Свидание в гроте Венеры

Предреволюционные годы во Франции видели необычный феномен использование отдельными лицами своего рода частной разведки при дворе для заведомо преступных, уголовно наказуемых деянии. Речь идет не о многочисленных высокопоставленных казнокрадах использовавших хорошее знание закулисных сил и влияние при дворе для осуществления разных махинации.

В истории, о которой пойдет речь, точное представление о взаимоотношениях королевы с ее придворными было использовано для столь ловкого грабежа, что жертвы его далеко не сразу поняли насколько ловко их провели.

Суть этого дела была очень простой. Аферистка Жанна Ламотт, именовавшая себя графиней, убедила впавшего в немилость кардинала Рогана, что есть верное средство вернуть утерянную благосклонность королевы Марии-Антуанетты и находившегося под влиянием своей супруги Людовика XVI. Королева, по словам Ламотт, хочет купить у парижских ювелиров Бессера и Бассанжа красивое колье, но ей сейчас неудобно просить у короля нужные для этого 1600 тыс. ливров. Пусть Роган гарантирует уплату требуемой суммы несколькими взносами, королева получит ожерелье и будет, конечно, крайне благодарна услужливому придворному.

Позднее на допросе Роган утверждал, что инициатива целиком принадлежала Ламотт, обещавшей снискать ему милостивое расположение королевы. По показаниям Ламотт, дело обстояло совсем по-иному. Ей действительно представили ювелира уговаривавшего ее купить колье, но она не проявила никакого интереса к этому предложению и мимоходом рассказала о нем кардиналу. Тот заинтересовался, узнал у нее адрес ювелира, и через некоторое время якобы заметил:

— Я сделал хорошее дело... Это для королевы.

Жанна прежде всего попыталась – и с успехом – убедить Рогана в том, что она является интимным другом королевы. Роган получал письма якобы от Марии-Антуанетты, в действительности подделанные Ламотт и ее сообщниками. Авантюристка даже устроила кардиналу вечером в Версальском парке, около грота Венеры, мимолетное свидание с «королевой», которая произнесла несколько благосклонных слов. Роган не разглядел в темноте, что роль Марии-Антуанетты исполняла во время этой встречи молодая модистка Николь Лега («баронесс д'Олива»), кстати сказать, не подозревавшая смысла разыгрывавшейся комедии.

Кардинал попал в ловушку. Драгоценность перешла в руки Ламотт, якобы для передачи королеве. Воровка пустил бриллианты в продажу. Но приезд ювелиров в Версаль – они хотят выразить радость, что их государыня обладает лучшим в мире колье, — разоблачает обман. Ламотт и ее сообщники схвачены, вслед за тем арестовывают и их жертву – Рогана. Попадает на скамью подсудимых еще один, пожалуй, самый яркий персонаж процесса – великий маг граф Калиостро под этим именем скрывался итальянский авантюрист Джузеппе Бальзамо.

В 1785 г. Калиостро приобрел в Париже дом, который роскошно обставил как жилище чародея: «универсальные» молитвы, начертанные на стенах золотыми буквами, зал, салоны, где Калиостро давал банкеты, на которые приглашал аристократов, а также известных писателей и ученых. Там стояли и пустые стулья для знаменитых мертвецов – Монтескье, Вольтера, их тени из загробного мира давали ответы на вопросы потрясенных гостей.

Узнав, что Роган желает с ним познакомиться, Калиостро ответил: «Если кардинал болен, пусть придет ко мне, и я его излечу, если он здоров, то мы друг другу не нужны». Роган явился к Калиостро, сделался его восторженным поклонником и рекомендовал всей парижской знати. Советник Рогана слывет заклинателем духов, обладателем эликсира жизни, дающего бессмертие (Калиостро любил говорить о себе, что был знаком с Иисусом Христом), человеком, безошибочно угадывающим будущее. Он не сумел лишь предсказать Рогану мошенничество Ламотт. Итальянец, годами дурачивший многих людей, на этот раз, по-видимому, так же был обманут, как и кардинал. Но этому мало верили даже те, кто не очень доверял магической силе графа. Ламотт уверяла, что Калиостро был главным организатором кражи бриллиантов.

Чтобы окончательно подчинить своему влиянию Рогана, Калиостро продемонстрировал опыт магнетизма. Для этой цели привлекли молоденькую племянницу Ламотт, некую де ла Тур. «В комнате кардинала были зажжены двадцать свечей. У постели был поставлен экран, перед ним стол с факелами и графином чистой воды. Калиостро вынул шпагу, положил ее на голову коленопреклоненной девушки и начал с ней разговор, который она заучила раньше на одном из сеансов.

— Приказываю тебе, — сказала она Калиостро, — именем Михаила и Великого Кофта показать мне то, что я хочу видеть.

— Малютка, — отвечал Калиостро, — что ты видишь?

— Ничего.

— Топни ногой. Кого ты видишь?

— Никого.

— Топни еще раз. Не видишь ли ты высокой женщины в белом? Знаешь ли ты королеву? Узнаешь ли ее?

— Да, я вижу королеву.

— Посмотри сюда, я возношусь на небо. Видишь ли меня?

— Нет.

— Топни ногой и скажи. «Я приказываю именем Великого Кофта и Михаила...». Видишь ли ты королеву?

— Да, я вижу ее.

После этой церемонии девушка созналась Ламотт, что Калиостро научил ее говорить таким образом. «Когда ангел меня целовал, на самом деле я целовал свою руку, как мне приказывал граф». Девушка все же уверяла, что с ней случилось нечто необыкновенное и что, когда сдвинули графин, она действительно увидела королеву. Кардинал в экстазе целовал руки мага и называл его великим человеком.

Таким образом, по версии Ламотт шарлатанство не обошлось без гипноза и имело целью втянуть кардинала с покупкой ожерелья. Викарий кардинала, присутствовавший при опыте, добавляет:

«Он (Калиостро) стал на свой треножник и начал египетские заклинания. Оракул произнес, что сделка вполне достойна князя, что она будет иметь полный эффект и что после нее взойдет солнце над Францией и над всем человечеством, причем все это случится благодаря редким талантам кардинала».

Сам Калиостро на допросе утверждал нечто другое – он проделал этот опыт, уступая настойчивым просьбам Жанны, по ее словам, часто бывавшей у королевы и кардинала, присоединившегося к этим просьбам. Чтобы отделаться, Калиостро, приказал привести какого-нибудь ребенка, на другой день Жанна пришла с племянницей.

Суд признал виновной одну Ламотт.

Скандал, вызванный свидание в гроте Венеры, потушить не удалось. Поскольку дело об ожерелье получило огласку, в него активно вмешалась французская официальная дипломатия и тайная агентура заграницей. Для французского двора стало задачей первоочередной важности захватить участников кражи, чтобы доказать невиновность королевы. Поэтому не жалели ни усилий, ни денег, но добраться до находившегося в Англии мужа Жанны было трудно. А только он мог дать показания, куда исчезла большая часть бриллиантов. В связи с этим французский посол в Лондоне граф Адемар был чрезвычайно обрадован, когда он получил из Эдинбурга помеченное 20 марта 1786 г. письмо от некоего итальянца Франсуа Беневента, именовавшегося Дакоста, «учителя иностранных языков».

В этом письме Беневент предложил обеспечить тайный увоз из Англии не только Лaмотта, но и находившихся у него бриллиантов. За свои услуги сей педагог который уже достиг почтенного возраста – 70 лет, запросил ни много ни мало, как 10 тыс. гинеи, т. е. 260 тыс. ливров. Ламотт действительно был хорошо знаком со старым итальянцем, который в обмен за некоторое вознаграждение согласился выдавать «графа» — за своего племянника (Ламотт опасался, что его разыскивает английская полиция).

Несмотря на чудовищную сумму, запрошенную итальянцем, Адемар счел предложение приемлемым и поспешил переслать письмо Беневента Марии-Ангуанетте, которая быстро добилась согласия короля. 4 апреля министр иностранных дел сообщил Адемару, что Беневенту можно заплатить в виде аванс тысячу гинеи и дать твердые гарантии в отношении остальной суммы, которую тот получит, как только Ламотт будет находиться под стражей в любом из французских портов. Адемар известил Дакоста, что его предложение принято, и возложил организацию похищения на первого секретаря посольства Сибиль д'Apaгона. Секретарь, в прошлом офицер, был человеком действия. Он быстро составил план. Беневент должен будет убедить Ламотта покинуть Эдинбург якобы потому, что там оставаться долее весьма небезопасно. После этого итальянец приедет с Ламоттом в Ньюкасл, где будет нетрудно убедить «графа» посетить расположенный неподалеку порт Шилдс. К этому времени за Дакоста и Ламоттом будут следовать два тайных французских агента. Двое других людей д’Apaгона прибудут морем в Шилдс на небольшом судне с надежным экипажем. Это судно не могло вызвать ни у кого подозрения, поскольку из Шилдса вывозилось за границу большое количество каменного угля. Беневент даст «графу» снотворного, Ламотта быстро перенесут на корабль, — и вскоре он уже будет в руках французского правосудия.

29 апреля Беневент сообщил из Эдинбурга, что он на днях известит о своем отъезде вместе с Ламоттом в Ньюкасл куда они действительно отправились. В Лондон спешно прибыли выделенные для выполнения секретной миссии французские полицейские инспекторы Кидор и Гранмезон. Узнав только от д’Арагона о возложенном на них поручении, полицейские чины отнюдь не пришли в восторг. Им явно не улыбалось быть повешенными в Англии в случае неудачи плана. Однако до этого дело не дошло. Оказалось, что еще меньше эта перспектива устраивала Беневента, уже получившего аванс. При встрече с французами он выдвинул множество предлогов для отказа участвовать в похищении. Кроме всего прочего, «граф», по словам итальянца, заподозрил опасность и не пожелал ехать в Шилдс. На деле, по всей вероятности, Беневент предпочел признаться во всем Ламотту и поделиться с ним полученными деньгами. Возможно даже, что весь план заранее был разработан самим Ламоттом, который, в таком случае, оказался достойным учеником своей жены. Казалось бы, все ясно, и все же... Была ли королева как-то связана с Ламотт? Мария-Антуанетта это категорически отрицала, и ранее многие историки были склонны поверить этому. Теперь большинство исследователей считают, что королева лгала. Как отмечал Ф.Эрланже, ко времени «дела» 29-летняя Мария-Антуанетта имела уж очень сомнительную репутацию и была знакома с подозрительными личностями. Во время обыска у Ламотт был обнаружен ларец с миниатюрным портретом Марии-Антуанетты, который явно был подарен мнимой графине. Было заранее предписано изъять эту шкатулку – т. е. явную улику свидетельствующую о том, что авантюристка пользовалась милостивым расположением королевы. Роган мог наблюдать, как Ламотт выходила из дворца Габриэль в сопровождении одного из камердинеров, которого в действительности изображал Любовник Жанны аферист Рето де Вильет. По официальной версии Жанне помогала подкупленная консьержка. Но возможно предположить, что Жанна действительно несколько раз побывала у королевы.

19 мая 1786 г. Мария-Антуанетта писала французскому послу в Вене Мерси-Аржанто (письмо это сохранилось в австрийском государственном архиве): «Барон (де Бретей – министр двора и смертельный враг Рогана) расскажет Вам о моих мыслях, особенно относительно того, чтобы ничего не говорить о свидании и о галерее, он объяснит Вам причины этого». Отчего Рето де Вильет заведомо неправильно подделал подпись королевы («Мария-Антуанетта французская») подложном письме, в котором содержалось обязательство об уплате ювелирам 1600 тыс. ливров за ожерелье. На суде Рето утверждал, что Мария-Антуанетта боялась дать письменную гарантию погашения долга и Poган приказал поэтому, чтобы не компрометировать королеву, изготовить явно неправильную подпись, рассчитывая, что ювелиры-иностранцы не заметят обмана. Это более вероятно, чем то, что столь откровенны и подлог ускользнул от внимания кардинала. После ареста Poгану разрешили написать аббату Горжелю, чтобы тот немедля до обыска сжег переписку кардинала. Читатель, наверное, помнит сцену в «Женитьбе фигаро» (пьеса издана в том же, 1786 г.), где Сюзанна на тайном свидании играет роль графини – с полного ее согласия. Бомарше был осведомленным человеком, и вряд ли в этой сцене не содержался намек, понятный современникам.

Ламотт открыто бросила в лицо Poгану, что ни им, ни ею не было произнесено ни слова правды на суде. Высказывается предположение, что королева сама инсценировала это «дело» чтобы выставить смешным ненавистного кардинала. Если это и так, то она, конечно, не предусмотрела большого морального ущерба, который был нанесен «делом» об ожерелье французской монархии. Через несколько лет Мирабо даже назвал историю похищения колье прологом Великой французской революции.

Добавить комментарий