Одинокая могила на пустынном пологом берегу. Покосившийся, грубо сколоченный крест над едва приметным холмиком, разровненным холодными ветрами забвения. Здесь, на берегу Оленька, покоятся супруги Василий и Мария Прончищевы. Спустя 160 лет сюда пришел полярный исследователь Эдуард Толль и привел могилу в порядок.
До этого холодного берега, закованного в тяжелые льды моря, которое назовут потом морем Лаптевых, Василий Васильевич Прончищев прошел долгий, полный превратностей путь. Жизнь его помотала. Сначала служил на Балтике, потом участвовал в походе на Каспий – еще при жизни Петра I, и вернулся на службу в Варяжское море после победы над Персией.
Его овеяли холодные знойные ветры, пороховые дымы до того, как он пошел в Сибирь открывать северную окраину Родины. Но очень большой отрезок жизни – более десяти лет в общей сложности, начиная с 1723 года, когда он вернулся на Балтику с Каспия, и до начала Великой Северной экспедиции, во время которой и завершился его жизненный путь, можно считать и вообще неизвестным. Где жил и как, с кем его сводила и разводила судьба – обо всем том можно лишь строить догадки.
Летом 1735 года Прончищев вместе с порученным ему отрядом в Якутске. Идут последние приготовления к отправлению экспедиции. Суда, построенные под руководством Чирикова, уже спущены на воду и покачиваются на водах Лены у низкого, полого сходящего берега. Вместе со своею молодой женой Прончищев поднимается по шаткому трапу на борт дубель-шлюпки «Якутск». Судно о двух мачтах, длиною с 70 футов, еще пахнет смолой и свежими досками. Вместе с командой корабля в отряде Прончищева 50 человек. Быть может, они и не думают о том, но многим не суждено вернуться назад.
Стоял июнь. Только 7 августа через левый рукав Лены они вышли в открытое море и, двигаясь на запад вдоль берега, достигли устья реки Оленек. Здесь, на Оленьке, решили и зимовать. Тут было много выкидного леса, рядом расположилось небольшое поселение русских промышленников. Но главное вовсе не это, неподходящее место, чтобы зиму пересидеть: на судне открылась течь, и, кроме того, ударили ранние морозы. Далее идти при таком положении было бы просто бессмысленно.
Перезимовали спокойно, без приключений, но многих все-таки одолевала цинга, да и сам Василий Васильевич страдал от нее. Выйти в море смогли только 3 августа, когда устье реки поочистилось от сплавного льда, и с великой опасностью пошли тихо на запад – к устью реки Анабары. Здесь подошли к берегу, высадились, осмотрели гору, «в которой руда», и 13 августа достигли Хатангской губы.
Стоящий и плавающий лед сильно затруднял продвижение, но «Якутск» все-таки шел на северо-запад, и 16 августа мореплаватели открыли небольшую бухту, которую через 170 с лишним лет назовут бухтой Марии Прончищевой, а также и несколько островов. Потом снова пошли на север «и шли около льдов, который лед подошел от самого берега в море, и очень гладок, уподобился якобы на озере, и приплесков на нем никаких нет, и признаваем, что оный лед ни в какое лето не ломает». По льдам бродили белые медведи во множестве, часто соскальзывали со льда в море огромные туши моржей и белух. А дно меж тем уходило все глубже.
Вскоре потерялся из виду берег. На западе прорисовывались сплошные льды с редкими разводьями. Как только небо расчистилось, Прончищев приказал провести наблюдения. Определили нахождение судна: 77 градусов 29 минут. Потом окажется, что это самая северная точка, достигнутая кораблями Великой Северной экспедиции. Только спустя 143 года барон Адольф Эрик Норденшельд, замечательный полярный исследователь, с огромными трудностями обогнув мыс Челюскин, продвинется всего на несколько минут севернее. И только в середине ХХ века, исследуя записи, оставшиеся после Прончищева, удалось доказать, что на самом-то деле он продвинулся севернее мыса Челюскин и достиг 77 градусов 50 минут. Возможно, даже и несколько северней. Будь в те дни погода получше, им бы открылись берега архипелага Северная Земля и самая северная точка Евразии.
Но сильный встречный ветер не дал дальше пройти. Спустился густой туман, и, уступая давлению ветра, «Якутск» вошел в тяжелые льды, «которым, когда попрочистилось, и конца видеть не могли». После совета со своими помощниками Семеном Челюскиным, геодезистом Никифором Чекиным и боцманматом Никифоровым Прончищев «за невозможностью продолжать плавание далее» решил возвращаться. Чувствовал он себя хуже и хуже, и хотя пытался скрывать свое состояние, все вокруг видели это.
Холод и цинга мореходов вконец изнурили. Несколько раз Прончищев подводил «Якутск» к самому берегу в тщетных поисках подходящего места для новой зимовки или случайного в тех местах поселения. Но нет. Ничего. Берег гол, бесприютен. Вдобавок и ветер сыграл с ними злую шутку: внезапно переменился, когда корабль подошел к уже знакомому устью Оленька, и семеро суток не позволял войти в реку.
С тревогой глядит на мужа Мария. Она тоже больна, едва держится на ногах, но Василий уже не встает ...
29 августа «Якутск» под приспущенным флагом, в обледенелых снастях и во льду на бортах медленно, словно белый призрак, входит в устье реки. Челюскин приказал отдать якорь рядом с прошлогодним зимовьем.
6 сентября тело Василия Прончищева опустили в неглубокую могилу – сил долбить мерзлую землю уже ни у кого не оставалось.
Ружейный залп отдал болью в ушах Марии. Она была безнадежна и просила похоронить рядом с мужем. 12 сентября ее просьбу исполнили.