Чем тщательнее Судейкин изучал верхушку сановной России, тем более убеждался в абсолютной бездарности, вырождении и разложении многих ее представителей. Постепенно он пришел к выводу, что с его способностями и кипучей энергией он вполне мог бы стать вторым – после императора – человеком в государстве, чем-то вроде бывшего в царствование Александра II министром внутренних дел и начальником верховной канцелярии Лорис-Меликова, которого в правящих кругах России именовали «диктатором государева сердца».
Вскоре в голове тридцатитрехлетнего Судейкина созрел поистине дьявольский план. Прежде всего, решил он, нужно устранить на своем пути графа Толстого. Лучше всего это сделать руками народовольцев, которые давно уже охотятся за министром внутренних дел. И Судейкин поставил задачу непременно найти среди них подходящего человека, завербовать его, создать с его помощью из тех же народовольцев группу террористов для покушения на Д. А. Толстого.
Надежное прикрытие мероприятия со стороны охранного отделения при организации Судейкина обещает почти стопроцентный успех задуманного плана. Конечно, элемент риска в таких делах всегда есть, но кто не рискует, тот не борется и, что особенно важно, не побеждает.
То, что покушение на жизнь графа Толстого вполне может увенчаться успехом, подтверждала и доверительная беседа Судейкина с директором департамента полиции В. К. Плеве (кстати, он мечтал стать министром внутренних дел и Толстой тоже стоял на его дороге). Судейкин понял, что убийство Толстого Плеве не огорчит и путать его планы он не станет.
Далее, по замыслу Судейкина, события должны были развиваться следующим образом. Незадолго до покушения на Толстого Судейкин под благовидным предлогом подает в отставку. Осуществленный после его ухода террористический акт еще выше поднимет авторитет Судейкина. В правящих кругах России неизбежно заговорят о том, что до отставки Судейкина в Петербурге было тихо и спокойно, а теперь террористы вновь распоясались и нужно во что бы то ни стало возвратить талантливого сыщика на службу, ибо принятие его отставки в столь тревожное время – непростительная ошибка.
За убийством Толстого, полагал Судейкин, должны были последовать крупные террористические акты против важных царских сановников, им же и организованные. Это до смерти перепугает Александра III и заставит его возвратить Судейкина на службу. Он станет, таким образом, самым приближенным к императору человеком, самым могущественным лицом в России. Участников же террористической группы народовольцев после выполнения задуманного плана можно будет и убрать. Сложности это не составит: помогут уголовники, приговоренные к смертной казни; стоит лишь пообещать им помилование.
Именно этот план, в который уже раз, обдумывал жандармский подполковник Судейкин, медленно идя по Невскому проспекту и внимательно всматриваясь в лица прохожих. Чудесное солнечное утро такое не часто бывает в сумрачном Петербурге — настраивало Судейкина на лирический лад. 1883 год обещал быть еще более успешным в его карьере.
Особенно отрадным для Судейкина было то, что он, кажется, нашел нужного человека среди народовольцев для своих честолюбивых замыслов. Неделю назад к нему поступило сообщение: некто Сергей Дегаев, близкий в прошлом к Исполнительному комитету «Народной воли», в узком кругу студентов говорил, что нужно во что бы то ни стало убить Судейкина, в противном случае никакая революционная деятельность в Петербурге невозможна. За Сергеем Дегаевым по указанию Судейкина установили негласное наблюдение. Выяснили вскоре, что он безмерно честолюбив, недоволен своим рядовым положением в организации, убежден, что именно он должен быть в числе руководителей, призванных «делать историю», истеричен и вообще-то труслив, часто испытывает финансовые затруднения. Характеризуя Дегаева как личность, изучавший его по приказу Судейкина сотрудник охранки Яголковский писал: «Дегаев беспринципная и бесхарактерная сволочь».
Во время наблюдения за Дегаевым Судейкин установил, что тот посещает квартиру супругов Прибылевых, которые уже состоят на учете в Петербургском охранном отделении как члены одной из народовольческих организаций, что туда же регулярно наведываются и другие уже известные охранному отделению народовольцы: Юшкова, Михаил Грачевский, офицер военно-морского флота Александр Буцевич, Михаил Клименко и Анна Корба.
Судейкин решил незаметно для окружающих арестовать на улице Анну Корбу, которая подолгу проживала на квартире Прибылевых, и попытаться установить, чем занимается эта группа. К его огорчению, Анна Корба никаких сведений о своих товарищах не дала. Тогда к ней в камеру подсадили опытную провокаторшу – она-то и выведала у Корбы, что в квартире Прибылевых находится мастерская по изготовлению бомб для террористов.
Удалось Судейкину скомпрометировать и женатого Дегаева: он умело «подсунул» ему исключительно красивую и известную своей развращенностью малолетнюю проститутку – ей только-только исполнилось одиннадцать лет. Проститутка завела очарованного ею Дегаева в меблированные комнаты купца Калашникова, в специально оборудованный охранным отделением номер – там-то его сотрудники и сфотографировали их. Судейкин знал, что делал. Ему было известно, что «такое» в кругах народовольцев не прощают. Знал это и Дегаев. Для предстоящей вербовки Дегаева в тайные агенты охранки заполучить на него компромат было особенно важно.
...Судейкин посмотрел на часы, сел в подъехавшую по его знаку коляску и направился к себе – в охранное отделение. Туда должны были доставить Дегаева – его арестовали незаметно на улице, как и Анну Корбу.
Ровно через час Дегаева вводили в кабинет Судейкина. Два жандарма крепко держали его за руки.
— Что, оказал сопротивление? – спросил Судейкин вошедшего жандармского ротмистра, руководившего арестом Дегаева.
— Пытался оказать вооруженное сопротивление, — ответил ротмистр, вынимая из кармана и кладя на стол перед Судейкиным отобранный у Дегаева при аресте наган.
— Смотри-ка ты, каков гусь, — протянул Судейкин, внимательно рассматривая низенького, худощавого, темного блондина Дегаева. – А известно ли вам, господин ниспровергатель существующего строя, что в ведомстве, которое я имею честь возглавлять, таких поступков не прощают?
— Не пугайте! – Дегаев презрительно скривил губы. – Я готов ко всему и ничего не боюсь.
— Не боитесь ничего? – иронически переспросил Судейкин. — И даже наших людей? А ведь то, что вы задержаны с оружием, пытались оказать вооруженное сопротивление, дает нам все основания подвергнуть вас допросу с пристрастием. Думаю, по молодости лет вы не знаете, что это такое.
Судейкин обратил внимание на то, как побледнел при этих словах Дегаев, про себя отметил: действует, видно, и вправду трусоват и эгоистичен; значит, договоримся.
— Благодарю вас, господа, — обратился Судейкин к ротмистру и жандармам. — Можете оставить нас одних.
Жандармы вышли.
— Садитесь к столу, — предложил Судейкин все еще стоявшему Дегаеву. — Располагайтесь поудобнее, разговор нам предстоит долгий.
Первой мыслью Дегаева было броситься на Судейкина. Но что он, безоружный, сделает с атлетически сложенным Судейкиным? Да и жандармы за дверью наверняка начеку.
И Дегаев сел в предложенное Судейкиным кресло.
— Как я понимаю, допрос с пристрастием вас не устраивает? – начал Судейкин. – И правильно. Зачем напрасно губить молодую, цветущую жизнь? Особенно когда впереди вас ждет так много хорошего, если, конечно, поведете себя правильно. Ну, за что вам умирать? За какие идеалы? Все идеалы ваши – химера. Они выдуманы людьми, которые посылают других на смерть, а сами живут с комфортом и остаются в безопасности за границей.
Дегаев понял, что Судейкин намекает на руководителей «Народной воли». А Судейкин продолжал:
— Если вы не погибнете под пытками, то вас все равно повесят. Довольно будет попытки оказать вооруженное сопротивление при аресте или предложения организовать покушение на меня. – Судейкин сделал паузу. – Ну а за участие в организации динамитной мастерской вас непременно ожидает виселица.
«Все знает», — лихорадочно думал Дегаев.
— Разрешите закурить, — хриплым, прерывающимся голосом попросил он Судейкина.
Судейкин придвинул Дегаеву коробку с папиросами и спички. Он внимательно наблюдал, как тот непослушными пальцами пытается взять папиросу. Руки Дегаева тряслись так, что Судейкин вынужден был сам зажечь спичку и дать ему прикурить.
«Сейчас будет истерика», — подумал Судейкин.
И действительно, Дегаев вдруг бросил недокуренную папиросу на пол, разорвал на груди рубаху и, упав на пол, завизжал пронзительным голосом:
— Вешайте, душегубы! От меня вы ничего не добьетесь. Своих товарищей я не предам!
Судейкин бесстрастно наблюдал, как дергается на полу Дегаев, и ожидал, когда у того окончится истерический припадок. Наконец Дегаев затих. Судейкин вышел из-за стола, легко поднял Дегаева, усадил его в кресло. Через минуту тот открыл глаза.
— Скажите пожалуйста, он не хочет стать предателем – спокойным голосом сказал Судейкин. – Хотите заслужить в глазах своих товарищей ореол бесстрашного борца и героя? Нет, Дегаев, с этим ореолом у вас ничего не выйдет, мученика из вас не получится. Я позабочусь, чтобы все в вашей среде считали вас не героем, а презренным предателем.
Встретив недоуменный взгляд Дегаева, Судейкин пояснил:
— Все предстоящие провалы революционеров, а их будет немало, запишут на ваш счет, и я постараюсь довести это до сведения ваших товарищей.
—- Но ведь это подло, — проговорил дрожащим голосом Дегаев.
— Подло? – Судейкин откинулся на спинку кресла. – Говорят, что всякий играет как умеет, но одно сегодня бесспорно – эта игра не в вашу пользу...
— Вам никто не поверит, — перебил Судейкина Дегаев.
— Не поверят? – Судейкин вынул из ящика своего стола и протянул Дегаеву пачку фотографий, сделанных его сотрудниками в номерах купца Калашникова. – Вы растленная личность, Дегаев. Посмотрите, что вы делаете с малолетней девочкой. А ведь за это в целомудренной среде революционеров вас навряд ли похвалят. Вывод прост. – Судейкин в упор смотрел на Дегаева. – Вы развратник. А на удовлетворение низменных страстей, как известно, нужны большие деньги. Вот вы и связались с тайной полицией, предав свои идеалы и всех своих товарищей по революционной борьбе. Весьма логично. — Судейкин опять сделал паузу и продолжил: — Да и ваша жена вряд ли обрадуется, получив такие фотографии.
Несколько минут Дегаев рассматривал снимки.
Потом спросил:
— Что вы от меня хотите?
— Прежде всего, — Судейкин помолчал, — по-дробного рассказа о том, что в действительности происходит на квартире Прибылевых и кто входит в группу посещающих их квартиру.
— Но я могу рассчитывать, что меня после этого не повесят? – все еще с дрожью в голосе спросил Дегаев.
— Можете. Вот вам лист бумаги и ручка. Опишите, о чем я спросил, подробно, а я пока займусь своими делами. – Судейкин раскрыл какое-то дело и начал его изучать.
Немного подумав, Дегаев принялся за работу. Минут через двадцать он кончил писать и протянул исписанные листки Судейкину.
— Подпишите, — обратился к Дегаеву Судейкин. Когда листы были подписаны, Судейкин еще раз внимательно перечитал написанное Дегаевым: «На квартире Прибылевых действительно находится динамитная мастерская по изготовлению бомб для террористов-народовольцев. В мастерской работает группа народовольцев, в которую помимо супругов Прибылевых входят Грачевский, морской офицер Буцевич, Клименко, Юшкова, Анна Корба и я. Михаил Грачевский и Анна Корба являются членами Исполнительного комитета «Народной воли».
— Кто еще входит в состав Исполнительного комитета? – спросил Судейкин.
— Юрий Богданович, Сергей Златопольский и Петр Теллалов.
— Что вам известно о подпольных типографиях народовольцев?
— Знаю, что одна из них находится в Одессе, на днях я должен выехать туда, чтобы на месте ознакомиться с ее работой.
— Где сейчас Вера Фигнер?
Де гаев взял из коробки Судейкина папиросу, помял ее в пальцах, помолчал и, так и не закурив, медленно ответил:
— Последний раз я видел ее два дня назад здесь, в Петербурге. Она говорила, что необходимо обновить Исполнительный комитет «Народной воли», и предлагала мне стать его членом.
Поняв, что кроется за вопросом Судейкина, Дегаев продолжал:
— Фигнер мне говорила, что законспирирована надежно и что из агентов полиции ее может опознать в лицо лишь недавно разоблаченный народовольцами провокатор Меркулов, но она постарается такой встречи избежать.
— Где живет, не сказала? — глаза Судейкина хищно блеснули.
— Где живет, не знаю, но на тот случай, если она мне внезапно понадобится, сказала, что по средам ровно в восемь часов утра проходит через Аничков мост на Невском проспекте.
Судейкин решил, что на сегодня хватит. Беседа с Дегаевым и так была исключительно удачной. Теперь надо тщательно перепроверить и обдумать показания Дегаева. Но одно уже и сейчас ясно: если удастся захватить Фигнер и накрыть динамитную мастерскую, Сергей Дегаев в его руках. Судейкин поднялся из-за стола.
— Вот что, — обратился он к Дегаеву. — Пока я перепроверю ваши показания, Сергей Петрович, не обижайтесь – на слово сегодня никому верить нельзя, — придется вам поскучать в камере. Но это ненадолго, если вы все рассказали чистосердечно.
Взяв со стола колокольчик, Судейкин позвонил и приказал вошедшим в кабинет жандармам:
— Отведите арестованного в особую камеру и не сводите с него глаз. Отвечаете за него головой.
Когда Дегаева увели, Судейкин начал ходить по кабинету, обдумывая дальнейшие действия. Первое, что нужно сделать, используя предательство Дегаева, — немедленно арестовать Веру Фигнер, исключительно популярную в среде народовольцев. Затем ликвидировать динамитную мастерскую. Провал ее связать с арестованной Анной Корбой. С этой целью через агентуру проинформировать народовольческие круги, что Анна, попав в охранное отделение, во всем чистосердечно призналась, и это явилось единственной причиной разгрома хорошо законспирированной динамитной мастерской. Фигнер брать завтра. За динамитной мастерской установить тщательное наблюдение, ликвидировать через некоторое время – после отъезда Дегаева в Одессу. Туда его надо будет направить непременно, чтобы отвести от него подозрения. В Одессе он выполнит задание по ликвидации подпольной типографии и в конечном счете окажется полностью в руках Судейкина. Тогда с ним можно будет делать все, что угодно.
Пока все шло по плану. Но где-то в глубине души Судейкин сомневался: та ли фигура Дегаев, чтобы позже осуществить задуманное покушение на Толстого и других царских сановников? Дегаев трус, а трус всегда ненадежен. Но другой кандидатуры нет и, по-видимому, скоро не появится. Надо рисковать.
На следующее утро, 10 февраля 1883 года, Судейкин стоял в парадном дома около Аничкова моста и через дверное стекло наблюдал, как идет подготовка к аресту Фигнер. Вот подъехала наглухо закрытая кожаным верхом коляска с сотрудниками охранного отделения. Прибывший в ней жандармский ротмистр Чернецкий держал наготове провокатора Меркулова по кличке Леший, готовясь направить его на мост, как только появится Вера Фигнер. И действительно, ровно в 8 часов утра она показалась на Аничковом мосту. По знаку Чернецкого Меркулов быстро пошел навстречу Фигнер. Поравнявшись с ней на середине моста, вежливо проговорил:
— Здравствуйте, Вера. Как давно мы не виделись. А я-то думал, что вас нет в Петербурге.
— Вы ошиблись, молодой человек, — Фигнер сделала вид, что не знает Меркулова.
Она прошла мимо, торопясь перейти на другую сторону моста и лихорадочно выискивая путь к спасению. Но, похоже, его уже не было. Краем глаза Фигнер заметила, как на мосту остановилась пролетка, из нее выскочил жандармский ротмистр и Меркулов заговорил с ним, показывая рукой в ее сторону. «Подлец, предатель», — с гневом подумала о Меркулове Фигнер.
Едва она перешла мост, как тут же с двух сторон ее схватили за руки, втолкнули в закрытую коляску, и экипаж помчался в охранное отделение. Довольный арестом Фигнер, Судейкин направился туда же. Теперь можно было поговорить с Дегаевым и на более серьезные темы.
Дегаев выглядел далеко не блестяще. По всему было видно, что он провел бессонную и весьма тревожную ночь.
— Здравствуйте, уважаемый Сергей Петрович, протянул Дегаеву руку Судейкин.
Дегаев нерешительно пожал протянутую руку. Судейкин весело заговорил:
— Ну вот и окончилось ваше недолгое заключение. Я вам очень признателен за сведения. Фигнер арестована, и, вероятно, ее в скором времени ожидает виселица. Ну да что там Фигнер. Это уже прошлое. Поговорим лучше о вашем будущем. Вам нужно заслужить высочайшее помилование. И поэтому я хочу предложить вам работу под моим началом в качестве сотрудника охранного отделения. Вы мне нужны. Я внимательно присмотрелся к вам, и, по-моему, на этом поприще вас ожидает блистательная карьера. После того как вы выполните здесь, в России, ряд ответственных, хотя, не скрою, весьма трудных заданий, я предполагаю использовать вас на оперативной работе за границей. Европа, Париж, красивые женщины, французское шампанское, — Судейкин мечтательно закрыл глаза.
Меньше всего ожидавший такого предложения (лучшее, на что он мог рассчитывать в его положении, — это стать тайным агентом охранки, но ни как уж не официальным сотрудником охранного отделения), Дегаев удивленно смотрел на Судейкина. Наконец спросил:
— Вы это серьезно, Георгий Порфирьевич? – он впервые назвал Судейкина по имени и отчеству.
— Вполне, голубчик, вполне. И оклад вам уже установлен в триста рублей в месяц, не считая командировочных и наградных. – Судейкин протянул Дегаеву лист бумаги. – Пишите прошение, голубчик, о зачислении вас на службу в Санкт-Петербургское охранное отделение и считайте себя с сегодняшнего дня официальным сотрудником этого уважаемого ведомства.
— Как составить прошение, Георгий Порфирьевич? – после некоторого раздумья спросил Дегаев, окончательно решивший, что отступать ему некуда и что, снявши голову, по волосам не плачут.
— «Начальнику Санкт-Петербургского охранного отделения, — начал диктовать Судейкин, — Его благородию господину Судейкину Г. П. от потомственного дворянина, штабс-капитана в отставке, Дегаева Сергея Петровича, 1857 года рождения, прошение. Покорнейше прошу, Ваше благородие, дать распоряжение о зачислении меня на службу в Санкт-Петербургское охранное отделение с окладом 300 рублей в месяц. С глубоким к Вам почтением Дегаев. 10 февраля 1883 года». И наконец, Сергей Петрович, последняя, но важная формальность. Пишите подписку: «Я, Дегаев Сергей Петрович, приступая к особо секретной работе в Санкт-Петербургском охранном отделении, даю настоящую подписку в том, что обязуюсь хранить в строжайшем секрете все те тайны, которые могут стать мне известными по службе в охранном отделении. В случае нарушения данной подписки буду нести ответственность во внесудебном порядке и подвергнут смертной казни через повешение».
Заметив, что Дегаев не решается поставить свою подпись под документом, угрожающим ему смертной казнью в случае допущенной им оплошности в предстоящей работе, Судейкин приказал:
— Подписывайте, подписывайте. Без этого нельзя. Вам действительно предстоит крайне секретная работа.
После некоторых колебаний Дегаев подписал бумагу. Взяв оба документа, Судейкин убрал их в сейф.
— Итак, с сегодняшнего дня вы мой официальный подчиненный. Поезжайте домой, приведите себя в порядок, отоспитесь, а к семи часам вечера у Гостиного двора вас будет ждать закрытая коляска. Садитесь в нее. Все остальное потом. Сейчас вас, извините за маскарад, здесь в кабинете завернут в ковер и вынесут на улицу в пролетку. Так безопаснее. Полная гарантия, что вас не увидят чужие глаза. Сюда вы больше приходить никогда не будете.
Судейкин обманул Дегаева. Он не зачислял его в штат официальных оперативных сотрудников охранного отделения, так как просто не имел на это полномочий. Такие зачисления производились только директором департамента полиции и утверждались затем министром внутренних дел. Судейкин, конечно, мог добиться такого указания директора департамента полиции, но предпочел в интересах задуманного им плана в свои отношения с Дегаевым вообще никого не посвящать. Ложный же статус Дегаева как официального сотрудника охранки, придуманный Судейкиным, позволял лучше управлять им.
В свою очередь Дегаев, считавший себя официальным сотрудником охранного отделения, должен был действовать более уверенно при выполнении полученных заданий, считая их официальным государственным поручением. Но обо всем этом Дегаев, конечно, не знал. Установленное за Дегаевым наружное наблюдение подтвердило, что, после того как его вытряхнули из ковра и отпустили на одной из улиц Петербурга, он, никуда не заходя, поспешил к себе домой, откуда вышел лишь в начале седьмого и направился к Гостиному двору. Вскочив в уже ожидавшую его закрытую коляску, Дегаев увидел сидящего в ней Судейкина. Когда коляска тронулась, Судейкин посвятил Дегаева в ход дальнейших действий.
— Поедем за город. Скоро совсем стемнеет, и мы сможем поговорить никем не замеченные, в полной уверенности, что нас не подслушивают. Я знаю одну прекрасную аллею, по ней можно неплохо прогуляться. На всякий случай все-таки давайте я вам приклею усы и бороду. И нате, переоденьте пальто и шапку.
Когда маскарад Дегаева бьт закончен, Судейкин блаженно откинулся на спинку сиденья. Всю остальную дорогу до выбранного им для беседы места за городом они проехали молча. Дегаев о чем-то сосредоточенно думал, а Судейкин, казалось, просто дремал под мерный перестук лошадиных копыт.
— Приехали, ваше высокоблагородие, — открыл дверь коляски кучер.
— Ты подожди нас, — приказал кучеру Судейкин. Березовая аллея действительно была прекрасна и абсолютно безлюдна.
— То, что я вам сейчас скажу, — обратился Судейкин к Дегаеву, как только они остались одни, — представляет важную на сегодня тайну Российской империи. И я еще раз напоминаю вам о данной подписке. Мы напали на очень серьезный и хорошо законспирированный заговор против жизни государя императора. Во главе этого заговора стоит министр внутренних дел и шеф жандармов граф Толстой. Активное участие в заговоре принимают великий князь Владимир Александрович и другие важные сановники империи, по тем или иным причинам обиженные Александром III.
Судейкин внимательно взглянул на Дегаева, стараясь уловить, какое впечатление оказывают на того сказанные им слова. Но лицо Дегаева было непроницаемо. Казалось, он слушает безучастно и абсолютно равнодушно. «Умеет все-таки держаться, сукин сын», — подумал Судейкин и продолжал:
— Три дня тому назад мне дал аудиенцию государь император и приказал ликвидировать этот заговор. Но сделать это не совсем обычным путем. Аресты и официальные процессы над такими людьми, как граф Толстой и великий князь Владимир Александрович, если они состоятся, потрясут империю. Кроме того, у его величества обязательно в этом случае возникнут трудности в отношениях с родственниками. Поэтому государь приказал мне тайно убрать участников заговора, после того как все они будут выявлены. Удобнее всего осуществить это задание императора путем организации террористических актов в отношении указанных лиц руками народовольцев. Короче, подвел итог Судейкин, — организация террористических актов в отношении заговорщиков поручается вам, Дегаев. Тем более мне известно, что народовольцы и без меня уже готовят такие мероприятия.
Дегаев давно понял, что волею судеб попал в центр каких-то дьявольских хитросплетений. Сохранить себе жизнь можно было, только соглашаясь на любые предложения Судейкина, и потому он молча кивнул. А жить Дегаеву очень хотелось, особенно после того, как он уже почти простился с жизнью, находясь в секретной камере охранки.
— Ну вот, — удовлетворенно и в то же время с иронией проговорил Судейкин, — и состоялся нечестивый союз гениального сыщика с террористом. Торопить я вас не буду. Все нужно тщательно подготовить, а пока езжайте в Одессу, поработайте месяц-другой в подпольной типографии, оглядитесь. Ищите и подбирайте среди народовольцев людей для будущих террористических актов. Нужно не более двух-трех человек. Как только я здесь закончу выявление всех участников заговора против государя, сейчас же приеду к вам в Одессу. Постараемся разработать мероприятие, которое создаст вам ореол героя в народовольческой среде, одновременно ликвидируем и одесскую типографию. Работайте спокойно. Ничего не бойтесь. Вы под надежным прикрытием. О том, что вы мой сотрудник, ведаю один я. А знаете, Сергей Петрович, — Судейкин на какое-то мгновение задумался, но тут же продолжил: — Было бы совсем неплохо для более тщательной маскировки нашего плана в отношении графа Толстого провести инсценировку покушения на меня. Ну, скажем, в Александровском парке вы мне наносите легкое ранение кинжалом и скрываетесь. Как вы смотрите на это предложение?
Дегаев ответил не сразу.
— Но ведь меня в таком многолюдном месте обязательно схватят.
— Об этом я подумал. Возьмите вот это, — Судейкин протянул Дегаеву небольшой лист бумаги, оказавшейся специальным удостоверением личности на бланке центральной секретной полиции с фотографией Дегаева.
— «Удостоверение, — читал Дегаев, — Феофан Крылов состоит агентом центральной секретной полиции и в случае задержания его он, Крылов, должен быть немедленно освобожден и не подвергаться никаким допросам. Подписал инспектор секретной полиции отдельного корпуса жандармов подполковник Г.П. Судейкин». Но почему Крылов? — поднял глаза на Судейкина Дегаев.
— В этом случае нейтральная фамилия более надежна, — ответил Судейкин, — а фотография на удостоверении, как вы видите, ваша. Но предъявлять это удостоверение следует лишь в крайнем случае. Лучше пока зашить его в воротник пиджака.
Однако впоследствии от инсценировки покушения Судейкин отказался. Врачи, к которым он обратился за советом, убедили его, что даже легкое ранение холодным оружием может дать серьезные последствия, например заражение крови.
Через два дня, получив от Судейкина тысячу рублей на расходы, Дегаев уехал в Одессу.
В конце марта 1883 года Судейкин приступил к ликвидации динамитной мастерской в квартире Прибылевых. Дождавшись сообщения, что все участники группы на месте, сотрудники охранного отделения оглушили ударом по голове Клименко, дежурившего на улице возле дома, незаметно открыли заранее изготовленными ключами двери и ворвались в квартиру. Появление жандармов было столь неожиданным, что народовольцы не успели оказать сопротивления.
Между народовольцами существовала договоренность: ни в коем случае не сдаваться полиции; если сложится безвыходное положение, взорвать квартиру вместе с проникшими в нее жандармами.
Судейкин, захвативший при аресте народовольцев в квартире Прибылевых большое количество динамита и десяток уже изготовленных бомб, снова стал героем дня.
28 марта – 5 апреля 1883 года в Петербурге состоялся громкий процесс над арестованными народовольцами, так называемый «процесс семнадцати». Богданович, Буцевич, Грачевский, Златопольский, Клименко и Теллалов были приговорены к смертной казни, замененной пожизненным заключением. Грачевский, находясь в заточении в Шлиссельбургской крепости, сжег себя, облившись керосином из лампы; Клименко и Буцевич сошли с ума. Народовольцы Ивановская, Калюжный, Корба, Лисовская и супруги Прибылевы были отправлены на каторгу, а Борис Гринберг и Юшкова сосланы на вечное поселение в Сибирь.
Теперь Судейкин мог с полным основанием считать, что он крепко держит в своих руках Дегаева. Через три дня после окончания «процесса семнадцати» Судейкин, получив от департамента полиции чрезвычайные полномочия, был уже в Одессе. На конспиративной квартире он встретился с Дегаевым и вместе с ним выработал конкретный план захвата подпольной типографии и ареста работавших в ней народовольцев.
По этому плану во время налета жандармов на типографию Дегаеву предстояло «до конца» отстреливаться из нагана холостыми патронами, «спасая» своих товарищей. Предполагалось, что уходить он будет последним, после того как несколько народовольцев успеют уже скрыться через проход, специально оставленный Судейкиным в полицейском окружении типографии. (Позже именно эти народовольцы станут распространять легенды о «необычайной смелости» и находчивости Дегаева.) В последний момент Дегаев, оказывая отчаянное сопротивление вместе с оставшимися в типографии народовольцами, должен быть «схвачен» жандармами и жестоко избит на глазах друзей.
После ареста и пребывания в течение нескольких суток в стенах Одесского жандармского управления Дегаеву будет организован дерзкий побег, — это еще больше укрепит его авторитет среди народовольцев. После «побега», когда почти все основные участники «Народной воли» уже будут арестованы Судейкиным, она неизбежно доверит Дегаеву организацию наиболее ответственных заданий, и он сумеет занять в «Народной воле» важный пост. В конечном итоге все это и приведет к полной ликвидации самой организации.
Захват одесской подпольной типографии, как и ликвидация динамитной мастерской в квартире Прибылевых, прошел для Судейкина успешно. И на этот раз действие развивалось по разработанному сценарию. Акции Судейкина вновь повысились.
Но это была последняя удача «великого сыщика». Полицейская фортуна отвернулась от него, а сам он, непростительно потеряв на какое-то время присущую ему бдительность, поплатился за это жизнью.