неизвестно. Вечером оказались в каком-то другом лагере.

Весь следующий день в лагерь прибывали новые люди, и пьяные эсэсовцы забавлялись стрельбой по ним. Вечером, спотыкаясь о мертвые тела, Одетта пошла в комендатуру. Она потребовала свидания с оберштурмбаннфюрером Фрицем Зюреном. Пока ждала его, услышала по радио, что войска Первого Белорусского и Первого Украинского фронтов взяли Берлин. Фриц Зюрен вышел из своего офиса. К своему удивлению, Одетта увидела слезы на его глазах и щеках.

— Что вы хотите?

— Я хочу знать, откроете ли вы ворота лагеря? Война окончена. Бесполезно убивать и держать людей здесь.

— Их убьют на дороге.

— Лучше умереть на дороге, чем быть убитыми здесь.

Он посмотрел на нее, рот его скривился, и он сказал:

— Адольф Гитлер, фюрер Германии, мертв. Он умер как герой.

— Конечно, вы тоже хотите умереть как герой?

— Убирайтесь отсюда! Я еще не покончил с вами.

— Вы откроете ворота?

— Нет. Война не кончена.

Одетта вернулась в барак.

3 мая рано утром эсэсовец открыл дверь барака.

— Фрау Черчилль здесь?

— Это я.

— Немедленно идите со мной. Без вещей.

Все сочувственно посмотрели на Одетту. Они знали, что это означает. Она попрощалась с ними.

У ворот стояло несколько машин. Первая была заполнена солдатами СС, в средней сидел Фриц Зюрен. Это был новейший «Мерседес-бенц». На заднем сиденье размещались женщина и большая собака.

— Садитесь впереди, — буркнул Зюрен, — рядом с водителем.

Машины тронулись и ехали около двух часов. Когда проезжали какой-то лес, Зюрен приказал остановиться.

— Выходите.

«Так вот куда меня везли так долго!»

Но Зюрен не спешил расстреливать ее. Он открыл багажник, солдаты вытащили оттуда огромные вороха документов, облили бензином и подожгли. Когда все сгорело, Зюрен поворошил пепел и обратился в Одетте:

— Вы голодны. Возьмите бутерброды и бутылку вина.

Все, что происходило вокруг — эсэсовцы, костер, бургундское, этот лес, — все напоминало сюрреалистический сон.

— Садитесь в машину. Вы знаете, куда я вас везу?

— Наверное в другой лагерь.

— Нет. Мы едем к американцам.

«Ах, вот оно что. Он везет меня в качестве индульгенции».

— В таком случае прикажите вашим солдатам разоружиться. Иначе американцы вас могут неправильно понять.

— Ах, да! — хлопнул себя по лбу Зюрен и приказал конвою остановиться. После этого сказал, что сам поедет впереди, а остальные должны следовать в пятистах метрах сзади.

Снова двинулись вперед. На одном из перекрестков увидели солдат в необычной форме. Один из них, с автоматом в руке, приказал остановиться.

Фриц Зюрен, который сам вел машину, затормозил и заглушил двигатель. Окружившим ее американским солдатам сказал:

— Это фрау Черчилль. Она была заключенной. Она родственница премьер-министра Уинстона Черчилля.

Так закончилась одиссея Одетты Сансом, агента УСО. Она вернулась домой, где ее встретили три дочери тринадцатилетняя Франсуаза, одиннадцатилетняя Лили и девятилетняя Марианна.

Вскоре вернулся и Питер Черчилль. Они официально оформили свои брачные отношения и зажили мирной семейной жизнью, правда лишь до 1955 года, когда их брак распался.

В начале пятидесятых годов бывший унтер-офицер Блайхер был гостем Одетты и Питера Черчилль на их вилле во Франции.

В августе 1946 года Одетта Сансом была награждена высокой наградой Британской империи – Крестом Георга.

Добавить комментарий