Одним из оснований успешной работы разведывательных служб является всемерное использование опыта, методологических и практических наработок их предшественников. Известно, что многие специалисты-разведчики царской армии перешли на службу в Красную армию, используя их знания и опыт, большевики смогли удержаться у власти в условиях Гражданской войны.
Достаточно упомянуть фамилии таких крупных разведчиков-практиков, как Н.М. Потапов, В.Н. Егорьев, А.А. Самойло, А.А. Свечин и многих других. Они внесли важный вклад в формирование советских разведывательных служб, сохранив определенную преемственность в практической работе между старыми и новыми службами.
После вхождения Польши в состав Российской империи в конце XVIII века ее ближайшим географическим соседом на западе стала Германия в виде ее крайней восточной земли — Восточной Пруссии. У специалистов российского Генерального штаба в первое десятилетие прошлого века не было ни малейшей доли сомнения, что общие тенденции мировой политики рано или поздно приведут Европу к мировой войне, а Восточная Пруссия станет одним из важнейших театров военных действий. Поэтому ее разведывательный «мониторинг» русской военной разведкой осуществлялся со всей тщательностью и основательностью.
В соответствии с указаниями тогдашнего начальника Генерального штаба генерал-лейтенанта Ф.Ф. Палицына с 1906 года из офицеров Генерального штаба при западных военных округах начинают создаваться разведывательные отделения. Их задачи заключались «в сборе и обработке сведений о вероятном противнике, а также и в выборе и подготовке лиц, не принадлежащих к составу армии, которые могли бы во время военных действий быть разведчиками как на неприятельской территории, так и в наших пределах...»
Тогда же начала определяться «зона ответственности» штабов военных округов в проведении разведки на Западе и Востоке Российской империи. Так, штабу Виленского военного округа была отведена территория Пруссии, «заключающаяся между нашей границей и рекой Вислой». Штабу Варшавского военного округа — «районы, заключающиеся между Балтийским морем и линией Эльблонг-Алленштайн-Лыкк на севере, нашей границей с Пруссией — на востоке...»
Но за короткий промежуток времени руководству Генштаба стало ясно, что такое распределение носит случайный характер, не связанный с планируемыми действиями войск на начальном этапе предполагавшихся военных действий. Следующее распределение зон ответственности было уже связано не с территорией, а с дислоцированными на этой территории военными округами.
На этот раз штабу Петербургского военного округа вменялось изучение I, XX, XVII и II германских корпусов. Штабу Варшавского военного округа — районы XX, XVII, II, V, VI и отчасти I германских корпусов.
После решения организационно-штатных вопросов, связанных с формированием разведы2ательных отделений штабов военных округов, началась планомерная работа по созданию постоянно действующих агентурных сетей (по дореволюционной терминологии — «разведывательных организаций»). Первые более или менее значимые результаты были получены в 1910 году. Начальник штаба Виленского округа докладывал в Главное управление Генерального штаба: «В настоящее время завязаны уже прочные отношения с военным писарем кёнигсбергского гарнизона (не открывающим пока своего настоящего имени), доставившей штабу округа секретный документ. Ведутся переговоры еще с двумя лицами, предложившими свои услуги по негласной разведке. По выяснению пригодности их они вероятно будут приняты на службу и посланы за границу».
Уже в 1912 году тот же начальник штаба докладывал в ГУГШ: «Главнейшим источником сведений штаба округа служила... агентурная сеть за границей, состоявшая к концу года из 9 агентов-резидентов наблюдательной разведки (в Кёнигсберге — два; в Тильзите, Гумбиннене, Эйдткунене, Юрбурге, Гольдапе, Инстербурге и Кибартахе — по одному) и двух агентов документальной разведки (оба в Кёнигсберге)». Далее в отчетных документах отмечалось, что особенно ценные сведения исходят от двух указанных агентов-документалистов.
От своих коллег пытались не отставать сотрудники разведки штаба Варшавского военного округа. За тот же отчетный год они доложили о наличии 13 агентов-резидентов в Пруссии, включая трех агентов документальной разведки. Один из них, по фамилии Велькерлинг, несколько позже был разоблачен германской контрразведкой. В ходе предварительного изучения его деятельности и последующего судебного разбирательства выяснилось, что, исполняя обязанности писаря крепости Торн, он имел непосредственный доступ к важной секретной документации. После вербовки, осуществленной старшим адъютантом разведывательного отделения полковником Н.С. Батюшиным, Велькерлинг, используя фотоаппарат, сделал фотокопии практически всех находившихся у него на хранении документов.
Только с 1 января по 20 марта 1910 года от агента в виде оригиналов и фотокопий было получено 32 секретных немецких документа общим объемом свыше 2000 страниц, которые, как писал дававший им оценку сотрудник ГУГШ, имели «общее стратегическое для нас значение на случай войны с Германией».
В своих послевоенных воспоминаниях бывшие начальники разведслужб Германии и Австро-Венгрии Вальтер Николаи и Макс Ронге много места уделили полковнику Н.С. Батюшину, который руководил деятельностью Велькерлинга. Причем, волей-неволей, у них вырисовывается облик этакого «супермена» от разведки, от которого невозможно было скрыть никаких секретов. То, что Батюшин был личностью действительно незаурядной, видно из характеристики, данной ему бывшим сослуживцем — будущим начальником Генштаба Красной армии Б.М. Шапошниковым:
«Старшим адьютантом разведывательного отделения состоял полковник Батюшин, человек твердый, хорошо знавший германскую и австро-венгерскую армии. Он не действовал через крупных агентов, а работал с помощью писарей штаба, мелких гражданских чиновников и т.д. Все отчеты о военных играх, маневрах, о численном составе частей вероятного противника в штабе Варшавского округа были всегда налицо. Недаром и немцы, и австрийцы боялись этой массовой агентуры Батюшина».
Операции по вербовке «негласных» агентов не всегда были успешными по нескольким причинам. Одна из них заключалась в том, что кандидаты на вербовку подчас не в полной мере соответствовали предъявляемым к ним требованиям. В апреле 1907 года в штаб Виленского военного округа поступило письмо от некоего Мюллера, предложившего свои услуги в добывании разведывательной информации по германским вооруженным силам. Для ведения переговоров об условиях сотрудничества был выделен капитан Левицкий.
Обусловленные встречи проходили дважды. Первый раз на приграничной станции в Эйдткунене в гостинице «Русланд», где, собственно, и состоялось личное знакомство Левицкого с Мюллером. Для «подстраховки» в операции принимал участие другой агент Левицкого, который изучал обстановку вокруг намеченного места встречи.
Оказалось, что «инициативник» по профессии является парикмахером и проживает в Кёнигсберге. В ходе беседы выяснилось, что он через своих знакомых военнослужащих может получать интересующую русскую разведку информацию. Левицкий определил перечень таких сведений: подробные планы укреплений Мазурских озер, крепости Кёнигсберг, данные о мобилизационных возможностях германской армии и организации железнодорожного движения в случае объявления мобилизации.
На очередной встрече в Кёнигсберге, где Мюллер предложил к покупке топографические карты участков Восточной Пруссии масштаба 1:25000, его поведение показалось Левицкому подозрительным, и он от поддержания дальнейших контактов уклонился.
Добытая накануне Первой мировой войны русской военной разведкой информация по Восточной Пруссии освещала практически все значимые с точки зрения военного планирования вопросы. Были получены мобилизационные планы ряда частей и соединений, подробные планы крепостей и других фортификационных сооружений, сведения о структуре военного управления и т.д.
О высокой результативности действовавших в Германии и Восточной Пруссии русских разведчиков и агентов красноречиво говорят слова бывшего начальника германской разведслужбы (отдел III/Б) Вальтера Николаи: «Добыча в битве под Танненбергом доставила доказательства того, что русские армейские штабы обладали таким материалом о Германии как театре военных действий, лучше которого не могло быть ни в одном германском штабе. По завоевании Варшавы были захвачены печатные списки 120 строго секретных документов и планов германских и австрийских вооруженных сил, которые уже в 1907—1910 гг. были доставлены русскому Генеральному штабу разведывательным отделением в Варшаве».
О доскональной изученности вопросов фортификационного строительства в Восточной Пруссии свидетельствуют, например, материалы секретного военно-статистического описания Восточного фронта Германии, выполненные в 1914 году Главным управлением Генерального штаба России (ГУГШ).
Для того чтобы представить высокий уровень аналитической работы сотрудников ГУГШ по описанию будущего театра военных действий, представляется целесообразным процитировать несколько абзацев из дополнения к военно-статистическому описанию крепостей Восточной Пруссии.
Так, при описании крепости Кёнигсберг неизвестный автор из отдела генерал-квартирмейстера ГУГШ писал: «Укрепления Кёнигсберга расположены по обводу, поперечником до 13 верст и протяжением в 40 верст; имевшаяся центральная ограда, постройки 1840—1870 гг., продана городу и постепенно срывается. Форты обвода, числом 12, большие, постройки 1874 года, представляли первоначально обеспеченную позицию для батарей крепостных орудий. Теперь на них остались лишь рекогносцировочные пушки. Первоначально кирпичные форты постепенно бетонировались.
По определению рекогносцера-специалиста, слой бетона, которым прикрыт кирпич, чрезвычайно тонок — 3, редко 4 фута. Трехфунтовые бетонные тюфяки встречаются даже на фортах...
Промежуточные малые форты, числом 3 (la, Ila, Va) — более нового типа, особенно форт Va, но не имеют закрытой пушечной обороны рвов; форт Va имеет казематы с очень слабыми сводами...
Южный отдел (крепости), на левом берегу Прегеля, образуется пятью фортами VIII—XII (VIII — короля Фридриха, IX — Дона, X — Каниц, XI — Денгоф, XII — Эйленбург), расположенными до полуверсты впереди кольцевого шоссе. Местность в районе фортов и перед фортами имеет равнинный характер. Обсаженное деревьями кольцевое шоссе резко выделяется. Особенно удобными артиллерийскими позициями крепостная артиллерия здесь не располагает, но и наступление придется вести по открытой местности, причем грунт вообще в окрестностях Кёнигсберга легко заболачиваемый и поэтому являющийся в дождливую погоду весьма неудобным для выполнения земляных работ, представляет особые сомнения именно на южном участке...»
С такой же высокой степенью детализации описываются гарнизон Кёнигсберга, расположение и состав артиллерийской группировки, инженерные средства обороны крепости и т.д.
О высоком уровне штабной культуры русских офицеров- аналитиков и их возможности прогнозировать ход военных операций свидетельствует, например, такой абзац: «Крепость Кёнигсберг хотя и расположена в 10 переходах от русской границы, но, по-видимому, первая из больших крепостей окажется в соприкосновении с неприятелем. Движение с Немана к Висле русских сил возможно при выставлении небольшого заслона против южного фронта крепости, при одновременном перерыве сообщений крепости через Пиллау. Качественная и количественная слабость гарнизона исключает возможность серьезной угрозы крепости нашим сообщениям; взятие крепостцы (так в тексте) Бойен сделает наши сообщения еще более независимыми от Кёнигсберга. Ослабление действующей на Висле германской армии выделением к Кёнигсбергу крупных сил признается прусским генеральным штабом крупной ошибкой...»
Одним из авторов военно-статистического описания Восточной Пруссии как театра военных действий являлся будущий начальник разведывательной части Главного управления Генерального штаба Павел Федорович Рябиков. Он в своих записках отмечал, что указанное описание явилось итоговым продуктом аналитической обработки всех секретных материалов русской разведки кануна Первой мировой войны.
Как известно, русские армии в наступательной операции 1914 года в Восточной Пруссии потерпели серьезное поражение. Не в последнюю очередь это поражение было обусловлено серьезными ошибками в организации управления наступающими русскими войсками, когда, вопреки инструкциям по обеспечению секретности, часть важных оперативных приказов направлялись по радио открытым (незашифрованным) текстом. Германской радиоразведке без особых усилий доставались самые секретные приказы русских штабов, что в значительной степени предопределило успех германского контрнаступления.