Выполняя задание Судейкина – подготовить покушение на графа Толстого, — Дегаев обратил внимание на двух народовольцев – Василия Конашевича и Николая Стародворского. Последний был тайным агентом полиции (об этом Дегаев, конечно, не знал).
По началу Дегаеву казалось, что все идет хорошо. Однако, возвратившись из Одессы в Петербург, он вдруг занервничал. Чем больше думал Дегаев в это время о своей дальнейшей жизни, тем страшнее ему становилось. Подготовка покушения на всемогущего тогда министра внутренних дел графа Толстого – затея крайне рискованная, даже при поддержке Судейкина. А что, если Толстой проведает через собственную агентуру о готовящемся на него покушении?
Тогда он просто без суда и следствия уничтожит его, Дегаева, вместе с Судейкиным. Ослушаться Судейкина Дегаев тоже не может: тот найдет способ его уничтожить. Однако не это было самое страшное. Вопреки надеждам и прогнозам Судейкина, в народовольческих кругах, как казалось Дегаеву, его заподозрили в предательстве. Арест Веры Фигнер, с которой он один в Петербурге поддерживал отношения, провал динамитной мастерской и подпольной типографии в Одессе, наконец, этот фантастический побег после ареста в Одессе явно насторожили некоторых соратников по революционной борьбе.
Пока конкретных фактов, что он раскрыт народовольцами, у Дегаева не было, но по отдельным, трудноуловимым нюансам в отношении к нему он чувствовал: прежнего доверия тоже не существует. Похоже было, что его ждет весьма тщательная проверка, что неизбежное возмездие надвигается. Все чаще испытывал Дегаев угрызения совести – они терзали его при встречах с друзьями-революционерами.
Дегаев впал в прострацию, перестал спать, дошел до полного нервного истощения. Ночами, обхватив голову руками, он метался по квартире в поисках выхода. В конце концов он пришел к выводу, что единственно реальным спасением может быть раскаяние и чистосердечное признание в провокаторской деятельности перед руководителями «Народной воли», находившимися в Париже. Хотя опять же надежды на прощение было мало, разве – небольшой шанс, что сохранят жизнь. И Дегаев решил использовать этот шанс.
При очередной встрече с Судейкиным он попросил направить его в двухнедельную командировку в Париж.
— Чтобы можно было потом обвинить «Народную волю», — говорил Дегаев, обосновывая свое предложение, — в покушении на Толстого и великого князя Владимира Александровича, нужно обязательно получить от ее руководства такого рода задание. Кроме меня, этого сделать никто не сможет. К тому же мне известно, что в Париже сейчас находится опытный террорист Николай Стародворский: я наметил его активным участником покушения на графа Толстого. В Париже я сумею добиться, чтобы руководство «Народной воли» дало такое поручение Стародворскому.
Дегаев помолчал, прикрыл глаза ладонью.
— Мне не хотелось бы об этом вспоминать, — заговорил снова Дегаев, — но одесская история, кажется, не прошла для моего здоровья безнаказанно. Помимо того, что при аресте меня весьма основательно помяли жандармы, у меня что-то произошло с нервами. Мне необходимо развеяться и подлечиться.
Внимательно слушавший Дегаева Судейкин в душе уже согласился с резонностью двух первых предложений; про себя отметил, что Дегаев за последнюю неделю сильно сдал. Красные, воспаленные глаза, ввалившиеся щеки явно говорили, что он нуждается в отдыхе и серьезном лечении нервной системы. «Пусть едет в Париж, — решил Судейкин, — две недели погоды в нашем деле не сделают, а в таком виде он все равно ни на что не годится. Только провалит задуманное».
Через неделю Дегаев был в Париже. Заикаясь, краснея и бледнея, поведал он свою провокаторскую одиссею членам Исполнительного комитета «Народной воли» Лаврову, Тарасову, Тихомирову и Ошаниной. Правда, о некоторых эпизодах он предпочел умолчать. Ему было приказано возвратиться в гостиницу и до решения его судьбы из номера не отлучаться. Почти сутки совещались руководители «Народной воли». Наконец решили: сохранить жизнь Дегаеву (в то время им не были известны масштабы его предательской деятельности) при условии, что он поможет организовать убийство Судейкина, ставшего для народовольцев весьма опасным. После этого Дегаев должен будет навсегда отойти от революционного движения и ни с кем из народовольцев больше никогда не встречаться. Общее руководство по организации покушения на Судейкина поручалось известному народовольцу Герману Лопатину: по приезде в Петербург он привлек к участию в покушении на Толстого и Судейкина народовольца Василия Андреевича Караулова.
Убить Судейкина должны были непосредственно Стародворский и Конашевич, а Лопатин и Караулов – подстраховывать их, оставаясь на улице.
Дегаев вместе со Стародворским выехал из Парижа в Петербург. Вскоре туда прибыл и Герман Лопатин. Лично для него эта поездка была связана с большим риском: в феврале 1883 года, находясь под надзором полиции в Вологде, он бежал за границу и циркуляром департамента полиции № 995 от 28 марта 1883 года был объявлен во всероссийский розыск.
Уведомив Судейкина о своем возвращении, Дегаев вместе с Германом Лопатиным, Стародворским, Конашевичем и Карауловым на конспиративной квартире в Петербурге (ее содержал по заданию «Народной воли» некто Росси) тщательно разработали практический план покушения. Решили казнить Судейкина на квартире Дегаева на Невском проспекте (дом № 91, кв. 13), которую он снимал по подложному паспорту на имя Яблонского. Само собой предполагалось провести казнь Судейкина без шума и лишь в крайнем случае применить огнестрельное оружие. С этой целью в квартиру Дегаева заранее принесли два тяжелых лома, которыми дворники скалывали лед на тротуарах. Казалось бы, проще было применить кинжал или финский нож. Но ни то ни другое не годилось: после убийства барона Гейкинга всякий раз, идя на свидания с агентами, на другие операции, Судейкин надевал под рубашку стальную кольчугу; рекомендовал делать это и Дегаеву.
16 декабря 1883 года Судейкин должен был в 3 часа дня прийти на квартиру Дегаева, чтобы уточнить план покушения на графа Толстого; о его привычках и маршрутах поездок по городу он уже подробно проинформировал агента. Сегодня предстояло окончательно определить место будущего покушения.
Вновь и вновь опасаясь за свою жизнь (теперь уже со стороны Судейкина), крайне возбужденный Дегаев колебался и был готов отказаться от убийства Судейкина, больше того – даже признаться ему во всем. Однако возобладало чувство мести: Судейкин переманил одиннадцатилетнюю любовницу Дегаева. Девочка отказалась встречаться с Дегаевым и жила на одной из конспиративных квартир с Судейкиным он содержал ее на средства тайной полиции. Обиженный Дегаев потерял голову.
Незадолго до событий, развернувшихся на квартире Дегаева, один из самых реакционных политических деятелей при Александре II и Александре III, бывший около пятнадцати лет обер-прокурором Синода и министром народного просвещения, теперь же министр внутренних дел, шеф жандармов и по иронии судьбы президент Российской Академии наук граф Дмитрий Андреевич Толстой получил сигнал, что на него и Судейкина в самое ближайшее время народовольцы про изведут покушение. Чиновник для особых поручений при министре внутренних дел, жандармский ротмистр Ратаев, регулярно принимавший находящуюся на личной связи у министра тайную полицейскую агентуру, доложил графу, что о встрече с ним просит агент Стародворский, работающий по заданию заведующего заграничной агентурой департамента полиции в Париже.
— Вы полагаете что-то серьезное? – спросил Толстой.
— Думаю, что да, ваше высокопревосходительство.
Вскоре Толстой убедился, что не зря приехал на эту встречу. Стародворский рассказал Толстому: некто Дегаев, близкий к Исполнительному комитету «Народной воли», пользующийся непонятным покровительством и полным доверием со стороны начальника Санкт- Петербургского охранного отделения Судейкина, готовит покушение на графа Толстого и предлагает ему, Стародворскому, участвовать в нем. Толстой узнал, что, когда заговорщики основательно подвыпили на квартире Дегаева и Стародворский высказал сомнение в успехе покушения на министра внутренних дел, который хорошо охраняется, Дегаев проговорился, будто в убийстве Толстого помимо революционеров заинтересован и сам государь император. Значит, действовать можно смело, не опасаясь охранки и Судейкина. Успех покушения на Толстого, сообщил Стародворский (а оно состоится сразу же после казни народовольцами Судейкина 16 декабря 1883 года), обеспечен.
Находясь уже больше года на посту министра внутренних дел и шефа жандармов, умный и проницательный Толстой, обреченный должностью копаться в немыслимой грязи человеческих отношений, привык уже ничему не удивляться. Но на этот раз не удивляться не мог.
Толстой расхаживал по комнате, обдумывая сообщение Стародворского. Молчал и крайне удивленный услышанным Ратаев — он всегда присутствовал на приеме министром тайной агентуры: держал наган со взведенным курком под лежащей на столе газетой и готов был в любую минуту защитить Толстого в случае опасности.
В то, что император, крайне благоволивший Толстому, заинтересован в покушении на него, граф, конечно, не поверил. Но то, что интрига налицо, сомнений не было. Толстому давно уже было известно, что такие важные сановники империи, как Витте, фон Плеве, да, пожалуй, и его ближайший помощник по министерству внутренних дел Дурново, встретили бы его смерть с восторгом. О Судейкине и говорить нечего. Этот авантюрист давно рвется к высшей власти, он уже видит себя в кресле министра внутренних дел и ради этого способен на все.
«Скорее всего, — думал Толстой, — организация покушения на меня – дело рук Судейкина). В подготовке такого покушения сомнений у Толстого не возникало. Важно знать, кто здесь играет первую скрипку.
Первой мыслью графа было обо всем услышанном сегодня же доложить императору, испросив внеочередной аудиенции, но он тут же отказался от своего намерения. Во-первых, к императору нельзя идти с непроверенными данными – это просто несерьезно и поставило бы его как министра внутренних дел в глупейшее положение; во-вторых, такой доклад наверняка спасет этого мерзавца Судейкина, ибо император обязательно найдет способ предупредить своего любимца о грозящей ему опасности. И Толстой решил не мешать организации покушения на Судейкина, ни минуты не сомневаясь в том, что тот – законченный мерзавец, которого все равно нужно убрать с поста инспектора тайной полиции и начальника охранного отделения. Однако делать это надо без официального шума. Граф Толстой понимал, что обычным, законным путем сместить Судейкина с поста непросто даже ему. Этому будут мешать не только ореол непревзойденного мастера политического сыска, созданный Судейкину в глазах императора и поистине неоценимые заслуги перед троном, но и тот позор, который для него, Толстого, будет неизбежен, если откроются неблаговидные провокаторские дела инспектора тайной полиции Судейкина, особенно в отношении высших сановников империи. Уж Витте и Плеве постараются раздуть этот скандал до самых невероятных размеров. А ведь за действия Судейкина официально отвечает прежде всего именно он, граф Толстой – министр внутренних дел и шеф жандармов.
Толстой не принял от Стародворского, как полагалось в таких случаях, письменного сообщения, ограничившись устной беседой. Таким образом, официального документа о подготовке народовольцами покушения на Судейкина – документа, обязывающего Толстого принять меры по его предотвращению, в министерстве внутренних дел не оказалось.
— Ваше сообщение, — обратился Толстой к Стародворскому, — крайне важно, и я от имени государя благодарю вас за него.
— Простите, ваше высокопревосходительство, — Стародворский явно не решался о чем-то спросить министра.
Толстой, уловив это, вопросительно взглянул на него.
— Вы что-то хотите еще сказать? – спросил он. — Я внимательно слушаю.
Стародворский, у которого противный комок подкатил к горлу, проглотил слюну и каким-то чужим для него голосом спросил:
— Как мне поступать? Принимать участие в покушении на Судейкина?
Граф Толстой медлил с ответом. Бестактный вопрос Стародворского, да еще заданный в присутствии Ратаева, поставил его в затруднительное положение. «Каков болван, — думал Толстой о Стародворском, он ждет от меня прямого указания убрать Судейкина».
После некоторого раздумья Толстой ответил:
— Полагаю, вы уже настолько влезли в эту историю, что отказываться от дальнейшего в ней участия вам просто невозможно. Народовольцы сочтут вас либо трусом, либо провокатором. И в том, и в другом случае это крайне нежелательно для вас. Мы потеряем в вас ценного сотрудника, а сами вы можете легко лишиться жизни.
Толстой опять помолчал, потом добавил:
— Ваше личное участие в подготовке покушения на Судейкина укрепит ваш авторитет среди народовольцев, а это сыграет важную роль в дальнейшей работе по ликвидации «Народной воли». Так что действуйте по обстоятельствам. Помните только одно главное, что вы не должны дать себя раскрыть террористам. Ну а что касается жизни господина Судейкина, то вся наша работа связана с повседневной опасностью. Иногда ради успеха общего дела по борьбе с терроризмом приходится идти на самый отчаянный риск. Я думаю, что это как раз тот случай, когда мы вынуждены безумно рисковать. Наблюдайте и информируйте.
Стародворский понял, что смерть Судейкина не огорчит графа Толстого.
— Алексей Иванович, — обратился Толстой к Ратаеву, — выдайте господину Стародворскому тысячу рублей наградных и проводите его.
16 декабря 1883 года около 4 часов дня в квартире Дегаева раздался звонок. Пришел Судейкин.
В ожидании его Стародворский с ломом в руках притаился за портьерой в столовой. Конашевич, тоже с ломом, спрятался за вешалкой в прихожей, готовый в случае необходимости помогать Стародворскому.
Дегаев открыл дверь и впустил Судейкина в квартиру. Но оказалось, что тот пришел на явку не один. Его сопровождал агент охранного отделения Судовский. Ничего не подозревавший Судейкин разделся, повесил шубу и шапку на вешалку. Едва он вошел в столовую, как Стародворский ударил его ломом. Но Судейкин в этот момент отклонился в сторону; удар пришелся по его левому плечу. Оглашая квартиру дикими воплями, держась правой рукой за сломанную ключицу, Судейкин бросился в соседнюю комнату. Но и здесь не нашел спасения. Догнавший его Стародворский нанес еще несколько ударов ломом, и Судейкин всем своим грузным телом рухнул на пол. В прихожей Конашевич наносил страшные удары ломом Судовскому.
Все это время Дегаев находился на кухне. Зажав уши руками, чтобы не слышать истошных воплей Судейкина, он в истерике бился головой о кухонный стол, его беспрерывно рвало.
Взглянув на плавающего в луже крови Судейкина, Стародворский решил, что с ним все кончено. Но «убитый» неожиданно вскочил и стремглав, оставляя за собой кровавый след на полу, с дикими криками: «Помогите, помогите!» — бросился в уборную, пытаясь запереть ее изнутри. Стародворский успел просунуть ногу между дверью и стояком. Некоторое время изо всех сил Судейкин пытался закрыть дверь, а Стародворский всячески старался помешать ему. Но скоро сопротивление тяжелораненого Судейкина ослабло, и Стародворский, открыв дверь, нанес ему ломом еще три удара. Через несколько секунд Судейкин умер.
Окончательно убедившись, что Судейкин и Судовский мертвы, Стародворский и Конашевич вывели все еще дрожащего Дегаева из квартиры – все вместе они направились на Финляндский вокзал. На вокзале Конашевич передал Дегаеву заранее заготовленные для него документы на имя купца Харламова, необходимые для поездки за границу, и билет до Стокгольма.
Убедившись, что Дегаев благополучно уехал, Стародворский и Конашевич явились на квартиру Росси, там и были арестованы уже поджидавшими их жандармами. Перед тем как идти убивать Судейкина, Конашевич и Стародворский переоделись в квартире Росси. Сам Росси, находившийся в другой комнате, подслушивал их беседу и понял, что на квартире Дегаева готовится убийство важного полицейского чиновника, а после этого будет покушение на всемогущего министра внутренних дел графа Толстого. Перепуганный Росси, вовсе не собиравшийся быть участником столь опасных акций, несколько часов метался по квартире, не зная, что предпринять. Ясно было одно: если после убийства Судейкина полиция нападет на след Стародворского и Конашевича, виселицы самому Росси не избежать. Ну если не виселицы, так тюрьмы. Для Росси это одно и то же: он болен туберкулезом и даже кратковременное заключение в сырую тюремную камеру равносильно смертному приговору.
После нескольких часов лихорадочных размышлений Росси решился на предательство. Он явился в департамент полиции к помощнику Судейкина Рачковскому, рассказал, что в квартире какого-то Дегаева должны сегодня убить видного полицейского чиновника Судейкина. Рачковский, которому Судейкин иногда поручал встречаться с Дегаевым, знал его адрес. Сообщив Ратаеву о заявлении, сделанном Росси, Рачковский с сотрудниками Петербургского охранного отделения около 6 часов вечера помчался на квартиру Дегаева. Они застали там плавающих в крови мертвого Судейкина и смертельно раненного Судовского – он вскоре скончался, не приходя в сознание. В квартире Росси была устроена засада.
Когда граф Толстой доложил об убийстве Судейкина Александру III, тот распорядился немедленно начать розыск Дегаева и объявить по всей империи о денежном вознаграждении тому, кто поможет арестовать его. В печати было опубликовано сообщение департамента полиции; в нем говорилось: «Отставной штабс-капитан Сергей Петрович Дегаев обвиняется в предательском убийстве 16 декабря 1883 года подполковника Судейкина. 5000 рублей будут выданы тому, кто сообщит сведения, которые дадут возможность определить местонахождение Дегаева, поведут к его задержанию. 10000 рублей будут выданы тому, кто, указав местонахождение Дегаева, окажет содействие к его задержанию». Это сообщение было разослано и во все жандармские управления. В свою очередь члены «Народной воли» разбросали в Петербурге и других городах листовки, угрожая смертью тому, кто выдаст убийц Судейкина.
В январе 1884 года Плеве направил помощника Судейкина П. И. Рачковского в Париж с заданием установить местонахождение жены Дегаева; по сведениям департамента полиции, после освобождения из-под ареста в Одессе она уехала за границу и жила где-то в предместьях Парижа. Через нее Плеве рассчитывал выйти на Дегаева. Однако Рачковскому обнаружить жену Дегаева за границей не удалось. Сведения о ее местожительстве оказались неточными.
Присутствовавший при аресте Конашевича и Стародворского жандармский ротмистр Ратаев, отведя в сторону Стародворского, предупредил его: ничего не говорить о своих тайных связях с полицией и вообще держать язык за зубами. Только в этом случае ему и Конашевичу сохранят жизнь, хотя первоначально их официально приговорят к смертной казни. По ходатайству графа Толстого смертную казнь им заменят пожизненным заключением в Шлиссельбургской крепости, а оттуда по прошествии некоторого времени освободят.
Дальнейшая судьба участников описанных событий сложилась по-разному. Стародворский исполнил все, что ему приказал Ратаев, и о своих тайных связях с полицией на суде ничего не сказал. Ему и Конашевичу, действительно, смертную казнь заменили на пожизненное заключение в Шлиссельбургской крепости. Но потом все пошло совсем не так, как им обещали.
«Некоторое время» пребывания в Шлиссельбургской крепости, о котором говорил Ратаев, обернулось для Стародворского двумя десятками лет заключения. Впадая порой в отчаяние, он систематически писал письма на имя императора, описывая свои «подвиги» В качестве тайного агента департамента полиции, униженно просил об освобождении его из крепости. Но по секретному распоряжению министра внутренних дел графа Толстого все эти обращения Стародворского исправно перехватывались и направлялись в архив особого отдела департамента полиции, ведавшего делами тайной полицейской агентуры. Ответа на свои письма Стародворский не получил. После двадцати лет заключения Стародворский был освобожден и уехал в Париж, где за деньги продолжал сотрудничать с царской охранкой.
Конашевич сошел с ума и умер в заточении.
Лопатин остался в Петербурге на нелегальном положении.
Народоволец В. А. Караулов, находившийся в момент ареста Стародворского и Конашевича вместе с Германом Лопатиным на другой конспиративной квартире, сумел избежать ареста, уехал в Киев, там и был арестован Киевским жандармским управлением. Спасаясь от виселицы, на допросе 7 августа 1884 года подробно рассказал начальнику Киевского жандармского управления полковнику Новицкому о конкретных действиях участников покушения на Судейкина. Показал, что Дегаев в беседах с ним говорил о своем «покаянии» В Париже Исполнительному комитету «Народной воли», что он, Дегаев, состоит при инспекторе тайной полиции Судейкине доверенным агентом на жалованье триста рублей в месяц и что Судейкин втянул его, Дегаева, в преступную подготовку покушения на жизнь министра внутренних дел и шефа жандармов графа Толстого и других царских сановников. Не скрыл Караулов и того обстоятельства, что главный организатор покушения на Судейкина Герман Лопатин скрывается в Петербурге.
Получив это сообщение, департамент полиции принял активные меры к розыску Лопатина. 17 августа 1884 года во все жандармские управления и охранные отделения было разослано предписание, в котором предлагал ось при обнаружении Лопатина немедленно его арестовать и под усиленным конвоем направить в департамент полиции. Сообщались приметы Лопатина и прилагались его фотокарточки.
В октябре 1884 года Герман Лопатин был арестован. При встрече на улице его опознал сотрудник вологодской полиции Соловьев, лично знавший Лопатина и специально присланный в Петербург для участия в его розыске. На так называемом «процессе двадцати одного» в военно-окружном суде в Петербурге Лопатин в подготовке убийства Судейкина не обвинялся, ибо к тому времени выяснилось, что Судейкин – сам государственный преступник, в карьеристских целях готовивший убийство министра внутренних дел и шефа жандармов графа Толстого. По логике вещей царскому правительству следовало не судить, а наградить его за убийство Судейкина.
Лопатин – активный и непримиримый борец против самодержавия, арестовывавшийся в 1866 году в связи с делом о покушении Каракозова на жизнь Александра II, организатор побега известного народовольца Лаврова за границу, строивший планы освобождения из ссылки Чернышевского, участник I Интернационала, лично знакомый с Марксом и Энгельсом, — этот феноменальный революционер на «процессе двадцати одного» обвинялся в участии подготовки покушений на высших царских сановников и незаконном хранении динамита. На суде он выступил с яркой речью в защиту революционеров и вместе с пятнадцатью другими обвиняемыми был приговорен к смертной казни, замененной затем каторжными работами. Провел в заключении в Шлиссельбургской крепости более восемнадцати лет (с 23 июня 1887 по 218 октября 1905 года).
Как и предполагал Караулов, показания, данные им в Киевском жандармском управлении, спасли ему жизнь. Просидев с 24 декабря 1884 года по 9 марта 1898 года в Шлиссельбургской крепости, он был отправлен на вечное поселение в Красноярск.
Граф Толстой еще пять лет был министром внутренних дел и шефом жандармов, он умер в 1889 году своей смертью.
Жандармский ротмистр Ратаев сделал по полицейским понятиям блестящую карьеру. Руководил особым отделом департамента полиции, а несколько позже заведовал всей его заграничной агентурой.
Сергей Дегаев из Финляндии пароходом прибыл в Стокгольм, откуда уехал в Новую Зеландию, а затем в Австралию и жил там некоторое время. Располагая сравнительно большой суммой денег – 30 000 рублей (80000 франков), — полученной на службе в тайной полиции, он переехал позже в США. Преподавал в университетах Новой Зеландии, Австралии и США математику, сделал на этом поприще успешную карьеру, был даже удостоен звания профессора. Дегаев в 1920 году умер в Америке. Ходили слухи, что за совершенное в прошлом предательство он все же был убит обнаружившим его в США бывшим народовольцем.