Интерес советских разведывательных служб к Восточной Пруссии в межвоенный период был не случаен. Этот регион Германии до 1939 года находился в относительной близости от границ Советского Союза и стал приграничным после создания Прибалтийского особого военного округа в 1940 году. Такой интерес был обусловлен рядом факторов, учитываемых военным руководством страны.
Во-первых, традиционно со времен Первой мировой войны группировка постоянной дислокации германских войск в Восточной Пруссии была наиболее крупной по сравнению с группировками внутренних округов Германии. Во-вторых, этот регион в случае начала войны однозначно становился театром военных действий и в случае наступательных, и в случае оборонительных действий с обеих сторон. Неудачи русских войск в 1914 году, когда 2-я армия Северо-Западного фронта после успешного наступления была полностью разгромлена, заставляли с особой тщательностью изучать будущий театр военных действий.
Кроме того, значение 1-го военного округа для его разведывательного изучения в глазах советского командования возрастало по мере происходящих с 1936 года изменений в структуре военного управления Германии. С этого времени темпы формирования новых частей и соединений, их насыщения новым вооружением проводились германским командованием в ускоренном темпе, особенно в Восточной Пруссии.
Первые плановые мероприятия советской военной разведки по разведывательному изучению Германии относятся еще к 1920 году, когда Регистрационным управлением полевого штаба РВС (Региструпр ПШ РВС) был подготовлен «План постановки агентуры в Германии». В этом документе сказано, что: «Германия требует всестороннего обследования не тольков дипломатическом и политическом, но и в военном и в экономическом отношениях. (...) Центральной резидентуре необходимо будет обратить самое серьезное внимание. (...)
В военной сфере необходимо выяснить действительные силы Германии, как предусмотренные Версальским договором, так и созданные или создаваемые в обход его, в виде различного рода обществ и организаций внутренней охраны, стрелковых, гимнастических и т.д. Количество лишь номинально числящихся в запасе офицеров и унтер-офицеров. Далее необходимо выяснение вооружения частей и различных организаций военного характера, степени обученности и дисциплинированности последних, запасы оружия и снаряжения всякого рода, имеющегося налицо в Германии, места расположения складов, а также и степень производительности фабрик...»
Одной из первых разведывательных структур, созданных для получения информации о военном потенциале Германии в Восточной Пруссии, стала в конце 1920 года «окружная резидентура» Разведупра РККА, руководимая из Литвы сотрудником аппарата военного атташе Владимиром Георгиевичем Роммом.
О результативности его деятельности по формированию отдельных разведывательных звеньев в Литве, Польше, Восточной Пруссии, Дании в 1920—1921 годах свидетельствует число агентурных групп в этих странах — 14. Большую помощь в организационной работе В.И. Ромму оказывал другой резидент советской военной разведки, имевший псевдоним «Бобров».
Из вышедших в 1930-е годы сборников Разведывательного управления РККА следует, что все организационно-штатные изменения в 1-м военном округе своевременно становились известными советской военной разведке. Сборники «Сводка по маневрам 1936 года за рубежом», «Германия: Комплектование, высшее военное управление, местное военное управление, состав и численность армии мирного времени, техника и дислокация» свидетельствуют о достаточно высоком уровне разведывательного изучения Восточной Пруссии. В них с большой степенью детализации содержатся сведения о местах дислокации, численности, вооружении частей 1-го военного округа. В материалах сборников с незначительными ошибками учитывался его состав.
Кроме вспомогательных и тыловых частей на территории округа дислоцировались три кадровые пехотные дивизии и одна отдельная кавалерийская бригада. Разведка точно определила нумерацию и места дислокации 1-й пехотной (Инстербург), 11-й пехотной (Алленштайн), 21-й пехотной (Эльбинг) дивизий. Неверно была определена только нумерация отдельной кавалерийской бригады. В документах Разведупра она проходила под пятым номером, когда фактически носила первое номерное обозначение.
Тщательное наблюдение советских разведчиков за ходом реформирования вермахта и других военизированных учреждений позволило им также вскрыть изменения, касающиеся пограничной службы Германии.
Особую ценность для советского командования приобретали данные о ходе регулярно проводившихся на территории Восточной Пруссии военных учений, так как позволяли проследить за направлениями развития военной мысли одной из лучших армий в мире. В первом сборнике, например, достаточно подробно описывался ход военных маневров, проводимых осенью 1936 года с участием соединений 1 -го военного округа в восточных районах Восточной Пруссии. О значимости этих маневров свидетельствовало участие в них командующего сухопутными войсками Германии генерал-полковника фон Фрича.
Установить, какими возможностями располагала советская разведка в Восточной Пруссии и прилегающих к ней районах, достаточно сложно. В нашем распоряжении имеются только отрывочные данные, позволяющие с разной степенью достоверности и детализации описать процесс разведывательного изучения региона и хода разведывательных операций. Попробуем на ряде известных примеров показать, что советская разведка в предвоенный период действовала в Восточной Пруссии весьма активно и результативно.
В 1929 году во время одной из поездок в Москву представителями ИНО ОГПУ были завербованы депутат рейхстага Вильгельм Дитрих Прейер и его секретарша Гертруда Лоренц, вербовочная разработка которых была начата ранее сотрудниками нелегальной берлинской резидентуры. В поле зрения чекистской разведки В. Прейер, очевидно, попал еще раньше. Известно, что в октябре 1926 года он в составе делегации представителей кёнигсбергского бизнеса посетил Москву. Примерно с этого же времени Прейер становится одним из членов правления Немецко-русского клуба (НРК) — общественной организации Кёнигсберга, призванной способствовать развитию сотрудничества Германии с СССР.
Исполняя обязанности члена комиссии по иностранным делам Союза германских промышленников, В. Прейер имел широкие возможности снабжать советскую разведку интересующими ее сведениями о позиции германских промышленных кругов по проблемным вопросам советско-германских отношений. Кроме того, Прейер передавал информацию по линии научнотехнической разведки, включая описания технологических процессов и патенты на изобретения.
Сотрудничая с советской разведкой по меркантильным соображениям, Прейер до времени утраты контакта с ней в 1932 году предоставил большой объем разведывательной информации. В связи с тем, что совмещать политическую и научно-преподавательскую деятельность в качестве профессора университета он не мог, выбор был сделан в пользу политики. Для нашего повествования этот эпизод агентурной деятельности советской разведки имеет особую ценность, так как Прейер с 1933 по 1934 год был первым при нацистах ректором Кёнигсбергского университета.
Известно, что советские спецслужбы в предвоенные годы достаточно активно использовали территорию Восточной Пруссии и Данцига для организации встреч со своей зарубежной агентурой и проведения других операций. В своих воспоминаниях бывший сотрудник сначала военной, позднее внешней разведки В. Кривицкий пишет, что в начале лета 1932 года в Данциге он встречался с высокопоставленным сотрудником германского Генерального штаба, специально прибывшим туда для беседы.
Весной того же года в Кёнигсберге состоялось ничем не примечательное для непосвященных знакомство двух «специалистов» в области сельского хозяйства — научного сотрудника института механизации сельского хозяйства ВАСХНИЛ и редактора выходящего в Кёнигсберге на русском языке журнала «Восточноевропейский земледелец». Результатом этого знакомства стало завязывание очередной «оперативной игры» ОГПУ с германской разведкой. Ведущую роль в операции играл агент 8-го отделения экономического управления ОГПУ СССР «Гинзбург», имевший задание «установить связи с кругами белой эмиграции, поддерживающими контрреволюционные сельскохозяйственные группировки и организации в СССР. Нащупать, установить связи и получить поручения от центров и организаций, ведущих сельскохозяйственную, экономическую разведку в СССР...»
Об агенте советской контрразведки известно, что до революции он служил в царской армии в звании полковника и годы Гражданской войны провел в Швейцарии. На волне НЭПа «Гинзбург» вернулся в СССР, где одно время занимался частным предпринимательством, а в конце 1920-х годов устроился специалистом в ВАСХНИЛ. В составе одной из советских делегаций он выехал в Германию, где успешно выполнил задание советской контрразведки, дав себя «завербовать» в качестве немецкого агента. Вербовщиком и выступил упоминавшийся выше редактор — гражданин Германии Василий Львович Брейфус. После обстоятельной беседы, в ходе которой обсуждался «крах» планов первой пятилетки и реальное положение в колхозном строительстве, очевидно почувствовав «родственную душу», Брейфус предложил «Гинзбургу» сотрудничество. Согласие было получено. Далее последовало обсуждение планов дальнейшей работы и проведен инструктаж по вопросам личной безопасности. В частности, было решено, что после возвращения в Советский Союз «Гинзбург» выступит с инициативой формирования «Бюро иностранного опыта ВАСХНИЛ в Германии», что даст им возможность регулярного поддержания контактов. К сожалению, о продолжении этой операции ничего не известно.
Советский разведчик Д. Быстролетов начало своей разведывательной карьеры в качестве нелегала положил в Данциге, проведя несколько авантюрную операцию по получению в местном консульстве иностранного паспорта. Приняв предложение своего резидента Гольста о переходе на нелегальное положение, предполагавшее проживание по оригинальному заграничному паспорту, Д. Быстролетов по совету своего руководителя отправился в Данциг, где располагалось интересующее советскую разведку консульство. Было известно, что консул Греции в Данциге был связан с международными преступными группировками, занимающимися контрабандой наркотиков, и, соответственно, был психологически уязвим. Кроме того, имелись сведения, что он приторговывает паспортами своей страны.
Вот как в своих воспоминаниях Быстролетов описывает встречу с консулом:
«Габерт (имя вымышленное) занимал большой особняк в старом саду. Ливрейный лакей почтительно впустил меня в дом, доложил и раздвинул дверь. В углу обширного кабинета за огромным деловым столом сидел мужчина, как бы сошедший с карикатур Кукрыниксов. Он величественно кивнул мне и принялся что-то писать. Я сел на кончик стула. Дуайен заговорил по-английски: “Что угодно?”
“Ваше превосходительство, — тоже по-английски начал я, — окажите помощь соотечественнику: у меня украли портфель, а в нем — паспорт”.
— “Ваше имя?”
Я назвал международное имя без национальности — скажем Александр Галлас.
— “Хм… Где родились?”
Я назвал город в той стране, где сгорела мэрия со всем архивом. Дуайен нахмурился. Я вынул пузатый конверт с долларами. “Для бедных этого прекрасного города, Ваше превосходительство”. Но Дуайен брезгливо покосился на деньги и недовольно буркнул: “Я не занимаюсь благотворительностью, это не мое дело. Кто-нибудь знает вас в нашем ближайшем посольстве? Нет? В каком-нибудь другом нашем посольстве? Тоже нет? Я так и думал! Слушайте, молодой человек, все это мне не нравится. Езжайте, куда хотите, и хлопочите о паспорте в другом месте. Прощайте!”
Не поднимаясь он небрежно кивнул головой, взял со стола какую-то бумагу и стал читать ее.
“Неужели сорвалось? Надо рискнуть! — подумал я. — Ну, вперед”. Я вдруг шумно отодвинул письменный прибор, положил на стол локти и нагло уставился на оторопевшего джентельмена. Захрипел грубым басом на лучшем американском блатном жаргоне: “Я еду из Сингапура в Женеву, понятно, а?”
Дуайен изменился в лице, минуту молчал, обдумывая перемену ситуации. Наконец ответил: “Из Сингапура в Женеву короче ехать через Геную!”
Я вынул американскую сигарету и чиркнул маленькой восковой спичкой с зеленой головкой прямо по бумаге, которую только что читал его превосходительство. Закурил и процедил с угла кривого рта: ‘Тоже мне сообразили! Короче, но опасней для меня и для вас, консул”.
Дуайен побледнел. Пугливо оглянулся на дверь и прошептал: “В Сингапуре недавно случилась заваруха...”
Я едва не прыснул от смеха — словечко “заваруха” никак не подходило к моноклю! А о заварухе тогда писали все газеты: днем, в центре города выстрелом в затылок был убит английский полковник, начальник сингапурской полиции. Убийца скрылся, а позднее выяснилось, что он американец, торговец опиумом и японский шпион и что полковник напал на след его преступлений.
— Вы знаете, кто стрелял в офицера?
— Об чем вопрос!
— Кто же?
— Я!
На лбу его превосходительства выступил пот. Монокль выпал. Дрожащей рукой дуайен вынул платок и стал вытирать лицо.
“Чего темнить мозги? — зарычал я. — Таких разговоров я не люблю, понятно? Мне надо липу на бетон, и притом враз: ночью выезжаю в Женеву, и там загребу от наших липу на бетон, поняли? Вашу вшивенькую кончаю, а с этой сматываюсь в Париж и Нью-Йорк. Да вы не дрейфьте, ей и житухи будет не больше как двое суток! Здесь сквозану по-чистому, а из Женевы дам телеграмму для вашего успокоения!”
Дуайен, закусив губу, вздохнул и принялся заполнять паспортную книжечку...»
Такая пространная цитата, описывающая процесс легализации Д. Быстролетова как иностранного подданного, позволяет оценить не только его мастерство разведчика, но и демонстрирует «технику» советской разведки того времени.
Еще в конце двадцатых годов одна из нелегальных резидентур советской внешней разведки в Германии под руководством Бертольда Карловича Илька создала ряд вспомогательных разведывательных аппаратов в различных городах Восточной Европы, подлежащих «разукрупнению». Это было связано с тем обстоятельством, что осуществлять руководство крупной разведывательной организацией, в состав которой входило около 50 человек, действовавших в 15 странах, резиденту было физически невозможно.
Начальник иностранного отдела ОГПУ А.Х. Артузов в 1930 году в своем письме резиденту писал: «Мы довольны результатами Вашей работы, которая со временем распространилась на сопредельные с Германией страны и вылилась в создание подрезидентур в Варшаве, Данциге, Бреславле, Риге и некоторых других городах. Вместе с тем Ваша организация становится настолько громоздкой и трудноуправляемой, что дальнейшее ее существование в таком виде грозит неприятными осложнениями. Поэтому мы приняли решение отделить от Вашей резидентуры группу, нацеленную на Восточную Европу и Прибалтику, которую будет возглавлять товарищ Монд».
После проведенной реорганизации с 1930 года в странах Восточной Европы начала самостоятельную деятельность нелегальная резидентура иностранного отдела ОГПУ под руководством Ивана Николаевича Каминского («Монд»), в состав которой и вошла агентурная группа в Данциге. Ведущую роль в работе точки играл агент советской разведки «Йос», английский подданный, легализованный в качестве студента Данцигского политехнического института.
Необходимо отметить, что с учетом специфики деятельности советской нелегальной разведки ее аппарат в Данциге действовал самостоятельно и независимо от резидентуры ИНО «под крышей» генерального консульства. Это не значит, что рабочих контактов они между собой не поддерживали. Но эти аппараты могли контактировать между собой только в экстренных случаях.
С начала тридцатых годов в Данциге также обосновался один из активнейших участников операций советской внешней разведки Виктор Антонович Илинич. Историки спецслужб считают его одним из самых противоречивых персонажей советской разведки межвоенного двадцатилетия. Дело в том, что его высокая результативность профессионального разведчика сочеталась с нечистоплостностью в денежных делах.
Об Илиниче известно, что в 1924 году он был привлечен к сотрудничеству с советской военной разведкой резидентом Разведупра РККА в Польше Семеном Фириным-Пупко и зарекомендовал себя как исключительно удачливый агент-вербовщик. Так, в его «активе» уже в то время значились результативные агенты Александр Лямке — член «Союза легионеров» и Константин Штайнерт — крупный предприниматель. Провал нелегальной резидентуры под руководством Марии Вячеславовны Скаковской привел к аресту Илинича. После освобождения из застенков дефензивы он перебрался в СССР, где уволившись из Разведупра, начал работать в «Сахартресте». Но, видно, тихая и спокойная жизнь мало привлекала Илинича. После предложения бывшего коллеги по работе в Польше К.С. Баранского перейти
на службу во внешнюю разведку он становится кадровым сотрудником ОГПУ и направляется в Данциг для формирования направленной на работу по Польше резидентуры.
Лично проведенные Илиничем вербовки бывших и действующих сотрудников польских спецслужб снискали ему уважение коллег по разведывательному ремеслу. Но высшей точкой карьеры Илинича как советского разведчика стала вербовка «польского посла» в Австрии и Франции (последовательно). Поступающая от этого источника информация неизменно высоко оценивалась руководством иностранного отдела ОГПУ и направлялась на доклад членам Политбюро. Но, как оказалось позже, «вербовка» польского посла была настоящей мистификацией Илинича, который в силу своей неуемной любви к материальным благам пошел на откровенный подлог, равноценный служебному преступлению. Выяснилось, что важные разведывательные сведения, якобы получаемые от «посла», в действительности относились к другому реальному источнику — скромному сотруднику польского министерства иностранных дел Стефану Рыттелю, являвшемуся по совместительству родственником жены Илинича. Финал Илинича после таких прегрешений вполне очевиден — смертная казнь после приговора военной коллегии Верховного Суда СССР.
В известных к настоящему времени и опубликованных источниках не содержатся конкретные сведения о деятельности в Восточной Пруссии «легальных» резидентур военной и внешней разведок СССР. Однако некоторые данные свидетельствуют, что под прикрытием генеральных консульств СССР в Кёнигсберге и Данциге действовали советские разведчики.
С 1934 года обязанности резидента внешней разведки в Данциге под прикрытием должности вице-консула исполнял Николай Львович Волленберг. Действуя под фамилией Гроднев, он организовывал работу по проникновению в польские и германские объекты. Проработав до 1936 года в Данциге, Волленберг в связи с прогрессирующей болезнью был вынужден покинуть свой пост. С этого же времени свою разведывательную карьеру в должности резидента уже Разведывательного управления штаба РККА в Вольном городе продолжил Владимир Андреевич Михельс, действовавший под прикрытием должности генерального консула.
С 1935 по 1938 год обязанности генерального консула СССР в Кёнигсберге исполнял Александр Владимирович Гиршфельд, имя которого теперь прочно связано с предвоенной историей советских спецслужб в Германии. Он родился в 1897 году в Днепропетровской области в семье врача. Был активным участником гражданской войны. Закончил Академию Генерального штаба и юридический факультет Московского государственного университета. Владел немецким и английским языками. С 1931 года А.В. Гиршфельд был зачислен в штат Разведывательного управления Генштаба РККА и направлен под прикрытие должности второго, позже первого секретаря в полпредство СССР в Берлине, где работал до 1935 года. Являясь кадровым сотрудником военной разведки, он в качестве доверенного лица исполнял важные оперативные поручения разведки внешнеполитической.
В августе 1935 года при его непосредственном участии к сотрудничеству был привлечен один из наиболее ценных агентов советской внешней разведки в Германии Арвид Харнак, в то время ответственный работник Министерства экономики Германии. Позже А. Харнак, получивший псевдоним «Корсиканец», стал одним из руководителей самостоятельной нелегальной резидентуры, внеся значительный вклад в разведывательное освещение хода подготовки Германии к войне с СССР. Кроме вербовочных задач А. Гиршфельду было поручено поддерживать отношения с Куртом Шлейхером, о степени доверительности которых свидетельствуют отдельные высказывания последнего. Так, перед своей отставкой с поста рейхсканцлера он делился с Гиршфельдом своими личными переживаниями по поводу дальнейшей судьбы. После своего назначения в Кёнигсберг Гиршфельд наверняка продолжил свою разведывательную деятельность.
Для советской разведки предвоенный Кёнигсберг был своеобразным транзитным пунктом, через который в страны Европы с различными заданиями направлялись разведчики. Например, для налаживания работы по поддержанию устойчивой радиосвязи нелегальных резидентур с Центром в конце 1940 года через аэропорт в Девау проследовал военный разведчик-радист Парийчук. Под официальным прикрытием дипкурьера он совершил инспекционную поездку по городам Германии, бывшей Австрии и Чехословакии, где располагались нелегальные радиоточки советской военной разведки.
Непосредственно перед началом войны в некоторых польских городах и Данциге планировалось проведение ряда важных встреч ответственных сотрудников внешней разведки М.М. Адамовича и В.Г. Фишера (Р.И. Абель) с советскими агентами, переселившимися в Германию и Польшу по каналу репатриации. В задачу Адамовича входило ознакомление четырех агентов с данными на их будущих подчиненных, включая условия связи, а Фишер должен был обучить их основам радиосвязи для последующего создания постоянно действующих радиофицированных разведывательных точек. Таким образом, речь шла о Данциге как возможном месте дислокации советского нелегального разведаппарата военного времени.
В рамках осуществлявшегося обмена информацией между военной и внешней разведками СССР в одном из писем начальника Разведывательного управления Генерального штаба РККА Голикова содержится просьба о перепроверке ранее представленных сведений о ходе подготовительных мероприятий Германии к войне.
В соответствии с существовавшим тогда порядком задания по дополнительной проверке информации были направлены в Берлинскую, Кёнигсбергскую, Братиславльскую и Варшавскую резидентуры внешней разведки. Этот пример однозначно указывает на существование до войны в Кёнигсберге аппарата внешней разведки СССР. К сожалению, этим коротким сообщением и данными о проводимых капитаном Крибитцем дезинформационных акциях в отношении советского консула и ограничиваются все сведения о легальной резидентуре советской внешней разведки в Кёнигсберге.
Скорее всего, она действовала под прикрытием советского генерального консульства. Известно, что его месторасположение в межвоенный период несколько раз менялось. Наиболее известен адрес по Хуфеналлее, 31—35 (жилой дом на проспекте Мира,
на первом этаже которого находился магазин «Дары моря»). Но после ликвидации польского консульства в 1940 году его помещения по адресу Миттельтрагхайм, 24 (ул. Пролетарская в Калининграде) были заняты советскими дипломатами. Последним советским консулом в Кёнигсберге был Евгений Киселев, о профессиональной деятельности которого, к сожалению, мало что известно.
Упоминание о деятельности советского разведывательного аппарата в Данциге содержится и в воспоминаниях бывшего начальника «внешней службы» СД Вальтера Шелленберга. Он описывает ситуацию, сложившуюся в первые дни после начала войны, когда в Берлине и Москве проводились мероприятия по обмену интернированного состава дипломатических представительств двух воюющих стран.
По сообщению представителя германского МИД, советский полпред в Германии В.Г. Деканозов отказался покидать здание полпредства под тем предлогом, что два сотрудника данцигского консульства были задержаны гестапо и судьба их неизвестна. По воспоминаниям Шелленберга, он связался по телефону с руководителем поста гестапо в Данциге, который доложил, что речь идет о задержанных сотрудниках советского консульства, являвшихся организаторами «обширной шпионской сети», которые имели многочисленные связи в генерал-губернаторстве (Польша), Восточной Пруссии и Берлине. По делу якобы арестовано около 50 осведомителей советской разведки из числа поляков и немцев.
Информация, передаваемая ими по радиостанции, касалась перемещения, состава войск, транспортных перевозок в Восточной Пруссии. О своей деятельности в качестве советских разведчиков, по словам начальника поста гестапо в Данциге, они ничего не сообщают, хотя подверглись допросу «с пристрастием». Для более обстоятельных допросов советские разведчики были переправлены на территорию Восточной Пруссии. Что собой представлял такой разговор в гестапо, можно предполагать по дальнейшим опасениям Шелленберга, когда ему доложили, что один из советских разведчиков не может предстать перед ним со следами побоев на лице. Местонахождение радиопередатчика, на котором работали «русские шпионы», установить также не удалось. После данных Шелленбергом гарантий, что задержанные в Данциге присоединятся к основному составу советского полпредства, Деканозов согласился покинуть Берлин. Через некоторое время сотрудники консульства присоединились к основному составу диппредставительства.
Возможной причиной такого крупного провала советской разведки явилась операция данцигского отдела гестапо, которому удалось внедрить своего агента Формелла в агентурную сеть резидентуры. После завершения вербовочной разработки, в ходе которой осуществлялась проверка Формелла как потенциального агента, советские разведчики доверили ему выполнение важного задания по созданию нелегальной радиофицированной резидентуры. Теперь уже ясно, что этим планам изначально не суждено было сбыться .
Из сказанного следует, что как минимум до 1941 года в Кёнигсберге и Данциге действовали разведывательные точки советской разведки, принадлежащие к Разведывательному управлению РККА и Разведывательному управлению НКГБ СССР.
Советская внешняя разведка также принимала меры по получению информации о происходящих в Восточной Пруссии процессах с позиций других стран. В 1934 году в резидентуры ИНО НКВД в Ковно (Каунас), Риге, Ревеле (Таллин) было направлена циркулярное задание, в котором было сказано, что «по проверенным данным, Германия, упорно готовясь к войне с Советским Союзом, развивает разведывательную деятельность против нас через Прибалтийские государства. Их агентура ориентирована на получение сведений о мобилизационном плане Красной армии, а также выявление состава резидентур НКВД и Разведупра. Эти задачи немцы считают ударными. Для их осуществления в Прибалтику направлены опытные эмиссары. Вам необходимо принять контрмеры, организовать и наладить оперативную работу по немецким колониям, вербуя в них надежных источников для противодействия разведывательно-шпионской активности национал- социалистов...»*
Одна из наиболее успешных операций советской разведки по Восточной Пруссии проводилась резидентом Иностранного отдела НКВД в г. Каунасе Сергеем Аркадьевичем Родителевым, проходящим в оперативной переписке с Центром под псевдонимом «Роман». Известно, что С. Родителев родился в 1903 году в Калужской губернии. В начале 20-х годов по путевке комсомола был направлен в органы ВЧК. Проходил службу в территориальных органах безопасности в Белоруссии, Закавказье, Москве. После зачисления в штат внешней разведки НКВД был направлен резидентом сначала в Ригу, позже в Таллин. В феврале 1938 года С. Родителев был переведен в Каунас, где возглавил местную резидентуру.
Эта разведывательная точка, состоявшая в лучшие времена из двух оперативных работников, носила вспомогательный характер. В своей работе она опиралась на помощь двух особо ценных агентов в Литве, скрытых под псевдонимами «К-3» и «Дайнис».
Первый, занимая высокую должность в литовской политической полиции, предоставлял значительный объем сведений не только по контрразведывательным, но и по внешнеполитическим вопросам. С его помощью резиденты советской разведки — предшественники Родителева — сумели обеспечить безопасность резидентуры в течение длительного времени. «К-3», имея доступ к оперативным материалам литовской политической полиции, надежно оберегал советских разведчиков и их агентуру от провалов. С его помощью в значительной степени была также вскрыта разведывательная деятельность абвера в Литве.
В приложении к уже упоминавшемуся циркуляру ИНО НКВД, в числе прочих, содержались сведения о германских агентах, действовавших в Литве в 30-е годы.
В списке, включающем около двадцати агентов германской разведки, значатся:
— «Форнер — старший чиновник германского посольства в Ковно. Руководитель немецкой разведки в Литве. В 1926 году работал в германском консульстве в Москве. Предположительно, его агентурный номер 2080;
— № 2082. Резидент разведки Кёнигсбергского военного округа с 1929 года. Капитан запаса;
— № 2090. Специалист по животноводству, литовец, был завербован в Кёнигсберге, куда приехал на ежегодную сельскохозяйственную ярмарку. Проживает в Ковно;
— № 2133. Агент Кёнигсбергского военного округа. Руководитель литовского информационного отдела. Завербован между октябрем 1933 — мартом 1934 года;
— № 2140. Журналист. Не исключено, что он — представитель кёнигсбергского отделения «Телеграфен унион» в Литве;
— № 2139. Будрис — литовский генеральный консул в Кёнигсберге. После образования литовского государства был некоторое время начальником политической полиции, затем — губернатором Мемельской области. Характеристика немцев: «Пройдоха, требует жесткой руки».
Указания на присвоенные агентуре порядковые номера, даты вербовок, а также последняя фраза в характеристике Будриса, данная ему немцами, указывают на крупный оперативный успех советской внешней разведки, сумевшей проникнуть в аппарат абвера в самом Кёнигсберге. Скорее всего, агентом, получившим доступ к особо охраняемым секретам абверштелле «Остпройссен», был человек, проходящий по учетам советской внешней разведки под псевдонимом «Печатник».
В одном из сообщений «К-3», полученном Родителевым, сказано: «Резидентом гестапо в Литве является Рихард Зоммер. Он проживает по немецкому паспорту и в качестве прикрытия использует экспортно-импортную контору, которую содержит в Ковно по Мишку гатве, № 17. Его квартира находится на Чурлионис гатве, № 23. Помощник Зоммера по нелегальной работе — Рихард Косман. Он учитель по профессии, руководит культур- бундом и журналом “Дойче нахрихтен”. Помощник Зоммера по связям с нацистской интеллигенцией — Эрнст Лихтенштейнас, адвокат, литовский гражданин, через него организуются “мероприятия” по поддержке тех или иных акций гитлеровского режима. По линии экономического шпионажа Зоммеру помогает некто Долин, бывший ассистент в университете, литовский гражданин, ныне работающий в фирме “Сименс и Шуккерт”. Прямую связь с германским посольством поддерживает только Зоммер и Долин через коммерческого атташе Пикота».
В другом сообщении «К-3» содержались сведения о германской военной разведке в Литве: «До последнего времени ею руководил сотрудник германского посольства майор Кляйн, который занимался уходом за захоронениями немецких солдат, павших во время мировой войны. Его отозвали из Ковно в связи с провалом одного из агентов. Сейчас руководство разведработой осуществляет другой сотрудник, прибывший из Берлина (установочные данные прилагаются). Необходимо отметить, что почти вся “организация Кляйна” — сторожа, смотрители могил, инспектора — так или иначе участвуют в разведработе.
Нелегальным резидентом абвера в Литве является полковник в отставке Оскар Урбанас, проживающий по Франко гатве, № 4 (в собственном доме). Раньше он занимал пост инспектора в армии. Поддерживал связь с Кляйном. Урбанас известен и Зоммеру».
Второй особо ценный агент каунасской резидентуры по учетам ИНО проходил под псевдонимом «Дайнис». В имеющихся источниках не содержатся указания ни на его должностной статус, ни на ведомственную принадлежность. Можно лишь предположить, что «Дайнис» имел отношение к военной разведке Литвы.
Вскоре после своего приезда в Литву Родителев восстановил временно утраченную с «Дайнисом» связь и организовал получение от него текущей информации. Сложность в поддержании контакта заключалась в том, что агент проживал в Мемеле (Клайпеде), а резидент — в Каунасе.
Через некоторое время, убедившись в безопасности канала связи и проникнувшись доверием к Родителеву, «Дайнис» сообщил ему, что в окружении гауляйтера Восточной Пруссии Эриха Коха действует его источник, впоследствии получивший псевдоним «Люкс». Выяснилось, что, являясь по отцу немцем, а по матери литовцем, он долгое время проживал в Литве. До Первой мировой войны закончил юридический факультет Кёнигсбергского университета. Воюя в составе германской армии на Восточном фронте, он сблизился с Э. Кохом. Не сумев устроить свою карьеру в Литве, «Люкс» в поисках удачи переехал в Кёнигсберг, где однажды встретился с недавно назначенным туда в качестве гауляйтера Восточной Пруссии Э. Кохом. После нескольких неформальных встреч последний, испытывая нужду в лично преданных себе людях, предложил «Люксу» работу «консультанта» в создаваемом им тогда «суперконцерне». «Люкс» согласился с предложением Коха, о чем через некоторое время поставил в известность «Дайниса», конфиденциальные поручения которого «во благо Литвы» он исполнял ранее.
Сложившееся таким образом «разведывательное трио» позволило советской внешнеполитической разведке получать из первых рук разноплановую информацию о ситуации в Восточной Пруссии. В качестве «консультанта» Э. Коха «Люкс» имел широкие возможности по изучению политической обстановки в Германии. Его деловые партнеры в различных государственных учреждениях и экономических структурах, зная о характере отношений с гауляйтером, сообщали агенту много полезной информации, которая позже становилась известна советской разведке.
Для ускорения прохождения информации от «Люкса» к «Дайнису» к операции был подключен агент-связник, имевший возможность посещать территорию Восточной Пруссии по специально подготовленной легенде.
Свои зашифрованные сообщения, написанные на тонкой папиросной бумаге, «Люкс» прятал в переплеты книг, которые затем передавал связнику «Дайниса» в заранее обусловленных местах. Встречи проходили в маленьких курортных городах балтийского побережья — Кранце (Зеленоградске) и Раушене (Светлогорске). Чаще всего они проходили либо в районе «горбатого» моста в Инстербурге (Черняховске), либо около лодочной станции в Тильзите (Советске). Самой сложной частью операции по связи были личные встречи резидента с «Дайнисом». Созданный литовскими спецслужбами контрразведывательный режим был очень жестким. Наружное наблюдение, установленное за резидентом, несмотря на слабое техническое оснащение, сковывало его активность. Для встреч с агентурой Родителеву приходилось много ездить на своем небольшом «фордике» по плохим в то время литовским дорогам.
«Дайнис» в ходе одной из встреч с резидентом говорил: «Наша Литва настолько маленькая, настолько мы все на виду друг у друга, что меры предосторожности должны быть экстраординарными. Если нас увидят в одном и том же районе, даже не вместе, — этого будет достаточно, чтобы кто-то послал донос. Ну а шеф политической полиции Повилайтис сумеет докопаться до истины. Это пройдоха, каких мало. Его агенты понапиханы всюду, наверное, и под кроватью президента засела парочка-другая». Операция «Люкс» — «Дайнис» продолжалась вплоть до отъезда Родителева из Литвы.
После установления в 1940 году общей границы между Германией и СССР начался новый этап в противостоянии их спецслужб. Низовыми аппаратами советской военной разведки, действовавшими в приграничной полосе, являлись пограничные разведпункты (ПРП), сформированные на всем протяжении границы. Как правило, они располагались в крупных городах недалеко от границы (Каунас, Брест, Ломжа, Львов и др.). Основными задачами ПРП являлись вербовочная работа на сопредельной территории, организация бесперебойной связи с закордонной агентурой и получение текущей информации о военных приготовлениях Германии и ее союзников.
Для организации работы по разведывательному освещению Восточной Пруссии в январе 1941 года в Каунасе был сформирован пограничный разведпункт в составе начальника, двух оперативных офицеров, радиста, шифровальщика и штатного шофера. Начальником пункта был назначен капитан Павел Александрович Колесников. В оперативном отношении пункт замыкался на разведывательный отдел штаба Прибалтийского особого военного округа, а по вопросам всех видов обеспечения и довольствия — на штаб 12-й армии. Позже пограничные разведпункты были переименованы в оперативные пункты.
В числе первоочередных задач каунасского ПРП значились: организация курьерской связи через границу с Восточной Пруссией; подготовка и вербовка в интересах военной разведки двух-трех агентов; использование возможностей репатриационной комиссии для последующего направления в Германию лиц, представляющих интерес для разведки.
По воспоминаниям бывшего сотрудника разведпункта В. Бочкарева, оперативные офицеры имели документы прикрытия (в его случае удостоверение сотрудника уголовного розыска и корреспондентское удостоверение газеты «Известия»), комплекты гражданской одежды и формы погранвойск. Для подбора возможных кандидатов на вербовку В. Бочкарев был введен в состав репатриационной комиссии, где в процессе работы по оформлению документов на перемещение заинтересованных лиц в Германию проводил их первичное изучение. Сложность работы в комиссии заключалась в том, что от германской стороны в ней также работали сотрудники германской разведки, выполнявшие аналогичные задания. Установленное за Бочкаревым наблюдение заставило его несколько раз менять квартиру .
Задача по освещению военной обстановки в Восточной Пруссии выполнялась с помощью завербованных в приграничной полосе агентов-маршрутников, которые через «зеленую границу» нелегально переправлялись в Германию.
Одна из операций по переброске агента проходила в экстремальных условиях и закончилась неудачно. Планом предусматривалось пересечение пограничной речки Шешупе по тонкому льду с использованием небольшой лодки. Уже на немецкой стороне агент, неудачно совершив маневр, зачерпнул в лодку воду, тем самым спровоцировав интерес германских пограничников. Чтобы спасти агента, Бочкарев был вынужден за веревку, привязанную к лодке, тянуть его обратно на советский берег.
Другая операция по переправе агента-маршрутника на немецкую сторону прошла удачно, хотя тоже проводилась нестандартно и с определенным риском. В частности, было решено направить агента через границу в дневное время, недалеко от стационарного поста немецкой пограничной охраны. Помощник советских разведчиков благополучно пересек границу. Удачное завершение операции явилось следствием тщательной ее подготовки, когда в течение длительного времени осуществлялось изучение обстановки на участке границы и вокруг немецкого пограничного поста.
Переброска агентуры за границу осуществлялась в тесном взаимодействии с соответствующими аппаратами пограничной разведки, в задачи которых также входили вопросы изучения обстановки в прикордоне.
Эти примеры показывают, в каких сложных условиях низовым подразделениям советской военной разведки приходилось решать стоящие пред ними задачи.
К числу второстепенных, но не менее значимых заданий, поставленных перед ПРП, относилось обеспечение и своей собственной агентуры и агентуры вышестоящих органов, переправляемой за рубеж, гражданской одеждой заграничного производства. В Каунасе сотрудниками пункта была организована скупка оригинальной немецкой одежды, «излишки» которой направлялись в Москву.
О проблемах, с которыми сталкивались пограничные раз- ведпункты в процессе своей деятельности, свидетельствует докладная записка начальника Ломжинского ПРП капитана Кравцова «О работе пункта перед началом и во время войны», датированная январем 1942 года. Несмотря на то, что указаный аппарат являлся структурным подразделением штаба Западного особого военного округа, а к зоне его ответственности относилась территория генерал-губернаторства (Польша), агентурные источники пункта имели возможность получать информацию о немецких войсках в Восточной Пруссии. Правда, подчас такие сведения были значительно преувеличены и не отражали фактического состояния группировки, дислоцированной на границе с СССР. Например, агент «Феликс» в марте 1941 года доложил о сосредоточении в Польше и Восточной Пруссии более ста пехотных и восьми — десяти танковых дивизий. Присутствовавший на встрече с агентом начальник разведотдела штаба ЗапОВО полковник Блохин позже назвал этого источника «дезинформатором», считая, что в действительности на указанных территориях немцы имеют от 25 до 40 дивизий.
О противоречивости оценок намерений германского командования также свидетельствуют отдельные высказывания сотрудников разведотдела. Так, после встречи с резидентом «Арнольдом», который сообщил предполагаемую дату (середина июня 1941 года) нападения Германии на СССР и другие сопутствующие сведения, заместитель начальника отдела подполковник Ильницкий утвердительно заявил, что капитан Кравцов, с подачи источника, «попался на удочку английской разведки», а данные о подготовке нападения в разведотделе отсутствуют. Сотрудник же информационного (аналитического) отделения старший лейтенант Чубаков, наоборот, считал, что резидент «Арнольд» — «очень способный и серьезный разведчик», а информация, полученная от него, соответствует действительности.
Примечательно, что подполковник Ильницкий, зная, что сведения о готовящемся нападении резидент получил от лиц, действительно имевших контакты с английской разведкой, некритично их воспринял, очевидно, считая, что это очередная дезинформационная акция англичан. Другое высказывание Чубакова о том, что сведения резидента в течение пяти дней редактировались руководством разведотдела, а потом в выхолощенном виде были направлены в Москву, указывает на нежелание руководства разведотдела «раздражать» руководство военной разведки острыми материалами.
О формальном подходе в организации разведывательной деятельности подчиненными ПРП с элементами откровенного «очковтирательства» свидетельствует также рекомендация заместителя начальника отдела подполковника Ивченко капитану Кравцову не посылать большие сводки, а «разбивать» их на несколько частей. Это делалось для того, чтобы формальные, статистические показатели о количестве направляемых в штаб сообщений соответствовали плановым (одно сообщение в день).
В качестве «положительного» примера была приведена работа начальника брестского ПРП майора Романова. В целом капитан Кравцов дал нелицеприятную оценку предвоенной деятельности разведотдела ЗапОВО, отметив, что в нем «процветали карьеризм, подхалимство, а не деловая работа».
О характере получаемой ПРП и разведотделами штабов округов информации можно судить по некоторым сообщениям, направлявшимся в Разведывательное управление. Так, например, в сводке 5-го (разведывательного) Управления РККА от 15 июля 1940 года содержатся следующие данные о группировке германских войск в Восточной Пруссии: «...в районе Клайпеды — до двух пехотных дивизий, танковый батальон, на аэродроме — 30—35 самолетов, на рейде два транспорта, 6 подводных лодок и 4 крейсера; в Прекуле (20 км юго-восточнее Клайпеды) — до пехотного полка (моторизованного); в Хейдекруге и западнее — свыше пехотного полка, до батальона танков и кавэскадрон; в районе Тильзита — до пехотной дивизии, танковый батальон, на аэродроме 40 самолетов; в районе ст. Вишвиль (30 км восточнее Тильзита) — в лесах по пехотной дивизии.
Находившиеся ранее в районе Су валок германские части в период с 7 по 9 июля убыли, взамен их с 10 июля начали прибывать новые пехотные, артиллерийские и мотоциклетные части, которые располагаются в районе Краснополья и Сейны. К 12 июля прибыло уже до пехотной дивизии. Нумерация прибывших частей не установлена...»
Основным способом получения подобной информации являлось визуальное наблюдение за местами расположения и перемещением германских воинских частей. Какими средствами пользовались советские агенты при определении их нумерации, видно из некоторых информационных сообщений. В одном из документов внешней разведки НКГБ СССР читаем: «...город Вишевсбург (Восточная Пруссия) — в восточной части города, в 300 м от железнодорожной станции, выстроены 3 двухэтажные казармы размером 35—20 м. Казармы обнесены деревянным забором и заняты пехотной частью, солдаты которой на погонах имеют трафарет № 201».
Советская военная разведка смогла сформировать на сопредельной территории агентурную сеть, способную отслеживать железнодорожные перевозки военного характера по основным магистралям Восточной Пруссии. Как следует из ее отчетных документов, с конца 1940 года постоянно фиксировался подвоз больших объемов горючего и боеприпасов в пограничные с Литвой районы. В задачи этой специализированной агентуры входил подсчет количества железнодорожных вагонов, следующих на конечные станции маршрута. Особенно результативной была работа на магистралях: Кёнигсберг—Тильзит, Кёнигсберг—Инстербург.
Кроме органов военной разведки разведывательный «мониторинг» районов Восточной Пруссии до 1940 года продолжала осуществлять Каунасская резидентура 5-го (разведывательного) отдела НКГБ СССР, а после формирования на территории уже советской Литвы местных органов безопасности — разведывательные и другие оперативные подразделения НКГБ Литовской ССР.
Располагая определенными возможностями по получению информации из-за кордона, разведывательный отдел НКГБ Литовской ССР на регулярной основе стал получать информацию по группировке германских войск в Восточной Пруссии.
В спецсообщении НКГБ Литовской ССР от 25 мая 1941 года говорится: «... 1. В г. Тильзите, по улицам Шолсберга и Геринга расположен военный городок. На территории городка имеется более 20 двух- и трехэтажных домов казарменного типа. В казармах размещен личный состав различных родов войск, но особенно выделяется пехота, кавалерия и артиллерия.
Зафиксированы 572-й, 610-й и 320-й пехотные полки 4-й дивизии, но в полном ли они составе находятся в казармах, не установлено...
4. В мест. Погеген зафиксировано нахождение мотомеханизированных частей, 2 роты танковых пулеметов, 21-й противотанковый дивизион. Орудия и машины поставлены под большие навесы на окраине местечка.
В полутора километрах от мест. Погеген в деревянных бараках расположены: пехотный батальон, саперный взвод и примерно взвод солдат по охране военнопленных...»
В соответствии с приказом НКВД СССР № 00758 от 22 июня 1940 года для обеспечения охраны литовско-германского участка границы были сформированы 105-й, 106-й, 107-й пограничные отряды, в составе которых находились подразделения пограничной разведки. В их задачи входило получение разведывательной информации с использованием агентурных источников и путем опросов лиц, задержанных при попытке нелегального пересечения границы.
В мае 1941 года советскими пограничниками были задержаны дезертиры германской армии Габерт Эрих — рядовой 215-го полка морской зенитной артиллерии и Квентмайер Отто — рядовой 337-го отдельного караульного батальона. В ходе состоявшихся допросов они очень подробно охарактеризовали состояние своих частей и предоставили другую полезную информацию о политико-моральном состоянии германских войск. Вместе с тем их сведения по вопросам состава германской группировки в Восточной Пруссии отличались противоречивостью и, в ряде случаев, недостоверностью.
Например, характеризуя состав германских частей, Квентмайер О. неверно указал на принадлежность 337-го отдельного караульного батальона к 401-й дивизии, которой в вермахте вообще никогда не существовало. Кроме того, командиром соединения был назван генерал-майор фон Гинденбург (сын бывшего президента Германии), в действительности исполнявший обязанности командующего 1-м военным округом. Из этого примера видно, что к получаемой от дезертиров информации нужно было относиться с большой долей скепсиса и подвергать ее дополнительной проверке.
После состоявшегося в начале 1941 года совещания руководителей военной и внешней разведок с участием представителей оперативного управления Генерального штаба РККА, на котором обсуждалась возможность одновременного нападения Германии и Японии на СССР, начался активный обмен разведывательной информацией между всеми разведывательными органами.
Получаемая из зарубежных резидентур внешней разведки, территориальных органов безопасности, военной контрразведки информация военного характера направлялась для изучения и обобщения в Разведывательное управление Генштаба. После ее обработки и сравнения с уже имевшимися данными Разведуправ- ление Генштаба давало ей оценку и высказывало рекомендации по перепроверке и дополнению конкретных позиций. Например, в одном из писем Голикова в НКГБ СССР содержится просьба проверить наличие штабов армии и их нумерацию в Кёнигсберге, Алленштайне, Варшаве, Люблине и т.д.
Несколько необычным источником поступления разведывательной информации по Восточной Пруссии выступило консульство Японии в Кёнигсберге. Дело в том, что в соответствии с принятой в японском Министерстве иностранных дел практикой, дипломатические представители этой страны поддерживали зашифрованную телеграфную связь не только со своим МИДом, но и с дипломатическими представительствами в других странах. В нашем случае японский консул в Кёнигсберге Хини Сугихара регулярно, по мере поступления сведений, направлял в посольство Японии в Москве телеграфные сообщения об обстановке в Восточной Пруссии.
Советская внешнеполитическая и военная разведка в 30-е годы накопила большой опыт вскрытия зарубежных шифровальных систем, включая японские. В межвоенный период работа по дешифровке зарубежной дипломатической корреспонденции была сосредоточена в соответствующих отделах НКВД—НКГБ (спецотдел, секретно-шифровальный отдел и т.д.), где работали высококлассные специалисты-дешифровальщики. С их помощью и читалась японская дипломатическая переписка.
Так, в телеграмме японского консула в Кёнигсберге от 31 мая 1941 года сказано:
«1. В течение последней недели несколько дней подряд из Мемельского порта была направлена в Финляндию часть расположенных в Мемельской области войск. В Мемельском порту, точно так же и в порту Пиллау, стоит большое количество военных транспортов.
2. Как уже сообщалось, сейчас в этом районе происходит концентрация войск, в качестве примера этого можно привести такой факт: пассажирский поезд, который вышел из Берлина утром 29 мая и прибыл сюда в тот же день вечером, на пути разминулся с 38 порожними воинскими составами. Военные перевозки по линии Познань—Варшава происходят более оживленно, чем в этом районе.
3. 30 мая мною было замечено, что между всеми пунктами восточнее Кёнигсберга проведен полевой телефон, по всем шоссейным дорогам беспрерывно шло большое количество военных автомобилей. Вдоль шоссейной дороги между Тильзитом и Эйдткуненом несколько десятков тысяч рабочих поспешно ведут строительство газолиновых складов и возводят площадки для установки тяжелых пулеметов и мортир. На всех главных улицах в Тильзите на расстоянии 50 м друг от друга насыпаны кучи песка размером 50 куб. м.; кроме того, не только на всех площадях внутри города, но даже и в узких переулках стоит большое число автомобилей. Все это наводит на мысль о начале войны.
Телеграфировал в Берлин, Москву Сугихара».
В другом сообщении японский консул пишет:
«...2. Перевозки по железным дорогам по прежнему проходят оживленно. Выехав утром 9-го числа (9 июня 1941 года) из Берлина в Кёнигсберг, мы по пути перегнали шедшие в восточном направлении 17 воинских железнодорожных составов (12 составов с мотомехчастями, 3 — с танками, 1 – с полевой артиллерией и 1 — с санитарными частями). На восточных концах важнейших мостов установлены тяжелые пулеметы...»
Самостоятельного значения такого рода информация в глазах аналитиков советской разведки не имела, но позволяла дополнить уже имевшиеся сведения рядом существенных моментов. Таким образом, можно говорить о том, что японский консул, хоть и невольно, но стал источником важных для советской разведки сведений, освещавших подготовительные мероприятия Германии к войне.
Каким образом советской разведкой реализовывалась получаемая от Сугихары информация, можно увидеть на примере его сообщения от 29 мая 1941 года о создании при Кёнигсбергском университете и штабе 1-го военного округа курсов по изучению русского языка. Дешифрованный текст этого сообщения в обезличенном виде (без упоминания источника) в виде ориентировки НКГБ СССР № 2082/М был направлен во все наркоматы госбезопасности союзных республик с рекомендацией усилить контрразведывательные мероприятия в пограничной полосе для выявления немецкой агентуры.
Советская разведка для получения требующейся командованию информации не ограничивалась ведением агентурной работы. Еще с 1935 года в Красной армии начали формироваться отдельные радиодивизионы особого назначения (ОРД ОСНАЗ), ставшие основной организационной единицей радиоразведки. В состав ОРД входило от 18 до 20 радиостанций и 4 пеленгатора, располагавшиеся на автомобильной тяге. В случае необходимости пеленгаторы выдвигались своим ходом в назначенные районы и с разных точек осуществляли пеленг радиостанций противника, тем самым устанавливая местонахождение штабов и других органов военного управления. Постоянный мониторинг радиоэфира и контроль за перемещением радиостанций позволяли разведке отслеживать перемещение штабов противника и получать другую полезную информацию. Всего на западной и южной границах действовало 10 ОРД ОСНАЗ. На территорию Восточной Пруссии был нацелен 362-й отдельный радиодивизион, с 1940 года располагавшийся в г. Приенае (Литва), недалеко от границы с Германией.