29 августа 1949 года стал днём рождения советской А-бомбы. В этот день на Семипалатинском полигоне в Казахстане осуществлён взрыв первой советской А-бомбы, ставшей копией американской бомбы.
США сразу лишились монополии на ядерное оружие. И коварным планам США, намеревавшимся 1 января 1950 года осуществить ядерное нападение на СССР, не суждено было сбыться. Планы американцев были сорваны блестяще проведённой нашей разведкой операцией по похищению самой оберегаемой в США тайны — тайны создания атомной бомбы.
В конце 1938 года учёные открыли, что процесс распада урана может протекать в форме взрыва колоссальной силы. Именно тогда учёный-физик Альберт Эйнштейн написал президенту США Рузвельту письмо, в котором указал на возможное появление в скором времени бомбы нового типа, обладающей огромной разрушительной силой. Он высказал опасение, что Германия может первой создать такую бомбу. Рузвельт был потрясён этим сообщением и приказал держать в строжайшем секрете все работы по атомному проекту «Манхэттен».
Поступающая из резидентур советской разведки секретная информация по созданию А-бомбы в США и Великобритании в срочном порядке докладывалась главе государства и Верховному главнокомандующему И. Сталину.
При очередном докладе материалов, полученных советской разведкой от надёжных источников, Сталиц внимательно выслушал Л. Берию и нахмурился. Однако ожидаемая гроза гнева по поводу «подрывных действий» наших врагов на Западе на этот раз не грянула.
Сталин в который раз прошёлся по кабинету. На сей раз вождь размышлял о чём-то своём, не обращая внимание на Берию, как будто его и не было на совещании. Потом сказал:
— Материалы разведки, кажется, высвечивают нам то, чем мы должны теперь заниматься. Второе письмо Флёрова с фронта убеждает меня в этом... Но перед принятием решения следует посоветоваться с учёными. Я попрошу тебя, Лаврентий, пригласить ко мне академиков Капицу, Семенова, Хлопина, Вернадского. Назначим встречу на послезавтра и посоветуемся, как лучше решать эту важную проблему.
Ну а что же писал в письме Флёров с фронта И. Сталину, которое было получено в мае 1942 года?
«Дорогой Иосиф Виссарионович!
Вот уже 10 месяцев прошло с начала войны, и все это время я чувствую себя в положении человека, пытающегося головой прошибить стену...
...Знаете ли Вы, Иосиф Виссарионович, какой главный довод выставляется против урана? — “Слишком здорово было бы”.
...Если в отдельных областях ядерной физики нам удалось подняться до уровня иностранных ученых и кое-ще даже их опередить, то сейчас мы совершаем большую ошибку...
На первое письмо и пять телеграмм ответа я не получил.
Это письмо последнее, после которого я складываю оружие и жду, когда удастся решить задачу в Германии, Англии или США. Результаты будут настолько огромны, что будет не до того, кто виноват в том, что у нас в Союзе забросили эту работу...»
Только потом, когда в один пакет попали толстая тетрадь, обнаруженная в сумке убитого немецкого офицера, второе письмо Флёрова, с фронта, сообщение нашего агента К. Фукса из Лондона, Берия немедленно выехал в Кремль к Сталину.
Сталин после ознакомления с материалами разведки серьёзно задумался: «Как же так? Молотов говорил, что с послом Великобритании Стаффордом Криппсом была достигнута договоренность об оказании взаимной поддержки и помощи друг другу во всех военных разработках, и вдруг... Неужели английская сторона “забыла” проинформировать нас об этом?»
На состоявшейся встрече с учёными-физиками Сталин дал поручение Берии подготовить специальное заседание ГКО по вопросу создания в СССР атомной бомбы.
Специальное заседание Государственного Комитета Обороны состоялось в октябре 1942 года. На повестке дня стоял один вопрос: о развёртывании в СССР исследований по созданию атомной бомбы на основании данных, полученных советской разведкой. На заседание были приглашены ученые А.Ф. Иоффе, Н.Н. Семенов, В.Г. Хлопин, П.Л. Капица и И.В. Курчатов.
Выступивший тогда академик Иоффе сказал:
— Для решения стоящей перед нами весьма сложной научно-технической задачи есть только один плюс — мы знаем, что проблема атомной бомбы решаема. Но минусов у нас гораздо больше. Англичане привлекли к урановым исследованиям крупных ученых со всего мира: Кокрофта, Чедвика, Ротблата, Симона, Фриша, Пайерлса, Линдеманна. Англия располагает солидными аучными базами в Оксфорде, Бирмингеме, Кембридже и Ливерпуле. У нас их в настоящее время почти нет. Они эвакуированы и разбросаны по всей стране. Нашей промышленности нанесен войной значительный ущерб.
— И все же вы, учёные, не должны опускать руки, — прервал его Сталин. — Было бы, конечно, легче, если бы не шла война. На победу направлены сейчас все ресурсы страны. Вы должны это понимать, а не скулить. Безусловно, делать первые шаги по созданию отечественного атомного оружия будет трудно, но мы обязаны это сделать. Для этого потребуются усилия всей страны, большие материальные затраты. Необходимо будет поднять на ноги все НИИ и конструкторские бюро, срочно наладить промышленное производство новой научной и экспериментальной аппаратуры. Пока эта работа будет идти, товарищу Берии надо более эффективно использовать имеющиеся в его «шарашке» научные силы. Если вы, Лаврентий Павлович, сумеете бережно с ними обращаться, подкормить и подбодрить их, — Сталин при этом пристально посмотрел на Берию, — а главное, организовать их, то, я уверен, многое можно будет сделать и быстро и дешево...
По кабинету поплыл шумок. Сталин прислушался, но слов не расслышал и потому поднял руку, успокаивая присутствующих. Затем продолжил свой монолог в форме директивы:
— Я понимаю, что проект создания атомной бомбы потребует принятия общегосударственной программы. Мы пойдём на это, несмотря на тяжелые условия военного времени. Риск будет вполне оправдан. Трагичность ситуации состоит в том, что когда надо сохранить мир, то нужно делать такие вещи, как у противника. Да, только ответное, взаимное устрашение поможет нам сохранить мир. Теперь я хотел бы услышать от вас, ученых, сколько времени потребуется для создания А-бомбы.
Академик Иоффе высказал мнение, что для реализации программы потребуется не менее десяти лет. Сталина такой срок явно не устраивал, и он с едва уловимым раздражением произнес:
— Нет, товарищи ученые, мы уже и так оказались в роли догоняющих. Но не по вашей вине. Надо вам как-то более правильно распределить свои силы и возможности. Мы со своей стороны готовы пойти на все, чтобы работа у вас шла более высокими темпами. Я думаю, что Лаврентий Павлович обеспечит вас недостающими научными сведениями. А сейчас мы должны определить среди вас «главнокомандующего». Я полагаю, что им должен быть крупный учёный-физик и хороший организатор.
Окинув взглядом притихших академиков, Сталин после небольшой паузы добавил:
— Я думаю, товарищ Иоффе справился бы с этой задачей. Человек он энергичный, умеет хорошо отличать второстепенное от главного, точно формулировать своё решение.
Но Иоффе неожиданно осмелился снять свою кандидатуру, сославшись на возраст, и взамен предложил Игоря Васильевича Курчатова — руководителя лаборатории, в которой было открыто явление распада атомов урана.
Сталин пронзительно смотрел долго на Илффе, потом сказал:
— А я такого академика не знаю.
— Он, товарищ Сталин, не академик. Пока лишь профессор, — ответил Иоффе.
— У нас что, товарищ Кафтанов, нет для такого важного дела достойного академика?
Решив подыграть вождю, Кафтанов назвал Капицу, а потом опять предложил кандидатуру Иоффе.
— Тогда давайте обсудим кандидатуру товарища Капицы. Я знаю, он имеет высокую международную репутацию. Знаю, что работал у корифея ядерной физики Резерфорда... Давайте спросим его самого. Пожалуйста, товарищ Капица, вам слово...
Петр Леонидович встал и без колебаний заявил:
— Я согласен, но при условии — если мне позволят пригласить из Англии некоторых физиков-ядерщиков, а также инженерно-технических сотрудников и наиболее квалифицированных рабочих...
Сталин посмотрел на Молотова, медленно опустил веки, давая ему понять, что теперь он может высказать Капице отрицательный ответ. И Молотов безропотно повиновался заранее обусловленному сигналу:
— Ваши условия, Петр Леонидович, неприемлемы.
Снова поднялся А.Ф. Иоффе:
— Товарищ Сталин, я настаиваю, чтобы руководителем советского атомного проекта стал все же Игорь Васильевич Курчатов.
— Хорошо, товарищ Иоффе, но для веса вы сначала дайте ему звание академика... Товарищ Курчатов присутствует на этом заседании?
— Да, он здесь, товарищ Сталин.
— Покажите нам его.
За дальним концом стола робко встал высокий, плотный мужчина с черной бородкой.
Внимательно вглядевшись в него, Сталин сказал:— Мы утверждаем вас, товарищ Курчатов, в качестве руководителя проекта. Можете подбирать себе научный коллектив. Не стесняйтесь, просите все, что вам нужно... В отдельной записке укажите, какие научные сведения вам хотелось бы получить из-за рубежа.
— Но разве это возможно? — Курчатов непонимающим взглядом смотрел на Сталина. — Все исследования за рубежом теперь строго засекречены. Исчезли даже публикации со страниц научных журналов...
— Это не ваша забота, товарищ Курчатов. У нас есть кому подумать об этом. — И Сталин в который раз перевел взгляд на Берию, потом снова на Курчатова: — Вы хотите что-нибудь сказать еще нам?
— Да, товарищ Сталин. Очень коротко. Единственный путь защитить нашу страну — это наверстать упущенное время и незаметно для внешнего мира создать в Советском Союзе достаточного масштаба атомное производство. А если у нас об этом раззвонят, то США так ускорят работу, что нам их будет не догнать...
Игорь Васильевич хотел еще что-то сказать, но Сталин не дал ему договорить:
— Нет, товарищ Курчатов, вы все же постарайтесь их догнать. А товарищ Молотов, который будет курировать ваш проект от имени правительства, поможет вам в этом. Окончательные сроки по завершению работы мы устанавливать пока не будем. Но нужно, товарищи, помнить: дамоклов меч уже занесен над планетой. Он угрожает всей человеческой цивилизации. Необходимо как можно скорее найти противоядие нависшей угрозе, противопоставить ей все самое лучшее и самое мощное, на что мы способны. И чем быстрее это будет сделано, тем лучше... В том числе и для вас, ученых.
Возвратившись с заседания Государственного Комитета Обороны, Л. Берия сразу же пригласил к себе начальника разведки П. Фитина:
— ...Прошу вас, Павел Михайлович, в самое ближайшее время встретиться с товарищем Курчатовым и выяснить, чем конкретно разведка может помочь ученым в ускорении исследовательских работ по урану. К вашему сведению, это указание товарища Сталина. А теперь мои указания по этой проблеме. Для обеспечения секретности исследовательских работ товарищу Курчатову необходимо подобрать опытного помощника по режиму. Статус его — уполномоченный Совета Министров СССР, по званию — не ниже полковника. Выделить одного из своих замов. Он будет вести переписку с Курчатовым, Кафтановым и Первухиным по атомной проблематике.
Таким образом, в феврале 1943 года было подписано распоряжение по Академии наук СССР о создании Лаборатории № 2, под руководством И.В. Курчатова, где и будет вестись работа по созданию нового вида оружия — атомной бомбы.
По заданию партии и правительства СССР советская разведка добывала очень ценные научно-исследовательские материалы по атомной проблематике. Среди советских разведчиков в первую очередь следует отметить полковников В.Г. Фишера (Рудольф Абель), В.Б. Барковского, Л.Р. Квасникова, А.С. Феклисова, А.А. Яцкова.
Если атомную бомбу мы создали под руководством академика И.В. Курчатова, то отцом водородной бомбы стал академик А.Д. Сахаров. Кстати, оба академика, и Курчатов и Сахаров, являются трижды Героями Социалистического Труда.
Большую помощь в создании атомной бомбы советской разведке оказали Клаус Фукс, американская супружеская пара Моррис и Леонтина Коэн, Соня, «Персей» и др.
Доктор Эмиль Юлиус Клаус Фукс (1911—1988). Сын священника Клаус Фукс со студенческих лет участвовал в социал-демократическом движении Германии, но быстро разочаровался в нем, увидев, что оно не в состоянии дать решительный отпор набиравшему силы фашизму.
Клауса Фукса всё больше увлекает программа коммунистов — построение нового мира, и он с большим желанием вступает в КПГ (Коммунистическая партия Германии).
Решив спастись от ареста и преследования нацистов, Клаус бежит в 1933 году в Англию и там полностью отдаётся своему любимому занятию — теоретической физике.
К началу Второй мировой войны Англия была одной из лидеров в ядерных исследованиях. В отличие от Иосифа Сталина, У. Черчилль интуитивно понял важность ядерных исследований и активнейшим образом стал помогать своим учёным в этой работе.
Своими успехами Великобритания и Соединенные Штаты в значительной степени были обязаны участию в ядерных разработках физиков-эмигрантов, бежавших от Гитлера. Среди эмигрировавших в Англию был и немец доктор Клаус Фукс.
В Англии К. Фукс не скрывал своих прогрессивных взглядов. Он бывал на митингах в поддержку СССР, был членом правления общества культурных связей с нашей страной, помогал борющейся Испании. Английской спецслужбе МИ-5 это хорошо было известно, и К. Фукс постоянно находился в поле её зрения.
В июле 1941 года В. Молотов и посол Великобритании в СССР Ст. Криппс договорились оказывать взаимную помощь и всяческую поддержку, в том числе и в новых военных разработках. Справедливости ради следует заметить, что англичане «забыли» проинформировать Советский Союз о важнейших разработках по созданию новейшего сверхмощного оружия — атомной бомбы.
К. Фукс решил восполнить этот пробел. К тому времени британские учёные дали своему правительству ответ на поставленные вопросы — атомная бомба может быть создана в течение ближайших лет, эффективность её будет фантастической, взрывчаткой может служить плутоний, который будет накапливаться в управляемом ядерном реакторе, или лёгкий изотоп «урана-235» — его можно добывать из природного урана разными методами разделения.
К. Фукс прекрасно понимал, какую угрозу для мира и человечества представляет монопольное владение таким оружием. Он, как и многие другие, считал, что это оружие нужно поставить под международный контроль, и уж во всяком случае секрет атомной бомбы должен быть передан союзнику — СССР, чтобы ни одна страна не имела возможности ядерного шантажа.
После долгих колебаний и раздумий осенью 1941 года Клаус Фукс обратился к знакомому эмигранту из Германии Ю. Кучински (брат советской разведчицы Сони) за советом — как он может помочь СССР?
Кучински порекомендовал ему обратиться в советское посольство в Лондоне. Клаус согласился с этим вариантом, предложенным Кучински, и вскоре посетил посольство СССР. Туда он прибыл совершенно открыто, не маскируясь, и там сообщил компетентному сотруднику, что у него имеется важная информация о новом сверхмощном оружии.
Советская сторона очень заинтересовалась информацией Фукса и предложила ему сотрудничать с нами. Фукс довольно охотно пошёл на контакт с советской внешней разведкой и проходил под псевдонимом «Чарльз».
Для связи с Чарльзом был назначен оперработник Семен Кремер и радистка Соня. Эту кличку Руфь Кучински получила от советского разведчика из Разведупра — Рихарда Зорге, когда она работала с ним в Шанхае.
В резидентуре была разработана схема связи Сони с Чарльзом. Как правило, Фукс и Соня ехали на велосипедах каждый своим путём в лес и там встречались в определенном месте. К. Фукс передавал ей из рук в руки письменную информацию. Это были или копии его собственных работ, или запечатленные его фотографической памятью сведения об атомном проекте.
Когда-то Соню звали Урсула, затем Руфь, Рут Вернер, но среди подпольщиков и разведчиков её помнят как Соню — советскую разведчицу немецкого происхождения в воинском звании полковник. Соня — немецкая еврейка, 1907 года рождения. С Р. Зорге она работала два года. Затем по решению Центра покинула Шанхай в 1934 году. Потом Чехословакия, Польша. Прошла в Москве курсы шифровальщиков, изучила азбуку Морзе и подрывное дело, и снова Китай. В 1935 году Соню переводят в Ангаию, где к тому времени жили её родители. В Оксфорде она познакомилась с Клаусом Фуксом, который уже работал с профессором Рудольфом Пейрлсом, также бежавшим от фашистов из Германии. Р. Пейрлс возглавлял тогда проект «Тьюб Элойз» по созданию А-бомбы.
Соня встречалась с Фуксом всего шесть раз в течение нескольких месяцев, до 1943 года. К тому времени от Клауса поступило документов «на книгу листов в триста».
«Однажды из любопытства, — вспоминала Соня, — я взглянула на формулы, но, будучи профаном, ничего не поняла в “иероглифах Фукса”, написанных чрезвычайно мелким почерком. Я не догадывалась о том, что документы представляют собой проект атомной бомбы, но понимала, что это очень важная информация».
Полученные от Фукса материалы Соня передавала С. Кремеру, агенту советской разведки в Лондоне во время войны. Они встречались в семи милях от Оксфорда в лесу. Вместе были всего несколько минут, и Соня срочно уезжала домой, с облегчением думая, что с этой минуты больше не несёт ответственности за секретные документы. Через 24 часа Сталин уже имел копию британского проекта А-бомбы.
В 1947 году Соне было приказано прервать разведдеятельностъ. Её разоблачил Аллан Фут, бывший член её женевской разведывательной сети. Соня вынуждена была покинуть Англию в 1950 году, вскоре после того, как К. Фукс был арестован. Она закопала свой радиоприёмник и отправилась в аэропорт Хитроу с дочерью Ниной и Питером, её младшим сыном. Через несколько часов самолёт приземлился в аэропорту Темпельхоф в Западном Берлине.
Соня поселилась в ГДР. Её дети сделали неплохую карьеру. Майкл, которому в 1990 году было уже 60 лет, работал в театре. Нина преподавала в средней школе. А Питер увлечённо занимался философией и имел уже некоторые успехи.
Сама Соня работала в различных учреждениях: сначала в прессе, потом в системе внешней торговли. В 1956 году она оставила работу и занялась литературным творчеством. Её литературным псевдонимом стал «Рут Вернер».
Соня отдала разведке двадцать лет, жила в огромном напряжении, рисковала всем, в том числе и своей жизнью. Нужны ли были эти жертвы? Соня, абсолютно преданная коммунизму, отвечала: «Да».
За заслуги перед Советским Союзом Указом Президиума Верховного Совета СССР она была награждена орденом Красного Знамени. Эту дорогую для неё награду за работу с Р. Зорге она всегда хранила как зеницу ока в своем комоде.
Спустя 50 лет, уже в возрасте 84 лет, она вновь решила поехать в Великобританию по поводу выхода в свет её автобиографии «Донесения Сони». По поводу приезда Сони в Англию дискутировали британские парламентарии. Предлагали арестовать её прямо в аэропорту, как нанесшую ущерб безопасности Англии.
Однако генеральной прокуратурой было решено: «На данном этапе следует воздержаться от возбуждения общественного интереса и не предпринимать ни в коем случае никаких акций против Сони и её мужа Бертона».
Сама Соня, узнав о возможности быть арестованной при выходе из самолёта, вынуждена была высказаться в решительной манере: «Мне плевать на то, что со мной может случиться. Мне и жить-то, может, осталось с полчаса... Мне всегда нравился британский народ и я не совершала никаких противодействий относительно Англии».
Соня — Урсула Кучински — Рут Вернер (1907—2000) умерла в Берлине летом 2000 года.
На начало 1943 года в разработке атомной бомбы впереди шла Великобритания. Но бушевавшая в то время в Европе война, развязанная фашистской Германией, нарушала весь процесс мирной жизни и могла сорвать планы англичан по созданию А-бомбы.
И уже в августе 1943 года, встретившись в Квебеке (Канада), Рузвельт и Черчилль подписали секретное соглашение о совместных работах по созданию атомного оружия. Клаус Фукс, известный своими теоретическими трудами в области атомной энергетики, был включен в группу британских учёных, которым предстояло вылететь в Лос-Аламос для совместной работы с американскими коллегами в рамках «Манхэттенского проекта» (так в США назывались работы над А-бомбой).
По решению Центра для поддержания связи с К. Фуксом был выделен агент-связник нью-йоркской резидентуры. В первых числах февраля 1944 года он установил контакт с Фуксом и стал получать от него секретную информацию о ходе работ США и Великобритании по «Манхэттенскому проекту».
Главной задачей нашей разведки было информировать советских учёных о реальных результатах ведущихся работ по созданию атомного оружия. И она была успешно решена благодаря, во многом, Клаусу Фуксу и другим источникам. В апреле 1945 года советской разведкой была получена информация о конструкции американского атомного реактора, разработанного учёным-физиком, специализировавшимся в области атомной энергии, Энрико Ферми. 25 декабря 1946 года в СССР состоялся пуск советского атомного реактора «Ф-1».
С весны 1944 по январь 1945 года К. Фукс работал непосредственно в секретном атомном центре США в Лос-Аламосе, где трудились 45 тысяч гражданских лиц и несколько тысяч военнослужащих. Здесь созданием первой атомной бомбы занимались 12 лауреатов Нобелевской премии в области физики из США и стран Европы. Но даже на их фоне К. Фукс выделялся своими знаниями, ему поручалось решение важнейших физико-математических задач.
От К. Фукса поступали сверхценные сведения не только теоретического, но и научно-практического характера. Так, в январе 1945 года он передал информацию по урановой бомбе и одновременно сообщил о начале работ в США по созданию плутониевой бомбы.
Разумеется, Клаус Фукс не был единственным источником советской внешней разведки по атомной тематике. Летом 1944 года неизвестный человек передал в советское генконсульство в Нью-Йорке запечатанный пакет. При вскрытии пакета оказалось, что в нем находятся совершенно секретные материалы по атомной проблематике. Однако установить имя визитёру резидентуре сразу почему-то не удалось. Центр, получив эти материалы, оценил их как «исключительно представляющие для нас интерес» и одновременно здорово и по делу отчитал резидента за то, что не принял мер по немедленному установлению контакта с посетителем.
Ценную документальную информацию по созданию в США атомной бомбы удалось получить молодому тогда сотруднику резидентуры Александру Феклисову. Добытые Феклисовым материалы были достойно оценены в Москве. Заместителем руководителя нью-йоркской резидентуры по линии научно-технической разведки был в ту пору Леонид Квасников.
В начале июня 1945 года состоялась очередная встреча с Клаусом Фуксом. Агент передал подробную документальную информацию по устройству А-бомбы. Клаус проинформировал также советскую разведку, что в июле 1945 года состоится испытание первой американской атомной бомбы. Эти сведения были исключительно важными и в виде спецсообщения были доложены Сталину.
6 и 9 августа 1945 года американская авиация сбросила две атомные бомбы на японские города Хиросиму и Нагасаки. В Москве поняли, что это предупреждение адресуется прежде всего Советскому Союзу, и сделали из этого выводы о необходимости ускорения работ по созданию собственного атомного оружия.
Тем временем предстояло возвращение К. Фукса в Ангаию, и на встрече ему были переданы условия связи в Лондоне с представителем резидентуры советской разведки.
До осени 1947 года советская разведка не имела связи с Фуксом. В сентябре 1947 года в Лондон в качестве заместителя резидента по научно-технической разведке прибыл Александр Феклисов, который получил задание восстановить связь с учёным-физиком.
В конце того же месяца связь с Фуксом была восстановлена. На этой встрече Клаус сообщил оперработнику, что учёные Чикагского университета Ферми и Теллер работают над созданием ещё более разрушительного оружия — водородной бомбы, и разъяснил принцип её устройства. По заданию резидентуры в дальнейшем он собрал и передал нам подробные сведения о конструкции водородной бомбы: принципиальную схему и теоретические выкладки по её созданию, которые были разработаны учеными США и Англии.
Как позже стало известно, американцы не остановились на атомных бомбардировках Хиросимы и Нагасаки. Они тут же забыли о невинно погибших в атомном аду японцах и пошли ещё дальше. Они замахнулись на своего союзника по антигитлеровской коалиции — Советский Союз.
В то время в стенах Пентагона уже зрел дьявольский план, который предусматривал нанесение атомных ударов по городам и промышленным объектам Советского Союза.
Американские ястребы, впавшие в эйфорию в связи с успешной бомбардировкой японских городов Нагасаки и Хиросима, недооценивали возможности Советского Союза в этой области. Считалось, что СССР, сильно ослабленный в результате войны, не скоро будет в состоянии повторить достижения США. Руководитель «Манхэттенского проекта» генерал Гровс докладывал специальной комиссии американского Конгресса: «Для того, чтобы нас догнать, Советам потребуется в лучшем случае 15 лет».
Более оптимистично оценивал возможности СССР непосредственный создатель атомной бомбы Р. Оппенгеймер. В ответ на вопрос о том, сможет ли Советский Союз создать это оружие, ответил: «Они преодолеют отставание через четыре года». Он оказался прав: в 1947 году Советский Союз на весь мир объявил, что отныне для него не существует секретов в ядерной сфере, а в 1949 году была испытана первая советская атомная бомба.
Сталин постоянно интересовался ходом работ по созданию атомной бомбы. Летом 1949 года он вызвал к себе И.В. Курчатова для доклада. Игорь Васильевич положил перед Сталиным отчёт о ходе работ. Сталин не стал его читать, а лишь раздраженно заметил:
— Мне не бумажки нужны! Мне бомба нужна.
Берия, со своей стороны, торопил учёных, оказывая на них давление. Это привело к конфликту между ним и Курчатовым, который пожаловался Сталину на всесильного министра. Сталин приказал Берии не трогать учёных и предоставить им полную свободу в работе. Берия вынужден был подчиниться против своей воли. И вот настало 29 августа. На эту дату было назначено испытание первой советской атомной бомбы. На Семипалатинском полигоне никто не спал в эту ночь. Сам Лаврентий Берия метался между объектами, лично наблюдая за сборкой первого отечественного атомного устройства.
Утром Берия лично проводил «изделие» до лифта, который должен был поднять его на стальную вышку. По ходу он раздраженно сказал Курчатову, руководившему этими работами:
— Ни черта у вас не выйдет!
— Как не выйдет? — удивился учёный. — Обязательно выйдет.
Все присутствовавшие на полигоне зашли в укрытие. Начался отсчёт времени. Ровно в 7 часов утра раздался взрыв. Небо над полигоном осветила яркая вспышка, затмившая солнце. Стальная 70-метровая вышка через секунду испарилась. По полигону прокатился оглушительный гром. Курчатов выскочил из укрытия наружу с криком: «Она, она!» Его вернули обратно в укрытие.
Берия, не веривший в успех эксперимента, расцеловал И. Курчатова и Ю. Харитона, руководивших работами по сборке бомбы.
— Было бы большим несчастьем, если бы ничего не вышло, — сказал Лаврентий и побежал докладывать Сталину.
Сталин ещё спал.
— Это очень важно, — сказал Берия в трубку помощнику Сталина генералу Поскрёбышеву. — Буди его немедленно!
Полусонный Сталин, лёгший спать по обыкновений очень поздно, наконец взял трубку:
— Что тебе нужно?
— Товарищ Сталин, важная новость, всё успешно, взрыв такой же, как и у американцев! — прокричал в телефонную трубку Берия.
— Я всё уже знаю, — ответил генсек и повесил трубку.
Берия был взбешен: кто осмелился раньше его доложить Сталину об испытании? Первоначально его подозрения пали на советских учёных, однако вскоре они отпали.
В начале сентября 1949 года американцы получили от своей военной разведки фотоснимки верхних слоёв атмосферы над территорией Советского Союза. На фотографиях отчётливо просматривался грибовидный след от атомного взрыва. На основании анализа проб воздуха в атмосфере комиссия доложила президенту Трумэну, что в Советском Союзе произвели взрыв плутониевой бомбы. В США это вызвало состояние шока. «Невероятно, но Россия ликвидировала отставание, вызванное годами войны»; «Советская атомная бомба положила конец американской ядерной монополии»; «Рушится одна из главных подпорок “холодной войны”; «Большевики украли бомбу!» — такими заголовками запестрели западные газеты.
Американская администрация была потрясена тем, что их страна неожиданно утратила военное превосходство и потеряла монополию на атомное оружие, которая, по заверениям Трумэна, должна была продержаться по крайней мере 10—15 лет.
Президент США в обращении к американскому народу старался дать понять, что в России произошла авария с ядерным устройством, причём он ни разу даже не употребил слово «бомба».
А в это время в Кремле торжествовал Сталин: обрадованный успешным испытанием изделия, он затребовал у возвратившегося с полигона Берии список учёных, особо отличившихся при создании атомной бомбы.
— Список, товарищ Сталин, давно уже готов.
— А почему давно?
— Этот список я составил заранее, так, на всякий случай...
— Это как понимать? — прервал его вождь.
— Очень просто. Если бы бомба не взорвалась, то мы строго спросили бы с каждого, кто попал в этот список. Вплоть до расстрела...
— А кто же тогда должен был делать вторую бомбу?
— Для этого была подобрана вторая, запасная команда учёных.
— Значит, получается так: или грудь в крестах, или голова в кустах.
— Значит, так, товарищ Сталин. В ход вступала двойная бухгалтерия: или расстрел, или звание Героя...
— Ну а ты, Лаврентий, в том списке тоже есть? — спросил вождь.
— Да, есть.
— Под каким номером ты там идешь?
Берия насторожился, совершенно не понимая, зачем он это спрашивает.
— Под первым, товарищ Сталин. Как положено, по алфавиту...
— А ты понимаешь, что писал академик Капица? У товарища Берии, сказал он, основная слабость в том, что дирижер должен не только махать палочкой, но и понимать партитуру. А с этим у тебя слабо, подчеркнул он... И ещё он заметил, что учёные в этом деле ведущая, а не подсобная сила. Ты, Лаврентий, напрасно не поставил в тот список впереди себя таких учёных, как академики Алиханов и Арцимович... И далее по алфавиту... Ну, хорошо, Лаврентий, мы разберёмся, кого как наградить. Привези мне завтра этот список...
Сталин и Берия келейно решили тогда присвоить звание Героя Социалистического Труда Курчатову, Харитону, Завенягину, Зельдовичу, Ванникову, Щепкину, Флёрову, Духову. Им же по указу вождя были выданы крупные суммы денег и бесплатные автомобили «ЗИС-110», или «Победа», а также предоставлялось право на обучение своих детей в любом ВУЗе страны и разрешалось для всех членов семьи пожизненно пользоваться правом бесплатного проезда по всей стране на всех видах транспорта.
О разведчиках на какое-то время забыли. Лишь через несколько дней после сказочно высокого поощрения основных разработчиков атомного проекта заместитель председателя Совмина СССР Авраамий Завенягин пригласил в Кремль одного из руководителей научно-технической разведки Леонида Квасникова для встречи с академиком И.В. Курчатовым.
В процессе беседы Игорь Васильевич, обращаясь к Завенягину, обронил с пафосом:
— Если быть объективным, Авраамий Павлович, мы должны сказать огромное спасибо разведке. Вклад её в создание первой советской атомной бомбы составляет шестьдесят процентов, остальные сорок — наши...
Завенягин, подмигнув Квасникову, с улыбкой на лице заметил:
— А по-моему, ты, Игорь Васильевич, преувеличиваешь её заслуги. Слишком ты ей даёшь. Пятьдесят на пятьдесят — так будет справедливее.
— Согласен, пусть будет фифти-фифти. Но это не обидит вашу разведку, Леонид Романович?
— О чём вы говорите, Игорь Васильевич?! — воскликнул Квасников, обрадованный высокой оценкой Курчатова. — Мы считаем, что атомное оружие создано общими усилиями учёных, специалистов, производственников и в какой-то мере нас, разведчиков. Но мы, согласитесь, не вели расчётов, не занимались экспериментами, не стояли у станков. Мы в меру своих знаний и понимания важности для Родины обладать как можно скорее ядерным оружием добивались, не жалея себя, выполнения тех заданий, которые вы определяли разведке. Мы делали своё обычное дело и очень довольны тем, что наша информация попадала на благодатную почву, всегда получала высокую оценку и почти вся шла в дело. Вот и сейчас вы ещё раз подтвердили своё отношение к нашим разведывательным данным. Большое вам спасибо за это. Нам очень дорого сознание честно и бескорыстно исполненного долга перед Родиной... Скажите, Игорь Васильевич, я могу сообщить своему руководству об этом самом «фифти-фифти»?
Завенягин и Курчатов с улыбкой переглянулись.
— Да ради Бога! Так и передайте: разведка оказала нам неоценимую помощь в создании советского атомного оружия. А потом я обязательно напишу в Комитет информации письмо с выражением благодарности. Кстати, передайте также слова особой благодарности тем иностранным источникам, которые, рискуя своей жизнью и научной карьерой, передавали для нас весьма ценные сведения. Их объективная, выверенная информация помогала нам сократить сроки изготовления атомной бомбы, сэкономить сотни миллионов рублей. — И, обращаясь уже к Завенягину, Курчатов спросил: — Авраамий Павлович, а нельзя ли как-то отметить правительственными наградами сотрудников разведки?
— Ты опоздал, Игорь Васильевич, со своим предложением. Вот посмотри, что мы направляем сегодня на утверждение товарищу Сталину.
Завенягин протянул ему наградные представления, отпечатанные на мелованной бумаге с гербом СССР.
Курчатов, взяв из рук зампреда документы, начал внимательно просматривать: среди большой группы учёных и специалистов, представленных к орденам Ленина и Трудового Красного Знамени, он встретил лишь пять незнакомых фамилий и понял, что это были сотрудники внешней разведки МТБ. Фамилии Квасникова в списке не значилось. Курчатов взглянув на Завенягина, с удивлением произнёс:
— Здесь представлено к наградам пять чекистов. Но почему именно пять, а не шесть или семь? И почему в списках нет уважаемого Леонида Романовича?
— Нам пришла, как обычно, разнарядка из ЦК, которая лимитировала количество наград... В том числе и для сотрудников МТБ... Фамилии этих пяти разведчиков нам дало само МТБ.
Курчатов недоумённо пожал плечами:
— Странно, очень странно... Возможно, тут произошла какая-то ошибка... Или же просто забыли об этом человеке... Леонид Романович, я сам тому свидетель, сделал много полезного и в добывании, и в реализации «атомной» информации. Что надо сделать, Авраамий Павлович, чтобы исправить несправедливость?
Завенягин развёл руками:
— Ничего не поделаешь: лимит на награды исчерпан. Поезд ушёл...
— Нет, не ушёл! — воскликнул Курчатов. — Пока списки лиц, представленных к наградам, лежат у вас на столе, есть возможность успеть подпечатать еще одну фамилию... Вы придержите эти документы на одна сутки, не отправляйте их в канцелярию Сталина. А я сегодня же свяжусь с Абакумовым и Берией и попытаюсь убедить их в необходимости представления к награждению товарища Квасникова...
— А может, не надо, Игорь Васильевич?.. -— смутился Квасников.— Тем более если придётся решать этот вопрос и с Лаврентием Павловичем.
— Нет, Леонид Романович, без согласования с Берией и его визы на документе нам никак не обойтись, — вставил Завенягин.
— Тогда это пустой номер. Берия одно время грозился спустить меня в подвалы Лубянки...
— Но сейчас другое время, и он стал уже другим, — заметил Курчатов. — Как-никак, теперь он Маршал Советского Союза. Так что не всё ещё потеряно, я попробую его переубедить...
После успешного испытания советской атомной бомбы авторитет академика Курчатова поднялся на небывалую высоту, и поэтому ему удалось доказать Берии, что Квасников заслуживает не меньшей, а может быть, даже и большей награды, чем те пять разведчиков, которые были внесены в длиннющий список представленных к награждению лиц. Нашлось в нем место и Леониду Романовичу: за вклад, который Квасников внес в дело создания атомной бомбы, он был удостоен ордена Ленина. Семён Семёнов (Твен), Анатолий Горский (Вадим), Александр Феклисов (Калистрат), Владимир Барковский (Джерри) и Анатолий Яцков (Яковлев) были награждены орденами Трудового Красного Знамени.
Лишь 25 сентября 1949 года, спустя почти месяц после взрыва, Москва сама объявила всему миру, что Советский Союз тоже имеет свою атомную бомбу.
Создание Советским Союзом ядерного оружия настолько ошеломило правительство США и Англии, что Трумэн и Эттли срочно созвали секретные заседания своих кабинетов, чтобы рассмотреть военно-политические аспекты этого события. Год назад дирекйтор ЦРУ адмирал Р. Хилленкоттер утверждал, что русские создадут свою первую А-бомбу не ранее середины 1953 года. Не избежал ошибки и корифей американской разведки Аллен Даллес, заверявший, что ЦРУ будет знать, когда в России появится своя атомная бомба. За то, что ЦРУ ничего не знало о разработке и производстве в СССР нового оружия, Хилленнотгер был лишен своего поста. Должность директора ЦРУ занял генерал Уолтер Беделл-Смит.
Но критиков американской разведки замена руководства ЦРУ не устраивала. Они требовали укрепления спецслужб, которые могли бы более эффективно выявлять «атомных шпионов».
После бомбёжки японских городов Хиросимы и Нагасаки американские учёные, принимавшие участие в создании А-бомбы в США, поняли, что в руках американской администрации оно представляет угрозу для всего миролюбивого человечества.
Немецкий учёный Альберт Эйнштейн, работавший в Лос-Аламосе, говорил после войны: «Если бы я знал, что нацистам так и не удастся создать атомную бомбу, то я бы и пальцем не пошевелил». Группа американских ученых во главе с Р. Оппенгеймером обратилась с письмом к президенту и предлагала поставить атомное оружие под международный контроль, однако тщетно: Г. Трумэн и слышать об этом не хотел.
Во исполнение Директивы № 1496/2 в США началась интенсивная работа по прогнозированию применения ядерного оружия против СССР. По мере накопления ядерных зарядов и их носителей в США увеличивалось и число мирных целей в СССР, которые, по замыслу американских ястребов, должны были стать объектами бомбардировок.
В 1945 году был разработан план атомной войны против СССР, получивший название «Тоталин», т.е. тотальное уничтожение Советского Союза. Планом предусматривалось нанести атомные удары по 17 советским городам, включая Москву, Ленинград, Горький, Куйбышев, Саратов, Свердловск, Омск, Новосибирск. При этом американские стратеги исходили из того, что СССР не сможет нанести против США ответный удар из-за отсутствия у него атомного оружия.
В 1946 году США располагали уже 35 ядерными боеприпасами, поэтому был разработан новый план, получивший название «Пинчер» («Клещи»).
Увеличилось число советских городов, которые должны были превратиться в радиоактивные развалины.
В 1947 году появляется на свет новый план военного нападения на нашу страну, окрещенный его авторами именем «Бройлер». В 1948 году его сменил план «Дропшот», а в следующем году — «Сиззл». Этим планам превентивной войны против СССР американцы специально давали бессмысленные названия, чтобы сбить с толку советскую разведку. Напрасно.
В 1948 году Сталину было доложено, что план «Дропшот» предусматривает использование американцами в войне против СССР 300 атомных и 29 тысяч тонн обычных бомб с тем, чтобы уничтожить 85% промышленного потенциала нашей страны и погубить примерно 10 миллионов человек. Идея «абсолютной мощи», способной принести Вашингтону безоговорочную победу над СССР, прочно овладела умами американских правителей. Их дипломатия в послевоенный период стала отныне опираться исключительно на военную силу. Всякие моральные соображения были выброшены на свалку. Американцы, опираясь на свою ядерную мощь, ведут жестокую полемику с советской стороной, как в стенах ООН, так и на Парижской мирной конференции и в рамках Совета министров иностранных дел по Германии, однако Сталин не поддаётся их шантажу и угрозам.
В марте 1947 года США провозглашают новую внешнеполитическую доктрину, получившую название «доктрина Трумэна». Суть её сводилась к тому, что Греция и Турция могут стать объектами «коммунистической экспансии», поэтому Запад должен оказать им всестороннюю помощь и подвергнуть СССР ядерному устрашению. Она окончательно положила конец политике изоляционизма США, которую Вашингтон проводил в довоенный период. Отныне сферой жизненных интересов США объявлялась вся планета, а не только Американский континент, как это было провозглашено в «доктрине Монро» ещё в 1837 году.
Ответом СССР на гегемонистские планы Вашингтона было создание собственного ядерного оружия в 1949 году. На следующий день после взрыва первой советской атомной бомбы американский самолёт, совершавший разведывательный полёт по периметру советских границ, зафиксировал содержание атомов урана в атмосфере. Мнение американских экспертов было единодушным: в СССР получили своё атомное оружие и монополии США в этой области пришёл конец. Коща эта новость была доложена президенту Трумэну, он долго не мог поверить: рушились его мечты, связанные с завоеванием мирового господства. Ошеломленный президент реагировал на это сообщение вопросом: «Что же нам делать?» Первым делом он отправил в отставку тогдашнего директора ЦРУ адмирала Р. Хилленкоттера, который вводил его в заблуждение, утверждая, что атомная бомба появится в СССР не ранее 1955 года.
Американские руководители долго таили в секрете от собственного народа неприятное для них известие. Примерно через месяц Белый дом инспирировал вопрос американских журналистов о том, может ли СССР создать в скором будущем атомное оружие. Был дан официальный ответ, что это в принципе возможно. А через некоторое время американская администрация инспирировала утечку в печать сведений о том, что недавно в СССР была испытана собственная атомная бомба. «Холодная война» была в разгаре, и эта новость произвела на американскую общественность ошеломляющее впечатление.
Г. Трумэн отдал распоряжение директору ФБР Э. Гуверу начать расследование в связи с утечкой атомных секретов из США в СССР. В 1950 году Гувер доложил президенту Трумэну, что лицом, передавшим СССР атомные секреты США, был английский учёный Клаус Фукс, принимавший участие в работе над «Манхэттенским проектом». В 1950 году К. Фукс, уже возвратившийся в Англию, был арестован британской контрразведкой.
К счастью, другие источники советской разведки в США, снабжавшие её атомными секретами, не пострадали.
В связи с появлением в СССР собственного ядерного оружия США в 1950 году вносят уточнения в план военного нападения «Дропшот» («Моментальный удар»). Главная цель этого плана заключалась в ликвидации Советского Союза как государства. Отныне война против СССР должна вестись в четыре этапа.
Первый этап включал бомбардировку 200 советских городов с использованием 300 атомных бомб.
Второй этап — развертывание войск США и их союзников силами до 160 дивизий для наступления против стран Восточной Европы.
Третий этап — ведение боевых действий на территории СССР.
Четвёртый этап — завершение военных действий, оккупация СССР и его ликвидация как государства.
План «Дропшот» не был загадкой для Советского государства: разведка сумела получить его копию и доложить этот документ Сталину. Советской разведкой были также получены достоверные сведения о дне «А», на который планировалось американское нападение. Это позволило советскому военному руководству разработать адекватные ответные меры. Как известно, ядерное нападение на СССР в 1950 году, да и в последующие годы, не состоялось.
Помимо наращивания Советским Союзом ядерного потенциала в первые годы «холодной войны» сдерживающими факторами для американских ястребов были следующие обстоятельства.
После войны СССР располагал в Европе самой мощной группировкой вооруженных сил, не имевшей себе равных по численности, оснащенности, боевому опыту и эффективности управления. В случае начала боевых действий эта группировка, втрое превосходившая по боевому составу группировку стран НАТО, включая американскую, мота быстро сломить ее сопротивление и через две недели выйти к Ла-Маншу и Средиземному морю. Это могло закрыть доступ США и Англии к нефтяным ресурсам Ближнего и Среднего Востока, без чего продолжать боевые действия они были бы не в состоянии.
Кроме того, американские аналитики отмечали, что в результате победоносно завершившейся войны в СССР сложилось морально-политическое единство советского народа. Он полностью доверяет руководству страны, которое в случае войны сможет быстро мобилизовать общество на организацию отпора любому агрессору.
В США и Европе такого единства среди населения не отмечалось. Там все ещё были сильны симпатии «человека с улицы» к советским солдатам, спасшим человечество от «коричневой чумы». Кроме того, в ряде стран Западной Европы, в частности во Франции и Италии, коммунисты входили в состав правительств. Сильные левые настроения в Европе нельзя было сбрасывать со счетов. Вашингтон понимал, что развязывание Западом новой мировой войны против Советского Союза вызвало бы серьёзное сопротивление со стороны населения этих стран.
Антисоветская истерия в США в годы «холодной войны» была настолько сильна, что в 1952 году американский министр обороны Дж. Форрестол с криком: «Русские идут!» выбросился из окна рабочего кабинета.
В состоянии белой горячки ему померещилось, что на улицы Вашингтона ворвались танки Советской армии.
К счастью, «холодная война» не сменилась ядерной. Путь к разрядке международной обстановки был долгим и непростым, и если наша страна и весь мир были избавлены от ядерной катастрофы, то в этом была и заслуга советской разведки, своевременно снабжавшей советское руководство упреждающей информацией об истинных планах и намерениях США.
А теперь вернемся снова к Клаусу Фуксу. В июле 1946 года английское правительство решило создать собственную атомную бомбу, так как американцы не спешили делиться своими секретами, и попросило вернуть из США своих специалистов-атомщиков.
Итак, в 1946 году К. Фукс снова оказался в Англии. Весьма важными были его сведения о том, что за несколько месяцев до окончания Второй мировой войны британский премьер К. Эттли принял решение о создании собственного атомного оружия. Англия считала, что если она откажется от производства собственного ядерного оружия, то полностью попадёт в зависимость от США. Летом 1946 года по указанию премьера был создан сверхсекретный комитет «ГЕН-75» по планированию и строительству объектов по производству атомных бомб. На реализацию программы выделялось сто миллионов фунтов стерлингов.
Сам К. Фукс был назначен руководителем отдела теоретической физики в атомном центре в Харуэлле и по-прежнему пользовался полным доверием властей Великобритании.
Однако тучи над Фуксом постепенно сгущались. В сентябре 1949 года Агентству национальной безопасности США удалось расшифровать ряд телеграмм нью-йоркской резидентуры, в которых имелись сведения о нем как об агенте советской разведки.
Американские спецслужбы информировали об этом британскую контрразведку МИ-5, которая начала допросы учёного-физика. После чистосердечного признания К. Фукс был арестован 3 февраля 1950 года.
Британские власти предъявили ему обвинение в «передаче врагу» информации по атомной проблематике.
Американские власти просили правительство Великобритании о выдаче им К. Фукса для предания его суду. Но английские власти отказались выдать учёного Соединенным Штатам, где ему, безусловно, грозил электрический стул.
1 марта 1950 года в Лондоне, в центральном уголовном суде Олд Бейли начался судебный процесс над Клаусом Фуксом, «самым опасным шпионом века», как его окрестила местная пресса. Он признал свою вину и был приговорен к 14 годам тюремного заключения.
После суда над советским разведчиком комиссия конгресса США по атомной энергии поручила директору ФБР Э. Гуверу представить ей материалы признаний К. Фукса. После их тщательного анализа комиссия пришла к выводу о том, что Фукс передал Советскому Союзу не только результаты научно-исследовательских работ, но и подробные данные о результатах испытаний американцами ураново-плутониевых бомб в районе атолла Эниветок. По оценке американских учёных, информация К. Фукса позволила Советскому Союзу значительно сократить срок создания собственного атомного оружия и опередить США в создании водородной бомбы. Кстати, американские конгрессмены тогда ещё не знали, что помимо Клауса Фукса сведениями по атомной тематике советскую разведку снабжали и другие источники, многие из которых к тому времени оставались нераскрытыми.
Клаус Фукс вышел из английской тюрьмы на свободу в июне 1959 года, через девять с половиной лет после приговора («за примерное поведение»). Он отказался от весьма престижных предложений заниматься научной работой на Западе и уехал в ГДР к своему отцу. Здесь его ждали. В сорок восемь лет учёный начал жизнь с чистого листа. Клаус сразу получил гражданство ГДР, женился, работал заместителем директора Института ядерной физики, читал во многих ВУЗах лекции по физике, философии и другим наукам. В дальнейшем К. Фукс стал членом Академии наук и членом ЦК Социалистической единой партии Германии, лауреатом Государственной премии первой степени и кавалером ордена Карла Маркса. Указом Президиума Верховного Совета СССР К. Фукс был награжден орденом Дружбы народов. В целом жизнь у него в ГДР сложилась удачно. По его словам, с 1933 года он впервые начал жить настоящей жизнью. Вместе с женой Фукс жил в городе Дрездене.
Спустя некоторое время Клаус Фукс решил посетить СССР и впервые прибыл в Москву в 1960 году. Москва ему очень понравилась, и он затем много раз приезжал в Советский Союз.
Между тем здоровье К. Фукса постепенно ухудшалось. Потом он долго и тяжело болел и скончался от рака лёгкого в 1988 году в возрасте 77 лет.
17 июля 1950 года в США был арестован Джулиус Розенберг по обвинению в том, что он в 1944 году завербовал Дэвида Гринпласа в качестве агента советской разведки.
Через три недели была арестована жена Джулиуса — Этель Розенберг по обвинению в шпионской деятельности и пособничестве своему мужу, Грингласу и Голду. 12 августа 1950 года в Мехико из собственной квартиры был похищен, доставлен в США и арестован сотрудниками ФБР бывший одноклассник Джулиуса Розенберга — Мортон Собел. Ему также вменялась в вину шпионская деятельность.
9 декабря 1950 года Гарри Голда приговорили к 30 годам тюремного заключения. После длительного следствия в марте 1951 года супруги Розенберга и Мортон Собел предстали перед судом. Слушание дела продолжалось всего две недели.
Решение присяжных — «виновны». 5 апреля судья Ирвинг Кауфман зачитал приговор: Собел — 30 лет тюремного заключения, Джулиус и Этель Розенберга — смертная казнь. Приведение приговора в исполнение, назначенное на 21 мая, автоматически откладывалось после надлежащего обжалования в апелляционном суде.
6 апреля Дэвид Гринглас, оговоривший Розенбергов, был приговорен к 15 годам тюремного заключения.
В связи с процессом «атомных шпионов» не раз высказывались предположения, что дело Розенбергов, сознайся они в преступлениях, которые им приписывали, могло разрастись до гигантских размеров, вовлекая в расследование всё новых и новых лиц. Цель — скомпрометировать компартию, задушить любые проявления инакомыслия, избавиться от «неблагонадежных» в государственных учреждениях, создать в стране, если потребуется, сеть концлагерей. Руководители ФБР, в частности, имели свою задачу: доказать тесную связь между воображаемой внутренней коммунистической угрозой и внешним врагом — СССР.
11 апреля 1951 года Этель перевели в камеру смертников знаменитой тюрьмы Синг-Синг: в женском крыле она была одна-единственная. 16 мая Джулиуса также переводят в Синг-Синг.
Летом 1951 года в газетах стали появляться материалы, авторы которых ставили под сомнение виновность «атомных шпионов». В ноябре был создан Национальный комитет за справедливое решение дела Розенбергов. В феврале 1952 года апелляционный суд подтвердил решение первой инстанции.
С момента окончания суда над Розенбергами прошло полтора года. 13 октября 1952 года Верховный суд восемью голосами против одного отклонил поданное прошение, в пересмотре дела отказывалось. Судья Кауфман на основании этого решения назначил новую дату приведения приговора в исполнение — один из дней недели, начинающейся 12 января 1953 года.
11 февраля 1953 года президент Эйзенхауэр отказывается удовлетворить прошение о помиловании. Назначается новая дата казни — один из дней недели после 9 марта. 29 мая судья Кауфман принял решение о приведении приговора в исполнение в течение недели, начинающейся 15 июня. Затем Кауфман уточняет день казни — 18 июня.
15 июня Верховный суд беспрецедентным большинством в один голос (пять против четырёх) отказывает в отсрочке приведения приговора в исполнение. Всего один голос...
18 июня продолжение и бурное обсуждение вопроса на специальном заседании Верховного суда осталось незавершённым, лишь на следующий день 6-ю голосами против 3-х суд отменил решение Дугласа о переносе срока казни. В то же время пришло новое сообщение: президент Эйзенхауэр отказал в помиловании и на этот раз. В тюрьме Синг-Синг всё было готово... на завтра, в 8 часов вечера. В 7.30 вечера поступило сообщение, что Эйзенхауэр с очередным прошением о помиловании ознакомился, но прежнего своего мнения не изменил. Этель и Джулиус Розенберга были казнены на электрическом стуле 19 июня 1953 года. Их детей Майкла и Роберта усыновили друзья Розенбергов Энн и Абель Миерополь.
Ещё раз вернусь к славным советским разведчикам-атомщикам Л.Р. Квасникову, А.С. Феклисову, А.А. Яцкову, В.Б. Барковскому. Анатолия Антоновича Яцкова и Владимира Борисовича Барковского я довольно хорошо знал по совместной работе. А Владимир Борисович к тому же мой земляк. Он, как и я, уроженец г. Белгорода. Часто мы с ним общались приватно. Помню, в последнее время он говорил мне, что в Белгород он уже не ездит, так как у него там никого из родственников не осталось. К сожалению, З.Б. Барковского уже нет с нами. В 2003 году на 90-м году жизни он скончался.
Страна должна знать своих героев. И спустя почти полвека шесть сотрудников внешней разведки были удостоены звания Героя Российской Федерации за их вклад в обеспечение безопасности нашей страны.
За выдающийся вклад в обеспечение безопасности Советского Союза Указом президента России от 15 июня 1996 года звание Героя Российской Федерации было присвоено:
1. Варковскому Владимиру Борисовичу.
2. Квасникову Леониду Романовичу (посмертно).
3. Феклисову Александру Семёновичу.
4. Яцкову Анатолию Антоновичу (посмертно).
5. Коэн Леонтине (посмертно).
Моррису Коэн (супругу Леонтины) звание Героя РФ было присвоено в 1995 году.
Несколько слов необходимо сказать о Моррисе и Леонтине Коэн. Моррис был главным связником между им же завербованными агентами-американцами и советской нелегальной разведкой. А его жена Лона, чудом избежав провала, доставила похищенные из атомной лаборатории Лос-Аламоса чертежи атомной бомбы в Нью-Йорк. Работой Морриса и Леонтины руководил через своих связных легендарный разведчик — нелегал Марк (Рудольф Абель).
Городок Лос-Аламос был засекречен не хуже нашего Арзамаса-16.
Тем не менее они поддерживали связь с учёными, работавшими в лаборатории Лос-Аламоса по созданию атомной бомбы.
...Лос-Аламос являлся закрытым городком со строжайшим режимом секретности. Проживали там только научные работники да больные, лечившие лёгкие. И ещё те, кто непосредственно создавал атомную бомбу. Сотрудникам ядерного центра разрешалось покидать городок лишь раз в месяц, в одно из воскресений. Как в таких условиях получить материалы, подготовленные источником для передачи в Москву? Решить эту сложнейшую задачу было поручено Леонтине Коэн.
Она выехала на курорт Альбукерк, расположенный недалеко от Лос-Аламоса. Для обеспечения личной безопасности запаслась свидетельством нью-йоркского врача, удостоверяющим необходимость прохождения курса лечения лёгких в этой курортной зоне. Поселилась на окраине городка, сняла комнату и начала готовиться к операции.
Встреча с источником информации была назначена на воскресенье у храма в центре Альбукерка. И здесь Лоне пришлось поволноваться: источник пришёл только на четвёртое воскресенье. Целый месяц ожидания и нахождения вблизи засекреченного объекта! А произошла банальная история — источник перепутал дату встречи. Наконец встреча состоялась. Обмен паролем, получение ценнейших секретных документов, и можно трогаться в обратный путь. Однако судьба приготовила для Лоны ещё одно непредсказуемое испытание.
На вокзале в Альбукерке, уже при посадке в поезд, сотрудники ФБР неожиданно организовали тщательную проверку пассажиров и их багажа. Но Лона не растерялась. Сымитировав насморк, она достала коробку с бумажными салфетками, в которой были спрятаны полученные от источника документы, и вытащила из неё салфетку. Когда её вещи начали смотреть, сунула эту коробку в руки одному из проверяющих.
А сама начала рыться в сумочке в поисках билета. Билет «нашёлся», когда поезд готов был уже тронуться. Лону в спешке подсадили в вагон, и проверяющий машинально на ходу возвратил ей «забытую» коробку без проверки. Через некоторое время ценнейшие материалы были уже соответствующим образом доставлены в Москву.
Совсем недавно из рассекреченных документов стало известно, что ценнейшие чертежи атомной бомбы из Лос-Аламоса Леонтине передал «Персей». В своё время сам Моррис Коэн и сотрудник советской разведки полковник В.Б. Барковский утверждали, что никто и никогда не узнает, кто же скрывался под кличкой «Персей». Считается, что «Персей» сообщил важнейшие данные о запуске цепной реакции в атомной бомбе. Он же якобы раскрыл для нас секрет обогащения урана. Ну и, наконец, от него была получена информация о точной дате первого испытания в США атомной бомбы.
В 1996 году в американской прессе было опубликовано сообщение о том, что наряду с раскрытыми русскими шпионами жив ещё один из самых главных участников, от которого поступала ценнейшая информация по «Манхэттенскому проекту», — доктор Теодор (Тэд) Эдвин Холл по кличке «Персей».
Теодор — американец, биофизик, муж преподавательницы итальянского и русского языков по имени Джоан и отец троих детей. Жил в Англии недалеко от Кембриджа, преподавал биофизику до выхода на пенсию. В 1996 году «Персею» исполнилось 70 лет.
Тэд был талантливым студентом. Он разделял мысли о свободе, о всеобщем равенстве и ненависти к фашизму. Как полагают в США, с агентом НКВД американским журналистом С. Курнаковым он познакомился по собственной инициативе. Журналист, получив добро из Москвы на вербовку молодого учёного из Лос-Аламоса, передал его Джулиусу Розенбергу (Джулиус был казнен на электрическом стуле). В свою очередь, Джулиус свёл «Персея» с Моррисом Коэном.
Первую встречу с «Персеем» провёл «Сэв-Стар». Он благополучно доставил из Альбукерка в Нью-Йорк двухстраничный, исписанный мельчайшим почерком Тэда отчёт о критической массе, полученной в лаборатории Лос-Аламоса. Ну а на вторую встречу с «Персеем» выходила уже жена Морриса — Лона, Леонтина Коэн.
В 1950 году по косвенным признакам американцы вышли на «Персея». Через год агенты ФБР допрашивали его по подозрению в шпионаже. «Персей» на допросе держался уверенно. Сержа Курнакова, чью фотографию ему тыкали под нос сотрудники ФБР, опознать отказался дважды.
Супруги Розенберги, как и «Персей», всё отрицали, однако улик против них было больше, чем против учёного. На электрический стул усадили их, второстепенных лиц, а один из главных героев этого шпионского дела века отделался относительно легко. ФБР крепко взяло его просто под надзор.
К тому времени контакты советской разведки с агентом в США были временно прекращены. Когда в 1949 году стало ясно, что у русских появилась своя атомная бомба (СССР испытал свою первую атомную бомбу 29 августа 1949 года), «Персей» посчитал, что его миссия исчерпана. В результате можно сделать вывод, что переданные «Персеем» сведения по атомной проблеме позволили Советскому Союзу сразу перейти к созданию бомбы на заводах, перескочив через мучительно долго проходившую американцами стадию экспериментального производства. Вот что успел сделать для нас юный Тэд Холл, призванный к концу войны в армию США и дослужившийся до звания сержанта.
А с 1962 года у него началась новая жизнь. Вместе с семьёй и тремя детишками Тэд Холл, сохранивший американское гражданство, переезжает в Англию. В одной из лабораторий Кембриджа ему удаётся сделать несколько выдающихся открытий в области биофизики.
Мирную жизнь Тэда Холла всё же нарушили досужие журналисты. Посыпались просьбы и интервью. А он болел (рак желудка и болезнь Паркинсона), отказался. Соглашался на встречи лишь при условии, что его не будут расспрашивать о годах его работы в сверхсекретной лаборатории в Лос-Аламосе. Он долгое время так ничего и не говорил журналистам. Хотя из некоторых фраз кой-какой вывод всё же напрашивался. Он ненавидел ядерную гонку вооружений и осуждал не только президента Трумэна, но и Рейгана, пытавшегося, по словам Тэда Холла, загнать русских в угол своей программой «звездных войн». По своим убеждениям Тэд Холл с женой были членами движения за ядерное разоружение.
В 50-е годы ФБР допрашивало Холла по подозрению в шпионаже, но против него не было принято никаких мер. Однако опубликованные советские и американские документы, с которыми ознакомились сотрудники газеты «Вашингтон пост», дают основание предполагать, что он был одним из информаторов русских, упоминавшихся в телеграммах КГБ под псевдонимом «Млад».
В статье газеты «Вашингтон пост» Майкл Доббс, беседовавший перед этим с несколькими бывшими сотрудниками американской и советской разведок, заявил, что секрет американской А-бомбы был передан русским двумя разными агентами, работавшими в атомной лаборатории в Лос-Аламосе. Один из них, бежавший из нацистской Германии Клаус Фукс, который входил в состав группы Великобритании в проекте «Манхэттен», был осуждён в Англии за шпионаж и приговорён к 14 годам тюремного заключения.
Другой агент, работавший под псевдонимом «Млад», так и не был раскрыт. Хотя несколько лет назад, сообщил Доббс, правительству США стало известно его имя, но оно не приняло никаких мер. Рассекреченные материалы свидетельствуют, что одним из «вероятных кандидатов» является доктор Теодор Элвин Холл, говорилось в статье Майкла Доббса.
Доктор Холл не опроверг и не подтвердил этих обвинений. В его заявлении, переданном через доверенное лицо в редакцию газеты «Вашингтон пост», подчёркивалось, что он прочёл статью в газете, и «помимо замечания, что она содержит многочисленные неточности, он отказывается как-либо её комментировать или что-то сообщить о том времени, коща работал в числе сотрудников проекта “Манхэттен” в атомной лаборатории в Лос-Аламосе... Его здоровью мото бы нанести ущерб втягивание его в полемику в связи с обвинениями по поводу событий, которые, как сообщается, произошли полвека назад».
В одном из документов советской разведки, направленном в Москву резидентурой КГБ в Нью-Йорке в ноябре 1944 года, который рассекречен и был опубликован, названа фамилия Холла. В этом документе говорится, что некий советский агент посетил 19-летнего Холла и тот передал сообщение о работе атомной лаборатории в Лос-Аламосе и назвал имена ведущих сотрудников, работавших «над созданием атомной бомбы».
Этот зашифрованный документ был одним из десятков, перехваченных американскими спецслужбами, на расшифровку которого Агентству национальной безопасности (АНБ) США потребовалось более 40 лет. АНБ сообщило подробности этой дешифровки только в 1995 году. В этом документе, датированном ноябрём 1944 года, не говорится, что Тэд Холл — это «Млад», однако семь других посланий резидентуры КГБ, как сообщает газета «Вашингтон пост», содержат косвенные доказательства этого факта.
Благодаря информации, полученной от тайных агентов в лаборатории в Лос-Аламосе, Советский Союз сумел создать свою А-бомбу на два-три года раньше, чем было бы возможно, если бы русские не получили этих материалов от своих агентов в лаборатории Лос-Аламоса.
Как свидетельствует другой перехваченный американцами документ КГБ, «Млад» передал русским описание четырёх методов производства обогащенного урана.
От «Млада», по-видимому, поступили также копии документов из лаборатории в Лос-Аламосе, переданные женщине-курьеру Леонтине Коэн. Как сообщил позже кадровый советский разведчик полковник Анатолий Яцков, курировавший большинство советских агентов в США, имевших отношение к ядерным секретам, Коэн побывала в Лос-Аламосе незадолго до первого испытания А-бомбы США 16 июля 1945 года.
Она получила от одного из учёных-физиков документы и, спрятав их в коробочке фирмы «Клинекс», с большими приключениями, но все же благополучно доставила их в Нью-Йорк.
Леонтина Коэн стала известна в Англии под фамилией Крогер в 1960 году, когда она и её муж Моррис Коэн выдавали себя за торговцев букинистическими книгами, были арестованы. Супруги работали с советским разведчиком-нелегалом Гордоном Лонсдейлом (Конон Молодый). В результате «обмена» шпионами они были освобождены из тюрьмы и прибыли в Москву. К сожалению, оба они уже ушли из жизни.
Как и многие другие учёные, работавшие над проектом «Манхэттен», включая лауреата Нобелевской премии мира доктора Джозефа Роблата, доктор Холл стал выступать против ядерного оружия.
Одним словом, Тэд Холл был тем, кем был: советским агентом «Персеем». И не давал повода усомниться в его преданности собственным идеалам. Лишь незадолго до кончины в 1988 году Тэд Холл нарушил обет своего молчания.
Он измены не совершал. У ФБР не было веских доказательств его сотрудничества с советской разведкой. Иначе ему грозил бы по американским законам электрический стул.
А разве в годы Второй мировой войны с фашизмом СССР и США не были союзниками, борющимися против общего врага? Да и послевоенные годы подтвердили, что не будь у двух стран ядерного паритета, дело могло бы закончиться атомной войной. Известные нынче документальные материалы подтверждают это.
«Если я помог избежать этого сценария, — заявил журналистам Теодор Холл, — то соглашусь принять обвинение в предательстве интересов моей страны».
Ну а супруги Коэны, отсидев девять лет в тюрьме, были вызволены из тюремных застенков и прибыли в Советский Союз. Они получили советское гражданство и последние годы жизни провели в Москве.
23 декабря 1992 года Леонтины Коэн не стало. Моррис Коэн скончался 23 июня 199S года. Похоронены супруги Коэны, Герои России, на Кунцевском кладбище, в московской земле, ставшей для них родной навечно.
Следует напомнить об одном аспекте, относящемся непосредственно к атомной проблематике.
Как известно, учёный-физик Роберт Оппенгеймер, создав для США атомную бомбу, от работы по созданию водородной бомбы отказался. Тогда над проектом по водородной бомбе стал работать Эдвард Теллер. Его, как и нашего академика Андрея Сахарова, называют в США отцом водородной бомбы. Только Теллер «рожал» бомбу для Штатов, а Сахаров — для Советского Союза. До своих почти 90 лет американец по-прежнему занимался разработкой новых и новых видов оружия. Об этом рассказал Герой России, полковник Службы внешней разведки В.Б. Барковский.
«Теллер являлся человеком, искренне нас ненавидящим. Его биограф, физик и лауреат Нобелевской премии Раби говорил о Теллере так: “Мне он кажется врагом человечества. Никогда не доводилось видеть, чтобы Теллер занял позицию, которая хоть в какой-то степени могла служить интересам мира”.
Теллер эмигрировал в Штаты, спасаясь от погромов против евреев. Он принял католицизм, который исповедовал вместе с иудаизмом. Ещё в 1938 году он попал в тяжёлую автокатастрофу и потерял правую ногу. Еврей-беженец появился в Соединенных Штатах не очень известным учёным. А в 1952 году взорвалась его первая в мире водородная бомба. Теллер был учеником таких известных физиков, как немец Макс Борн, как Ферми и Роберт Оппенгеймер».
По приглашению Ассоциации бывших работников ЦРУ в 90-х годах Владимир Барковский находился в Соединенных Штатах с визитом «вежливости». Всей прибывшей с ним группе устроили посещение Лос-Аламоса. А там сразу: ах, приехал атомный разведчик. Пусть расскажет, как работал. Барковсюого представили так: полковник разведки, который утащил у нас атомную бомбу. В большом зале для заседаний восседала чинная публика, в основном научные работники. Среди них был и учёный-физик Теллер.
Барковский рассказал присутствующим, что нашим разведчикам удалось добыть схему устройства ядерного заряда А-бомбы с указанием размеров и материалов его частей. Владимир Борисович поведал Теллеру, что при всей громоздкой охранной системе в Лос-Аламосе были и промахи: учёных из Лос-Аламоса хоть изредка, но отпускали поразвлечься в соседних городках Альбукерк и Санта-Фе. В это время с ними и встречались наши агенты. Ездил туда связник-американец Гарри Голд, опекавший физика Клауса Фукса. Была там и Дона Крогер, которой ценнейшую информацию передавал еще один наш источник. Барковский познакомился с Эдвардом Теллером.
Теллер пришёл с палкой. Не с тростью, а с обыкновенной суковатой “дубинкой”, как будто только что срубленной в лесу. И на эту “дубинку” он, человек уже дряхлый, под 90, все время опирался.
Несколько позже Теллер приезжал к нам в СССР по приглашению, кажется, Минатома. Пожелал посетить домик Курчатова. Позвольте, говорит, отдать должное великому физику. Тут он вдруг увидел в гостиной рояль, вытащил из своего портфеля партитуру, отбросил в сторону свою “дубинку” и уселся играть на курчатовском инструменте. Коллеги говорили мне, что музицирует он очень неплохо. Венгры вообще музыкальные люди.
Наверное было бы лучше, если бы Эдвард Теллер стал пианистом и играл бы на фортепиано, а не с “атомными и водородными штучками”».
Совсем недавно, 29 августа 1999 года, исполнилось 50 лет со дня испытания в СССР первой атомной бомбы. В своём интервью «Независимой газете» полковник В.Б. Барковский, как разведчик, занимавшийся в течение многих лет добыванием информации по атомной проблематике, отметил следующее:
«Конечно, А-бомбу сделали наши советские учёные, конструкторы, инженеры, а не разведчики, которые только поставляли совершенно секретную информацию о том, что и как делалось в США. Но благодаря информации внешней разведки были существенно сокращены сроки изготовления первой советской атомной бомбы. Мы выиграли драгоценное для нашей страны время, что было тогда жизненно важно.
Нашим учёным, инженерам и конструкторам пришлось в невиданно короткие сроки создать целую отрасль совершенно новой промышленности. И, мы разведчики, и ученые работали в одной упряжке, делали одно общее дело, очень важное и ответственное дало на благо нашей любимой Родины, на благо нашего советского народа, на благо нас, россиян!»
Покойный ныне академик Юлий Харитон в интервью одной из газет отмечал, что первый советский атомный заряд был изготовлен по американскому образцу с помощью сведений, полученных от Клауса Фукса. По словам ученого, когда вручались государственные награды участникам советского атомного проекта, Сталин, удовлетворенный тем, что американской монополии в этой области больше не существует, довольно точно заметил: «Если бы мы опоздали на один-полтора года, то, наверное, испробовали бы этот заряд на себе».
К общему для нас счастью, мы не опоздали.
Ну а теперь попробуем подвести некоторые итоги, что касается разработки и создания сверхмощного оружия.
16 июля 1945 года американцы испытали свою первую атомную бомбу в пустыне Аламогордо, штат Нью-Мексико.
29 августа 1949 года Советский Союз испытал на Семипалатинском полигоне свою первую А-бомбу, копию американской. А-бомба собственной конструкции взорвана в СССР в 1951 году. Она была в два раза меньше по размеру и весу и в два раза больше по мощности.
Утром 6 августа 1945 года США сбросили А-бомбу «Малыш» на японский город Хиросиму. К вечеру город стал кладбищем.
Самолёт В-29 («летающая крепость»), названный «ЭнолаГей» в честь матери командира В-29, взлетел с тихоокеанского атолла Тиниан. На его борту была первая в мире урановая А-бомба длиной 3 м и массой 4 тонны.
Ровно в 8.16 В-29 сбросил бомбу. Она взорвалась на высоте 530 м от земли и в 270 м по горизонтали от намеченной цели. Образовался огненный шар диаметром 54 м, но сияющий «ярче тысячи солнц». Цепная реакция бомбы сопровождалась выделением энергии, эквивалентной взрыву 20 тысяч тонн тротила. Здания плавились на глазах, небо стало тёмно-жёлтым. 9 августа такой же взрыв потряс второй город Японии — Нагасаки. На этот город была сброшена А-бомба «Толстяк». 2 сентября 1945 года Япония капитулировала.
Бой городских часов Хиросимы звучит не в полдень, а в 8 часов 16 минут утра. Изо дня в день, из года в год напоминает он о том мгновении, коща ослепляющая вспышка от взрыва А-бомбы вдруг разом превратила Хиросиму в горячий пепел. В Хиросиме погибли 240 тысяч человек, 80 тысяч — в Нагасаки.
Позже, уже в 1952 году, американцы испытали свою водородную бомбу. А 20 августа 1953 года в Советском Союзе был впервые произведен взрыв одного из видов водородной бомбы, о чём ТАСС распространил правительственное сообщение.
Самую мощную термоядерную бомбу в СССР испытали 30 октября 1961 года на Новой Земле. Для 24-тонного монстра оказался маловат даже бомбоотсек специально переоборудованного стратегического бомбардировщика ТУ-95. Бомбу ещё на стадии разработки конструкторы окрестили «Иваном».
С аэродрома в Ванге, уже с бомбой на борту, экипаж под командованием командира Дурновцева взял курс на Новую Землю.
По достижении заданного района бомба была сброшена. Пока она спускалась на парашюте, самолёт, пикируя, смог удалиться от эпицентра взрыва примерно на 100 километров. Взрыв, как и планировалось, произошёл на высоте 4500 метров (это воздушный взрыв).
А есть ещё наземный, подземный, надводный и подводный ядерные взрывы различных мощностей.
Лётчики отчётливо видели 8 голубых воздушных волн, разошедшихся от ядерного шара. Несмотря на сильнейший удар волны, обрушившийся на самолёт, машина выдержала.
До сих пор нет единого мнения, какова же реально была мощность взрыва супербомбы. Нередко приводится цифра в 50 мегатонн, но есть данные, что она была вдвое больше — от 75 до 120 мегатонн.
Первому секретарю ЦК КПСС Н.С. Хрущёву, докладывая об успешном испытании, назвали, естественно, округленную цифру, которую он в последующем и использовал в своих выступлениях. С подачи Хрущёва супербомба из «Ивана» превратилась в «кузькину мать», «которую» наш дорогой Никита Сергеевич и обещал показать всему миру.
К сожалению, сегодня многие общественные и политические деятели и, что еще более страшно, академические ученые пытаются ставить в вину советской и российской науке прошлое и нынешнее участие её в создании ядерного щита страны. Но время и последовавшие после 29 августа 1949 года события все расставили по своим местам. Пора всем нам осознать, что атомное оружие — это национальное достояние России и отношения к себе оно требует соответствующего.
Создание ядерного оружия и последующее развитие ядерной энергетики и промышленности решительно изменили мир. Основы этой «ядерной революции», началом которой послужило открытие ядерного деления урана под воздействием нейтронов (1938 г.), были заложены во время Второй мировой войны, прежде всего в США и СССР. Первыми ядерный реактор и ядерную бомбу создали американцы (декабрь 1942 — июль 1945).
Затем, с опозданием всего лишь на четыре года, что для всего мира стало большой неожиданностью, это сделали в Советском Союзе: первый реактор в Европе был запущен в декабре 1946 года, а первая советская атомная бомба испытана 29 августа 1949 года.
Впервые экспериментальный термоядерный взрыв был осуществлен в США в 1952 году, а первая в мире водородная бомба создана уже в СССР — в 1953 году. Аналогичную бомбу американцы взорвали годом позже. В 1947—1948 годах начали работать первые реакторы в Англии и Франции. В 1954 году в СССР (г. Обнинск) вступила в строй первая в мире атомная электростанция (АЭС), а в США — первая атомная подводная лодка. В 1959 году спущен на воду первый в мире атомный ледокол «Ленин». Так человечество вступило в ядерную эпоху.
Как Советскому Союзу в тяжелейшие годы войны и послевоенного восстановления народного хозяйства удалось догнать США и встать вровень с ними в создании атомных реакторов и ядерного оружия?
Конечно, это было бы невозможно без развития фундаментальной науки и создания в СССР в 30-е годы весьма передовой ядерной физики. Имена советских учёных И.Е. Тамма, В. А. Фока, Я.И. Френкеля, И.В. Курчатова, Л.Д. Ландау хорошо знало мировое научное сообщество. Фундаментальными исследованиями занималась целая плеяда замечательных молодых физиков, выполнивших накануне войны важные работы по проблемам атомного ядра и, в частности, ядерного деления: Т.Н. Флёров, К. А. Петржак, Ю.Б. Харитон, Я.Б. Зельдович, И.Я. Памеранчук, И.И. Гуревич, И.К. Кикоин и другие. И тем не менее по научному, а главное — научно-техническому и промышленному потенциалу в этой области мы уступали Германии, Англии, США, Франции.
И здесь решающую роль сыграла быстрая концентрация усилий на одном направлении, поскольку в условиях централизованного управления государством, экономикой и наукой партийногосударственный аппарат СССР обладал безграничной властью.
Политическая машина обеспечивала эффективную идеологическую и пропагандистскую поддержку атомного проекта. В реализацию замыслов руководства страны были включены не только усилия выдающихся учёных и организаторов производства, но и самоотверженный труд сотен тысяч строителей, рабочих, инженеров.
И вот теперь выясняется, что и советская разведка внесла в это дело огромный вклад. Иа Западе и в последнее время у нас не раз сообщалось, как много ценнейшей информации передал советским учёным крупный ядерщик доктор Клаус Фукс, участник английского и американского атомных проектов. За последнее время перед нами впервые предстаёт ещё одна фигура такого же масштаба, тоже крупный физик-ядерщик, с самого начала принимавший участие в разработке «Манхэттенского проекта». В документах нашей разведки он проходил как «Персей».
Именно они — К. Фукс и «Персей» — стали источниками в высшей степени секретной информации по урановой проблеме, что значительно уменьшило материальные расходы на её решение в СССР и сократило наше отставание от американцев до четырёх лет.
До недавнего времени даже и не предполагалось, чтобы из архивов внешней разведки с грифом «совершенно секретно», «хранить вечно» можно было бы извлечь и рассекретить хотя бы одно какое-либо дело. И только благодаря тому, что в 1990 году была поставлена точка в истории «холодной войны», это стало возможным.
Наряду с великими физиками-ядерщиками К. Фуксом и «Персеем» следует отметить и разведчиков-интернационалистов, бывших граждан США Морриса и Леонтину Коэн, которые с 1943 года принимали непосредственное участие в получении материалов о проектировании и создании в Лос-Аламосской лаборатории первой атомной бомбы («Манхэттенский проект»), а с 1956 года — в добывании данных по лаборатории микробиологических исследований при Министерстве обороны в Портоне, занимавшейся в Англии созданием бактериологического оружия, и по военно-морской базе в Портленде. Среди объектов этой базы находилась одна из самых засекреченных британских лабораторий — AUWE — Адмиралтейство по подводным вооружениям, где разрабатывалось вооружение для подводных лодок.
Моррис Коэн по-своему хотел помочь Советскому Союзу одержать победу над фашизмом, а также содействовать упрочению мира на земле послед окончания войны. Секреты, переданные из Лос-Аламоса в Москву, позволили советским физикам создать атомную бомбу до планируемого срока, помешав тем самым американцам прибегнуть к атомному шантажу. Обладание атомной бомбой защищало Советский Союз от ядерного нападения, что было предусмотрено планами США «Троян» и «Дропшот». Советский Союз, как сказал Коэн в одном из своих последних интервью, не убил ни одного человека атомной бомбой, в то время как сотни тысяч японцев погибли от американских атомных бомбардировок. Ядерное равновесие было фактором мира во всём мире.
Следует добавить к этому, что когда Советскому Союзу стало известно о существовании в Лондоне Урановой комиссии, о прекращении Соединенными Штатами и Великобританией всех публикаций, относящихся к ядерной физике, и наконец, о совершенно секретном плаце «Манхэттен», то у него не могли не возникнуть серьёзные опасения.
Жесткая позиция президента США Трумэна на Потсдамской конференции и последовавшая вскоре атомная бомбардировка Хиросимы и Нагасаки должны были, вне всякого сомнения, усилить тревогу, доведя её почти до паники. Получение Москвой атомных секретов из Лос-Аламоса и испытание советской атомной бомбы на Семипалатинском полигоне в Казахстане ослабили эти острые опасения и способствовали стабилизации международных отношений.
В своём интервью газете «Правда» в 1994 году Коэн наконец открыто рассказал о своей работе с Младом («Персей») и выразил сомнение, что личность этого учёного может быть когда-либо установлена.
«Думаю, что в советской разведке осталось всего два-три человека, знающих его подлинное имя, — продолжал Коэн в интервью. — Были высказаны несколько предположений. Товарищи сказали мне, что в последние месяцы снова всплыли на поверхность разного рода спекуляции. Однако Млад помогал советской разведке из чистого великодушия».
М. Коэн далее вспоминал: «Своим сотрудничеством с советской разведкой мы помогали предотвратить ядерную катастрофу и сохранить мир на планете. Все мы — и немецкий ученый-атомщик К. Фукс, и американский физик Персей, и их надёжные связники Раймонд и Стар, без которых немыслимо было бы обеспечить Советский Союз информацией о разработках в США атомной бомбы, — делали одно общее дело».
Что же позволило советской внешней разведке проникнуть в тщательно охранявшиеся от СССР сокровенные тайны главных западных держав? Здесь следует сказать, что успех советской разведки объясняется умелым сочетанием таких факторов, как присущая ей целеустремлённость, аккуратность, точность и быстрота. Несмотря на огромные усилия, американская разведка так и не сумела своевременно установить и информировать президента Трумэна о том, в каком состоянии находятся в СССР разработки атомного оружия, и во многом благодаря этому монополия США на атомную бомбу, к счастью, продолжалась совсем недолго — всего четыре года.
В целях сохранения в глубочайшей тайне деятельности советской разведки И.В. Курчатов очень осторожно и бережно относился к поступающей от агентов секретной информации. Конспиративность действий нашей разведки была столь высока, что на протяжении многих лет на Западе даже не подозревали, что в Советском Союзе знают о работах по созданию атомной бомбы, ведущихся в Соединенных Штатах.
В те годы многие люди за рубежом сочувственно относились к Советскому Союзу, который сражался с гитлеровской Германией, и всячески старались ему помочь. Замечателен тот факт, что не было ни одного человека из числа сотрудничавших с советской разведкой, который требовал бы за это деньги. Все они считали, что их деятельность является своеобразным «вторым фронтом».
В своё время руководитель «Манхэттенского проекта» открыто заявил: «Я абсолютно был уверен, что Россия — наш враг. Проект осуществляется именно на этой основе. Я никогда не разделял мнение общественности, что Россия является нашим благородным союзником». Комментарии, как видим, тут излишни.
В трёх генеральских фразах — ключ к пониманию, что «истинная цель создания бомбы заключается в том, чтобы подавить нашего главного врага — русских».
И.В. Курчатов писал: «Действительно перечень добытых советской разведкой секретных документальных материалов впечатляет, как будто для разведки не существовало преград!» И это — после опустошительной волны репрессий, прокатившейся по ней в 1935—1937 годах. Восстановилась всё-таки. Работала. И ещё как работала!